Из 19 террористов, убивших тысячи людей во время событий 11 сентября 2001 г., 14 были уроженцами Саудовской Аравии, с которой «возникла проблема». После террористических ударов по Нью-Йорку и Вашингтону эту мысль повторяли в эфире неделями, месяцами, годами.

Такое мягкое обвинение в адрес этой страны хоть и кажется кое-кому крайностью, многим другим представляется вполне оправданным. Тот факт, что примерно десяток джихадистов-смертников, совершивших теракты в США, оказались выходцами из Саудовской Аравии, не должен быть причиной обвинения всего населения страны или правительства Саудовского королевства. Такое обвинение будет неточно, несправедливо и неэффективно. Кроме того, власти Саудовской Аравии сами ведут войну с «Аль-Каидой» и ее приверженцами. Бен Ладен и Завахири часто обрушиваются на власти Саудовской Аравии и правительства большинства других стран Аравийского полуострова, в том числе и Йемена.

В то же время нет ни малейшего сомнения в том, что в Аравии существует проблема и что именно в этой проблеме коренятся корни террора, нанесшего удар в сердце Америки. Еще до событий 11 сентября 2011 г. я считал, что зародившееся в Аравии движение несет ответственность за массовые убийства, войны и бедствия, обрушивающиеся на регион и международное сообщество. Это движение порождено тоталитарной идеологией салафитов-джихадистов в ее различных формах и вариантах. Джихадисты исповедуют доктрину фатализма, возникшую на Аравийском полуострове. Но в других странах, в том числе в Катаре, хорошо финансируемые СМИ, телеканал Аl Jazeera и проджихадистская дипломатия переформатировали ее и придали новое оформление. 14 участников терактов 11 сентября – всего лишь продукты фабрики, десятками тысяч штампующей клоны по всему миру и выпустившей уже миллионы им подобных.

В естественных условиях, порождающих любую болезнь, находится и противоядие от нее. Это наблюдение касается и джихадизма, родиной которого является Аравийский полуостров. Действительно, подъем салафизма, крайнего пуританизма и ваххабизма на Среднем Востоке наблюдался в самых пустынных странах, тогда как признаки усиления демократии и реформизма в этих странах были минимальны. Как бы робки и слабы ни были аравийские либералы, они тем не менее существуют. Время и признание принесут им значимость и, наконец, инструменты, которые помогут распространить культуру терпимости и плюрализма в крайне важном районе Среднего Востока¹.

Историческая задача, стоящая перед этими диссидентами, не сводится к одному лишь продвижению демократических ценностей. Прогресс гуманизма и интернационализация демократической культуры – процесс постепенный, возникающий в результате развития общей политической культуры региона или страны, о которых идет речь. Для либералов Аравийского полуострова (или, по меньшей мере, для гуманистов этого региона) реальная и непосредственная задача заключается в противодействии и сдерживании убежденных джихадистов, пользующихся широкой поддержкой господствующей интеллектуальной элиты. Либералам предстоит вступить в идеологическую конфронтацию с джихадистами. Для салафитов Аравия в целом и Саудовское королевство в особенности – это центр земли, место, где генерируются законность и материальная поддержка.

В Аравии джихадисты черпают силу из трех источников. Один из них джихадисты уже контролируют, а к господству над двумя другими пока стремятся. Прежде всего это простирающаяся вдоль побережья Красного моря аравийская провинция Хиджаз, на территории которой находятся самые важные мусульманские святилища – Мекка и Медина. Кто бы ни управлял этими городами, этот человек пользуется огромным влиянием в исламском мире и является лидером этого мира. Установление контроля над этой провинцией – цель, которой джихадистам еще предстоит добиться. В сущности, Саудовская Аравия – религиозная страна, но «Аль-Каида», салафиты-экстремисты хотят превратить ее в государство, подобное Афганистану времен талибов. Второй источник могущества – гигантские запасы нефти на территории Саудовского королевства. Это богатство исторических масштабов, никогда прежде не бывшее доступным в таких объемах ни одному региону мира, оказало драматическое влияние на экспансию салафизма вообще и ваххабизма в особенности. Третий источник силы – финансирование жителями Саудовской Аравии кампании проповеди и пропаганды, охватывающей весь Средний Восток и весь мир. На протяжении десятилетий это финансирование является самым важным фактором стремительного международного подъема джихадизма.

Только поняв мощь джихадизма на Аравийском полуострове и могущество поддерживающих джихадизм сил, мы можем понять титанические трудности, с которыми сталкиваются сторонники демократии в этих пустынных странах. Продвижение демократии связано не только с выдвижением демократических принципов (что происходит в других освободившихся от колониализма странах мира – в Латинской Америке, Африке, многих частях Азии), но и с утверждением политического и культурного плюрализма, идея которого идет вразрез с салафитским джихадизмом. Мои наблюдения и исследования позволяют предположить, что битва за свободы на Аравийском полуострове – самая тяжелая из битв, происходящих на земле. Но и ставки в Аравии намного выше, чем где бы то ни было. Если, вопреки неизмеримым трудностям, удастся добиться демократизации на Аравийском полуострове, это скажется на всем исламском мире и за его пределами. Вот почему малые усилия реформистов, сколь бы незначительными они ни были, необходимо рассматривать в контексте помощи и поддержки, которые джихадисты получают от политической, экономической и теологической элиты Аравийского полуострова.

Древние римляне называли Аравийский полуостров Arabia Felix («Счастливой Аравией»). В течение тысячелетий до пришествия Христа, вплоть до возникновения исламской империи, пустынные просторы полуострова его собственные жители называли Jazeera («Островом»), поскольку с трех сторон эту сушу окружает вода – Персидский залив, Индийский океан и Красное море. Обособленность кочевых племен, обитавших на этом «острове», привела к изоляции Аравии от Леванта.

До эпохи Халифата ни один великий завоеватель Среднего Востока никогда не вторгался на «Остров». Египтяне, хетты, ассирийцы и вавилоняне, персы, греки и римляне совершали походы на восток, запад и север от Аравийского полуострова, но никогда не захватывали территорий на нем самом. Можно утверждать, что в пустыне было нечего захватывать. Впрочем, на юге Аравийского полуострова существовали городские культуры, в том числе в королевствах Йемен и в южной части Хиджаза. В частности, я имею в виду город Мекку. Невероятная цена, которую пришлось бы заплатить за предпринятый ради захвата этих городов переход через огромную пустыню, была вопиюще несуразна. Этот географический рубеж на протяжении веков обеспечивал семитским арабоязычным племенам обособленность и изолированность, но в то же время удерживал эти племена в кочевом состоянии, что позволило Мекке стать федеральной торговой столицей, пользовавшейся политическим влиянием во всем регионе. Римские и другие историки рассматривали стабильность этой паутины отношений, сложившихся между кочующими по пустыне бедуинами и буржуазией Мекки как источник счастья, под которым имели в виду, что никакие иностранные вторжения не мешали исконному образу жизни аравийцев. В VII в. положение дел резко изменилось в связи со становлением исламского государства².

Когда мы изучаем историю Аравии (или любого другого района мира, имеющего отношение к современной политике), то не ссылаемся на религиозное предание, поскольку оно имеет собственное непререкаемое измерение. Социальную историю Аравии можно разделить на доисламский и исламский периоды – или, говоря точнее, до возникновения организованной панарабской державы, воплощенной в Халифате и в местной королевской семье и племенных элитах, и после возникновения Халифата.

Эра, предшествовавшая возникновению единого государства, которое сплотило все племена под одним знаменем, мусульманские историки обычно называют A’ssr al Jahilyya, «Веком невежества». Это название утверждает, что до пришествия ислама народы Аравийского полуострова не ведали спасения. В социологической истории этот период называют доисламским периодом или историей Аравии до возникновения Халифата. Население полуострова составляли в основном языческие племена, христиане и евреи. Возникновение исламского государства не сказалось на этническом составе населения полуострова, но оказало влияние на более ранние религии, главным образом на христианство, иудаизм и политеизм. Армии первых мусульман установили на полуострове теологическое правление, которое после смерти военного вождя мусульман и пророка Мохаммеда бин Абдаллы превратилось в Khalifa или Халифат.

С момента этой радикальной трансформации родины арабов в VII в. и ухода армий Fatah (завоевания) в поход для овладения землями «неверных», территория, бывшая колыбелью арабских племен, на века стала одним из районов Халифата. Ирония истории состояла в том, что хотя Джазира была местом зарождения Халифата, несколькими годами позднее, в 667 г., Омейяды, первая династия арабских халифов, перенесли столицу в Дамаск, а халифы династии Абассидов в 750 г. – в Багдад. Центр арабских завоеваний и строительства империи был вынесен за пределы Аравийского полуострова, но Хиджаз остался святой землей империи. Мекка и Медина навсегда стали местами паломничества. И хотя политические и экономические центры арабской империи оказались далеко за пределами родины арабов, Аравийский полуостров остался своего рода священной или почитаемой территорией для всех арабов, расселившихся от Испании до Персии³.

Османская империя перенесла столицу халифата в Стамбул, лидерство арабов сменилось лидерством турок. Но Мекка по-прежнему осталась главным святилищем, что давало арабам Зиджаза и правителям святого города выдающееся положение, которого лишились арабские поселенцы и арабские общины на севере Среднего Востока, где они заняли второстепенное положение по сравнению с турками.

На протяжении четырех столетий, предшествовавших развалу турецкого султаната, на Аравийском полуострове существовали три типа арабских правителей. Наиболее важное положение занимали правители Мекки, особенно хашимиты, ближайшие потомки семьи пророка. За ними шли эмиры и правители других аравийских провинций в составе Османской империи – Йемена, Кувейта, Катара и Омана. Последнюю группу правителей составляли вожди племен, избегших подчинения туркам. В эту группу входили вожди племени эль-Сауд, господствовавшего в оазисе Рияд и в южной части Аравийской пустыни, в пустыне Руб эль-Хали.

Единственными арабами, никогда не подчинявшимися османскому господству, были возглавляемые Саудидами племена Центральной Аравии. С конца XIX в. последователи Мохаммеда Ибн Абдель Ваххаба, араба, проповедовавшего учение крайнего салафизма, объединились с племенами центрального Раджа в попытке освободить Аравийский полуостров от османского господства. Движение, получившее название «ваххабизм», стало первым исламистским движением современности. С тех пор ваххабитское и саудовское движения воспринимают как единое целое, хотя интересы конфедерации племен заключались в захвате власти над полуостровом, возврате арабских земель, покоренных турками, тогда как ваххабиты преследовали, в принципе, идеологические цели, включавшие восстановление Халифата.

На облик и судьбы Аравии и на будущее аравийской демократии глубокое влияние оказала Первая мировая война. Великобритания стала союзницей Шарифа Хиджаза Хусейна в борьбе с Османской империей. Хашимиты лелеляли надежды на создание Большого Арабского королевства, включающего Аравийский полуостров, Ирак, Сирию и Палестину. Возглавляемые Шарифом Хусейном, правящие круги Мекки стремились к восстановлению независимой арабской монархии, которая, скорее всего, стала бы умеренной (как современная иорданская монархия, единственная сохранившаяся часть владений хашимитов). В 1924 г. племена Неджда под руководством Абель Азиза аль-Сауда вторглись в Хиджаз, свергли правителей Мекки и создали ваххабитское королевство со столицей в Эр-Рияде. Это событие на десятилетия вперед определило будущее Аравии и всего региона⁴.

В постколониальный период на Аравийском полуострове возникло главное государство и ряд периферийных стран, имеющих разную величину, разную численность населения и разные политические системы. В центре находилось Саудовское королевство – самое могущественное и влиятельное государство, сложившееся на полуострове после ухода турок. Королевство контролирует Мекку и Медину, священные города ислама. Довольно скоро после основания королевства его элита была осчастливлена огромными доходами от нефти, добываемой западными компаниями из, казалось бы, нескончаемых запасов полуострова. К югу от Саудовской Аравии находились два бедных государства – Северный Йемен, в котором правили племена, и подвергшийся мощному влиянию идей марксизма Южный Йемен. На востоке полуострова существуют монархии, прежде находившиеся под управлением Великобритании, – Кувейт, Бахрейн, Катар, Оман и Объединенные Арабские Эмираты. За исключением Южного Йемена, находившегося под советским влиянием, остальная часть Аравийского полуострова пользовалась защитой Запада – либо Великобритания, либо США.

Во время «холодной войны» Саудовская Аравия и остальные аравийские монархии примкнули к антикоммунистическому лагерю, но это никак не сказалось на их политических системах. Правительства и режимы, правившие на полуострове (как и в остальном арабском мире), противились плюрализму и в большинстве случаев не соблюдали прописанные Всеобщей декларацией основные права человека.

Ваххабитский режим Саудовской Аравии был и остается политической системой, весьма непохожей на либеральную демократию. Открыто провозглашая свою приверженность ортодоксальному салафизму, политический истэблишмент Эр-Рияда усилил соблюдение догматов ваххабизма во всех аспектах жизни Саудовского королевства. В стране твердо следуют законам шариата, там создана и действует религиозная полиция «Мутавва», проводится полная сегрегация женщин. Система признает только одну религию, ислам, и единственную форму ислама – суннитский салафизм ваххабитского толка. Все прочие религии объявлены незаконными. Режим не разрешает создавать политические партии и не допускает выборного представительства. Никакого избирательного процесса не существует. Страной правят абсолютная монархия и элита, состоящая из нескольких тысяч эмиров. В последнюю очередь упомяну следующее немаловажное обстоятельство: женщинам, проживающим в королевстве, отказано во всех основных (по международным стандартам) правах на участие в политической, общественной и экономической жизни страны. Приведу лишь один ошеломляющий пример: женщины не могут не только общаться с мужчинами, но даже водить машину. Королевство основано на принципах ваххабистского исламизма, которые строго проводятся в жизнь.

В роли стражей салафизма выступают круги радикальных духовных лиц, которые отвечают за соблюдение религиозных догматов. В число наделенных такими полномочиями организаций входят Совет высших улемов и Высший совет правосудия (кади). Управление политической и религиозной властью на протяжении десятилетий остается жестким, прочным и незыблемым. Ведущие теологи и исламские ученые издавна составляют хребет доктрины, из которой режим черпает свою легитимность. Страна, в которой нет ни выборов, ни политических партий или каких-либо иных форм социально-политического представительства, в моральном и идеологическом отношениях держится на благословении, которое дает правителям исламское духовенство⁵.

Таким образом, власть, которой пользуются ваххабиты в саудовском государстве, можно сравнить с властью ядра коммунистической партии в СССР. Не все жители Саудовской Аравии и даже не все представители бюрократии и правительства – ваххабиты, но ваххабитский исламизм является государственной идеологией страны, и попытки избежать его были бы равносильны мятежу против ортодоксального коммунизма в советскую эпоху. Многие мужчины, служащие на разных уровнях государственной машины Саудовской Аравии, критически относятся к ваххабизму. И все же режим слишком укоренен в теологию для того, чтобы в рамках системы могло естественным образом возникнуть какое-нибудь реформаторское течение⁶.

Клерикальный режим не только сохраняет твердую хватку во внутренних делах, но и контролирует внешнюю политику Саудовской Аравии. Под руководством ваххабитов Эр-Рияд на региональном и международном уровнях проводит политику и постоянные кампании, направленные на выполнение программы, которую выдвинули салафиты. Во времена «холодной войны» Саудовская Аравия вкладывала огромные средства в финансирование учреждений, ассоциаций и правительственных ведомств по всему Большому Среднему Востоку и за его пределами, внедряя тем самым салафитскую доктрину. Миллионы нефтедолларов были потрачены на поддержку образования, социальных, медицинских и экономических проектов в арабском мире с целью создания массовой поддержки исламистов. «Ваххабитская программа», благоприятствующая ужесточению норм шариата, гендерной сегрегации и джихадистскому подходу к международным отношениям, образует, наряду с хомейнизмом и баасизмом, самую мощную силу, выступающую против подъема либеральной демократии и плюрализма в регионе.

Ирония состоит в том, что хотя политические лидеры Саудовского королевства проявляют признаки прагматизма и инициируют мирные проекты, направленные на разрешение арабо-израильского конфликта, другое крыло режима, ваххабитское духовенство, стоит на непримиримых позициях. Продвигаемая ваххабитами идеология породила движения, которые яростно выступают против демократии, равенства женщин, равные права немусульманских общин и решения, предусматривающего создание двух государств в Палестине. Неразрывная связь между истэблишментом Саудовской Аравии и ваххабитским клерикальным блоком принуждает монархию отстаивать строгие правила, пресекать реформы, а в некоторых случаях – и простую модернизацию общества. В Саудовской Аравии существует самая закрытая общественно-политическая система на Среднем Востоке (за исключением режима талибов), но эта система сталкивается с вызовами, которые бросают ей общественные и интеллектуальные движения, стремящиеся к либерализации. Даже ваххабиты порой могут выступать как оппозиция в своем же собственном логове.

Внутри Саудовского королевства с центральной властью Эр-Рияда вступают в конфликт два важных региона, которые продолжают настаивать на своей «обособленности» от господствующих в стране выходцев из Неджда. Любопытно, что крупнейшей провинцией, проявляющей несколько критическое отношение к саудидам, является Хиджаз, в котором находятся святые города ислама, Мекка и Медина. Жители Хиджаза, в целом более умеренные и открытые, чем находящаяся под ваххабитским влиянием правящая элита Эр-Рияда, сохраняют обиду за произошедшее в 1920-х гг. вторжение саудидов в их «страну». После Первой мировой войны в течение короткого времени, когда шли мирные конференции, Хиджаз был независимым государством. До того, как Хиджаз был захвачен силами ваххабитов и присоединен к Неджду, чиновники и делегации Хиджаза участвовали в переговорах о будущем Среднего Востока. Остаточное чувство того, что Хиджаз – это особая страна, все еще преобладает во многих частях провинции, простирающейся от современной Иордании до северных границ Йемена. Напряженные отношения между Хиджазом и Недждом хотя и не имеют геополитических последствий, но указывает на тренд к выдвижению в будущем требований децентрализации, которые могут возникнуть в политической элите Саудовской Аравии.

Вполне вероятно, что возможная будущая автономия Хиджаза в рамках объединенной Аравии – хорошая новость для Аравийского полуострова и всего региона. Развитие тенденций к либерализации в самом чувствительном районе арабского и исламского мира и наиболее яркое проявление этих тенденций в городах Мекка и Медина будут равносильны интеллектуальной революции. «Только представьте себе ситуацию, при которой важнейшие святилища исламского мира станут постепенно превращаться в генераторы терпимости, плюрализма и, наконец, идей либерализма», – говорили мне некоторые активисты движения за права человека из Хиджаза во время одной из конференций, проходивших в конце 1990-х г. в Вашингтоне.

Репрессии, обрушивающиеся на женщин главного портового города Саудовской Аравии Джидда за то, что их одежда не в полной мере соответстовала требованиям ислама, происходят намного реже, чем на остальной территории страны, особенно в Эр-Рияде. На многих панельных дискуссиях, которые я проводил в СМИ, из Хиджаза, в том числе из Мекки, поступали звонки людей, выражавших недовольство жестокостями религиозной полиции «Мутавва» и радикальных священнослужителей. Разумеется, эти звонки – всего лишь легкие признаки того, что большинству населения Хиджаза хотелось бы жить в условиях менее жестких мер, а не явные, неопровержимые свидетельства стремления к либерализации. У истэблишмента Хиджаза поначалу были исторические связи с Хашимитской династией, которая в начале ХХ в. была изгнана из Хиджаза и ныне правит в Иордании. «Представьте себе, что родиной ислама будут править в том же духе, в каком правит иорданская монархия», – говорят активисты из Хиджаза.

Можно сделать вывод о том, что идеологическая хватка, которой ваххабиты держат духовный центр ислама, не так уж и крепка. Это весьма рискованное утверждение, но есть надежда, что новое, молодое поколение реформаторов в Хиджазе будет добиваться открытости политической системы и не в таком уж отдаленном будущем добьется свободы и демократии.

Наиболее сложны отношения, складывающиеся между шиитским населением восточной части Саудовской Аравии и суннитами – закоренелыми священнослужителями режима. Большинство населения провинции Эш-Шакрийя, где находится большая часть запасов нефти, составляют не сунниты. Представители шиитской оппозиции утверждают, что в этих районах ваххабитский режим прибегает к систематическим репрессиям в отношении шиитского религиозного меньшинства.

Али аль-Ямми, директор находящегося в Вашингтоне Саудовского совета по правам человека, на брифинге в конгрессе, который состоялся в июле 2010 г. (я был участником этого брифинга), заявил, что «режим Саудовской Аравии держит шиитское население в состоянии экономической неразвитости с целью ослабить политическое участие шиитов в системе». Ямми, которого принудили к эмиграции, один из тех, кого считают убежденным либералом, выступающим против системы в целом.

Али аль-Ахмад, директор Института Персидского залива в Вашингтоне, в своих докладах для правительства США утверждал, что «ваххабитский режим – главная, коренная причин экспансии исламистской и джихадистской идеологии не только в Саудовской Аравии, но и во всем регионе». Ахмад, выходец из восточной части Саудовской Аравии, где преобладают шииты, сказал мне: «Салафиты-экстремисты, оказывающие влияние на режим, негодуют по поводу существования шиитской общины в королевстве. В районах проживания шиитов усиливается страх перед революцией».

Саудовские должностные лица, напротив, сказали мне, что напряженность в населенных шиитами районах – «результат происков Ирана, который подстрекает шиитов к мятежу». Саудовское правительство убеждено в том, что тегеранский режим финансирует организацию, подобную «Хезболле» в районе г. Дхахран и управляет нападениями на представителей властей Эр-Рияда. Аль Ямми сказал мне: «У арабов-шиитов Саудовской Аравии есть собственное дело и им не нужны иранские муллы».

Возможно, правы обе стороны. С одной стороны, шиитская община в восточной части Аравийского полуострова фактически является объектом репрессий ваххабитского режима, который подавляет не только умеренных суннитов и либералов, но и шиитов. С другой стороны, иранский режим пытается проникнуть в шиитскую общину Саудовской Аравии и создать проиранское движение на полуострове. Короче говоря, население этого района зажато в клещи между ваххабитами и последователями Хомейни.

Саудовскую Аравию часто называют монолитной и нечувствительной к модернизации и либерализации. Такое описание было бы правильным, если бы в стране проживали только ваххабиты. На самом деле недовольство господством салафитов выражают не только в Хиджазе и восточной части страны. В обществе Саудовской Аравии есть группы, скептически относящиеся к ваххабитам. Среди таких людей на удивление много высокопоставленных эмиров и даже членов королевской семьи. Некоторые интерпретируют недавно предпринятые королем шаги по некоторому ослаблению религиозного контроля над судьбами женщин как шаги в правильном направлении и известное противодействие «несгибаемым» ваххабитам. В бюрократическом аппарате существует оппозиция крайнему ваххабизму. Назвать эти силы реформистскими пока нельзя, поскольку они не выдвигают полноценной программы, как это делает «зеленое» движение в Иране. Важно отметить, что в Саудовской Аравии ваххабиты сталкиваются с разрозненным сопротивлением более умеренных исламистов.

С точки зрения демократизации Саудовской Аравии наиболее важны настоящие либералы-диссиденты. По большей части такими либералами становятся обычные граждане, осознавшие, насколько важны плюрализм и права человека в их собственной жизни. Сегодня в ваххабитском королевстве начинается то, что может превратиться в не имеющую прецедентов и параллелей контрджихадистскую силу, которая не будет существенно отличаться от продемократических групп, появившихся в Афганистане, Иране и других странах Среднего Востока. На современной стадии истории региона отдельные диссиденты и интеллектуалы, действующие в условиях тоталитарных режимов, столь же ценны, как и массовые движения сторонников демократизации. В Саудовской Аравии можно отчетливо видеть признаки усиления реформистских настроений. Все больше писателей этой страны, молодых и пожилых, отвергают крайний салафизм, идеи джихада и призывают к равноправию женщин. Работы этих авторов публикуют не только в западных СМИ. Они появляются и в арабских СМИ, прежде всего, на сайтах Elph.com и Aafaq.com. Молодые люди из Саудовской Аравии участвуют в художественных шоу на региональных телеканалах, в том числе в ливанских эквивалентах шоу American Idol, Star Academy. Появления подданных королевства в этих передачах вызвало в Саудовской Аравии нападки радикальных священнослужителей и угрозы в адрес LBCI (Ливанской международной вещательной корпорации), но желаемого результата ваххабиты не добились.

Кроме того, молодые женщины упорно отстаивают свое право тайно, не выходя из дома, следовать тенденциям мировой моды. Вспоминаю, как мне довелось стать свидетелем мятежа женщин из Саудовской Аравии против репрессий в 1980-х гг., когда я обслуживал авиарейсы в Средиземноморье. Как только самолеты, на которых они летели в Европу, поднимались в воздух, многие женщины меняли никабы и хиджабы на более открытую европейскую одежду. В последние годы в Саудовской Аравии развернулась борьба за право праздновать день св. Валентина. Вопреки призывам ваххабитских лидеров запретить «кафирский праздник», молодые женщины по всей Саудовской Аравии находят способы покупать подарки и праздновать этот день. В Саудовской Аравии, как и в Иране, мало-помалу ширится интеллектуальное и социальное подпольное сопротивление.

По моему мнению, для продолжения борьбы в Саудовской Аравии важны следующие составляющие. Во-первых, усиливающаяся глобализация и расширяющийся доступ молодежи к внешнему миру. Во-вторых, увеличение числа молодых жителей Саудовской Аравии, посещающих чаты и сайты социальных сетей. Это ведет к формированию контркультуры, которая со временем станет тяготеть к плюрализму, а затем и к демократическому процессу. Наконец, молодые женщины, воспитывающие своих детей, заложат основы образования, альтернативного ваххабизму⁷.

Разговаривая с образованными гражданами Саудовской Аравии из разных слоев общества, я пришел к выводу: движение к более открытому и плюралистическому обществу возникнет неизбежно. Вопрос в том, когда это произойдет и после какого социального кризиса. Ваххабитское ядро режима – одна из самых устойчивых, способных к восстановлению систем в мире. Ваххабитские элиты либо управляют всеми аспектами общественной жизни Саудовской Аравии, либо контролируют их. Строгое применение законов шариата в их салафитской трактовке не оставляют места либеральным трактовкам тех же норм. Короче говоря, развитие оппозиции ваххабитам в классической форме маловероятно, хотя и возможно.

Между членами гражданского общества, стремящихся к либерализации, людьми в правительстве (а среди них есть и весьма высокопоставленные лица), медленно «продавливающими» реформы, и открыто выступающими в роли оппозиции диссидентами нет координации усилий. Диссиденты энергично соперничают с правительством вообще, в том числе с прагматиками в правительстве. Отдельные граждане ведут свою маленькую борьбу в повседневной жизни, но они изолированы от диссидентского дискурса и от симпатизирующих им людей в правительстве. В отличие от Ирана, где оппозиция сплотилась и изолировала радикалов, в Саудовской Аравии ваххабиты – самый мощный элемент, занимающий прочные позиции в центре режима и удушающий своих оппонентов поодиночке⁸.

Другая проблема для подъема сил, желающих изменений в королевстве, заключается в снисходительном отношении США и Запада к режиму Саудовской Аравии. Центры власти по обе стороны Атлантики находятся под подавляющим влиянием нефтяного лобби, в которое входят и ваххабитские группы давления. Западные партнеры нефтедобывающих стран Аравийского полуострова, в том числе американские и европейские, создали мощное препятствие на пути политике демократизации полуострова, какую могли бы проводить США или другие либеральные демократии. «Eсли Вашингтон и Брюссель бросаются на поддержку диссидентов Восточной Европы, Латинской Америки, Мьянмы и других стран, то на Саудовское королевство никакого нажима в пользу инакомыслящих открыто не оказывают», – говорит Али аль-Ямми.

Однако более важную роль в битве за демократию в Аравии играют действующие на Западе и в США проваххабитские группы давления. Рассмотрите следующий момент: для того чтобы реформаторы в Саудовской Аравии получили поддержку международного сообщества в целом и США в частности, им необходимо убедить американских политиков как в правительстве, так и в неправительственных организациях в праведности своего дела. Могущественное ваххабитское лобби в США смогло делигитимизировать идею американской поддержки демократии на Аравийском полуострове, не говоря уж о поддержке демократии на всем Среднем Востоке, сделав задачу реформистов почти неразрешимой. Реформисты сталкиваются с систематическими ваххабитскими репрессиями, их усилия разрознены и они полностью лишены поддержки Запада.

За пределами Саудовской Аравии поборники свободы и демократии в разных странах добиваются разной степени прогресса. В Йемене возможности либерализации и демократии предопределены геополитикой. Со времени обретения независимости в 1960-х гг. страна, ставшая большим Йеменом, претерпела драматические перемены и столкнулась с несколькими кризисами, в том числе связанным с объединением Южного и Северного Йемена. Эти кризисы повлияли на движение страны к демократии. До объединения страны в начале 1990-х гг. в Южном Йемене правил коммунистический режим, который подавлял любые альтернативы, а Северным Йеменом управляли консервативные племенные элиты, которые тоже не благоволили политическому плюрализму. По обе стороны границы у либералов не было пространства для маневра. В объединенном Йемене политические партии и выборы были разрешены, но действовали и проводились под жестким контролем президента Али Абдаллы Салеха, с 1990-х гг. установившего в стране авторитарное правление.

«Активисты-либералы в Йемене все еще испытывают трудности, пытаясь политически организоваться в рамках гражданского общества», – утверждает Мунир аль-Мавари, йеменский активист и журналист. На встречах, произошедших в 2005 г. в Фонде защиты демократий в Вашингтоне, Мавари сказал мне, что «на более светском и прогрессивном юге хотят выкупить независимость. Народ Южного Йемена сожалеет о союзе с Северным Йеменом, в результате которого они оказались в классической авторитарной стране». Мавари также высказал предположение о возможности восстания на самом севере Йемена (восстание может быть поднято шиитским движением, известным под названием «Хаутис»). Прошло несколько лет, и оба прогноза оправдались.

В 2008 г. на юге Йемена развернулось движение протеста. Участники движения требуют местной автономии. В 2009 г. на севере Йемена против правительства Салеха началось восстание подстрекаемого Ираном движения «Хаутис». Одновременно на правительственные учреждения и силы безопасности Йемена начали нападать члены салафитского джихадистского движения, которое имеет глубокие корни в Йемене и давно активно участвует в деятельности «Аль-Каиды».

Сложный, имеющий много аспектов конфликт в Йемене не облегчает положение йеменских либералов. При авторитарном правлении, не желавшем предоставлять бoльшую свободу, сторонники демократии, зажатые между двумя джихадистскими движениями, хомейнистским на севере и салафитским в центре, испытывали давление и со стороны правительства. По мере того как страна сползала в состояние квазигражданской войны, имеющей много измерений, йеменские правозащитники, интеллектуалы и светские демократы обретали новых сторонников и усиливали свое влияние на молодежь, хотя одновременно с ними сторонников вербуют и джихадисты.

В этой прекрасной стране, как и в других арабских странах, идет соревнование между исламистами, упорно ведущими проповедь и подстрекающими к джихаду, и решительными поборниками демократии, постепенно ведущими дело к становлению гражданского общества. Йемен – беднейшая из стран Аравийского полуострова, но йеменская светская интеллигенция наиболее перспективна, если дать ей шанс на развитие и самовыражение.

Демократические тенденции в других монархиях Персидского залива имеют общие черты. Во всех этих странах – Кувейте, Катаре, Объединенных Арабских Эмиратах, Бахрейне и Омане – открыто пространство для многопартийности, в большинстве этих монархий можно критиковать правительства. Династическое правление там находится где-то посередине между конституционной монархией и жестким семейным правлением. Анализ общей эволюции политических систем арабских стран Персидского залива не оставляет особых сомнений: во всех существенных вопросах политической власти в этих государствах господствует авторитаризм, но в экономических и деловых вопросах преобладает открытость.

Исламисты по-прежнему оказывают мощное влияние на жизнь общества. Поборники демократии в целом добиваются свободы обсуждений и могут публиковать критические материалы в Интернете и прессе, а во многих случаях даже проводить демонстрации. «Это ограниченная и порой управляемая свобода», – говорит Омран Салман, председатель находящейся в США неправительственной организации «Арабские реформаторы» (эта организация ведет второй по влиятельности либеральный сайт Aafaq). «Правящая элита, по большей части поддерживаемая доходами от добычи нефти и защищаемая от внешних угроз США и Западом, понимает, что должна предоставлять некоторое пространство для политической деятельности оппозиции для того, чтобы не пятнать свой образ в глазах международного сообщества, но политическая терпимость имеет свои пределы. «В сущности, речь идет не о сомнении в легитимности этих режимов или даже семейств, правящих в этих монархиях, – сказал Салман на брифингах американскому конгрессу в 2009 г. (Салман, уроженец Бехрейна, продвигает либеральную демократию во всех арабских странах Персидского залива.) – Мы призываем к полному равноправию женщин, обеспечению основных прав меньшинств, к прекращению войн, к прогрессу арабского мира и, разумеется, стран Персидского залива».

В Кувейте салафиты оказывают сильное давление на правящую семью аль-Саббахов, препятствуя проведению светских реформ и предоставлению равноправия женщинам. Политический истэблишмент Кувейта опасается также внешних угроз, в том числе иракского вмешательства. Во время вторжения, совершенного в 1990 г. Саддамом Хусейном, маленькая, богатая нефтью монархия уже была оккупирована другим тоталитарным режимом. Некоторые кувейтские СМИ (например ежедневная газета Аs Siyassa и ее отважный редактор Ахмад Джаралла) весьма энергично критикуют и хомейнистов, и салафитов. Некоторые кувейтские ученые, в том числе бывший ректор Кувейтского университета, также выступают в СМИ, например на телеканале Аl Jazeera, c отповедями джихадистским планам. Кувейтские реформаторы, демократическое и женское движение страны и непредвзято мыслящие эмиры в будущем могут составить движущую силу изменений.

В Бахрейне, Объединенных Арабских Эмиратах, Омане повторяется тот же сценарий, с местными вариациями, которые связаны с этнической и конфессиональной структурой населения этих стран. Иранский режим использует крупные шиитские общины в Бахрейне и Объединенных Арабских Эмиратах для свержения существующих в этих странах режимов и вымогательства у них уступок. В Омане иранцы попытались создать напряженность в отношениях между суннитами и мусульманской общиной «Абдийя». Во всем регионе Персидского залива поборники демократии действуют в условиях давления со стороны воинствующих салафитов и хомейнистской угрозы, тогда как правительства очень осторожно относятся к реформам, которые могут позволить джихадистам захватить еще больше власти.

Катарский режим на протяжении последних двух десятилетий выработал собственный необычный подход к демократизации, отличающийся от подхода, которого придерживаются в большинстве умеренных монархий Персидского залива. Хотя на первый взгляд Катар кажется умеренной в экономическом и политическом отношении страной, катарский режим осуществляет два политических курса, которые наносят ущерб демократической культуре и поддерживают репрессивные режимы стран Персидского залива. Правящая в Дохе семья, хотя и предоставила США крупную военную базу и создает себе репутацию сторонницы Запада, в 1996 г. запустила джихадистский телеканал Аl Jazeera, начав новую эру в регионе, где идеология салафизма получила мощный стимул к развитию во время гонений на светские силы и либеральных демократов. Телеканал Аl Jazeera полностью финансируется за счет Государственной нефтяной компании Катара – Qatar General Petroleum Corporation, других государственных компаний и поддерживает джихадизм в его борьбе со сторонниками демократии и либерализма. Канал оказывает значительное влияние на политическую культуру региона⁹.

В своих эффектных передачах Аl Jazeera одобряет действия исламистов и подчиненное положение женщин, меньшинств и молодежи в арабском мире. Многие работающие на Среднем Востоке комментаторы утверждают, что правящая элита Катара, от личного окружения эмира до его министра иностранных дел, находится под влиянием «Братьев-мусульман».

На встречах, состоявшихся в Вашингтоне в 2006 г., египетский политолог Магди Халиль сказал: «Влияние, которое оказывают «Братья-мусульмане» на процесс принятия решений в Катаре, очевидно, и оно усиливается. Министр иностранных дел Катара, премьер-министр и эмир этой страны твердо поддерживают джихадистский курс Аl Jazeera и официально одобряют деятельность ведущего идеолога джихадизма шейха Юсуфа аль-Кардави». Халиль добавил: «Тексты передач Аl Jazeera, финансируемого и защищаемого катарским режимом, открыто поддерживают исламистов, джихадистов и салафитов, превращаясь в проповеди, направленные против демократии, плюрализма и меньшинств».

Хамид Гхуриафи, старший аналитик и автор кувейтской газеты Аs Siyassa, сказал мне: «Катарский режим представляет собой утонченную версию традиционного исламизма. Хотя правители Катара претендуют на современность, они являются союзниками иранского режима, «Хезболлы» и режима Асада, которые угнетают народы Ирана, Сирии и Ливана». Выражая мнение многих арабских либеральных публицистов, Гуриафи сказал: «Правители Катара насаждают в регионе авторитаризм и джихадизм, но действуют дипломатическими и пропагандистскими методами. Посмотрите, как они дали «Братьям-мусульманам» самый мощный инструмент пропаганды и как они обеспечивают легитимность антидемократическим силам Среднего Востока. Они помогли «Хезболле» захватить власть в Ливане, разрушили изоляцию, в которой находился режим Асада, подписали стратегические соглашения с иранским режимом и помогли президенту Судана Омару Баширу избежать Международного уголовного суда».

Либеральные журналисты, в том числе работающие на сайте Elaph, и ведущие аналитики вроде Надима Котейша с бейрутского телеканала Mustaqbal TV, в общем солидаризуются с этим мнением. Котейш сказал мне: «Мы не видим, чтобы Катар финансировал СМИ и проекты, помогающие угнетенным Среднего Востока. К сожалению, Катар финансирует угнетателей».

Совершив путешествие в мир, в котором на Аравийском полуострове существуют и ведут борьбу диссиденты, сторонники демократии и женщины, приходишь к двум открытиям. С одной стороны, большинство населения стран Аравийского полуострова определенно не живет в счастье, которое древние римляне приписывали жителям Аравии. Салафизм – идеология, по сути своей крайне репрессивная, что проявляется либо непосредственно (как в ваххабитском королевстве), либо через влияние, которое эта идеология оказывает на другие страны Аравийского полуострова. Путь к демократическим реформам будет долгим и трудным. На этом пути будет много неудач и временных компромиссов. Прежде чем аравийские страны смогут двинуться к демократии, древней родине арабов, возможно, придется подождать времен, когда другие страны бывшего Халифата за пределами Аравийского полуострова добьются успехов в деле демократизации.

Но, с другой стороны, я считаю, что над этими пустынными странами все сильнее брезжит надежда. Как я показал в этой главе и говорю в своих лекциях о политических изменениях на Среднем Востоке, мелкие изменения в трудных точках равносильны крупным переменам в более свободных обществах. Символические жесты в ослаблении ограничений прав женщин и молодежи в Саудовской Аравии, работы выдающихся писательниц из Саудовской Аравии о свободе, все более громкие голоса диссидентов и активистов демократического движения в Йемене, Кувейте, Объединенных Арабских Эмиратах и Бахрейне, определенные проявления смелости представителей бюрократии этих стран – всего этого, возможно, пока недостаточно, чтобы противостоять огромной власти авторитарных правителей и джихадистов, но я замечаю прогресс в этой ключевой части Среднего Востока. Как только идеи либеральной демократии будут выдвинуты, все прочее последует неизбежным, неотвратимым образом.