ВЗРЫВ И ГИБЕЛЬ «ХАТСУЗЕ»

В неудачной для нас Русско–японской войне был один день, когда судьба улыбнулась русскому флоту. Если бы в этот день во главе Тихоокеанской эскадры, находившейся в Порт–Артуре, стоял не адмирал Витгефт, человек долга, но мягкий, безынициативный и неспособный на быстрые и самостоятельные решения, война на море приняла бы другой оборот и, мне кажется, была бы выиграна русскими.

2–го мая 1904 года утром я по обыкновению обходил эскадренные миноносцы 11–го отряда. Большая часть миноносцев, как всегда, стояла бок о бок в Гнилом Углу гавани, пришвартовавшись к стенке. Меньшая же часть, обычно грузившаяся углем, находилась около угольных складов под Золотой Горой при выходе из внутреннего бассейна к внутреннему рейду и одновременно влево, к проходу на внешний рейд, в обход Золотой Горы.

Когда я был еще у Гнилого Угла, я встретил на набережной кап. 2–го ранга Карцева, командира одного из миноносцев 1–го отряда (впоследствии адмирала и директора Морского корпуса), который пригласил меня, как он это делал часто, к себе на завтрак. Карцев обещал мне борщ с маслинами, приготовление которого повар его миноносца довел до совершенства.

В разговоре Карцев сообщил мне, что накануне поздним вечером, воспользовавшись отсутствием японских судов на горизонте (что заметили с Золотой Горы) и благодаря мглистой погоде, минному транспорту «Амур» удалось, по–видимому, совершенно незаметно для японцев поставить большое количество мин, далеко в море, на месте обычных наблюдательных рейсов японских военных судов, блокирующих нашу базу.

После гибели «Петропавловска» японские корабли не подходили близко к Порт–Артурскому рейду, а вели блокаду с большого расстояния, ходя по радиусу около 10 морских миль от входа в гавань.

Когда после встречи с Карцевым из Гнилого Угла я шел к угольной пристани встречные офицеры нашего отряда сообщили мне, что большой японский броненосец, по–видимому, наскочил на мину, накануне поставленную «Амуром», и с Золотой Горы передают, что далеко на горизонте видят японский броненосец под креном и вокруг него много шлюпок. Все эти офицеры торопились на Золотую Гору, чтобы посмотреть на происходящее. На миноносце у угольной стенки я встретил и нашего скромного отрядного артиллериста лейтенанта Колчака (впоследствии Верховного правителя России), который тоже подтвердил мне эту приятную весть.

Окончив свое дело на миноносцах, я тоже стал подниматься на Золотую Гору. На ее вершине высоко–высоко над морем, на площадке у сигнальной мачты было много военных: около сотни офицеров с различных судов, стоявших в гавани, и около двух десятков матросов–сигнальщиков.

Взоры всех были устремлены в дальний и чуть мглистый горизонт. В бинокли и подзорные трубы старались разглядеть происходящее у врага. Мне с большой высоты море казалось гладкой матовой зеленоватой бесконечностью, сливающейся с небом.

Но очень–очень далеко простым глазом можно было заметить группу черных черточек разной величины. Сигнальщики рассказывали, что с утра не сводили глаз с горизонта, особенно когда появились едва видимые силуэты японских судов и, как всегда, в том секторе горизонта, где они обычно ходили. Когда «это» случилось, они сразу заметили, что к подорванному кораблю сейчас же стали подходить другие корабли. Как очень дальнозоркие и опытные, они утверждали, что пострадавший корабль имеет большой крен.

В толпе офицеров я заметил и вновь назначенного флаг–капитаном при начальнике эскадры адмирале Витгефте, капитана 2 ранга фон Эссена, бывшего бравого командира крейсера 2–го ранга «Новик», уже прославившегося своим мужеством, активностью и инициативой.

Н.О. Эссен, небольшой, с рыжей бородкой, совсем не имел воинственного вида. Был со всеми одинаково вежлив и приветлив. При его мужестве, уже всем известном, эти качества еще более располагали к нему. Тогда уже этот выдающийся впоследствии адмирал почитался всеми на первом месте среди достойных флотских командиров.

Мой собственный прекрасный призматический бинокль Цейса, который я купил в Гвардейском экономическом обществе, утонул вместе со «Стерегущим», и я остался в этот исторический день моей службы во флоте без бинокля. Желая посмотреть на наш реванш в отношении японцев, столь радовавший нас всех, я попросил бинокль у соседа и под объяснение сигнальщика стал всматриваться в горизонт, в едва видимые простым глазом маленькие две–три черточки, какими нам казались громадные японские броненосцы.

В бинокль картина прояснилась. Я увидел пострадавший японский корабль, различил его трубы, мачты и вокруг корабля с десяток не–то катеров, не–то миноносцев, которые находились близко к нему и, может быть, снимали с него груз или команду.

Прошло с полчаса. Никто не хотел уходить с Золотой Горы, желая воочию убедиться в нашей удаче.

Едва я возвратил бинокль моему соседу и стал простым глазом всматриваться в драму на далеком горизонте, как вдруг увидел, что с большого, ближайшего к пострадавшему, японского корабля вырвалось черное облако с огнем под тупым углом вверх и в сторону, но такого размера, что в несколько раз (раз в десять) превышало видимые размеры корабля и не очень быстро росло.

За моей спиной вдруг раздался общий крик изумления. Очевидно, вся масса офицеров одновременно со мною увидела эту страшную картину. Через 5–10 секунд с этого же корабля вырвалось второе черное облако с ярким пламенем, размером раза в три больше первого, тоже вверх и под углом к горизонту и направленное в обратную сторону. Оно так же не очень быстро стало расти и вверх и в ширину. Все замерли от изумления! Затем грянуло могучее «ура» и полетели в воздух фуражки.

Я не мог оторваться от этой картины страшного взрыва, видимого на расстоянии около десяти морских миль от нас. Звуки же взрывов до нас не доходили. Затем оба черных облака чуть оторвались от корпуса корабля и стали медленно подниматься вверх и слегка расширяться. Вдруг из воды высунулся на значительную высоту нос японского броненосца, очевидно, сначала затонула корма, и медленно опускаясь в вертикальном направлении, носом кверху, корабль исчез с морской поверхности.

Гибель взорвавшегося второго японского броненосца казалась точной копией взрыва и гибели «Петропавловска» и совершилась в течение одной минуты. Два облака густого, черного еще, дыма — это всё, что осталось от японца. Темные пятна в небе держались с полчаса и, расплываясь, постепенно исчезли.

Восторгам не было предела. Все восхваляли командира «Амура», так удачно выполнившего постановку мин, задуманную одним из его офицеров.

Все стали говорить, что скорее надо выйти в море всей эскадре и прикончить противника. Я обернулся назад и вижу: за моей спиной на цементной площадке на корточках сидит Н. О. Эссен. Перед ним на полу ящик полевого телефона. Он усиленно звонит на флагманский корабль, стоящий у стенки внутреннего бассейна против управления порта. Группа офицеров, с которыми он объясняется короткими фразами, обступила его. Все высказывают мысль о необходимости немедленного выхода в море.

Уже здесь, в Париже, в 1947 году, через 43 года, на обеде порт–артурцев в Морском собрании (рю Буассиер, 40), кап. 1 р. Сергей Николаевич Власьев рассказывал нам, как он тотчас после взрыва и гибели «Хатсузе», будучи, как и я, на Золотой Горе в момент этой катастрофы, обратился к флаг–капитану кап. 2 р. Эссену с просьбой разрешить тотчас же дать радиосигнал со станции на Золотой Горе по международному коду:

— Флот извещается, что наши подводные лодки потопили японский броненосец!

Эссен разрешил, и радио тотчас же было дано. Я же со своей стороны ясно помню, что когда я, не отрывая глаз, смотрел на место гибели «Хатсузе» (допуская возможной и последующую удачу), стоящие рядом со мною офицеры, наблюдавшие в бинокли, говорили:

— У них паника! Они стреляют друг в друга!

Теперь я понимаю, что это было следствием находчивой инициативы С. И. Власьева.

Как сейчас помню доклад Эссена адмиралу Витгефту о происшедшей на его глазах гибели «Хатсузе» и о тяжком повреждении другого японского броненосца, горячую просьбу его и убеждение немедленно развести пары на всей эскадре, чтобы выйти в море до подхода главных сил адмирала Того.

От момента взрыва на мине первого японского броненосца до гибели «Хатсузе» прошло около двух часов, следовательно надо было спешить.

Но повторилась та же преждевременная боязнь подводных лодок и опасная стрельба вокруг себя по воображаемым перископам, как было при гибели «Петропавловска» и взрыве «Победы».

По репликам, которые подавал Эссен, можно было заключить, что адмирал Витгефт колеблется и не соглашается. В период этих переговоров флаг–капитана со своим адмиралом, офицеры сообщили Эссену новые наблюдения о том, что к месту катастрофы подходят новые японские суда, но малого тоннажа, тип которых разобрать трудно. Всё говорило за то, что главные силы Того были далеко.

В то время предполагали, что японский флот для прикрытия уже начавшихся своих десантных операций на Ляодунском полуострове (с целью отрезать крепость Порт–Артур от Маньчжурской армии) базировался на архипелаге мелких островов Эллиот, расположенных между Кореей и Ляодуном, принадлежащем России на тех же основаниях, как и Квантунский полуостров и Порт–Артур.

Острова Эллиот находятся всё же довольно далеко от Порт–Артура, приблизительно в полудневном переходе, а может быть и больше.

Если в момент гибели «Хатсузе» главные силы японского флота, действительно, находились там, то, конечно, если бы наш флот вышел тотчас же после гибели «Хатсузе» (а еще лучше, после подрыва их первого броненосца), он мог бы разгромить японские суда, находившиеся поблизости к державшемуся еще на воде поврежденному противнику и утопить его. Впоследствии выяснилось, что этот подорванный броненосец сам затонул, не дойдя до японской базы.

Было еще одно обстоятельство, чрезвычайно благоприятное для нас, которое, однако, еще не было известно ни адмиралу, ни флаг–капитану. У наших берегов около Талиенвана погиб еще один, третий, корабль, тоже взорвавшийся на мине. Известие о гибели этого корабля не было сообщено своевременно благодаря очень слабой береговой связи наблюдений.

Если бы гибель третьего японца у Талиенвана стала известна адмиралу Витгефту своевременно, может быть, он и решился бы выйти в море со всеми силами, повернуть успех войны на море в нашу сторону и тем оказать величайшую услугу Российской империи. Но, не зная еще о гибели третьего неприятельского корабля в этот роковой для японцев день, он на это не рискнул, несмотря на энергичнейшие увещания и доводы своего флаг–капитана, которые все мы, в том числе и я, слышали своими ушами.

Морской врач

Я. И. Кефели