Глава 19

Последствия

После окончания Корсуньской битвы обе стороны постарались изобразить ее своей победой. Очевидно, прежде всего это делалось в целях пропаганды. В любом случае, у Красной армии имелись некоторые основания считать исход этих тяжелых боев победой. Немцы были окончательно отброшены от Днепра на территории Украины, а два вражеских корпуса были разбиты. Но реальный успех был меньше заявленного. Советская пропаганда утверждала, что ни один немецкий солдат не вырвался из окружения. Утверждалось также, что группа Штеммермана потеряла 52 000 убитыми и 11 000 взятыми в плен, что было чрезвычайным преувеличением, во всяком случае, в части числа убитых. К тому же заявлялось, что немецкие силы, брошенные на освобождение окруженной группировки — III и XXXXVII танковые корпуса, — потеряли 20 000 солдат и офицеров убитыми и более 600 танков, что тоже являлось грубым преувеличением. Советские источники ничего не говорили о потерях, понесенных своими войсками, поскольку упоминание количества потерь, которые Красная армия несла в отдельных битвах, было практически запрещено до 1990 года. Согласно Кривошееву советские потери в Корсунь-Шевченковской операции (24 января — 17 февраля) составили 80 188 человек, из которых 24 286 погибли или пропали без вести[213].

Донесения двух советских фронтов подтверждают уровень потерь, приведенных Кривошеевым. 1-й Украинский фронт Ватутина докладывал о 16 545 убитых, 46 410 раненых и 14 997 пропавших без вести между 20 января и 20 февраля. За тот же период 2-й Украинский фронт Конева имел 10 669 убитых, 34 613 раненых и 1886 пропавших без вести. Материальные потери составляли 1711 орудий и 512 минометов у 1-го Украинского фронта и 221 орудие и 154 миномета у 2-го Украинского фронта[214].

Для сражений на советско-германском фронте советские потери, понесенные в Корсунь-Шевченковской операции, были не особенно велики, а с учетом достигнутых результатов их можно считать низкими по стандартам Красной армии. Однако потери в танках ни по каким стандартам нельзя было считать низкими.

В Москве 18 февраля был дан салют в 20 залпов из 224 орудий, но последствия решения Сталина переложить ответственность за уничтожение окруженных сил немцев на 2-й Украинский фронт были заметны и в этом случае. В поздравлении Сталина 1-й Украинский фронт не упоминался вообще. Военный совет фронта Ватутина слушал сообщение о салюте и приказ Верховного Главнокомандующего по радио. Член военного совета фронта Крайнюков впоследствии вспоминал, что, выслушав приказ по радио, они очень огорчились. Тогда им казалось, что кто-то не совсем объективно доложил Верховному Главнокомандующему о вкладе войск 1-го Украинского фронта в разгром окруженной группировки. Немного успокоившись, Ватутин сказал: «Главное — разбить врага, а историки потом разберутся во всем»[215].

Как мы уже видели, потери, понесенные группой Штеммермана, составили приблизительно 19 000 убитыми и пропавшими без вести и около 11 000 ранеными. Немецкие части, действовавшие против внешнего фронта окружения, тоже понесли потери, но гораздо меньшие, чем у двух окруженных корпусов. За время попыток освобождения окруженных войск 1-я танковая армия потеряла около 3300 солдат, более 70 % из которых составили раненые. Части танковой армии, которые не принимали участия в ударах навстречу окруженным, за первые двадцать дней февраля потеряли менее 900 человек, что красноречиво свидетельствует о низкой интенсивности боев за пределами участков III и VII танковых корпусов.

Несколько удивляет, что дивизии, сражавшиеся у основания выступа, созданного III танковым корпусом, — 34-я и 198-я пехотные дивизии, а также 1-я танковая дивизия СС, — понесли заметно большие потери, чем три танковые дивизии, пробивавшиеся к группе Штеммермана. Фактически 1-я, 16-я и 17-я танковые дивизии потеряли около половины от количества потерь 34-й и 198-й дивизий и 1-й танковой дивизии СС, несмотря на то что первые вели преимущественно наступательные действия, тогда как последние в основном держали оборону. Есть несколько правдоподобных объяснений этого обстоятельства. Во-первых, следует отметить, что, как правило, наступление дается более высокой ценой, чем оборона. Обычно наступающий обладает какими-либо важными преимуществами, такими как превосходство в огневых средствах, внезапность, численное превосходство, местное господство в воздухе, большие запасы боеприпасов или резервы. Эти факторы часто перекрывают преимущества положения обороняющихся[216].

ПОТЕРИ 1-й ТАНКОВОЙ АРМИИ 1-20 ФЕВРАЛЯ 1944 ГОДА

Часть

Убито / Ранено / Пропало без вести

1-я танковая дивизия

35 / 212 / 3

1-я танковая дивизия СС

82 / 219 / 17

16-я танковая дивизия

90 / 380 / 50

17-я танковая дивизия

77 / 225 / 25

34-я пехотная дивизия

170 / 707 / 105

75-я пехотная дивизия

23 / 64 / 6

198-я пехотная дивизия

105 / 509 / 147

1-я бригада реактивных минометов

17 / 32 / 0

Другие части 1-й танковой армии

205 / 637 / 39

Всего

804 / 2985 / 392

В случае наступления III танкового корпуса навстречу группе Штеммермана не следует забывать, что основную тяжесть советских ударов на острие наступления принимали на себя танкисты, а у основания выступа — пехота. Поэтому вполне можно было ожидать, что немецкие части у основания вбитого в советскую оборону клина понесут большие потери в людях, но меньшие потери в бронетехнике. Действительно, передовые танковые группы имели гораздо большие потери в танках, но откуда брались эти потери, возможно, не является очевидным и требует дополнительных комментариев.

ПОТЕРИ 1-й ТАНКОВОЙ АРМИИ В КОРСУНЬСКОЙ БИТВЕ. ФЕВРАЛЬ 1944 ГОДА

Примечание: Таблица не включает все части 1-й танковой армии. Более подробные данные приведены в тексте.

В целом танковые части потеряли 138 танков, но лишь 35 из них были потеряны от вражеского огня. К тому же не все танки, подбитые противником, были потеряны безвозвратно: отсутствие ремонтных и эвакуационных средств и плохая погода не дали немцам спасти эти машины до начала отступления. Вместо этого их пришлось взорвать. Трудности с восстановлением поврежденных танков также послужили причиной их потери из-за технических неисправностей. Кроме этого, были танки, которые также имели механические повреждения, но были отремонтированы.

Девять случаев самовозгорания имели место у восьми «Пантер» и одного «Тигра», в чьих моторных отделениях возникли пожары. Ни один из них не удалось потушить вовремя, чтобы спасти танки от полного выгорания. Таким образом, самоуничтожение составило заметную долю в безвозвратных потерях «Пантер». Однако главной причиной потерь все же стали трудности с ремонтом поврежденных танков. В начале операции «Ванда» в частях III танкового корпуса на ходу была лишь половина от положенных по штату ремонтных и эвакуационных машин, а поломки чаще всего возникали в глубокой грязи, по которой танкам приходилось двигаться большую часть операции. Грязь и снег создавали дополнительные сложности для ремонтных бригад, а отход из выступа вокруг Лысянки был проведен слишком быстро, не позволив вернуть в строй значительное количество ремонтопригодных танков[217].

1-я танковая дивизия СС, по всей видимости, тоже потеряла восемь танков и десять штурмовых орудий, что увеличивает общую цифру потерь 1-й танковой армии до 156. Но было и много танков, нуждавшихся в ремонте. Например, из 187 «Пантер» 1-й танковой армии на 29 февраля не менее 171 находились в ремонте. Чтобы восстановить их, требовалось определенное время, а если бы части были втянуты в тяжелые бои, то оказалось бы просто невозможным вернуть все танки в строй, прежде чем другие танки потребуют ремонта.

Люди также нуждались в отдыхе вдали от передовой. 24 февраля из III танкового корпуса докладывали, что непрерывные тяжелые бои в грязи и снегу истощили силы его людей до такой степени, что они полностью исчерпали свои возможности. Скудное питание усугубляло эту ситуацию — полевые кухни пока так и не могли проехать ближе к солдатам на передовой, которые были лишены горячей пищи и питались сухим пайком. Солдаты по-настоящему не спали уже несколько недель, что, конечно, тоже подрывало их силы. Теплых укрытий для отдыха не имелось, обмундирование, особенно обувь, износилось. В дивизии СС «Лейбштандарт» и 16-й танковой дивизии были подразделения, в которых до 70 % личного состава страдало от различных ножных инфекций. Многие также страдали от «траншейной стопы» и обморожений. Например, в одном из подразделений 1-й танковой дивизии за один день были зафиксированы 20 случаев обморожения — весьма значительная цифра, учитывая, что в подразделении на тот момент было всего 70 человек. Наконец, плохие погодные условия и отсутствие полноценного снабжения самым отрицательным образом сказывались на личной гигиене. Почти у всех были вши, а из 16-й танковой дивизии докладывали, что 50–60 % ее личного состава страдает от чесотки.

Между 1 и 20 февраля дивизии 1-й танковой армии получили пополнение из 8505 человек, почти в два раза больше понесенных потерь. Однако не следует забывать, что в потери включались лишь те солдаты, которые были убиты, ранены или пропали без вести в ходе боевых действий. Солдаты, выбывшие по причине истощения сил, обморожений, болезней, травм и других небоевых причин, не включались в это число. Таким образом, вполне возможно, что дивизии 1-й танковой армии к концу операции по освобождению группы Штеммермана имели гораздо более скромные силы по сравнению с началом операции, тем более что, по всей видимости, дивизии III танкового корпуса получили относительно меньшие пополнения.

Сложнее точно указать потери, понесенные VII армейским корпусом за время оборонительных боев 26–31 января. Оценку сверху дает тот факт, что 34-я и 198-я дивизии потеряли 692 человека убитыми, 1907 ранеными и 316 пропавшими без вести за весь январь. Поскольку обе дивизии принимали участие в боях большую часть месяца, естественно предположить, что в оборонительных боях в период советского наступления было потеряно около 1000 человек, из которых большинство составляли раненые. Потери немцев в танках в этот промежуток времени должны были быть очень незначительными, потому что в боях участвовало небольшое количество штурмовых орудий и ни одного танка. Таким образом, потери 1-й танковой армии в боях, не относящихся к действиям против внешнего фронта окружения под Корсунем, можно оценить приблизительно в 4000–4500 человек, около двух третей из которых было ранено, и примерно в 160 танков и штурмовых орудий, потерянных безвозвратно.

Таблица 6

ПОТЕРИ 1-й ТАНКОВОЙ АРМИИ И 8-й АРМИИ СОГЛАСНО НЕМЕЦКИМ ДЕСЯТИДНЕВНЫМ ОТЧЕТАМ

Примечание: Десятидневные отчеты иногда страдали запаздыванием. В данном случае мы сравнили потери 1-й танковой армии с данными источников, по которым составлялась таблица 1. Общие потери за период 1 января — 20 февраля различались не более чем на 3 %, но, по-видимому, часть потерь оказалась перенесена с периода 21–31 января на период 1—10 февраля в связи с задержкой донесений. Весьма высокая цифра потерь 1-я танковой армии между 21 и 29 февраля, скорее всего, обусловлена предварительными отчетами по потерям, понесенным группой Штеммермана.

Если не учитывать части, оказавшиеся в «мешке», потери 8-й армии в феврале были существенно ниже, чем в январе, особенно если сравнивать с потерями, понесенными в боях под Кировоградом. Цифры потерь в боях по освобождению окруженной под Корсунем группировки оценить трудно, главным образом потому, что не так очевидно, какие именно части XXXXVII танкового корпуса принимали в них участие. В этих боях определенно участвовали 3-я, 11-я, 13-я и 14-я танковые дивизии, но нет ясности в том, какие пехотные на правом фланге корпуса следует причислить к задействованным в этой операции. Также не совсем ясно, какие части Кривошеев включил в свои данные по советским потерям, указанным выше. Однако в связи с невысокой интенсивностью боев на правом фланге XXXXVII танкового корпуса влияние этого фактора на точность оценки общих потерь незначительно. Если предположить, что на части, участвовавшие в Корсуньской битве, приходится около половины общих потерь 8-й армии за период с 20 января по 20 февраля, это составит примерно 4500 человек.

Хотя понесенные потери были не слишком высокими, части корпуса были сильно измотаны продолжительными боями в крайне тяжелых погодных условиях. 11-я танковая дивизия, которая вела практически непрерывные боевые действия с начала Курской битвы в июле 1943 года, была настолько обессилена, что было принято решение отправить ее в южную Францию на отдых и доукомплектование. В 13-й танковой дивизии осталось очень мало боеспособных танков, но в остальном ее состояние было неплохим. Напротив, 376-я дивизия посылала жалобы на нехватку индивидуального снаряжения солдат, в том числе палаток, фляг, котелков, ботинок, носков, обмундирования и средств личной гигиены. К тому же часть ее пополнений призывалась в Словении и Хорватии, и эти солдаты, похоже, имели склонность к оставлению передовой без приказа. Среди них имелись даже случаи членовредительства с целью избежать участия в боях.

И все же основной причиной переутомления личного состава частей XXXXVII танкового корпуса были несколько месяцев боев до начала Корсуньской битвы.

К сожалению, установить потери XXXXVII танкового корпуса в танках оказалось гораздо труднее, чем для III танкового корпуса. Ясно одно: число боеспособных танков в XXXXVII танковом корпусе в основном было гораздо ниже. Фактически в течение большей части операции число боеспособных машин было столь мало, что большие боевые потери в танках были просто невозможны. Доступны отчеты по некоторым частям. Например, 1-й батальон «Пантер» 26-го танкового полка потерял десять «Пантер» 28 января, но за все последующее время Корсуньской битвы — только пять танков. Соответственно низкими оказались и потери в личном составе, за февраль составившие всего десять солдат и офицеров.

3-я танковая дивизия имела более высокий уровень потерь бронетехники. Согласно отчету в период Корсуньской битвы дивизия потеряла 26 танков. В значительной мере это произошло из-за нехватки тягачей и эвакуационных машин, из-за чего приходилось бросать и машины с незначительными повреждениями или даже просто завязшие в грязи.

Хуже поддаются учету потери в танках для прочих частей XXXXVII танкового корпуса, задействованных в Корсуньской битве, но, похоже, они были малы, на что указывает численность танков в частях корпуса на 1 марта, приведенная в таблице 6. Среди танковых дивизий наибольшим числом машин располагала 11-я танковая дивизия фон Витерсхейма, причем большинство ее танков составляли «Пантеры». 20 января в ее составе было 8 «Пантер», готовых к бою, и 39 — в ремонте. Таким образом, количество «Пантер» в дивизии к 1 марта выросло не менее чем на 17 машин, а возможно и больше, потому что некоторые из командирских танков вполне могли быть «Пантерами». Однако так как 1-й батальон 31-го танкового полка получил приказ передать свои «Пантеры» в 11-ю танковую дивизию, следует учитывать, что 20 января в этом батальоне было 39 «Пантер».

Сколько своих танков 1-й батальон 31-го танкового полка передал на самом деле, неясно. Хотя приказ и требовал передать все его «Пантеры», вероятно, в батальоне действительно не оставалось «Пантер», когда его вывели с Восточного фронта, из этого не следует, что все его танки попали в 11-ю танковую дивизию (например, машины, требовавшие серьезного ремонта, могли быть отправлены обратно в Германию). Но большинство из них наверняка действительно получила 11-я танковая дивизия. Таким образом, естественно предположить, что 11-я танковая дивизия потеряла около 20 «Пантер» между 20 января и 1 марта, и, вероятно, около 15 из них были потеряны в ходе Корсуньской битвы[218].

Таблица 7

ЧИСЛЕННОСТЬ ТАНКОВ В XXXXVII ТАНКОВОМ КОРПУСЕ 1 МАРТА 1944 ГОДА

Примечание: К машинам, требовавшим мелкого ремонта, относились те, которые можно было вернуть в строй не более чем за 14 дней.

Журнал боевых действий 3-то батальона 36-го танкового полка, единственного танкового батальона 14-й танковой дивизии, содержит сведения о потере одного танка 26 февраля и одного штурмового орудия днем позже. Следующий танк был потерян 1 февраля. Из этих трех машин штурмовое орудие было сожжено и уничтожено, а танки получили повреждения от вражеского огня и не могли быть отремонтированы из-за противодействия противника. 16 февраля батальон потерял два танка при несколько необычных обстоятельствах. Они пытались отбуксировать в тыл бронетранспортер, но все три машины застряли в грязи, и все попытки их вытащить потерпели неудачу, отчасти потому что этот район находился под обстрелом противника.

По остальным танковым частям XXXXVII танкового корпуса полезной информации в немецких архивах найти не удалось. Однако, так как в частях, обсуждавшихся выше, находилась основная масса бронетехники, задействованной в боях, оценка потерь всего XXXXVII танкового корпуса в 80 танков и штурмовых орудий представляется близкой к истине. Таким образом, немецкие войска за пределами кольца окружения, вероятно, потеряли около 240 танков и штурмовых орудий. Танковая дивизия СС «Викинг», по-видимому, имела в своем составе около 25 танков и штурмовых орудий, в бригаде СС «Валлония» было примерно 10 штурмовых орудий, а два дивизиона штурмовых орудий армейского подчинения, оказавшиеся в окружении — 228-й и 239-й, — вероятно, насчитывали около 15 штурмовых орудий. Следовательно, группа Штеммермана потеряла приблизительно 50 танков и штурмовых орудий. В целом потери немецких войск, участвовавших в Корсуньской битве, в бронетехнике приближались 300 танкам и штурмовым орудиям[219].

Советские источники утверждают, что немцы потеряли все свои танки, оказавшиеся в окружении, что соответствует действительности, но ошибочно оценивают их количество в не менее чем 270 танков. К тому же в них утверждается, что немецкие войска, действовавшие снаружи кольца окружения — главным образом III и XXXXVII танковые корпуса, — потеряли более 600 танков. Получается, что в сумме немцы должны были потерять около 900 танков, то есть примерно втрое больше действительных потерь[220].

К сожалению, советские источники гораздо меньше говорят о собственных потерях в бронетехнике. Согласно утверждениям немцев было уничтожено значительное количество советских танков. Например, III танковый корпус заявил об уничтожении или захвате 606 танков и штурмовых орудий в период с 4 по 18 февраля. Насколько тщательно проверялись эти данные, сказать сложно, но и из имеющихся цифр можно сделать некоторые оценки.

Для начала советские войска, принимавшие участие в освобождении Украины в период между 24 января 1943 года и 17 апреля 1944 года, теряли в среднем по 40 танков и самоходных артиллерийских установок в день. Если эту цифру считать верной и для периода Корсуньской битвы, то с 25 января по 17 февраля должно было быть безвозвратно потеряно около 920 единиц бронетехники. Конечно, эта цифра будет включать и потери на других участках фронта, но, по всей видимости, основные бои в течение этого периода происходили вокруг корсуньского «мешка». Тем не менее эта цифра, конечно, дает лишь очень грубую оценку. К счастью, доступны и более информативные данные, приведенные в таблице 7[221].

За период с 1 по 20 февраля 1-й Украинский фронт не участвовал в каких-либо тяжелых боях, кроме Корсуньской битвы. Во всяком случае, это верно для танковых частей. Следовательно, почти все потери 1–20 февраля, 569 танков и САУ, указанные в таблице 7, пришлись на Корсунь-Шевченковскую операцию, и прежде всего на бои с немецким III танковым корпусом[222].

Таблица 8

ПОТЕРИ 1-го УКРАИНСКОГО ФРОНТА В БРОНЕТЕХНИКЕ

Примечание: В таблице приводятся только безвозвратные потери.

По-видимому, заявки III танкового корпуса о численности уничтоженной советской бронетехники не слишком искажают общую картину. Правда, не все танки, потерянные 1-м Украинским фронтом, были уничтожены в боях с III танковым корпусом, но, с другой стороны, III танковый корпус сражался еще и с 5-й гвардейской танковой армией, входившей в состав 2-го Украинского фронта. Тем не менее кажется, что данные III танкового корпуса завышены, но не слишком и, конечно, раздуты гораздо меньше, чем советские утверждения об уничтоженных немецких танках[223].

Оценить потери бронетехники, понесенные 1-м Украинским фронтом в течение первой фазы битвы, с 26 января по 31 января, не так просто. Пока части Ватутина атаковали на своем восточном фланге, немцы проводили наступательные операции против его центра. Эти операции, скорее всего, привели к значительно большим потерям в танках, чем бои, в которых участвовали 5-я танковая, 27-я и 40-я армии, но, учитывая архивные данные из таблицы 5, оценка безвозвратных потерь 1-го Украинского фронта приблизительно в 600 машин представляется корректной.

Количество бронетехники, потерянной 2-м Украинским фронтом, установить сложнее. Не вызывает сомнений, что они были меньше, чем у 1-го Украинского фронта, поскольку последнему пришлось сдерживать наступление III танкового корпуса. Угроза со стороны XXXXVII танкового корпуса была гораздо менее значительной, в пользу чего свидетельствует факт переброски частей 5-й гвардейской танковой армии в район, на который наступал III танковый корпус. Известно, что фронт Конева в период с 20 января по 20 февраля безвозвратно потерял 324 танка и САУ. Подавляющая часть этих потерь приходится на период Корсуньской битвы. Если предположить, что в Корсунь-Шевченковской операции было потеряно порядка 250 танков, общие количество советских танков и САУ, потерянных в ходе нее, можно оценить приблизительно в 850 машин[224].

Очевидно, что у нас не было возможности определить как немецкие, так и советские потери, не прибегая к условным оценкам. Однако представляется несомненным, что советские потери в личном составе примерно в два раза превышали потери немецкой армии. Советские потери в бронетехнике, по всей видимости, были в три раза выше немецких. Кроме того, не следует забывать, что немецкие данные о потерях танков, возможно, включают и машины, потерянные в боях между 20 и 29 февраля. Соответствующие потери советской стороны не включались в приведенные оценки, потому что у нас вообще не было данных по этому периоду.

Двукратное превышение советских потерь над немецкими в людях и трехкратное — в танках, с учетом соотношения сил и благоприятной для Красной Амии стратегической обстановки, не позволяет считать Корсунь-Шевченковскую операцию особенно выдающимся достижением, но все же она выглядит шагом вперед по сравнению с уровнем действий Красной армии летом и осенью 1943 года. К тому же немецкие потери в Корсуньской битве обнаруживают необычно высокое отношение числа убитых и пропавших без вести к числу раненых, что заметно затрудняло восполнение этих потерь в будущем. Значительная доля раненых, в конце концов, возвращалась на службу, но едва ли кто-то из попавших в плен смог снова пополнить ряды Вермахта.

Остатки XI и XXXXII армейских корпусов на несколько месяцев выбыли из строя. Таким образом, ближайшие последствия битвы оказались более благоприятны для Красной армии, чем это может показаться при простом сравнении цифр потерь. То же до определенной степени было верно для бронетехники. Как показано выше, в немецких танковых частях к концу битвы сохранилось очень мало боеспособных танков, значительно большее количество находилось в ремонте. На несколько недель личный состав немецких ремонтных подразделений был обеспечен большим объемом работы, но без запасных частей вернуть в строй значительное число танков не представлялось возможным.

1-й и 2-й Украинские фронты в марте возобновили наступательные операции, в итоге приведшие к еще одному окружению, в которое на этот раз попала вся немецкая 1-я танковая армия. В конце концов немцам удалось вырваться, но вновь пришлось бросить большое количество техники и снаряжения. Ганс Валентин Хубе, командовавший 1-й танковой армией с 29 октября 1943 года, 20 апреля 1944 года был произведен в генерал-полковники и награжден Рыцарским крестом с дубовыми листьями, мечами и бриллиантами в знак признания его заслуг в двух трудных операциях. По иронии судьбы днем позже он погиб в авиакатастрофе близ Оберзальцберга.

Долгое время противником Хубе был Ватутин, и ему тоже было суждено прожить недолго. 29 февраля 1944 года он ехал на машине в расположение 60-й и 13-й армий на северном крыле своего фронта. Украинские националисты, воевавшие с восстановлением советской власти, устроили на его пути засаду, и в ходе завязавшейся перестрелки Ватутин получил тяжелое ранение. Несмотря на все усилия медиков, Николай Федорович Ватутин умер от ран 15 апреля, меньше чем за неделю до авиакатастрофы, оборвавшей жизнь Хубе.

Большинство прочих военачальников, принимавших участие в Корсуньской битве, пережили войну, в том числе Конев, Жуков, Ротмистров, Кравченко, Галанин, а также Вёлер, фон Форман, Брейт и фон Манштейн. Даже такому командиру, как Франц Беке, всегда находившемуся впереди, посчастливилось остаться живым.

Многие другие солдаты, пережившие Корсуньскую битву, не дожили до конца войны. Советским армиям предстояло пройти через многие тяжелые сражения до самого падения Берлина. Вероятно, еще около девяти миллионов солдат Красной армии было убито, ранено или взято в плен до конца войны, яркое свидетельство того, что предстоящий путь до Берлина ни в коей мере не был легким маршем на запад. Корсуньская битва была только одной из череды многих битв, казавшейся почти бесконечной. На Западе размах сражений на территории Восточной Европы легко забывается, что при суммарных немецких и советских потерях от пяти до десяти миллионов каждый год войны бледнеет даже ужас боев на Западном фронте Первой мировой войны[225].

Большинство немецких дивизий, сражавшихся снаружи кольца окружения, остались на Восточном фронте, но выжившие солдаты из окруженных корпусов были отправлены в различные учебные и формировочные пункты, на переформирование или чтобы влиться в состав других частей. 57-я дивизия была отправлена на переформирование в Дебицу в Польше. Она провела там более трех месяцев, после чего была отправлена в немецкую 4-ю армию в Белоруссии, но, как оказалось, лишь для того, чтобы снова попасть в окружение, когда развернулось большое летнее наступление Красной армии — операция «Багратион». В результате этой катастрофы 57-я дивизия была расформирована. 72-я дивизия была отправлена на переформирование в Хрубешув в Польше, но в апреле ее перебросили в район Ковеля, после чего она вела кровопролитные бои до конца войны. 88-я дивизия прошла переформирование в Дебе в Польше, а затем была брошена в бой под Баранувом летом 1944 года. Она оставалась в районе Баранува до советского зимнего наступления на Висле, в ходе которого 88-я дивизия была уничтожена.

389-я дивизия провела два месяца в Венгрии, после чего в мае была переброшена в Латвию. Несколько месяцев спустя она оказалась заперта в Курляндии. В феврале 1945 года ее перевезли по морю в Восточную Пруссию, где она вновь была отрезана и ее солдаты в основном сдались частям Красной армии. Корпусная группа «Б» после Корсуньской битвы была распущена, и большая часть ее личного состава была использована при переформировании 57-й и 88-й дивизий и впоследствии разделила их судьбу. Напротив, части СС, «Викинг» и «Валлония» сохранялись до конца войны. «Валлония» впоследствии была развернута в дивизию, 28-ю дивизию СС, и в 1945 году сражалась в Померании и у Бран- денбурга. Дивизия СС «Викинг» закончила свой боевой путь в Австрии.

Хотя немцы старались сохранять личный состав каждой части вместе, это удавалось не всегда и с течением войны было все труднее осуществимо. Это иллюстрирует судьба Антона Мейзера. Как и многие его товарищи, он стал жертвой «волынской лихорадки», которая в его случае наложилась на приступ аппендицита, в связи с чем его отправили в госпиталь в Праге. Поскольку он провел в Праге восемь месяцев, переформированная 389-я дивизия отправилась в северный сектор Восточного фронта без него. По выздоровлении он был направлен в учебную часть под Штеттином в Германии и в конце концов попал в артиллерийскую часть на Западном фронте, где был взят в плен американцами в конце войны.

Мейзер провел в плену около 15 месяцев и был освобожден в сентябре 1946 года. Это был гораздо более короткий срок, чем достался большинству немецких солдат, взятых в плен Красной армией. Многим из них не разрешено было вернуться до истечения 10 лет с конца войны, и, конечно, многие не вернулись домой вообще. С пленными часто обращались плохо, и война на советско-германском фронте не была исключением. Однако уровень смертности среди немецких солдат, взятых в плен под Корсунем, похоже, был заметно ниже, чем у плененных под Сталинградом.

В контексте Второй мировой войны Корсуньская битва не попала в число наиболее заметных эпизодов, но отличалась особенной драматичностью. Советское командование воспользовалось существенным численным превосходством Красной армии на советско-германском фронте и решило нанести удар по слабо защищенному участку немецкой обороны, который Гитлер упрямо требовал удержать, несмотря на многие возражения. Исходная фаза советской операции прошла очень хорошо. Как обычно и бывает с планами боевых действий, наступление прошло несколько иначе, чем задумывалось, но первая задача — взять немецкую группировку в кольцо — была решена. Но уничтожение окруженных войск пошло вразрез с планами командования. Немецкие удары, направленные на освобождение окруженных войск, также не удалось отразить надлежащим образом. Тем не менее положение Красной армии относительно немецкой армии после битвы улучшилось, поэтому Корсунь можно рассматривать как советскую победу, хотя и давшуюся гораздо дороже, чем планировалось.

Примечания:

2

Советские потери в боях под Орлом (12 июля — 18 августа) составили 429 890 человек и 2586 танков (Кривошеев Г.Ф. Гриф секретности снят. — М.: Воениздат. 1993, с. 189, 370). Две немецкие армии, сражавшиеся в орловском выступе — 9-я армия и 2-я танковая армия — в период с 11 июля и 20 августа потеряли 89 688 человек (N. Zetterling and A. Frankson, Kursk 1943, с. 200). Потери немецких войск в танках установить не удалось, но все танковые части и части штурмовой артиллерии в течение июля 1943 года безвозвратно потеряли в орловском выступе 371 танк и штурмовое орудие. Поскольку в эту цифру включены и машины, потерянные в ходе немецкого наступления, и с учетом гораздо более низкой интенсивности боев в августе естественно предположить, что немецкие потери не превышали 400 единиц бронетехники.

21

У Ватутина были готовы к бою 831 000 солдат, почти 11 400 орудий и минометов, 297 реактивных минометов и более 1100 танков и САУ (А.Н. Грылев. Днепр — Карпаты — Крым. — М.: Наука, 1970, с. 40–41). Немецкая 4-я танковая армия насчитывала 360 000 человек, стоявших на довольствии. Поскольку численность стоявшего на довольствии личного состава немецких войск включала в себя большое количество людей из категорий, не учитывавшихся в советских цифрах, действительное соотношение сил было еще более благоприятным для Ватутина, чем дает простое сравнение цифр.

22

Крайнюков. Оружие особого рода, с. 93.

213

Корсунь-Шевченковская операция, с. 41, 52; Кривошеев. Гриф секретности снят, с. 227.

214

ЦАМО РФ, фонд 240, опись 2795, дело 173.

215

Крайнюков. Оружие особого рода, с. 126.

216

Подробнее на эту тему: N. ZetterlingandA. Frankson, Kursk 1943, с. 136–137.

217

Следует отметить, что немецкие донесения вызывают некоторые сомнения относительно нехватки ремонтных средств как причины высоких потерь. Но в них только указывается, что число имеющихся в распоряжении ремонтных машин (в 1-й, 16-й и 17-й танковых дивизиях, а также во 2-м батальоне 23-го танкового полка, 503-м и 506-м батальонах) составляло 66, что лишь незначительно ниже штатной численности в 71 машину. Однако только 37 машин были на ходу, и некоторые из них принадлежали 503-му тяжелому танковому батальону, чьи ремонтные машины остались далеко позади в XXXXVI танковом корпусе. На самом деле 24 февраля в распоряжении имелось 67 ремонтных машин, но в донесениях не указывается, сколько из них было на ходу. Учитывая тяжелые погодные условия, представляется вполне вероятным, что ремонтные возможности были очень ограниченны.

218

В течение весны 31-й танковый полк получил 79 «Пантер», таким образом, доведя свою численность до штатной, и летом 1944 года был отправлен на Восточный фронт. Согласно документам 11-я танковая дивизия не получала новых танков из Германии за описываемый в книге период.

219

Подробности об этих частях даются в Приложении 2.

220

Корсунь-Шевченковская операция, с. 41, 52.

221

Кривошеев. Гриф секретности снят, с. 371, со ссылкой на ЦАМО РФ, ф. 236, оп. 2673, д. 311, л. 12, 39, 64, 85.

222

См., например, E.F. Ziemke. Stalingrad to Berlin. — New York: Military Heritage Press, 1985, c. 218–247; J. Erickson. The Road to Berlin. — London: Grafton 1985, c. 234–240; Жуков. Воспоминания и размышления. Том 3. М. 2002, с. 199–209.

223

Например, 18-й и 20-й танковые корпуса были переброшены в район Журжинцы — Лысянка 14 февраля. Корсунь-Шевченковская операция, с. 140.

224

ЦАМО РФ, ф. 240, оп. 2795, д. 173; Корсунь-Шевченковская операция, с. 140.

225

Кривошеев. Гриф секретности снят, с. 146.