Правящие силы на Ближнем и Среднем Востоке оказали неистовое сопротивление кампании по продвижению демократии, которую администрация США начала проводить после событий 11 сентября 2001 г. Эта невероятно трудная борьба, которую не всегда осознавала и замечала общественность, разворачивалась в международной дипломатии и предусматривала привлечение диссидентов и СМИ.

До 11 сентября у США не было серьезной стратегии противостояния радикалам на Ближнем Востоке или их пособникам в Америке. Кроме того, американская внешняя политика не сосредотачивалась на продвижении свободы и демократии в регионе. Во время моих многочисленных встреч в конгрессе, Государственном департаменте, на брифингах для конгрессменов, сотрудников внешнеполитического ведомства в 1990-х гг. я был потрясен тем, какая непроницаемая стена была возведена вокруг проблем прав человека в арабском и исламском мире. Несмотря на некоторые шаги, предпринятые законодателями, в том числе проведение слушаний и принятие законов о религиозных преследованиях в регионе, к стратегическим переменам США не стремились.

Весной 1997 г. по предложению сената США администрация Клинтона развернула «проактивную» политику. На состоявшихся 1 мая 1997 г. беспрецедентных слушаниях в подкомиссии по Ближнему Востоку и Южной Азии комиссии Сената по международным отношениям из пяти человек, в том числе член палаты представителей Франк Вульф (республиканец от штата Виргиния), Бат Еор, Нина Ши и я, высказали свое мнение по проблеме религиозных преследований на Ближнем Востоке. Конгрессмен Вульф, которого я консультировал по ходу разработки закона «О международной свободе вероисповеданий», на слушаниях отстаивал мнение, что кардинальное изменение политики США в отношении угнетенных меньшинств и преследуемых групп населения будет иметь значительное влияние на мировое сообщество. Стивен Дж. Коффи, первый заместитель помощника госсекретаря в Бюро демократии, прав человека и труда Государственного департамента США был пятым, кто выступал перед подкомиссией. Коффи сделал решительное заявление о политике США: «В феврале мы созвали первое заседание совещательного комитета при Государственном секретаре по свободе вероисповеданий за рубежом. В новый комитет входят двадцать известных религиозных лидеров, активистов и мыслителей Америки, которые помогут нам сформировать новые политические директивы в области свободы вероисповеданий»¹. Я понял, что это исторический момент, Америка наконец готова оказаться на высоте положения.

Заявление Коффи, казалось, означало, что США будут вести политику, которой не было раньше. И действительно, многие десятилетия Вашингтон безучастно взирал на угнетение меньшинств в целом и на религиозные преследования в частности: на геноцид в Биафре и на юге Судана, преследования коптов, ассирийцев и бахаистов. Я наблюдал это равнодушие, еще когда жил на Ближнем Востоке, задолго до своей эмиграции. Почти десятилетие спустя после развала СССР и многих лет давления, которое оказывал конгресс, администрация Клинтона стала проявлять хоть какие-то признаки заинтересованности положением религиозных меньшинств. Я же чувствовал, что бюрократы теряют время. Преграды, которые возводила «длинная рука» нефтяных режимов в правительстве США, были непреодолимы. Успехи, о которых заявлял Госдепартамент (такие, как открытие новых ведомств и запуск новых программ), на самом деле не слишком помогли в противостоянии деспотам, режимам и сторонникам джихада. Заявление о том, что все будет прекрасно, как только разрешится арабо-израильской конфликт, все еще было главным в политической риторике американской дипломатии.

Коффи признал: «Я говорил, например, о том, как арабо-израильской конфликт спровоцировал появление на свет таких экстремистских группировок, как «Хамас», усугубил религиозную напряженность и нетерпимость в регионе. Я указал на то, что наша политика направлена в первую очередь на укрепление мирного процесса на Ближнем Востоке». Услышав это заключение, я понял, что и в 1990-х гг. угнетенным народам Ближнего Востока надеяться не на что. Я прошептал своей подруге Бат Еор, что пока в свободном мире не грянет гром, люди, за которых мы просим, помощи не дождутся. Она ответила: «Dhimmis, все они стали дхимми».

Это слово, производное от арабского Ahl al Dhimma, отсылает нас к временам арабского завоевания Ближнего Востока. Население региона, завоеванное в VII в. Халифатом, многие века после этого жило в оккупации. Халиф Омар, покоривший Иерусалим и Сирию, издал для их народов кодекс и «защитил людей». В соответствии с этими законами евреи и христиане, пожелавшие остаться в «земле ислама», платили особый налог и считались людьми второго сорта. Они были дхимми, жившими под властью Халифата. Вначале этим термином называли угнетенные народы, живущие под игом исламской империи. Но в последние несколько десятилетий, особенно после того, как ряд неисламских меньшинств выступил против современных сторонников джихада или панарабизма в Ливане, Судане, историки и интеллектуалы начали использовать этот термин в уничижительном смысле. Сегодня слово дхимми относится к тем представителям свободного мира, которые по материальным соображениям предпочли толерантность в отношении сторонников джихада. Бат Еор в Европе и я сам в США начали использовать этот термин по отношению к тем людям на Западе, которые уступали давлению ОПЕК и комиссии конгресса США по делам нефтяной промышленности, позволяли нарушать права человека в угоду интересам нефтяных государств.

Перед западными правительствами стоял следующий вопрос: будут ли их лидеры и бюрократы противостоять арабским и исламским режимам в вопросах прав человека как свободные люди или поступят как дхимми? В 1990-е гг., несмотря на поворот конгресса США к либерализации и предоставлению больших свобод национальным и религиозным меньшинствам в регионе, государственная машина оставалась оплотом политического воплощения неравноправия дхимми. Такое отношение укрепилось и в Западной Европе, оно превалировало в Канаде. На упомянутых выше показательных слушаниях в 1997 г. под председательством сенатора Сэма Браунбэка мы поняли, что стена, воздвигнутая нефтедолларами, слишком крепка. Ее невозможно разрушить. Количество комитетов и комиссий по правам и свободе религий росло, росли и их бюджеты. А в их руководстве заседали ученые и политики, которые под руководством Белого дома и Государственного департамента исследовали проблемы «толерантности», но реальная политика так и не была сформулирована.

Довольно скоро на этих заседаниях с легкой руки ближневосточных режимов стали присутствовать представители исламистских группировок. И им удалось полностью парализовать работу. Они не могли позволить, чтобы религиозные меньшинства получили свои права. Это привело бы к наделению еще большими правами других угнетенных народов и падению правящих элит. Ничто не изменилось со времен окончания «холодной войны». «Железный занавес» теперь окружал весь Ближний и Средний Восток, а американская и западная дипломатия не могли и в большинстве случаев не хотели бросать вызов нефтяным магнатам, в руках которых находилась власть.

Однако когда в 2001 г. под ударами «Аль-Каиды» рухнули башни-близнецы, внешняя политика США начала менять свой вектор. Как уже упоминалось, западные защитники прав человека на Ближнем Востоке, включая меня, с радостью восприняли рассуждения администрации Буша о важности распространения демократии. Мы с удовлетворением наблюдали, как все более широкая группа неоконсерваторов и либералов поддерживала новое направление во внешней политике страны. Но большинство из нас все еще ожидало, когда же США предпримут конкретные шаги.

Серия стратегических решений о поддержке борьбы в Дарфуре, Ливане и Иране стала «первой ласточкой» нового направления в политике, призванного помочь угнетенным народам в регионе. Помимо смены режимов в Афганистане и Ираке, американская дипломатия самого высокого уровня была подключена к продвижению и пропаганде идей демократии в других странах.

Еще в начале этого процесса мы поняли, что самые энергичные действия предпринимают президентские политические назначенцы, а не профессиональные дипломаты. Я был одним из первых, кто заметил это несоответствие. Когда в 2002 г. в составе делегации НПО я встретился с сотрудниками Государственного департамента, чтобы передать наши предложения по освобождении Ливана от сирийской оккупации, лица бюрократов были мрачны, а речи уклончивы. В целом они не собирались нас поддерживать. При встрече же с назначенцами Буша приветствия были теплыми, дискуссии – предметными, а результаты – многообещающими. На Совете Безопасности ООН в 2004 г. у нас было несколько встреч с послом США Джоном Негропонте, который сыграл одну из ключевых ролей в принятии резолюции ООН, призвавшей вывести сирийские войска из Ливана. Это был шаг, которого мы не могли добиться с начала сирийской оккупации в июне 1976 г.

В попытке получить поддержку нашей идеи мы встречались с послом Джоном Болтоном, который возглавлял в Государственном департаменте политическое бюро. Болтон также был настроен позитивно и передал наши рекомендации в Белый дом. Независимо от дебатов, развернувшихся вокруг оккупации Ирака, американская политика в Ливане демонстрировала революционные перемены. Это был шаг вперед, о котором можно было лишь мечтать.

Другим признаком отхода от традиционной американской политики было изменение отношения США к режиму в Судане. После многих лет, если не десятилетий дипломатического замалчивания того, что становилось самым крупномасштабным геноцидом со времен Холокоста, американцы оказали серьезное давление на Хартум и международные организации, призывая их обратить внимание на ужасы, творящиеся в Дарфуре. В 2004 г. мы также стали свидетелями попыток США через ООН и другие организации признать кровавые расправы в Дарфуре как геноцид и призвать другие государства к санкциям и юридическим действиям, направленным против суданского режима. Этот революционный шаг был сделан сторонниками президента в противовес своим дипломатам. По некому совпадению, два госсекретаря при Буше-младшем были афроамериканцами – Колин Пауэлл и Кондолиза Райс. Поэтому было понятно, что африканцы по этнической принадлежности, возглавляющие американскую дипломатию, поддерживают освобождение народов Африки. По какой-то иронии, военные кампании на Ближнем Востоке курировал американец ливанского происхождения, генерал Джон Абизайд. Мне это представлялось неким историческим возмездием – представители угнетенных народов вернулись, чтобы восстановить справедливость, или по крайней мере стать ее орудием. К 2005 г. «дипломатическая» революция была в самом разгаре, все больше диссидентов надеялись, что самая сильная демократия на Земле встала на путь спасения угнетенных народов мира и вступит в противостояние с авторитарными режимами.

Оживление дипломатической активности и поддержка демократии на Ближнем и Среднем Востоке вскоре столкнулись с сильным сопротивлением. Это были американские же бюрократы, противившиеся ослаблению региональных нефтяных элит, местные авторитарные режимы и их мощное лобби, действующее по всему миру. В 2006 г., после выборов, в конгрессе США сменилось партийное большинство. К началу 2007 г. дипломатическая инициатива, направленная на поддержку освободительных движений, сошла на «нет». Госсекретарь Райс все еще произносила речи о «глобальной демократической революции», но соответствующую политику США уже не проводили. В последние два года пребывания у власти администрация Буша выглядела в глазах реформаторов из стран Ближнего и Среднего Востока, по крайней мере, нелепо. Президент и его помощники все еще проповедовали свободу и демократию, а профессиональная американская дипломатия вообще перестала предпринимать какие-либо шаги в этом направлении.

Последним оплотом противодействия «внутренней оппозиции» была делегация США в Совете Безопасности ООН, которую возглавлял посол Болтон, и новые политические советники в Пентагоне. На встрече с Болтоном в 2006 г. я убедился в его глубокой убежденности в том, что поддержка демократических сил в регионе в конечном счете уменьшит влияние сторонников джихада и их союзников. Немудрено, что «братство противников демократии» ненавидело его. Болтон был настоящим кошмаром для прочно обосновавшихся в ООН тоталитарных режимов, стратегов и идеологов джихада. Он превратил делегацию США в Совете Безопасности в основную международную силу сопротивления терроризму².

Сначала при Негропонте, а затем при Болтоне Америка подняла ряд вопросов, которые прежде не затрагивала. Это геноцид в Дарфуре, «кедровая» революция в Ливане, положение оппозиции в Сирии и Иране, ситуация с правами человека в регионе, борьба с радикальными идеологиями. Поэтому приоритетом для «политического халифата» стала дискредитация сторонников свобод в ООН. Как только в ноябре 2006 г. правительство Буша потеряло большинство в конгрессе, Болтона убрали. Критики писали: «Буш теперь должен пересмотреть свой курс и назначить кого-нибудь менее жесткого, более тонкого дипломата, способного разрешать деликатные дипломатические проблемы». На самом деле это было требование ОПЕК и комиссии по делам нефтяной промышленности, стремившихся завязать «отношения» с новым руководством в конгрессе. «Есть много компетентных людей. Пошлите кого-нибудь нового, господин президент», – сказал тогда сенатор Джо Байден³.

Реальность была такова, что после Болтона американская дипломатия в ООН забуксовала. Посол Залмай Халилзад, с которым я также встречался в Совете Безопасности для обсуждения ситуации в Сирии, Ливане и готовившейся резолюции ООН № 1559, был проницательным и очень хорошо информированным американским дипломатом. Он знал, что происходит на Среднем Востоке, располагал там собственной сетью контактов. Но он был и в курсе того, что ветер перестал дуть в паруса «корабля демократии». Его задачей была защита «уже отвоеванных позиций». После встречи с основными игроками: французской, британской, русской и другими делегациями, имеющими свои приоритеты на Ближнем Востоке, я понял, что в январе 2007 г. международная поддержка демократии в регионе прекратилась. «Смена караула» в Совете Безопасности ООН означала, что свобода потеряла своих законных защитников. Но этого не поняли активисты освободительных движений, защитники прав человека, неправительственные организации и законодатели по обеим сторонам Атлантики.

В период с 2002 по 2006 г. почти каждый раз, когда я принимал участие в дебатах на арабском телевидении или радио, сторонники джихада бушевали по поводу «использования Совета Безопасности ООН для насаждения вашей воли». Я всегда возражал, доказывая, что авторитарные режимы и тоталитарные организации в регионе жестоко обращаются со своими народами, а благодаря «новому направлению» американской дипломатии, ООН, наконец, начинает служить принципам, на которых была основана, и Всеобщей декларации прав человека. Я был среди немногих (всего двух или трех) комментаторов в арабских средствах массовой информации, осуждавших деспотизм авторитарных режимов и сторонников джихада в регионе. Однако со временем мне стало казаться странным, что я, независимый аналитик и писатель, объясняю и продвигаю доктрину свободы в арабском мире, в то время как американские и западные средства массовой информации этого не делают. Хотя американская дипломатия боролась за права жертв несправедливости на Ближнем и Среднем Востоке, американские организации, существующие на средства налогоплательщиков, не желали предавать эти действия огласке, часто обманывали надежды своего правительства и борцов за свободу региона.

С избранием Барака Обамы президентом США в ноябре 2008 г. можно было предположить, что грядут разительные перемены, которые оправдают ожидания и защитят интересы демократических движений в регионе. Миллионы американцев голосовали за «кандидата перемен», и было трудно представить, что перемены будут направлены против демократии на Ближнем Востоке. Я был удивлен, что у большинства защитников свободы на Западе и тех, кто действовал в регионе, так много времени ушло на то, чтобы понять, что «новое направление», продвигаемое Обамой в ходе своей предвыборной кампании, было на самом деле возвратом к политике, превалировавшей в 1990-х гг. Обаму «определили» его же советники, бывшие в свое время среди самых ярых критиков политики Буша. Новая администрация отказалась от поддержки продвижения демократии в регионе, «вовлекла» в дискуссии местные режимы и исламистов. А в 2009 г. американская дипломатия совершила резкий поворот, фактически «свернув» демократическую повестку дня. Поворот, который, как я подробнее опишу в последующих главах, в настоящее время осуществляется с головокружительной скоростью, особенно в отношении Ирана и Судана. Такая же участь постигла и программу помощи диссидентам в регионе. Она полностью прекратилась.

Одно из самых важный решений, принятых Соединенными Штатами в рамках действий по продвижению демократии, касалось запуска вещания на арабский мир и другие регионы с мусульманским большинством. «Свободное вещание» включало в себя телевизионные каналы, радиосети, печатные СМИ, сайты и другие средства массовой информации, которые финансировались из бюджета и были нацелены на пропаганду плюрализма, свободы и борьбы с терроризмом на Ближнем и Среднем Востоке и за его пределами. Эта идея развивалась параллельно с концепцией «глобальной войны идей», в которой Америка и ее союзники сражались за сердца и умы арабов и мусульман.

Причин открыть этот «фронт» было множество. Во-первых, были умудренные опытом эксперты, которые занимались этим еще во времена «холодной войны» и заявляли, что успех «Радио Свободная Европа» и Плана Маршалла можно повторить в XXI в., воздействуя на живущее в страхе и угнетении население. Второй, вероятно, более прагматичной, была необходимость противостоять мощному противодействию Аl Jazeera, которое она оказывала в ответ на усилия США в борьбе против «Аль-Каиды» и «Талибана».

С осени 2001 г. финансируемый из Катара телеканал Аl Jazeera систематически бросал вызов военным и пропагандистским усилиям США и их союзников на Среднем Востоке. Канал играл огромную роль в разжигании антиамериканских настроений в значительных сегментах арабского и исламского мира. Удивительно, но, несмотря на яростные нападки на США, Аl Jazeera так и не смог взять реванш в войне с Вашингтоном, хотя и изображал США как агрессора, развязавшего войну против ислама, а не как государство, защищающее свою безопасность. Я внимательно следил за работой Аl Jazeera и ясно видел, что его идеологическая и политическая линии (от передач, излагающих принципиальные взгляды канала, до ток-шоу) выражали интересы «братьев-мусульман». Делалось это практически неприкрыто. Канал полностью финансировали власти Катара, он поддерживал правительство и эмира, все управление и редакционный контроль находились в руках сторонников и членов организации «братьев-мусульман», многие из которых в свое время работали на BBC.

Огромному пропагандистскому успеху Аl Jazeera в освещении не только идеологии джихада, но и акций джихадистов во многих странах мира можно посвятить целые тома. То, каких взглядов придерживается этот телеканал, не является секретом в арабском мире. Аl Jazeera не делает из этого тайны, канал вполне откровенен и не считает нужным оправдываться. Высказываемые на нем мнения, например, в программах Al Sharia wal Hayat («Шариат и жизнь»), которые ведет ведущий идеолог ислама египетский шейх Юсуф аль-Кардави, или Al Ittijav al Muakess («Обратные направления») сирийца д-ра Фейсала аль-Кассема, открыто поддерживают программу сторонников джихада. Даже новостные передачи так или иначе направлены на поддержку панарабизма и исламизма. Канал, очевидно, работает в угоду взглядам миллионов зрителей, разделяющих идеологию салафизма, «братьев-мусульман» и даже хомейнистской «Хезболлы», хотя многие из этих движений в нюансах противоречат друг другу⁴.

Полемика относительно идеологии вещания Аl Jazeera возникает не в регионе, а скорее на Западе, в частности в США. Поразительно, что большинство ведущих средств массовой информации, многие представители академической среды считают этот телеканал чем-то вроде арабского CNN, а не тем, чем он на самом деле является – силой, мобилизующей массы против Запада. В 2003 г. я опубликовал статью в National Review, в которой отозвался о множестве ошибочных интерпретаций миссии Аl Jazeera. Я не собирался критиковать канал, поскольку знаю, что он и его сотрудники свято верят в то, что делают⁵. Скорее, я хотел осветить ошибочную позицию Запада в отношении него. Я часто высказывал свое мнение по поводу Аl Jazeera: восхищаюсь эффективностью, с какой на нем подается информация, но не разделяю мнений его комментаторов. Полемика продолжалась, кто-то утверждал, что канал занимает нейтральную позицию, кто-то заявлял, что он сеет зерна джихадизма⁶.

Лишь когда против Аl Jazeera подняли голос представители арабского мира, картина стала проясняться. Иракские официальные лица и НПО стали обвинять телеканал в поддержке радикалов, за ними последовала Палестинская автономия, убедившаяся, что Аl Jazeera ориентируется на «Хамас». В письмах на либеральном сайте Elaph.com и реформистском сайте Afaq.com диссиденты также критиковали телекомпанию, обвиняя ее в антидемократической позиции. Защитники Аl Jazeera отвечали, что канал независим от режимов. Критики также обвиняли Аl Jazeera в том, что он существует на «нефтяные» деньги Катара и поэтому подконтролен власти и защищает деспотичные режимы, в том числе в Ираке и Судане.

Независимо от дебатов о роли Аl Jazeera в идеологической войне, было очевидно, что дипломатия и пропаганда США несут серьезные «потери» в противостоянии с телеканалом. На него имели доступ комментаторы-джихадисты, поносившие все действия США – от военных и политических до гуманитарной помощи – и громили американцев, приглашенных высказать свое мнение перед телекамерой. Я помню, что наблюдал этот спектакль каждый раз, когда на канале выступали спикеры из Госдепартамента или других правительственных ведомств. Благодаря тонко поставленным вопросам и последующим редакционным комментариям слова американцев совершенно извращались.

После удара, нанесенного Аl Jazeera и другими воинствующими СМИ Среднего Востока, особенно после вторжения в Ирак, в администрации Буша возникла идея создать финансируемый американцами телеканал, который «уравновесил» бы пропагандистские усилия Аl Jazeera. В 2002 г. я информировал некоторых членов конгресса о необходимости «разговора» с арабской и мировой мусульманской общественностью, прямого обращения к единомышленникам на Ближнем Востоке. Тем самым я планировал достичь двух целей. Во-первых, необходимо было достучаться до угнетенных, в том числе этнических и религиозных меньшинств и таким образом заручиться поддержкой миллионов людей в арабском мире, которые ждали перемен в американской политике. Во-вторых, я хотел, чтобы их самих услышало большинство населения, знавшее только то, что сообщали им их авторитарные режимы и сторонники джихада.

Сначала, еще в 2000 г., я предложил членам сената и палаты представителей организовать арабскую вещательную сеть, включающую в себя телеканал, радиостанцию, печатные средства массовой информации и сайты, где работали бы носители языка, сторонники борьбы за демократию. Поскольку нефтедоллары поддерживают машину пропаганды джихада, американские доллары и, возможно, евро должны поддерживать демократические СМИ. Моим первоначальным планом была организация не официального канала на арабском языке, по типу «Голоса Америки», а независимого, полностью или частично финансируемого конгрессом, который выступал бы как «голос свободы» диссидентов, демократов и либералов, проживающих как в регионе, так и за его пределами.

В своих рекомендациях правительству я описывал войну идей как область, в которой необходимо закрепиться и добиваться успеха. Если США не будут поддерживать тех, кто выступает против джихада, демократов в регионе, противоположная сторона возьмет дело в свои руки. Я утверждал, что главное – действовать активно. Я надеялся, что администрация США будет способствовать быстрому запуску этого проекта. Однако идеи, которые мы продвигали в Вашингтоне, перехватили лоббисты режимов Среднего Востока, которые по-своему «переработали» наши предложения.

«Братству противников демократии» было очень важно, чтобы Америка не поддерживала в регионе диссидентов, а с реализацией нашего предложения у них появилась бы трибуна, с которой они могли обратиться ко всему миру. Вставлять палки в колеса, нейтрализовывать СМИ, поддерживаемые США, – таковы были основные приоритеты радикалов, авторитарных властей в регионе и их партнеров на Западе. Они не дали правительству США достичь своих целей в стратегической коммуникации. Вмешательство осуществлялось почти во все проекты, которые финансировало и которыми управляло американское правительство, потому их миссия оказалась невыполнимой. Я наблюдал взлет и печальное падение этого коммуникационного начинания, поскольку принимал в нем личное участие и знал о ситуации от тех, кто работал над этим этом проектом.

К лету 2003 г. мои собеседники из конгресса сообщили, что США будут финансировать новый телеканал под названием Аl Hurra TV («Свободное телевидение»), который скоро будет запущен, чтобы противостоять в эфире Аl Jazeera. Кроме того, конгресс одобрил запуск радиовещательной сети SAWA. Оба канала действовали под началом Вещательного совета попечителей, в чьем ведении находятся «Голос Америки» и «Радио Свобода». Поначалу я был доволен: Вашингтон наконец начал двигаться в правильном направлении. И все, кто ощущал разочарование от того, что США проигрывали в войне идей, также поддержали это начинание и с надеждой смотрели в будущее.

В конце 2003 г. арабские средства массовой информации сообщили о том, что новый канал скоро начнет вещание и что его руководителем станет Муаффак Харб, который в те времена был популярным колумнистом панарабской газеты Аl Hayat, финансируемой Саудовской Аравией. Американский гражданин, Харб – выходец из ливанских шиитов, мог сыграть большую роль в противостоянии пропаганде, которая велась в пользу Ирана. В интервью программе Аl Jazeera Min Washington, как раз перед запуском нового канала, Харба спросили, будет ли он называть «Хамас» террористической группой и продвигать «проамериканские идеи». Чтобы не вступать в конфликт, только что назначенный директор Аl Hurra заявил, что его канал будет «держать нейтралитет» в освещении фактов и не станет следовать никакому идеологическому направлению.

С этого момента я понял, что новый канал не намерен включаться в борьбу с пропагандой джихада, поддерживать диссидентов и демократов региона. Первые заявления его директора определили редакторское направление телеканала на годы вперед; Аl Hurra не вступит в борьбу за демократию, как это делало «Радио Свободная Европа» во времена «холодной войны». Канал озвучивал заявления американского правительства, президента, его секретарей, но на деле не стремился подтолкнуть массы к демократическим преобразованиям.

В феврале 2004 г. Аl Hurra начал вещание, и идеологи джихада почти сразу заклеймили его как «неверный» канал. Известный юрист из Саудовской Аравии поносил Аl Hurra, утверждая, что канал «навязывает войну против ислама и «американизирует» мир»⁷. Через год после начала вещания Аl Hurra жестко критиковали уже телеведущие и журналисты. Один из них, египетский интеллектуал Магди Халиль, выступавший со статьями в арабских средствах массовой информации и руководивший «Форумом за свободу Ближнего Востока» в Каире, публиковал едкие заметки, обвиняя телеканал в том, что он не выполняет своих обязательств. Халиль, сотрудничавший с Аl Hurra, утверждал, что канал не следует доктрине президента Буша о поддержке свободы и демократии в регионе.

В 2007 г. Том Харб, ливано-американский активист, выступил перед членами конгресса на тему, обозначенную как «захват Аl Hurra друзьями «Хезболлы». По мнению Харба и других ливано-американских активистов, а также журналистов, уволенных из Аl Hurra, среди руководства телеканала были сторонники «Хезболлы» и режима в Ливане. Они утверждали, что благодаря действиям этой группы телеканал не выступал с критикой Ирана, Сирии и «Хезболлы». Мне было трудно поверить, что средство массовой информации, которое финансировал конгресс, было нейтрализовано апологетами «Хезболлы» и их иранскими хозяевами. Но выходцы из Ливана были твердо в этом уверены.

Борьбу за Аl Hurra вели не только поборники демократии и их оппоненты, пособники авторитарных режимов. В этой борьбе участвовали и те, кто стремился монополизировать влияние в регионе и решать, кого стоит критиковать, а кого нет – Иран или «братьев-мусульман»? Какое из лобби «братства противников демократии» будет оказывать решающее влияние на канал – то, что ближе к Ирану, или апологеты Саудовской Аравии и Ikhwan^XXIX? Журналисты, работавшие на Аl Hurra, говорят, что атмосфера там была напряженная, за влияние на канал боролись различные группировки, и ситуация во многом напоминала ту, что складывалась на самом Ближнем Востоке. В ноябре 2006 г. Харб был отправлен в отставку, его место занял Ларри Реджистер, бывший журналист CNN, которого поддерживал Государственный департамент и которого (по сведениям инсайдеров) привечало ваххабитско-мусульманское лобби. Как говорили критики, Реджистер открыл эфир для заявлений «террористических организаций, таких как «Хамас», и свернул критику режимов в регионе»⁸. То, что происходило на Аl Hurra, было нереально: канал, который США финансировали для того, чтобы бороться в эфире за демократию, превратился в поле боя между двумя направлениями джихадизма и их апологетами в Вашингтоне.

Несколько месяцев спустя Ларри Реджистер также вышел в отставку, его место занял бывший заместитель Харба Даниэл Нассиф. Выходец из ливийских христиан, Нассиф искренне осуждал ваххабитов, в 1990-е гг. выступал против сирийской оккупации Ливана. Однако поскольку он поддерживал генерала Ауна, ливанского политика, связанного с «Хезболлой», оппоненты из «Коалиции 14 марта»^XXX обвинили Нассифа в том, что он находится под сирийско-иранским влиянием. Критики обвиняли его в том, что телеканал транслирует речи Хасана Насраллы, лидера «Хезболлы», на что Нассиф отвечал, что в своей работе он не придерживается «пропагандистских принципов»⁹. Единственный канал, изначально вещавший от лица обездоленных, был парализован распрями, которые раздирали ближневосточный регион. Это отняло надежду на создание альтернативной информационной площадки, которая могла бы помочь продвижению идей демократии.

У меня была возможность наблюдать эти мытарства, поскольку время от времени меня приглашали принять участие в дискуссиях на Аl Hurra. Тогда я впервые встретился со многими диссидентами и реформаторами из Ливии, стран Персидского залива, Ливана, Сирии, Ирака и других стран, которые сообща создавали первый панарабский демократический канал или по крайней мере пытались это сделать. На нем работали талантливые журналисты, продюсеры и обозреватели со всего арабского мира. Он сыграл и все еще может сыграть важную роль в развертывании дискуссии о фундаментальных проблемах в масштабе всего региона. Но правители Среднего Востока слишком хорошо понимали, что Аl Hurra гибельна для их интересов, и поэтому нанесли упреждающий удар, пытаясь оттеснить с передовых позиций части, которые Америка использовала в войне идей. Одним словом, проект был революционным, но интеллектуально его парализовали.

И телеканал Al Hurra был не единственным, кто стал целью враждебных усилий противной стороной.

Радио SAWA также попало под «обстрел». Опытный журналист, работавший на радиостанции, сказал мне: «Мы многое делали для того, чтобы придерживаться продемократического и антитеррористического направления. Мы располагаемся в Вашингтоне, в двух кварталах от здания конгресса, но кажется, что сидим в центре Тегерана или Дамаска, – в такой политической атмосфере нам приходится работать». Читателям может показаться невероятным, что «рука джихада» может так далеко простираться вглубь западного мира, но, в действительности, иранское и ваххабитское влияние превалировало на всех уровнях в организациях, интересы которых хоть как-то были связаны с Ближним и Средним Востоком. Благодаря обильному потоку нефтедолларов виртуальная «рука Халифата» очень длинная.

Серьезно скомпрометированы были не только Аl Hurra и SAWA, влияние противников демократии прослеживалось и в программах американских СМИ, которые транслировались на мусульманский мир. По словам многих ирано-американских активистов, финансируемая конгрессом радиостанция «Голос Америки», начав вещание на фарси, с первых дней своей работы уже находилась под влиянием режима Хомейни. Многоязычная паутина «Голоса Америки», раскинувшая свои сети на всю Центральную Азию, Индонезию и африканский Сахель, также оказалась подверженной влиянию режимов и исламистских групп¹⁰. В передовице Washington Times было заявлено: «Голос Америки» становится «Голосом Исламской Республики Иран». Последние программы показали очевидный уклон в сторону противников демократического движения». Times цитировала интервью Хушанга Амир-Ахмади и Триты Парси, которые, по некоторым сведениям, были близки к иранскому режиму¹¹.

В Праге я посетил внушительное здание «Радио Свободная Европа», также финансируемого конгрессом и вещающего на десятках языков, в том числе на пушту, арабском и турецком. И там наблюдалась та же ситуация. «Американские силы бомбят террористов за морем, а мы бомбим эти народы антиамериканским и антизападным словом», – шептались журналисты в кафетерии. Многие годы я не мог избавиться от мысли, что американские налогоплательщики, сами того не зная, финансируют пропаганду, направленную на поражение США и демократии. Сторонники джихада и авторитарные режимы косвенно захватили контроль над нашими собственными СМИ и используют их против нас. Гораздо хуже то, что это невозможно было объяснить законодателям в Вашингтоне, потому что именно бюрократы, отвечавшие за процесс продвижения демократии, тормозили его. Я, мои коллеги и работники этих учреждений видели, что идет настоящая идеологическая война, но ничего не могли с этим поделать.

Со временем я также понял, что силы противника проникли во все средства массовой информации, которые финансировали западные страны и которые были ориентированы на арабоязычную и ближневосточную аудиторию. France 24 на арабском языке, BBC на арабском и даже Russia Today на арабском порой следовали редакционной политике, практически неотличимой от политики Аl Jazeera. Выступая на этих каналах, участвуя в дискуссиях, я быстро понял, что в отделах новостей там доминировали весьма изощренные методы «братьев-мусульман». «Все кончено, – отметила на одной из встреч Сью Майрик, сопредседатель закрытого собрания палаты представителей по борьбе с терроризмом. – Если сторонники джихада, режимы могут определять направление американского вещания на арабский и мусульманский мир, то как нам продвигать демократию»? Член конгресса и ее коллеги были правы: борьба за продвижение демократии была проиграна в самом начале. Недруги захватили самое мощное оружие Америки – информационное поле. В 2010 г. американские законодатели, наконец, собрали совещание для расследования провалов в коммуникации, но администрация Обамы сменила стратегический курс: теперь не будет поддержки демократии, будет лишь «привлечение» к сотрудничеству существующих режимов и исламистов.