ПОДПОЛКОВНИК МЕЛЛЕР

Деятельность Меллера в Артуре? Ответить систематически теперь уже не могу. Постараюсь дать общую картину и только кое–какие детали.

Прежде всего удивляешься определенности и быстроте выбора средств и материалов, которую он проявил, привезя с завода в Артур, в нескольких вагонах, прицепленных к экспрессу, то, что он считал необходимым на первое время для работы. Он не знал ни средств порта, ни его нужд; не имел практики военного времени. Однако, всё привезенное, помимо исключительно искусных рабочих с большой инициативой, оказалось именно тем, в чем порт нуждался в совершенно непредвиденных его технической организацией обстоятельствах. Ему помогло, быть может, и то, что он был бывший моряк, но кто из строевых моряков знал, как он, структуру — не на бумаге только — корабля? Я думаю, что во всем флоте, кроме Макарова, Яковлева и Шенсновича — никто !

(Шенснович был минер. Однако, он изучил в Ревеле с моим отцом тактику артиллерийского боя, а во время постройки «Ретвизана» в Филадельфии, с американскими инженерами, корабельную архитектуру.),

Отличный корабельный инженер Вешкурцев был очень ограничен в возможности выполнения своей задачи вследствие недостатка технических средств, немного оторванный к тому же от новейших, по тому времени, методов. Он нашел превосходного сотрудника и советника в лице Меллера. Применение термосварки, например, оказало огромные услуги, особливо в виртуозном выполнении Меллера: сварка кронштейнов гребного вала и исправление башни на «Севастополе», наварка разных приспособлений на станках пушек, сварка всевозможных трещин в стали или железе и проч. Для установки орудий на берегу Вешкурцев, конечно, мог рассчитать платформы и пр., но у него не было практики и чутья Меллера, который делал это применительно к частным условиям, как бы играючи. Я говорил уже об исправлении 12–дюймового орудия «Петропавловска», батарей Электрического Утеса.

Недра китайского склада, унаследованного нами при занятии Артура и содержавшего всевозможные предметы и материалы, оставались тайной для порта в течение 6 лет. Никакого инвентаря не было и склад охранялся печатями. Он стал добычей Меллера, открывшего в нем дальнобойные пушки разных калибров и снаряды к ним, всевозможные лафеты, примитивную подводную лодку, автомобиль, динамо постоянного и переменного токов, громадное количество стальных тросов и электрических кабелей, чугунные болванки, какие–то зубчатки, валы, болты всевозможных величин, стальные листы, фабричные станки и массу всякого неожиданного добра. Всё это послужило ему, в разных комбинациях, для множества крупных и мелких, но необходимых в крепости или на судах работ.

Автомобиль оказался для него приятной забавой. Как теперь вижу его, спускающегося по какому–то скату недалеко от малого сухого дока, делающего эволюции между наваленным на земле портовым добром и проносящегося по ботопорту с ловкими ухватками современных американских солдат. Автомобиль остался потом без применения, за неимением людей, способных им управлять или его поддерживать. Лодку спустили на воду, но потом стало не до нее, хотя механизм и был приведен в порядок, но испытания и тренировка людей были уже невозможны.

Динамо переменного тока, совместно с другой машиной, реквизированной мною в городе, послужила для установки станции, выполненной лейтенантом Кротковым для снабжения током высокого напряжения проволочной сети впереди фортов. Вначале она оказала услуги при первых атаках японцев, но ее оказалось невозможным поддерживать по условиям каменистой почвы. А затем японцы слишком приблизились сапой.

Приспособление прицелов орудий к условиям действия на береговом фронте, снабжение изготовленными им прицелами части китайских пушек и т. п. было исключительной заслугой Меллера. Не говорю уже о ценных советах, даваемых им командирам сухопутных батарей и всевозможным техникам, обращавшимся к нему.

Вспоминаю, хотя и некстати, забавный эпизод. После японской бомбардировки, приветствовавшей Макарова, один 12–дюймовый неразорвавшийся снаряд остался лежать на Тигровом полуострове, недалеко от бассейна. Меллер поехал, чтобы исследовать его. Картина: комендоры с какого–то судна отвинтили запал, устроили снаряд на камнях и развели под ним огонь. Меллер устремился к ним, разбросал дрова и обозвал их самоубийцами. Из их объяснений выяснилось, что они слышали, будто для извлечения шимозы нужно погрузить снаряд в бак с водой и кипятить: шимоза выползет из снаряда. Так как бака у них не было, то они решили разогреть снаряд, при этом поливая его водой. Меллер говорил, что у него холодный пот выступил при виде этого.

После первого боя в стволе правого 12–дюймового носового орудия «Петропавловска» образовалась продольная сквозная трещина, идущая от дужки на 8 приблизительно футов и происшедшая, как предполагали, от попавшей в дуло непосредственно перед выстрелом морской воды. При последующих выстрелах трещина должна была продолжиться до следующей обертки и повлечь или окончательную невозможность пользоваться им, или вызвать взрыв пушки с повреждением соседнего орудия, не говоря уже об опасности для людей. Орудие считалось выведенным из строя. Его замена была весьма проблематична, — в Артуре ни одного запасного орудия не было.

Подполковник Меллер, прибывший с Макаровым, исследовав на следующий же день орудие, заявил, что это пустяки, т. к. после нескольких дней работы оно будет действовать, что дальность не уменьшится, только рассеяние будет несколько большим. Стоит только остановить распространение трещины сквозной дырой, просверленной нормально к оси орудия, и заплавить эту дыру металлом для избежания крупного прорыва газов в этом месте. Но работа была очень деликатна. Хотя Меллер и привез с собою с Обуховского завода отборных мастеровых, но, к всеобщему изумлению, считал необходимым выполнить работу своими руками.

В следующие дни можно было видеть редкую картину: подполковник в пальто верхом на пушке, нажимая обеими руками на ручки пневматического сверла, ведет напряженную борьбу со сталью. Работа продолжалась несколько дней с раннего утра до захода солнца с кратким перерывом на обед. Она не остановилась даже во время бомбардировки порта японцами, когда два 12–дюймовых снаряда упали в нескольких саженях впереди броненосца, а один пролетел между мачтами немного выше трубы и взорвался в воде так близко, что шканцы облило водой. Я был на вахте во время обстрела и в первый раз в жизни испытал на себе действие контузящей энергии снаряда. В момент пролета снаряда над трубами, когда я находился на спардеке, одновременно с услышанным ревом я почувствовал, как мою голову мгновенно, с необъяснимой силой, рвануло назад. Секунда, — и я с удивлением убедился, что она не улетела в пространство. Но шейные мускулы в течение нескольких часов работали как–то нелепо. А между тем Меллер, когда слезал с пушки, казался менее утомленным, чем его рабочие, регулировавшие действие гидравлического насоса и положение шланга. Вечером, вымыв бензином облитые маслом руки, он выпивал стакан чая с ромом, отправлялся к себе ужинать, проигрывал на привезенной с собой виолончели несколько арий, уделяя своему инструменту такое же внимание, как и сверлу, и сваливался в каюту до утра. Он сам лично залил просверленную дыру металлом и орудие приняло участие в перекидной стрельбе при следующем обстреле японцами порта.

Подполковник Александр Петрович Меллер, бывший морской офицер. Отличный математик. По наружности, как говорится, «невидный». Не то мастеровой, дошедший до станкового, не то коробейник какой–то. Среднего роста, худой, сутуловатый, подавшийся вперед, словно жизнь за точильным станком проводит. Костистая голова с открытым лбом, с горбинкой нос, рот приоткрытый — того и гляди забавную историйку выкатит, беспорядочная борода клином. Самое странное: судачьи глаза — бесцветные, ничего не выражающие. Только при пристальном наблюдении открываешь где–то в глубине их светящуюся сконцентрированным огнем точку. Длинные руки, с могучими мускулами; длинные, тонкие, нервные пальцы. Эти руки — что щупальцы спрута, вечно ищут, что бы зажать; они то в масле каком–то, то черт знает в чем, — только когда за виолончель берется, оказываются неожиданно чистыми. Одет небрежно — напялил, ну, и ладно; так и просится: «зипунишко на ем…». Галстук, когда есть — на сторону. Погоны изломаны и покручены — сынишка ему их помял, чтобы позабавиться. Фуражка нахлобучена, как пришлось.

Говорит просто, чисто, куда–то в пространство, словно описывает то, что видит где–то. Но, тут–то за внешней небрежностью скрывается точность выбора слов, краткость, ясность и картинность; словно на экране мелькает ряд образов поражающей отчетливости, — хорошо наведено!

На ходу — едва голову повертывает. Кажется, словно невидимым удилом помахивает, — того и гляди забросит куда–нибудь, да и вытащит с первого же маха.

Таким же он был подполковником, мастером Обуховского завода; таким остался, когда стал полным генералом; таким же, только с переменой фуражки на смятую шляпу и форменного пальто на потертый эмпер–меабль, когда оказался содиректором Шнейдер–Крезо в Париже.

Громадные и разносторонние теоретические знания, замечательно ассимилированные, как бы переработанные его внутренней лабораторией для немедленного практического применения. Непревзойденная практика как в и руководстве техническим делом, которому он себя посвятил, так и в личном практическом исполнении чисто ручной части работы. Мгновенное приспособление к обстоятельствам: изобретательность и способность извлечь пользу из самых, казалось бы, неподходящих материалов.

Знание людей, уменье увлекать их и толкать на работу не за страх, а за совесть. Редкая способность на ходу какой–нибудь работы схватиться за другую, почему–нибудь его заинтересовавшую, и вести обе с одинаковым успехом — словно у него было два или три независимых друг от друга мозга. Неутомимая деятельность. Я очень хорошо его знал. Временами казалось, что он не выдержит необычайного нервного и мозгового напряжения, — ничуть не бывало! Делал он всё как бы забавляясь. К тому же прирожденный музыкант и хороший виолончелист. Превосходный стрелок из какого угодно орудия. Его личный метод позволил ему безошибочно попадать в цель со второго выстрела и без таблиц, чем он изумлял неоднократно как сухопутных, так и морских артиллерийских офицеров в Артуре. Метод — простой, но нужно было иметь его глаз и его ошеломляющую быстроту наводки.

Будущее выявило его крупный талант организатора и администратора, не останавливающегося ни перед какой ломкой традиций, и как будто только и искавшим всё большей и большей ответственности и независимости в своей деятельности от центральных учреждений.

Простота обращения необычайная, независимо от того, с кем он имел дело: адмирал или мастеровой безразлично (Последняя черта напоминала H. M. Яковлева, командира «Петропавловска».).

Одной из отличительных черт его характера была неспособность возвращаться к прошлому, — ему немедленно делалось скучно и он угасал. Так, в моих частых встречах с ним в Петербурге и затем в Париже мы никогда об Артуре не говорили. У него всегда были увлекавшие его новые перспективы, но он так же мог увлечься и проектами собеседника, подчас не имевшими ничего общего с его деятельностью.

Натура, — почвой деятельности которой должна была бы быть Америка, а не Россия того времени.

Капитан 1 ранга

Н. В. Иениш