Глава седьмая

Переход к позиционной войне

1. Преследование и остановка на реке Эн

(Схема 18)

Схема 18. Марнская битва. Западное крыло 9—10 сентября.

События, последовавшие вслед за Марнской битвой, подводят итоги тенденциям, которые уже четко обнаружились в ее ходе. Маневр, уже на Марне получивший весьма ограниченное значение, окончательно уступает место рас — тушей тяжеловесности армий той и другой стороны, скованных усталостью и неспособных к быстрым передвижениям, которых требовала обстановка. Стремление к оседанию на месте, к образованию сплошного, неподвижного фронта проявляется со все более непреодолимой силой. Истощение оперативной энергии обеих сторон приводит к остановке на реке Эн, где окончательно создается позиционный фронт.

а) Катастрофическое положение германских армий после Марны

Такая оценка, пожалуй, будет неожиданна для читателя, ознакомившегося с предшествовавшими главами и знающего о благополучном завершении германского отхода на реке Эн. Признаться, эта оценка действительно исходит скорее из понятий минувших войн: хаос, царивший на правом крыле германских армий после Марны и вызванный не столько натиском союзных войск, сколько перемешиванием частей, неожиданностью приказа об отступлении и ненадежностью управления, этот хаос несколько походил на то, что творилось в гораздо меньшем масштабе сто лет назад на большой дороге от Иены на север. Если катастрофы все же не произошло, в этом следует видеть особенность новых условий ведения войны.

В предшествовавшей главе было показано, что пессимизм, царивший в германском главном командовании, сыграл роль одного из факторов, совокупность которых привела к отступлению правофланговых армий. Эти черные настроения главного командования пресловутый Хенч несет в штабы 2–й и 1–й армий, где имелись уже достаточные основания для принятия роковых решений. Если бы германское главное командование своевременно вмешалось в ход битвы с директивами иного порядка, они, возможно, оказали бы противоположное воздействие на исход событий, и дело приняло бы другой оборот. Но исторический факт остается незыблемым: в ставке главного командования отступление германских армий было, по существу, предрешено, и попытки официального труда доказать обратное, запутать до невероятности изложение подлинных событий не достигают своей цели. После отъезда Хенча германское главное командование как бы вновь выключается из цепи величайшей битвы, которая стихийно движется своим чередом. Но нельзя думать, что у Мольтке отсутствовала своя, пусть сбивчивая и противоречивая оценка происходившего на фронте гигантской схватки. Истина все-таки просачивалась через скудные и противоречащие друг другу сведения, которые доходили до него. Начальнику штаба главного командования стало очевидным, что его план от 4 сентября, в котором он отступил от прямых и ясных указаний Шлиффена, потерпел жалкое фиаско, 4–я и 5–я германские армии почти не двигались вперед, стало быть, нечего было и думать о быстром выдвижении их на линию Нефшато — Мирекур. Еще меньше оставалось шансов на успешное форсирование 6–й армией Верхнего Мозеля. 8 сентября Мольтке принимает решение приостановить бесплодные атаки французской крепостной линии и перебросить освободившиеся силы на правое крыло (см. пятую главу)[346]. Прибывший в Спа кронпринц Рупрехт сообщает о своей беседе с Мольтке вечером 8 сентября. Начальник штаба изобразил ему положение германских армий в мрачных красках: «5–я армия находится перед укрепленной позицией и не так — то быстро продвигается вперед… 4–я армия также находится перед окопавшимся на своих позициях противником», 2–я и 3–я армии ведут тяжелые бои и находятся под угрозой быть смятыми с правого фланга. 9 сентября утром получаются новые подтверждения (радио 2–й армии, см. шестую главу) тою, что крупные силы союзников движутся в брешь между 1–й и 2–й армиями. Для начальника генерального штаба нет больше никаких сомнений, что правое крыло германского фронта должно отступить, притом возможно скорее, а это, по существу, означает отход и прочих армий. Именно такое предложение — о всеобщем отступлении — Мольтке делает во время своего доклада кайзеру. Этот доклад по времени совпадает как раз с отдачей Хенчем 1–й армии от имени Мольтке приказа об отходе; «своеобразное совпадение», замечает по этому поводу Рейхсархив. Но удивляться здесь нечему, так как существовали веские объективные причины для подобного совпадающего решения. Весьма характерно, что, по свидетельству присутствовавшего при докладе генерала Линкера, Мольтке сослался на то, что «генерал Бюлов придерживается мысли о необходимости отступления. Он — один из опытнейших генералов армии». Но драматизм момента заключается в том, что предложение Мольтке утверждено не было, а события по решению Хенча остановить уже нельзя было — три правофланговые германские армии днем 9 сентября уже отступили. В 4 ч. 45 м. было получено первое донесение об этом от 2–й армии. В донесении говорилось, что 1–я армия отступает левым флангом через Куломб — Ганделю, «2–я армия, согласованно с Хенчем, приостановила медленно продвигающееся вперед наступление и выходит на северный берег Марны, правым флангом на Дориан. Скорейшее пополнение в людях настоятельно необходимо». Сообщение это, означавшее начало перелома в ходе всей войны, не только не произвело обескураживающего впечатления на главное командование, а, напротив, подняло его настроение. Вечером 9 сентября отдается приказ о переходе 10–го во всеобщее… наступление, 1–й армии было послано следующее указание: «2–я армия отошла позади Марны, правым крылом на Дорман. 1–я армия должна расположиться за ней уступом, наступлением препятствуя охвату правого фланга 2–й армии», 3–я, 4–я и 5–я армии должны были 10 сентября также возможно скорее возобновить наступление. Таким образом, германское главное командование оказалось вновь совершенно неосведомленным о том, что творилось с его армиями. [391]

К утру 10 сентября было получено, наконец, донесение от 1–й армии, в котором констатируется, что она отступает за реку Эн. Вскоре последовало дополнительное сообщение и от 2–й армии. Ссылаясь на оголение своего правого фланга, генерал Бюлов доносил о том, что он продолжает отступление и притом совместно с 3–й армией. Немедленно же был послан приказ 1–й армии с настойчивым подтверждением главной ее задачи — обеспечение правого фланга 2–й армии. Во всяком случае положение на правом крыле постепенно выяснялось. В 11 час. утра получена более обстоятельная информация от командующего 2–й армией: «В согласии с Хенчем я так оцениваю положение: отступление 1–й армии за реку Эн вынуждено оперативным и тактическим положением, 2–я армия должна поддержать 1–ю армию, севернее Марны, иначе правое крыло войска будет оттеснено и смято с фланга. Сегодня сильные арьергарды занимают южнее Марны линию Дорман — Авиз, примыкая к 3–й армии. Жду указаний». Эта казуистическая реляция все же подтверждает, что отступление правого крыла — свершившийся факт, хотя и неоформленный пока еще приказом свыше. В новом докладе кайзеру Мольтке, видимо, настаивал на необходимости признать этот факт. Генерал Линкер так излагает его соображения: «Армии вытянулись тонкой линией на громадной дуге от Вогеза до Парижа. Нигде не сосредоточены более мощные силы. Потери очень велики. Очень сомнительно, могут ли 1–я и 2–я армии противостоять наступлению. Мысль об отступлении подступает ближе, если уже не подступила».

В 3 часа пополудни возвращается, наконец, Хенч и делает подробный доклад о происшедшем сначала Мольтке, а затем кайзеру. Вся вина за отступление сваливается на командование 1–й армии, которое уводом 3–го и 9–го корпусов создало брешь на Марне, куда проникли крупные силы противника Хенч утверждал, что по приезде в штаб 1–й армии он уже нашел готовый приказ об отступлении: 1–я армия отступает на линию Суассон — Фим, 2–я

— за реку Вель, 3–я — по обе стороны от Шалона. Сообщение Хенча вызвало вздох облегчения из груди Мольтке: «Слава богу, дело выглядит значительно лучше, чем я думал». Самый факт отступления правофланговых армий меньше всего удивил Мольтке

— важное подтверждение того, что инструкции, данные Хенчу при его отъезде 8 сентября, целиком соответствовали намерениям Мольтке. На основе сделанной Хенчем информации отдается в 5 ч. 30 м. вечера приказ, санкционирующий, наконец, отход правого крыла германского войска, «2–я армия отходит за реку Вель, левым флангом на Тюизи; 1–я армия получает указания от 2–й армии; 3–я армия примыкает ко 2–й на линии Мурмелон ле — Пти — Франшвиль, юго-восточнее Шалона на Марне; 4–я армия примыкает к 3–й, севернее Рейн — Марнскою канала, до района Ревиньи; 5–я армия остается на достигнутых позициях, 5–й арм. корпус и главный резерв Меца атакуют форты Труайон, Парош и Камп — де — Ромен. Занятые армиями позиции — укреплять и удерживать. Первые части 7–й армии — 15–й арм. корпус и 7–й рез корпус — около 12 сентября в полдень достигнут района Сен-Кантон — Сиси».

Но вскоре иллюзия, созданная информацией Хенча и выраженная в приказе, о сравнительно благополучном выходе из кризиса на Марне, была развеяна в прах. Поздно вечером было получено сообщение от 1–й армии, в котором говорилось об отходе ее, севернее леса Виллер Коттере, и продвижении крупных сил противника к северу от Шато-Тьерри в направлении на ульши — Нейльи — Сен-Фрон. «Части сильно перемешаны, армия измотана пятидневным боем и приказанным отступлением. Будет готова к наступлению самое раннее 12–го». Итак, 1–я армия отходит левым флангом вовсе не на Фим, а на Суассон, и иначе отступать не может, так как между нею и 2–й армией уже вклинились крупные силы противника. Марнский кризис, оказывается, вовсе не преодолен, а, напротив, развивается с новой силой. Брешь между двумя армиями составляет 40 км.

1–я армия, несмотря на внешне благополучный выход из кризиса, в действительности являла все признаки армии, потерпевшей поражение. Люди дошли до крайней степени физического изнеможения; многие оставались лежать вдоль дорог. Обозы, несмотря на принятые меры к упорядочению их движения, все же преграждали дороги, части сталкивались друг с другом, происходили закупорки, царил беспорядок, сопутствующий внезапному и неподготовленному отступлению.

В 11 ч 30 м ночи 10 сентября 1–я армия дополнительно сообщила: «1–я армия утром располагается на реке Эн от Вика до Суассона, арьергарды находятся южнее. Противник продвигается вперед от Шато-Тьерри и западнее, силами, по меньшей мере, до двух корпусов и нескольких кавалерийских дивизий». Утром 11 сентября в штаб 1–й армии поступило указание генерала Бюлова, согласно которому 1–я армия, вновь подчиненная Бюлову, должна была 11–го перейти обратно через р. Эн и 12–13 сентября примкнуть слева к правому флангу 2–й армии. Отрезок р. Вель у Брен (Braisne) и Фим 11 сентября должен быть прегражден смешанной бригадой 2–й армии.

Утром 11 сентября Мольтке выехал на фронт — в штаб 3–й, 4–й и 5–й армий. Это мероприятие начальнику генерального штаба следовало осуществить гораздо раньше Первое его впечатление было вполне благоприятным. Но здесь на сцену выступает снова Бюлов, запутав окончательно положение справа, он теперь сосредоточивает свое внимание на левом фланге. 10 сентября вечером штаб 2–й армии получил сведения о движении неприятельской колонны по дороге Шампобер — Бержер на восток. Бюлов сообщает главному командованию, что враг явно угрожает ударить во фланг массе германского войска, еще задержавшейся на своих позициях, он предлагает отвести ее на линию Сюип — Сент — Менегульд. Это сообщение окончательно убеждает Мольтке в необходимости отступлений всех германских армий, и в 2 ч. 30 м дня 11 сентября им отдается без доклада кайзеру соответствующий приказ. После указания на угрозу со стороны крупных сил противника левому флангу 2–й и 3–й армий, последней предлагалось отойти на линию Тюизи — Сюип, примыкая ко 2–й армии у Тюизи; 4–й армии — отступить на линию Сюип — Сент — Менегульд; 5–й — на линию Сент-Менегульд и восточнее. «Достигнутые линии — укреплять и удерживать. Армиям сохранять при отходе фланговое примыкание». К этому Мольтке добавил устно, что 3–я армия «должна свои позиции построить, как крепость», а 4–я армия — «укрепить линию Сюип — Сент — Менегульд». По настоянию германского кронпринца (командующего 5–й армией), новый фронт германских армий был отнесен несколько севернее. В течение 13–14 сентября левофланговые армии, идя форсированными маршами, заняли указанные им позиции. К вечеру 14 сентября фронт проходил восточнее Реймса, вдоль дороги Реймс — Суэн — 3–я армия; от Суэн до Бинарвиль — 4–я армия; через Аргонны связь по дороге, охраняемой постами, с 5–й армией, Апремон — Монфокон — Консанвуа — Азан — Утен — Конфлап — 5–я армия.

Достигаемое таким путем укорочение и выпрямление фронта необходимо было осуществлять возможно быстрее, так как на правом крыле вновь надвигалась гроза. Следующий неотступно за германскими армиями противник 12 сентября с утра опрокинул слабое прикрытие на реке Вель и стал продвигаться в 40–км брешь между 1–й и 2–й армиями. Французы, перейдя реку у Мюизон, достигли Мерфи, западнее Реймса. Бюлов приказал 10–му рез. корпусу отойти к востоку от Реймса, сдавая город противнику. Между тем, 1–я армия, сдвинувшись, согласно полученным инструкциям, к востоку, достигала своим левым флангом лишь Конде у устья реки Вель. В 2 часа дня в штабе 1–й армии было получено указание командования 2–й армии. «Противник, оттеснив вправо фланговую дивизию, перешел реку Вель и занял высоты Сен-Тьери; 1–я армия еще сегодня должна послать крупные силы в тыл противнику в направлении на Сен-Тьери». Но по фронту 1–й армии уже начался артиллерийский бой, и командованию 2–й армии был послан следующий ответ; «1–я армия сильно атакована на линии Атиши — Суассон, ждет завтра боя, удерживает северный берег реки Эн от Атиши до Конде. Может еще продлить левый фланг, но продвижение к Сен-Тьери невозможно».

Марнские события в новой обстановке начали воспроизводиться с опасной последовательностью. Брешь, от которой бежали правофланговые армии 9 сентября, 12–го вновь зияла в расположении германского фронта. И оба командующих армиями вновь сваливали друг на друга ответственность за этот прорыв[347].

В силу отсутствия единого твердого руководства положение германского фронта представлялось непосредственно после Марны, таким, что, имей союзники крупные подвижные силы, они могли бы разрезать его на части, выйти во фланг и в тыл отдельным армиям и привести германское войско к полной катастрофе. Этого не случилось, главным образом, потому, что такого решительного преследования со стороны союзников не было.

б) Преследование (10–15 сентября 1914 г.)

В ночь с 9–го на 10 сентября, когда французское главное командование готовилось к возобновлению борьбы на реках Урк, Клиньон. Марне, из перехваченных радио стало известно об отходе правофланговых германских армий. Союзники решают с 10 сентября начать преследование. «Генерал Жоффр, координируя действия своих армий, стремится в максимальной степени использовать победу, которая только что одержана им; он стремится настигнуть противника, который ускользает, маневрировать на его флангах, расчленить его. Но маневры, которые он предписывает, не могут быть осуществлены по причине быстроты, с которой отступают немцы, и усталости союзных войск»[348]. Ясная погода сменилась дождливой, что также отразилось на темпе преследования.

Этим, собственно, сказано все необходимое: Жоффр издавал превосходные директивы, написанные языком наполеоновской эпохи, но не было ни средств, ни возможностей их выполнить. Дело заключалось не столько в быстроте отхода немецких армий, сколько в крайней медленности наступления «преследующих» союзных армий: в среднем они делали всею лишь 10–12 км в сутки[349].

К концу дня 10 сентября 6–я французская армия, англичане и 5–я французская армия достигли без всякого соприкосновения с противником линии Санли, Бец, Марейль на Урке, Нейльи, Сен-Фрон, Дорман. 9–я французская армия продвинулась к северу от Сен-Гондских болот и Фер-Шампенуаз. Перед фронтом 4–й и 3–й армий немцы удерживались.

В середине дня генерал Жоффр обратился ко всем армиям со следующей директивой:

«Германские силы поддаются на Марне и в Шампани перед союзными силами центра и левого крыла. Чтобы закрепить успех, необходимо энергично вести продвижение вперед таким образом, чтобы не дать противнику никакой передышки. Победа теперь заключается в ногах нашей пехоты»[350].

Оказалось, однако, что «ноги пехоты» уже недостаточны для эксплуатации победы в сражениях такого масштаба, как Марнская битва.

Согласно директивам Жоффра, преследование в целом должно было вестись в северо-восточном направлении, 6–я армия должна была наступать западнее линии Урк — Суассон, стремясь к охвату крайнего фланга противника с запада; англичане — между Суассоном и Фер-ан-Тарденуа; 5–й армии предстояло обойти с запада лесной массив Эперней; 9–й армии — выйти на Марну между Эперней и Шалоном, одновременно содействуя в районе Сомпюи 4–й французской армии в выполнении ею флангового охвата 4–й германской армии.

Только между 14–16 час. 10 сентября армия Монури начинает свое движение на правый берег Урка. 5–я кав. дивизия, перейдя в полдень Уазу, к ночи достигла Сен-Жюст — ан — Жоссе, выдвинувшись на 40 км к северо-западу и нигде не встретив противника. Конечно, одной кавалерийской дивизии было совершенно недостаточно для достижения сколько-нибудь серьезного оперативного эффекта. Англичане продвинулись за день около 12 км, не встретив сопротивления. Кавалерийский корпус Конно достиг Лупи-Ле-Шато, встретив здесь незначительное сопротивление со стороны немецких арьергардов. Прочие корпуса 5–й армии переправились через Марну и заняли Дорман. 9–я армия левым крылом перешла Сен-Гондские болота, продвинувшись в северо-восточном направлении, всего около 15 км. Правое крыло армии Фоша, немцы задержали на ручье Сомм. Между 5–й и 9–й французскими армиями образовался таким образом никем не занятый мешок, в глубине которого спокойно отходили части 2–й германской армии. 11 сентября генерал Жоффр посылает военному министру реляцию[351]. «Марнская битва закончилась неоспоримой победой. Отступление 1–й, 2–й и 3–й германских армий ускоряется перед нашими левым крылом и центром. В свою очередь 4–я армия противника начинает отступать к северу от Витри и Соризе, оставляя на месте многочисленных раненых и большие количества боеприпасов. Несмотря на усилия, проявленные войсками в течение этих 5 дней, они находят еще в себе энергию преследовать противника. Повсюду, где они продвигаются вперед, обнаруживаются следы напряженности борьбы и значительности средств, пущенных в дело германцами, чтобы сокрушить наш фронт. Сопротивление союзных армий и возобновление наступления в подходящий момент определили успех в нашу пользу, и этот успех утверждается все больше и больше всеми нашими армиями». В 17 час. 11 сентября Жоффр дает более определенные директивы о задачах преследования. Отступающие силы немцев разделены на две группы, одна из которых отступает прямо на север, а другая — в северо-восточном направлении, 6–я, английская и левый фланг 5–й армии должны охватить с запада часть неприятельских сил, отступающих за реку Эн. 6–й армии с этой целью придается 13–й корпус, перебрасываемый из Лотарингии. Еще утром 11 сентября французское главное командование предложило кав. корпус Бриду направить на правый берег Уазы — к Компьену и Нуайону. Жоффр обращает внимание командующего 6–й армии на важность выдвижения как можно больше к западу: «Следует предвидеть, что немцы окажут сопротивление на реке Эн и будет трудно их атаковать с фронта, необходимо поэтому, чтобы 6–я армия, сохраняя все время тесную связь с англичанами, действовала на правом берегу Уазы, чтобы охватить противника с фланга»[352]. 9–я и 4–я армии должны сосредоточить свои усилия против неприятельских сил, остающихся еще на своих позициях и Шампани, стремясь отбросить их к северо-востоку, а 3–я армия, двигаясь прямо на север, между Аргоннами и Маасом, должна стремиться перерезать сообщения противника, 5–я армия — в центре между двумя этими маневрирующими группами — должна быть готова действовать в северо-западном или северо-восточном направлении. Общее направление движения всех союзных армий — северо — восточное. В целом весьма широкий план, составленный генералом Жоффром для использования победы, имеет в виду «взять в тиски союзных армий быстро отступающего противника, маневрировать против его флангов и, охватив их, сломить его центр, напротив которого находится 5–я французская армия, готовая действовать к северо-западу или северо-востоку, смотря по обстоятельствам»[353].

Жоффр предлагает не тратить «драгоценного времени, останавливаясь для атаки с фронта укрепленных пунктов, занятых авангардами противника, или естественных препятствий, на которых он смог бы организовать оборону. Необходимо, напротив, стремиться их окружать и обходить; фронты наступления армий достаточно широки, чтобы дать возможность действовать в этом смысле».

Что можно возразить против таких директив? Как они, однако, выполнялись?

5–я кав. дивизия 11 сентября переходит далее к западу, в Бове; ее положение на фланге 1–й германской армии по-прежнему не дает никакого оперативного эффекта. Прочие 2 кав. дивизии корпуса Бриду подходят к Уазе у Вербери, но останавливаются перед разрушенным мостом, 6–я армия, двигаясь по-прежнему прямо на север (восточнее У азы), проходит за день 12–15 км и останавливается в 6–7 км от реки Эн, войдя в соприкосновение с противником. Англичане, чтобы избежать перекрещивания с 6–й французской армией, повертываются фронтом на северо-восток. Перейдя Урк, они несколько подвигаются вперед, отстав, однако, от 6–й армии, на одну линию с которой выходит лишь английская кавалерия. 5–я армия делает в течение дня захождение левым крылом, повертываясь фронтом к Реймсу; левофланговый 18–й французский корпус проходит за день около 20 км; перекрещивания частей замедляют и без того слабое продвижение вперед. Кавалерийский корпус Конно выдвигается к реке Вель, встретив некоторое сопротивление у Фим. 9–я французская армия главными силами выходит на Марну, западнее Шалон. Попытка воздействовать на фланг 4–й германской армии, еще остающейся на своих позициях, не дает успеха, так как в ночь с 10–го на 11–е 4–я германская армия начала уже отходить. Кавалерийский корпус Эспе доходит до Марны в районе Соньи, но уже не застигает немецких колонн, 21–й корпус продвинулся около 20 км к Марне, но правое крыло

4–й французской армии все еще находится на реке Соль. 4–я армия располагается, таким образом, под углом, вершину которого образует Витри-ле-Франсуа. 3–я армия остается на месте.

12 сентября 1–я германская армия, переправившись через реку Эн, отходит к северо-востоку, используя изрезанную и лесистую возвышенность для организации обороны. Направление отхода 2–й армии в точности неизвестно, 3–я и 4–я германские армии продолжают отходить, опережая авангарды французов, примерно, на 2 часа.

Французское главное командование уточняет свои директивы в части форсирования реки Эн: «Чтобы обойти противника с запада, 6–я армия, оставив сильный отряд, западнее массива Сен-Гобен, с целью обеспечить при всех обстоятельствах связь с английской армией, главную часть своих сил должна направить на правый, берег Уазы. Британские силы должны быть направлены на север… 5–я армия, поддерживая также тесную связь посредством отряда с правым флангом английской армии, своим левым крылом должна возможно скорее перейти реку Эн, располагаясь по обе стороны этой реки».

Генерал Френч со своей стороны считает, что германцы не станут удерживаться на позициях реки Эн, и предлагает составить общий план операций, имеющих в виду преследование германских армий, отходящих на Маас.

12 сентября кавалерийский корпус Бриду находится на правом берегу Уазы, но вся 6–я французская армия ведет фронтальное наступление против линии реки Эн. Левое крыло под артиллерийским огнем противника не может переправиться на северный берег реки. На правом крыле 7–й французский корпус форсирует реку в районе Вик. 45–я дивизия вступает в Суассон. Британская армия подходит к реке Эн в районе Вайльи, 5–я французская армия, выполняя директиву о действии или на северо-западном, или северо-восточном направлении, смотря по обстоятельствам, вытягивается фронтом к Реймсу, на линии около 20 км от Жоншери, юго-восточнее Ля-Монтань — де-Реймс. Части 1–го французского корпуса вечером занимают пригороды Реймса. Кавалерийский корпус по-прежнему задержан в районе Фим; лишь к вечеру одна из кавалерийских дивизий переходит реку Вель. 18–й корпус за день прошел всего 10 км, тогда как предполагалось, что он будет к концу дня по ту сторону реки Эн. 9–я и 4–я французские армии, переправившись через Марну и Соль, вытягиваются фронтом на северо-восток, восточнее леса Ля — Монтань — де — Реймс, вдоль дороги Реймс — Бар-ле-Дюк. Кавалерийский корпус Эспе успевает настигнуть лишь арьергарды отступающего противника, 3–я французская армия проводит свои части в порядок в основном на прежних позициях.

13 сентября утром французское главное командование дает директиву об изменении общего направления движения всех армий с северо-восточного на северное, имея в виду сдвинуть весь фронт влево и всемерно облегчить маневр 6–й армии на правом берегу Уазы, куда должна теперь перейти вся эта армия, а британцам предстояло примкнуть свой левый фланг вплотную к Уазе. Однако, пока что по ту сторону Уазы действует по-прежнему лишь кавалерия, которая достигла Руа. Монури, под предлогом угрозы со стороны германских сил, которые, по его предположениям, должны быть брошены на правый берег Уазы, предпочитает по прежнему наступать фронтально, перебросив через Уазу лишь одну 37–ю дивизию[354]. Левое крыло 6–й армии переходит через Эн и продвигается севернее реки, не встречая сопротивления противника, который здесь, видимо, отводит свои силы. Но на возвышенности, севернее Суассона противник оказывает упорное сопротивление, 5–я гр. рез. див. и 45–я дивизии не могут перейти реку Эн из-за артиллерийского огня немцев. Англичанам удается перебросить на ту сторону реки лишь отдельные части, 5–я французская армия, которой было предложено резко сдвинуться влево, очутилась в затруднительном положении, сильно растянув свой фронт. Левофланговый 18–й корпус легко переходит через реку и достигает Краонского плато, не встретив сопротивления; кавалерийский корпус Конде также форсирует реку Эн, одна из его дивизий, пройдя 40 км, достигает Сирой. Прочие корпуса 5–й армии пытаются наступать на восток, но встречают упорное сопротивление немцев на высотах Бримон и Ножан л'Абесс, севернее и восточнее Реймса. 9–я французская армия, пройдя несколько километров в северном направлении, наталкивается на укрепленные позиции противника у подножья Шампанских холмов вдоль дороги Реймс — Верден. 4–я армия, имея уже столкновение с немцами, достигает линии Сюип — Сен — Менегульд. 3–я французская армия начинает движение к северу, пройдя около 10 км.

14 сентября французский главнокомандующий напоминает армиям, что, сберегая силы войск, надо непрестанно преследовать противника по пятам, выдвигая вперед легкие авангарды, с очень сильной артиллерией. «Я усматриваю из донесений армий, что части упорствуют в фронтальных атаках укрепленных позиций неприятельские аръергардов. Хотят опрокинуть всякое сопротивление, которое встречается, вместо того чтобы выставить заслон и заставить очистить позиции путем обхода. Этот последний способ является более быстрым, чем фронтальная атака, которая всегда трудна и требует больше людей и больших усилий». По данным французского главного командования, 1–я германская армия и часть 2–й оторваны от обшей массы германского войска. Необходимо покончить с правым крылом неприятельских сил, что составляет задачу 6–й британской и части 5–й армий. Последняя должна главные свои силы перебросить по ту сторону реки Эн. Что касается трех других французских армий — 9–й, 4–й и 3–й — их задача состоит в том, чтобы, «продолжая отбрасывать противника, который находится перед ними, предусматривать общее движение в северо-восточном направлении, с выходом к Маасу: 3–я армия у Стеней исключительно; 4–я армия от Стеней включительно до Седана включительно; 9–я армия выше Седана…».

Однако, и этим директивам суждено было остаться неосуществленными. Генерал Монури, рассчитывая выдвинуть свой левый фланг по ту сторону Уазы у Нуайона, действует одновременно во фланг германским силам через Клермон, однако, он оказывается вовлеченным в серьезный бой с противником, который, видимо, занял крупными силами возвышенности к северу от Суассона. На правом берегу Уазы кавалерия продвинулась дальше к северу, от Руа. 13–й корпус находится у Клермона. Британская армия не может продвинуться вперед. Что же касается кавалерийского корпуса Конно, то он подвергается атакам свежих германских сил и отходит назад на левый берег реки Эн. 18–й корпус с трудом удерживается у Краона. Прочие корпуса 5–й армии не имеют успеха в своих атаках, 4–я и 9–я армии также натолкнулись на сопротивление немцев, которого не могут преодолеть. Лишь 3–я армия в течение 14 и 15 сентября в состоянии продвигаться вперед, продолжив фронт 4–й армии до Вердена. 15 сентября французское главное командование подводит итог: «Дело идет уже не о преследовании, а о методических атаках всеми нашими средствами».

в) Остановка на реке Эн

Остановка германских армий на фронте вдоль реки Эн и дальше к востоку в середине сентября 1914 г. получила историческое значение, так как именно она предрешила переход от маневренного к позиционному этапу мировой войны. Чем была вызвана эта остановка? Такой вопрос мало исследуется в существующей литературе. Обычно фигурируют два объяснения: во-первых, характер местности, создавший удачные условия для обороны; во-вторых, неудача маневров, предпринятых с обеих сторон, и, в первую очередь, со стороны союзников, после Марнской битвы. Но местность, несомненно, сыгравшая свою роль, не может дать полного объяснения такому выдающемуся моменту военных действий 1914 г. Достаточно указать, что всего за несколько дней до остановки германских армий на реке Эн в период марша немцев к Парижу местность не послужила сколько-нибудь серьезным препятствием для наступления германских армий. Стоило и теперь развернуть серьезный маневр, западнее Уазы, чтобы немцы были вынуждены очистить свои позиции, севернее реки Эн. Следовательно, именно неудача маневра, или, правильнее сказать, отсутствие его, предопределила остановку преследования союзниками. Остается открытый вопрос, почему же не удалось фронтальное наступление союзников, почему не удалось повторить пресловутую операцию прорыва в брешь, которая существовала между 1–й и 2–й германскими армиями, и воспроизвести, таким образом, в новой обстановке Марнский маневр.

Но требуется ли объяснение вообще? При ближайшем рассмотрении, остановка на реке Эн является простым следствием Марнской битвы. Выше было показано, что динамика сил в Марнском сражении вела к тому, что в ходе его рке устанавливался почти сплошной фронт от Парижа до Вердена. При более искусном руководстве со стороны германского главного командования (сдвиг всех сил к западу) такой результат был бы несомненен. Но германцы не сумели нейтрализовать выигрыш темпа, полученный союзниками в начале сражения. Несогласованность действий германских армий привела к тяжелому положению на правом крыле, и отвод этого последнего стал необходимостью.

Однако, мы уже знаем, что германское главное командование отнюдь не сразу пришло к решению — отступить всеми своими силами. Это промедление могло привести к катастрофе (при наличии крупных подвижных войск у союзников, чего, как известно, не было). С другой стороны, оно показывает, что германское главное командование вовсе не намеревалось отступить с территории Франции, оно стремилось лишь выправить изъяны расположения германских армий с минимальной потерей захваченной территории. На ближайшем же рубеже германское главное командование приостановило поэтому отступление своих армий. Замечательно при этом, что Мольтке полностью усвоил теперь суровый урок предшествовавшего этапа войны: он стремился на новом рубеже создать сплошной фронт. Если это сразу ему не удалось, винить его не приходится в чем — либо ином, как только в царившей тогда дезорганизации руководства армий: отход Клюка, западнее Суассона, явился для него неожиданностью. Мольтке в сущности с опозданием реализовал идею, которой был проникнут рке при движении германских, армий к Парижу (см. главу вторую). Вопрос был для него такой исключительной, важности, что при упорстве кайзера он решился на самостоятельную отдачу приказа об отступлении 3–й, 4–й и 5–й армий. Официальная германская история войны обязана была бы отметить эту бесспорную заслугу Мольтке[355], так как иначе разгром германского войска был бы неизбежен.

Но если германское главное командование предрешило остановку своих армий на рубеже реки Эн, что, спрашивается, могло помешать такому намерению? Перейдем к положению дел у союзников. В конце Марнской битвы они имели, или, правильнее, сохранили, свое преимущество на левом крыле, 1–й и 2–й германским армиям угрожало окружение. Но отступлением указанных армий угроза была снята. Достигнутое союзниками преимущество, по крайней мере, в прежней его форме, тем самым терялось. В классических битвах прошлого победа давала всегда некоторый реальный актив. В данном случае не было разгрома хотя бы части германского войска, не было сколько-нибудь ощутимой военной добычи. Потери были велики с обеих сторон. Победа была несомненной, но она, скорее, уподоблялась успешному отражению неприятельского штурма. В общем ходе войны это была историческая победа, так как она в корне разрушала германский план молниеносного разгрома своих врагов. Но непосредственный оперативно-стратегический выигрыш определялся только захватом территории.

При рассмотрении действий Бюлова в Марнской битве (глава пятая) было установлено, что далеко не всякое наступление даст преимущество выигрыша темпа. Подобно этому нужно сказать, что далеко не всякое отступление содержит в себе потерю темпа. Основная задача отступления — выигрыш времени, которое может быть использовано для захвата инициативы в свои руки. Все дело в том, как отступление происходит, все дело в искусном его осуществлении и использовании для получения нового преимущества Объективная оценка событий показывает, что в данном случае отступление немцев, несомненно, носило характер отступления после поражения, которое внесло разброд и растерянность в руководство германского войска. Исследуя последовательно ряд фактов, начиная с внезапного столкновения 6–й французской армии с 4–м германским рез. корпусом 5 сентября, следует признать, что в этом разброде и растерянности трансформировался в конечном счете первоначальный выигрыш темпа, полученный союзниками. Но крайняя сложность причин, отмеченная в предыдущем изложении, продолжала действовать и после Марны. Германцы имели возможность рядом энергичных действий покончить с неурядицей в своем войске, а союзники, если они хотели решительного результата, должны были быстро и энергично завершить реализацию своего преимущества. В конечном счете получилось нечто среднее: германское главное командование осуществило необходимые мероприятия со значительным опозданием, поставив этим свое войско в тяжелое положение. Союзники же не использовали создавшейся ситуации. Впрочем, крайне сомнительно, могли ли они использовать ее вообще. У них не было на этого необходимых средств. Кавалерия была недостаточна по численности, действовала разрозненно и разбросанно, не была приспособлена к новым условиям ведения войны.

От трех французских кавалерийских корпусов, действовавших по разным направлениям, нельзя были ожидать серьезного результата. Пехота двигалась слишком медленно. Всякие надежды на маневр широкого размаха, на разгром отступающего противника были поэтому призрачны.

Оперативный баланс к, моменту сражения на реке Эн был очень прост — союзники ничем не могли доказать своего преимущества. Выигранный темп был растерян на пути преследования. Силы обеих сторон на реке Эн фронтально противостояли друг другу.

Правда, у французского главного командования оставалась еще надежда на брешь между 1–й и 2–й германскими армиями. Однако, здесь подтвердилась старая поговорка: «non bis in idem». Дважды провести немцев не удалось. Оказалось, что вовсе не брешь сама по себе, а внезапность, неожиданность играет роль. Теперь немцы знали, где слабое место их фронта, и без особого труда эту слабость устранили. Затем вступила в силу закономерность, которая знакома уже нам по Марнской битве (см. главу пятую), с той лишь разницей, что теперь наступали союзники, а немцы оборонялись. Но при наличии почти равных сил германская артиллерия, более могущественная по своему составу, выполнила задачу не хуже, чем французская в Марнской битве. Атаки союзников были отбиты, и фронт начал стабилизироваться. Получался, так сказать, оперативный нуль, который вовсе не означал, однако, отсутствия боевых усилий с той и другой стороны, а, вернее, выражал нулевой результат, полученный от сложения равных положительных и отрицательных величин.

14 сентября 1914 г. генерал Фалькенхайн был фактически назначен начальником главного штаба германских армий (формальное назначение состоялось 3 ноября, Мольтке продолжал еще оставаться в главной квартире, принимая участие в обсуждении планов). Как оценивал обстановку новый руководитель германских армий? На этот вопрос надо ответить, хотя сразу же обнаружилась целая пропасть между этой оценкой и намерениями нового начальника штаба, с одной стороны, и беспощадной логикой развития нового этапа войны — с другой. Субъективно Фалькенхайн вовсе и не думал отказываться от перспективы достигнуть решительной победы в ближайшее время и закончить успешно войну на западноевропейском театре. Сгоряча Фалькенхайн не мог не воздать дани оперативно-стратегическому творчеству в стиле самых широких предначертаний Шлиффена. Германское отступление — факт, из которого нужно волей-неволей исходить. Но Фалькенхайн намеревался завершить это отступление так, чтобы из него вырос новый маневр. Для этого надо не цепляться за землю, а пожертвовать пространством, оттянув правое крыло — 1–ю армию — на линию Камбре — Ле-Като. На ее правый фланг выходит новая 6–я армия, перебрасываемая из Лотарингии. Левее, между 1–й и 2–й армиями, располагается 7–я, перебрасываемая из Бельгии; возможный разрыв обеспечивается двумя кав. корпусами, 2–я и 7–я армии заходят вокруг Реймса, а три оставшихся армии — 3–я, 4–я и 5–я — немедля же атакуют противника, отбрасывая его к Марне и выходя на линию Тур (3–я армия) — Шалон (4–я армия) — Витри — ле — Франсуа (5–я армия). После этого правое крыло также переходит в наступление. 2–я армия выходит на Марну к Эн-Эперней, а прочие армии правого крыла, заходя правым плечом, окружают противника, которому таким путем вновь уготованы «Канны». Как видим, план — шлиффеновского размаха. Он удивительно напоминает изложенную выше директиву Жоффра; но вместо Мааса — Марна, обратное направление маневра на юго-запад, вот и вся разница. Сходство довершается тем, что этот замысел полностью разделил судьбу директивы французского главнокомандующего — он был подшит к архивным документам и выполнен не был, ибо очень быстро из мира сладких оперативных грез Фалькенхайн вынужден был обратиться лицом к суровой действительности.

Начнем с первого реального фактора — времени. В плане Фалькенхайна отчетливо видны два темпа его осуществления — сначала следовало занять всеми армиями указанную линию Камбре — Марна — Туль, а потом заворачивать фланги вовнутрь. Но сколько времени потребовал бы первый этап? По расчетам, Фалькенхайна, не менее недели. Однако, таким промежутком времени, как сейчас увидим, Фалькенхайн не располагал. Идея выиграть темп, отгибая назад правый фланг, была построена на том, что, быстро уходя назад, правое крыло избегало опасности охвата союзниками. Продолжив правый фланг новыми силами, германское главное командование приобретало возможность в свою очередь охватить союзников. Таким путем выигрывался бы темп.

Но были ли способны измученные месячным тяжким походом германские армии к таким сложным маневрам, к новым форсированным маршам, к новым сражениям? Многие — если не все — части понесли тяжелые потери до 40–50 % личного состава. Пополнение их было первой и неотложной заботой германского главного командования. 150000 человек пополнений двигались из Германии в армии; еще 280 тысяч чел. находились в пунктах обучения внутри страны. Это ликвидировало бы кризис личного состава в том случае, если можно было бы так же быстро организовать и обучить эти подкрепления, возместить тяжкие потери в командном составе. Кризис боеприпасов уже начинал явственно ощущаться, в особенности, в части тяжелых снарядов. Эти соображения, бесспорно, сразу же охладили пыл Фалькенхайна, который к тому же вовсе не был так уж горяч. Но еще более просты и беспощадно убедительны были расчеты относительно возможности быстрой переброски двух армий, без которых нечего было и думать о маневре «Канн». Распоряжения германского главного командования о создании 7–й армии были сделаны еще до Марнской битвы — 5 сентября, ее ядро составляли штаб 7–й армии, 15–й корпус и 7–я кав. дивизия, взятые из Лотарингии, 9–й рез. корпус из войск, осаждавших Антверпен, 7–й рез. корпус из-под Мобежа. Армия должна была сосредоточиться в районе Сен-Кантен, имея в виду выйти на правый фланг германского расположения. Но два корпуса (15–й и 7–й рез.) пришлось срочно двинуть в брешь между 1–й и 2–й армиями, и только 9–й рез. корпус и 7–ю кав. дивизию можно было направить к Сен-Кантену. Переброска 6–й армии из Лотарингии, как уже было сказано, требовала около недели времени: фактически она началась 18 сентября. Железные дороги были в чрезвычайно плохом состоянии: переброска совершалась кружным путем — через Брюссель и Люксембург. Железнодорожный мост у Мобежа был разрушен, и дальше войска должны были следовать походным порядком.

Итак, оказалось, что Шлиффен, все-таки был прав. Две армии в Эльзас — Лотарингии оказались ненужными, и теперь, в крайне неблагоприятных условиях, их приходилось перетаскивать на правый фланг, исправляя ошибки стратегического развертывания. Это исправление делалось слишком поздно, чтобы дать практический эффект для успеха маневра. Принимая донесения о медленном следовании эшелонов через Бельгию, Фалькенхайн мог убедиться, что время — слишком реальный фактор для развертывания маневра. В течение недели, требовавшейся для переброски, события пошли своим руслом, совершенно не тем, который рисовался Фалькенхайну.

Германские армии уже стояли на занятом рубеже, и Фалькенхайн столкнулся с готовым решением. Мольтке, правда, был неофициально смешен, но командование армиями (за исключением 3–й) и штабное окрркение оставалось старым, и они — то и решили за Мольтке и за Фалькенхайна. Бюлов снова был облечен полномочием оперативного руководства на правом крыле (1–я, 7–я, 2–я армии). Напрасно Фалькенхайн указывал ему на свое намерение отвести правый фланг, по крайней мере, к Ля — Фер. Бюлов прежде всего старался обезопасить свое положение на реке Эн, а с этой точки зрения всякий дальнейший отход 1–й армии казался ему опасным. Напротив, всю свою энергию он направил на заполнение бреши. По достижении этого Бюлов считал необходимым немедленно же с места перейти к контрманевру, нанеся удар противнику между Суассоном и Реймсом, с захождением 1–й армии вокруг Фим во фланг противнику. Полковник Таппен и генерал Штейн, посланные Мольтке к армиям правого крыла, убедившись в серьезности положения, по согласованию с Бюловым отдали от имени Мольтке приказание о переброске на реку Эн трех корпусов, по одному из состава 3–й, 4–й и 5–й армий. Как видно, очень трудно разобрать, кто же командовал германскими армиями в этот момент. Вернувшись в Люксембург, оба эти офицера опротестовали план Фалькенхайна, считая невозможным новое отступление 1–й армии. Фалькенхайну пришлось санкционировать план Бюлова. Тем не менее, Фалькенхайн не отказывается целиком от задуманного маневра. Он приказывает группе Штранца подготовить удар в основание Верденского выступа — против фортов Ле-Труайон и Камп-де-Рамэн. 15 сентября он отдает также приказ о переброске 6–й армии к Сен-Кантен.

Битва на реке Эн не может быть нами рассмотрена во всех деталях. Гораздо полезнее будет рассмотреть реальное значение происходивших движений. Обычно описания этого сражения рассматривают действия обеих сторон как выполнение изложенных выше планов маневра. Нет ничего ошибочнее такой установки. В действительности войска руководствовались в своих действиях совершенно иными импульсами. Со стороны союзников армии левого крыла вели фронтальное наступление, не произведя никакой перегруппировки сил. Правда, и при этом условии в бреши между 1–й и 2–й германскими армиями очутились значительные силы союзников, которые и стали продвигаться в открытое пространство. Французская конница (10–я кав. див.) прошла вплоть до Сиссона. Однако, как рке сказано, немцы приняли меры к тому, чтобы заткнуть дыру. Прибывший из 3–й армии 12–й корпус был двинут западнее Нефшателя. 7–й рез. корпус (7–я армия) усиленными переходами (35–40 км, 12 сентября — 60 км) двигался к Краен со стороны Мобежа. Сюда же был двинут 15–й корпус. Их совместными усилиями была отбита атака 18–го французского корпуса, наступавшего в разрыв между 1–й и 2–й германскими армиями[356]. Прочие корпуса 5–й французской армии наступали на восток по линии Эн — Марнского канала. Итак, никакого маневра к использованию бреши со стороны союзников, по сути дела, предпринято не было. Германские войска показали высокую подвижность и упорство в бою, но все дело сводилось с их стороны к заполнению пространства между 1–й и 2–й армиями, к штопанию дыры. Эта боязнь свободного пространства становится с каждым днем все более доминирующей в действиях обеих сторон. Она проистекала из того, что, потеряв способность к маневру, обе стороны все еще опасались его со стороны противника и стремились встать сплошной стеной, преграждавшей путь врагу.

Но оставался открытый фланг со стороны Уазы. Как была использована эта возможность с обеих сторон? Что касается 1–й германской армии, то Клюк весьма недвусмысленно сформулировал свою точку зрения в рапорте от 16 сентября на имя германского главного командования; в этом рапорте он отвергал всякую идею маневра, связанную с передвижением его армии, ссылаясь на плохое состояние дорог. Он не выполнил также предписания Бюлова о сдвиге к востоку (чтобы скорее заполнить брешь). Он хотел одного: остаться на месте, на позициях, которые — плохо ли, хорошо ли — обеспечивали его от дальнейших сюрпризов со стороны врага. Разумеется, командующий армией лучше, чем германское главное командование, был осведомлен о состоянии своих частей, которые неспособны были больше к серьезным передвижениям. За свой правый фланг Клюк опасался очень серьезно, и потому прибывший 9–й рез. корпус он немедленно направил в район Нуайона, а 7–ю кав. дивизию — к Лассиньи. Это было не более как прикрытие фланга путем удлинения фронта армии. Однако, союзникам так и не удалось развернуть свой фланговый маневр. После прибытия 13–го корпуса французы сосредоточили на правом берегу Уазы 19 полков пехоты, 16 дивизионов артиллерии и 11 эскадронов конницы; передовым частям удалось даже овладеть Нуайоном. Кав. корпус Бриду вплоть до 20 сентября оперировал в районе Верман, Сен-Кантен, Боен, Каморе. Взгляд на карту может создать впечатление глубокого охвата германского фланга[357]. Но в действительности части действовали здесь разрозненно, и выдвинутые силы оказались недостаточными для серьезной операции. Обстановка могла бы измениться, если бы вся 6–я французская армия очутилась на правом берегу Уазы. Но ее командующий Монури вовсе не был склонен к такой операции. Он также предпочел фронтальное наступление на р. Эн. Мало-помалу и те части, которые были на правом берегу Уазы, перетягивались на левый. Заслуживает ли Монури упрека за этот отказ от возможного флангового маневра? В исторической перспективе — нет, не заслуживает. Командующий 6–й французской армией скорее, чем высший штаб, внял голосу нового этапа войны, надвигавшегося с неизбежностью. Повторение Марнского маневра в худших условиях не сулило никакого серьезного успеха[358].

К концу сражения на реке Эн обе стороны убедились в своем бессилии сдвинуть врага с места. После ввода в брешь трех германских корпусов, оба фронта стояли сплошной стеной друг против друга. Атаки, которые предпринял Бюлов 16 сентября и в последующие дни в направлении на Фим, кончились полной неудачей: «Войска были истощены потерями и усталостью, деморализованы неудачами. Плохо поддержанная артиллерией, у которой не хватало боеприпасов и которая стреляла плохо из-за потерь в кадрах, пехота видит, что наступательная способность ее уменьшается с каждым днем»[359].

Ни одна сторона не имела никакого серьезного преимущества. В этом теперь убедились и союзники: «Мы потеряли наше преимущество; час прошел». Темп наступления был потерян, и оба врага стояли друг против друга на позициях, с которых им не было суждено сдвинуться серьезно в продолжение четырех лет.

Надо со всей силой подчеркнуть, что вовсе не планы широкого маневра направляли действия войск на этом новом этапе войны; мало того, что войска таких планов вовсе не выполняли, главное командование обеих сторон свои фактические распоряжения давало вовсе не в плоскости этих блестящих директив, все еще писанных по наполеоновским образцам. Иные силы, иные заботы довлели над ними: в основном это была тенденция заполнить пустоты образовавшегося позиционного фронта и максимально закрепиться на занятых позициях. 16 сентября Жоффр доносил военному министру о том, что новая битва началась на фронте, означенном вчера; «оборонительные позиции противника серьезны, темпы движения медленны», 17–го в 8 ч. 20 м. французское главное командование констатировало: «Общее наступление продолжается и продлится еще несколько дней; мы продвигаемся медленно, но все контратаки врага отбиты». В тот же день Жоффр отдает приказ своим армиям между Уазой и Маасом: следует «сохранить наступательное положение», но нужно предвидеть, что: «настоящая битва может длиться несколько дней», а потому необходимо «закрепиться на завоеванной местности, установить резервы, позволяющие дать отдых войскам, и подготовить дальнейшие маневры». Чтобы понять подлинные мотивы этих последующих маневров, полезно вчитаться в следующие строки приказа Жоффра, направленного армии Монури в эти же дни: «Из поступивших сведений оказывается, что противник выполняет передвижку; войска к северо-западу под прикрытием мощной оборонительной позиции[360]. Чтобы ответить на этот маневр, необходимо сосредоточить на левом фланге нашего расположения массу, способную не только парировать маневр обхода, но и со своей стороны обеспечить охват фланга». В связи с этим армии Монури предлагалось не упорствовать в дальнейших атаках с фронта, закрепиться нас завоеванной местности и насколько возможно вытянуть свои силы в сторону левого фланга. На правый берег Уазы предполагалось перебросить 6–й корпус (3–я армия), а также, как только будет возможно, и 4–й. Туда же перебрасывался и 14–й корпус с правого крыла.

Цитируемые документы звучат уже не языком довоенных оперативных директив, в них явственно слышен голос новой эпохи. Главные факты, которые констатируются:

1. Наступательная мощность войск свелась на нет.

2. Подвижность (тактическая, на поле боя) ничтожно мала.

3. Основная забота — отразить маневр противника, т. е. стратегически — оборонительная задача.

4. Значительна уже мощность возникших оборонительных позиций.

5. Стремление максимально продолжить фронт в сторону открытого фланга, т. е. отмеченная уже боязнь свободного пространства.

Именно эти моменты, вовсе не замыслы нового наполеоновского маневра лежат в основе дальнейших решений с обеих сторон.

С германской стороны для этих же целей осуществлялась отмеченная выше переброска 6–й армии. На совещании 18 сентября в Люксембурге при участии Мольтке, полковника Таппена и кронпринца баварского Фалькенхайн (командующий 6–й армией) так сформулировал цель этого маневра: «6–я армия имеет задачей при помощи первых частей, прибывающих на место (21–й корпус), отбросить отряды противника, недавно появившиеся на правом фланге армий, и взять на себя обеспечение этого фланга. Однако, главная и постоянная цель 6–й армии — одержать решительную победу на правом крыле нашего расположения как можно быстрее 1 и с теми силами, которые будет возможно ввести в бой, если нужно, даже введя их последовательно»[361]. Как видно, Фалькенхайн ставит здесь две задачи: одну парадную, задуманную в стиле наполеоновской операции, — но кому же не ясно, что такую операцию несколькими корпусами, да еще введенными в дело «tropfenweise» (т. е. капля по капле, по частям), осуществить не удастся; другую реальную, чисто оборонительного порядка. Полная аналогия с задачами, поставленными французским главным командованием.

2. Бег к морю

(Схема 20)

Схема 20. Бег к морю. Положение на 5 октября.

а) Общий характер операций этого периода

Переброской 6–й германской армии и рядом последовавших вслед за тем перебросок с обеих сторон на запад и начинается период так называемого «бега к морю». Название это довольно метко означает суть происходивших операций, которые ничего общего не имели с широко задуманным стратегическим маневром с обеих сторон. Они были именно судорожно — лихорадочным передвижением всех сил, какие только обе стороны еще могли снять с других участков, где входила уже полностью в права позиционная война, и последних резервов, какие еще можно было наскрести в тылу. В самом деле, стратегический маневр предполагает единую цель или, по крайней мере, стройно организованную совокупность целей и в соответствии с этим концентрацию имеющихся сил в строгом соответствии с поставленной задачей (задачами). Такого единства в маневрировании и боях крупных сил, вовлеченных в борьбу, с обеих сторон не было. Не было поэтому никакого единства стратегического маневра, а был ряд разрозненных операций, следовавших одна за другой без всякой внутренней единой связи. Этот довод о единстве и соответствии сил и плана имеет, однако, скорее формальное значение. Гораздо важнее другое соображение. Сила маневра состоит в том, что в нем заключено нечто творческое и оригинальное, нечто такое, что противнику трудно предвидеть и разгадать[362]. Какую же цену имеет маневр, который сразу же ясен и очевиден противнику? Если силы равны, то противник всегда может парировать угрозу, если же он слишком слаб, то такой маневр вообще теряет интерес, так как разгром противника мог бы быть свершен и другими путями. С оригинальностью замысла тесно связана внезапность маневра, а эта внезапность означает выигрыш темпа, который активная сторона использует для накопления преимуществ в направлении удара, если эти преимущества окажутся серьезными, т. е. оперативное опережение будет достаточно большим, тогда противнику не хватит времени для парирования удара, и он будет смят прежде, чем сумеет перегруппировать свои силы и вообще принять необходимые контрмеры. Но именно такой оригинальности, новизны, творческой силы не было в оперативных замыслах обеих сторон описываемого этапа. Оба противника знали о производимых перебросках, знали, в каком направлении они совершаются, знали, что опасность грозит со стороны открытого фланга. Понятно, что мысль их работала в одном направлении, и, как было уже показано, она лишь по внешности облекалась в наступательные формы, по существу же была проникнута заботой и опасениями обороны. При таком условии маневр превращался в простое передвижение сил. Ни одна из [414] сторон никакого преимущества не получала, ибо никакого выигрыша темпа, никакого опережения не выходило, силы же обеих сторон в основном были равны. На открытое пространство между Уазой и морем во время «бега к морю» были переброшены огромные силы с германской стороны: 8 корпусов и 4 кав. корпуса (2–я, 4–я и 6–я армии), со стороны союзников 30 пех. французских дивизий и 3 кав. (2–я и 10–я армии) и, кроме того, вся английская армия. Если бы такие силы одна из сторон использовала для нанесения мощного удара в едином, оригинально замышленном маневре, был бы, возможно, получен решающий стратегический эффект. Но был ли возможен такой маневр?

Критики руководства Фалькенхайна и Жоффра обычно ограничиваются формальным разбором оперативно-стратегических решений, принятых ими. Они разбирают операции с обеих сторон, как если бы они велись еще в начале войны или, например, в наполеоновскую эпоху. Было еще свободное пространство, были неприкрытые пространства, обе стороны имели еще крупные силы, — значит, операции эти надлежит рассматривать в плане маневренной войны. При этом забывают маленькую деталь: на огромном протяжении от Уазы до швейцарской границы фронт уже отвердел, и это оказывало леденящее воздействие на ход событий также и на западной половине театра войны. Процесс перехода к позиционной войне от Уазы до Вогезов никак нельзя рассматривать изолированно.

Приведем общую оценку «бега к морю» Фоша, он, как известно, командовал всеми французкими силами и в определенной мере также английскими и бельгийскими за Уазой (этим был положен фундамент к «коалиционной стратегии» Фоша в войне): «Впоследствии эту вторую часть войны, которая последовала за Марнской битвой, окрестили, „бег к морю“. Слово очень эффектное, но само но себе оно может дать ложную идею предпринятого маневра. Оно нисколько не отвечает мысли, которая направляла боевые операции. Мы бежали не к морю, а навстречу врагу; мы стремились обойти и охватить его правый фланг, или, когда он опережал нас, мы парировали его маневр охвата, потому что он также стремится с большей быстротой (Выделено нами. — М. Г.) достигнуть успеха в подобном же маневре. Отсюда вытекал бег к флангу, к северному флангу армий обоих противников. Было необходимо в то же время остановить и иммобилизовать врага на остальном фронте, который все более удлинялся. Именно такой симметричный маневр заставлял быстро передвигать фланг все более ускоренным аллюром через Иль — де Франс, Пикардию, Артуа, Фландрию, вплоть до Северного моря. Море было, таким образом, концом, но не целью. На всем протяжении маневр охвата, преследуемый каждой из сторон, закончился фронтальным сражением без решительного результата. И когда у самого моря уже не было свободного пространства, чтобы достигнуть такого результата, с обеих сторон стремились с наивысшим напряжением разбить успешно сооруженные, импровизированные позиции, это была битва у Ипра. И, таким образом, после месяца бега, союзные силы, которые разбили на Марне нашествие врага, снова остановили его наступление на Изере и, спасая порты Ла-Манша, укрепили коалицию и консолидировали франко-британский союз. Если не удалось достигнуть решительной победы над германской армией, они. разрушили все ее шансы, закрыв ей последнюю дверь» («Marnekriese», 1,167). Это гораздо более объективная оценка происходивших операций. Характерно, что Фош подчеркивает оборонительную сущность их со стороны союзников.

Немецкие авторы, в свою очередь, дают за последнее время весьма, критическую оценку маневра, предпринятого германской стороной во время «бега к морю». Не было никакого соревнования в беге к морю, как ошибочно говорят. Если бы это было так, то неизбежно пришли бы к использованию всей широты пространства и, таким образом, к операции с решительной целью. В действительности сражение вели у самого фланга. Намерение направить 6–ю армию к Сен-Кантену показывает, что вовсе не стремились к состязанию в беге к морю или к оперативному окружению широкого размаха. Просто парировали опасность на правом фланге и направляли туда все новые силы. Враг имел преимущество, и против него только оборонялись. В этом суть, а все остальное — внешний придаток. Здесь правильно подчеркнута основная оборонительная тенденция также и с германской стороны и отсутствие подлинного стратегического маневра.[363]

Бездействие все более костенеющего фронта к востоку от Уазы в основном совершенно очевидно, оно выразилось в сковывании оперативно-стратегической инициативы того и другого противника. К западу от Уазы действительно существовало пока что свободное пространство, но действия на нем были уже ограничены проекцией будущего позиционного фронта, который составлял как бы продолжение уже плотно осевшей в землю его части (к востоку от Уазы). Ни один из противников не имел свободы выбора в оперативных замыслах, и тот и другой были вынуждены непрерывно оглядываться на уже твердо начертанную линию окопов и полевых укреплений от Уазы до швейцарской границы. Ведь именно поколебать этот фронт стремилась каждая из сторон, когда замышлялись новые операции. Надо было не просто осуществить маневр, а добиться такого результата, который позволил бы сбить армии противника, вытянутые по линии к востоку от Уазы. Этим определялась уже форма и направление маневра с обеих сторон.

Можно было бы провести аналогию с началом войны, когда германцы должны были обойти с запада восточные укрепления союзников. Не должен ли был, таким образом, Фалькенхайн попросту повторить маневр Шлиффена[364]? Но, конечно, такая аналогия была бы просто наивной. Вся суть шлиффеновского замысла состояла в том, что германцам удавалось быстрее сосредоточить подавляющие силы на западе, используя принцип внезапности. Но теперь на внезапность рассчитывать больше не приходилось, ибо становилось слишком ясным, что каждый из противников будет ждать подобного маневра охвата. Откуда взять силы для нового маневра? Их можно было выхватить лишь из действующих армий. Следовательно, важнейшая проблема флангового маневра — опережение — могла быть осуществлена лишь за счет быстроты переброски с восточной части театра военных действий на западную. Но, если будет позволено применить гегелевскую терминологию, в данном случае речь шла о «дурной» стремительности маневра, ибо она не давала никакого положительного, творческого результата. Суть ведь вовсе не в том, чтобы действовать только быстро, а в том, чтобы опередить противника. В статье «La course a la mer et la defense des Flandres en 1914» («La Revue Maritime», II, 1934) капитан Lemonnier указывает, что «результат зависел существенно от быстроты, с которой притекали пополнения… Нам бесспорно недоставало такой быстроты». Мы считаем, что опережения без внезапности получить нельзя. Но в этом смысле шансы обеих сторон были ничтожно малы, ибо в основном силы их были равны, одинаково расположены, одинаковы были средства передвижения, направление движения и расстояния. Если и были некоторые различия, они не могли дать решающего эффекта. Впоследствии при развернутой форме позиционной войны также были слабые участки, где прорыв был возможен. Но имевшиеся в наличии условия для развития маневра на таком участке (внезапность, возможность продвижения вперед и охвата) сводились на нет потому, что стабильность остальной части позиционного фронта позволяла противнику выиграть время для подброски резервов к месту прорыва. Конечно, в 1914 г. это явление оказывалось еще в зачаточной форме. Тем не менее фронт, восточнее Уазы, уже довлел над всеми попытками маневра, и широкие шлиффеновские замыслы неизбежно тяготели к нему, жались к его флангу, вырождались в простое продолжение его линии далее к западу.

Можно, например, поставить вопрос: если обе стороны сумели, в конце концов, выделить на западную половину театра военных действий столь значительные силы (см. выше), то почему бы не использовать их сразу и иначе, чем это было сделано в действительности? Почему бы, например, германское главное командование, вместо того чтобы вводить эти силы по частям вблизи открытого фланга, не могло сосредоточить один мощный кулак в Бельгии, чтобы выполнить операцию, которая явилась заключением «бега к морю»: ринуться вдоль побережья, захватить порты, отрезать англичан от их базы, произвести действительно глубокий охват союзного фронта, с целью, скажем, захвата Парижа? Но для такого маневра не было времени. Впоследствии оба противника, опираясь на стабилизованный фронт, смогут месяцами подготовлять ударную массу. Но теперь почва, буквально, горела под ногами. Когда и как смогли бы немцы сосредоточить указанный мощный кулак? Мы знаем, что 7–я армия немцев должна была двигаться формированными маршами до Бельгии, чтобы заткнуть «дыру» между 1–й и 2–й армиями и обеспечить правый фланг германского расположения. Осада Антверпена форсировалась по мере возможности, но крепость еще держалась. Сосредоточить в Бельгии 6–ю армию? Это значило, что французская 2–я армия, западнее Уазы, смогла бы безнаказанно зайти во фланг немцам и получить синицу в руки, предоставив немцам ловить журавля в небе. Если во Фландрской битве, как увидим, союзники смогли задержать германское наступление вдоль побережья новыми силами англичан, отрядами французских моряков и бельгийцев до подхода главных сил (английская армия), почему бы эта операция не удалась и против 6–й армии? Дальше, — могли ли немцы сразу же выдернуть из стабилизирующейся части фронта все силы, выделенные впоследствии? Наивно полагать, что кто-либо взял бы на себя ответственность за такую операцию. Выдергивание сил производилось обоими противниками постепенно, ибо учитывалось, что с другой стороны фронт также ослаблялся. Требовать чего — либо иного значило бы мыслить вне той жестокой реальности, которая тяготела над обеими борющимися силами[365]. В директивах той эпохи можно найти много разговоров о широком маневре. Но будничная деятельность Главных штабов определялась вовсе не этим, а тяжкими заботами о целости остановившегося фронта, об обеспечении его от флангового охвата. Эта задача довлела над всеми остальными, заставляя откладывать их до лучшего времени. Потому и получился вместо шлиффеновского маневра «бег к морю». [419]

б) Неудача плана Фалькенхайна.

Рассматривать события в западной части изолированно от восточной было бы неверно потому, что противники вовсе не сразу, а только путем горького опыта пришли к отказу от попыток сдвинуть с места врага, восточнее Уазы. 19 сентября в 10 ч. 30 м. Фалькенхайн, продолжая все еще цепляться за свою идею удара левым крылом (см. выше), отдал армиям следующий приказ: «Германская армия должна перейти в наступление по всему фронту, 2–я, 3–я, 4–я и 5–я — последняя, прикрываясь со стороны Вердена, — атакуют, все пользуясь туманной погодой, на заре 20–го, чтобы избегнуть артиллерии противника. Необходимо стремиться овладеть его пехотными позициями и захватить возможно большую часть его артиллерии. 1–я и 7–я армии и правое крыло 2–й продолжают свое наступление». Стиль приказов начинает меняться. Как наивна еще эта директива — преодолеть трудности атаки, пользуясь темнотой, но очевидно, что эти трудности — уже главное, а величественные замыслы — уже нечто такое, о чем больше вслух не говорят. Ровно через 12 час. Фалькенхайн вынужден отменить эту директиву, ибо надежда на туман оказалась слишком недостаточной: атаки нигде не удались. Уроки полей сражения начинают пробивать себе дорогу в штабы. Боязнь за свой открытый фланг продолжает грызть Фалькенхайна. Он предлагает командующему 6–й армией как можно скорей ввести прибывающие части в бой. В инструкции, переданной через баварского военного атташе при германском главном командовании генерала фон Веннингера, «кронпринц (баварский) приглашается как можно скорее ввести 21–й корпус в бой; направить 1–й и 2–й баварские корпуса правым крылом, восточнее и южнее Перонна; развернуть их на широком фронте, стремясь охватить противника и добиться решительного результата. От войск требуется максимально форсированный марш; движения должны по возможности продолжаться и ночью».

21 сентября Фалькенхайн совершает объезд штабов армий; в 5–й, 4–й и 3–й армиях он узнает, что противник закрепляется на своих позициях. Командующий 2–й армией Бюлов предлагает направить 6–ю армию западнее, к Амьену; но этот район уже занят союзниками[366]. По возвращении в Люксембург, Фалькенхайн отдает приказ от 22 сентября, которым намечается новый маневр: «1–я, 7–я и 2 я–5–я армии, — говорилось в этом приказе, — единодушно сообщают, что враг находится перед их фронтом еще в крупных силах. Однако, нет никакого сомнения, что противник продолжает переброску своих сил к западу, и даже возможно, что он пытается создать новую группировку у Амьена или еще более к северу. Задача 6–й армии в одно и то же время — гарантировать безопасность фланга армий в этом направлении и маневром охвата добиться решительной победы в сражении, которое развертывают армии правого крыла… 1–я, 7–я и 2–я армии имеют задачей сковать противника на своих участках и, следовательно, не должны отказываться от проявления наступательной активности. Чем более они воспользуются ночным временем и туманом, чтобы овладеть пехотными позициями и дойти до артиллерии, тем большим будет успех». Наконец, наступление предписывалось также и левому крылу. Легко видеть, что весь маневр был проникнут оборонительным духом, что позиционные методы уже начинают господствовать на фронте, восточнее Уазы. 6–й же армии, которая должна добиваться решительной победы, ставится в первую голову задача обеспечения фланга. В этот момент Бюлов вновь предлагает свои услуги, на этот раз советуя поручить ему создание сильной ударной группы между Ля — Фер и Гомоном: но его предложение запаздывает.

23 сентября только два корпуса 6–й армии сосредоточились в районе Сен-Кантена — 21–й и 1–й баварский. 18–й корпус находился: 22–го — Лаон, 23–го — Ля — Фер, 24–го — Гюискар, Гам, 2–й баварский: 22–го — Филипвиль, 23–го — 15 км восточнее Гиз, 24–го — западнее Боген, 25–го севернее Перонна; 14–й рез. корпус лишь 24–25–го — Камбре. В соответствии с указаниями Фалькенхайна, командование армии решает нанести главный удар через Нэль — Руа, выходя к Компьену, чтобы совершить таким путем глубокий охват левого фланга союзников. Оно рассчитывает достигнуть Компьена к 27 сентября. Но уже день 25 сентября, когда корпуса 6–й армии начали свое продвижение, приносит горькое разочарование: повсюду они наталкиваются на сопротивление, продвижение вперед ничтожно. Скоро сомнения рассеиваются: перед 6–й германской армией стоит целая армия противника и нет никакой серьезной надежды сбить ее с занятых позиций. 26 сентября кровопролитные бои на фронте, восточнее Уазы, также кончаются полным фиаско: в этих атаках германские войска понесли тяжкие потери, В некоторых пунктах — у Ля-Помпель и в районе Перт-ле-Юрдю — части с трудом удержали наступление французов Генерал Хеериген, командующий 7–й армией, наконец доносит германскому главному командованию, что возможность наступления в ближайшее время исключена, а герцог Вюртембергский, командующий 4–й армией, непрерывно сообщает о возрастающей мощности оборонительных укреплений противника. 5–й армии удается продвинуться на несколько километров, после чего атакующие части выдохлись. Группа Штранца на правом берегу Мааса удачно провела, при поддержке тяжелой артиллерии, атаку с фронта Френ-ан-Воевр — Тиокур. 24 сентября немцы овладели фортом Сен-Миэль, после чего наступление приостановилось. Эта операция по своим методам и результатам относится уже к периоду позиционной войны[367].

в) «Восходящий» фланговый охват генерала Жоффра

Но откуда же выросла та новая сила, которая стала на пути германских корпусов, переброшенных западнее Уазы? Разумеется, Жоффр не мог оставить без внимания огромного незаполненного пространства от Уазы до моря. С одной стороны, он обеспокоен охраной побережья и Северной Франции, где по его указанию, располагаются слабые, впрочем, отряды из территориальных дивизий и других случайных сил. С другой стороны, он стремится по-прежнему выполнить маневр охвата германского правого фланга. Первоначально для этой цели кажутся достаточными силы 6–й французской армии, находившиеся на правом берегу Уазы (13–й корпус и др.) — Но вскоре выясняется полная невозможность добиться при помощи их каких-либо существенных результатов. Тогда Жоффр принимает решение о переброске 2–й французской армии генерала Кастельно на запад. Французы находились в более благоприятных условиях для выполнения такого маневра, так как расстояния для переброски были короче, а состояние железных дорог гораздо лучше. Однако, французский главнокомандующий дал противнику возможность опередить себя в выполнении маневра.

Приказ о формировании новой армии Кастельно Жоффр отдал 18 сентября, тогда как решение о переброске 6–й германской армии было принято германским главным командованием еще 13 сентября. Но лишь 13–й корпус французов находился на месте, 4–й корпус был взят из состава 6–й французской армии, и уже 19–го он был переброшен по ту сторону Уазы, 14–й корпус (1–й французской армии) и 20–й корпус (из-под Вердена) были перевезены из Лотарингии очень быстро — 19 и 20 сентября они уже высаживались, западнее Уазы. Но лишь только 23–го 14–й корпус вышел на левый фланг 4–го, западнее. Гам, 25–го вступил в бой 20–й корпус. Между тем 21–й германский и 1–й баварский корпуса уже 24–го были на Сомме между Перонном и Гам (первый из Намюра, второй из Меца).

В результате, когда началась битва в Пикардии, 24 сентября, соотношение сил оказалось равным: со стороны французов — 13–й, 4–й и 14–й корпуса, со стороны немцев 9–й рез., 21–й и 1–й баварский корпуса, а также 2–й корпус, из состава 1–й армии, 25 сентября с французской стороны вступает в бой 20–й корпус, с германской 18–й. 26 сентября немцы вводят в сражение еще 2–й баварский корпус — севернее Сомта; только 27–го и 28–го Жоффр успевает дослать сюда еще два корпуса 10–й (из 5–й армии) и 11–й (из 9–й армии).

Таким образом, опережение в переброске было на германской стороне. Однако, оно не дало никаких результатов, так как обе стороны, примерно, на одном и том же пространстве выставили равные силы. Жоффр проявил медлительность, упустив благоприятный шанс достигнуть некоторого перевеса к западу от Уазы[368]. Чем было вызвано это запоздание? Одна из важных причин заключалась в плохой информации о действиях противника. Жоффр имел сведения о перебросках германских войск, но он относил их к 7–й германской армии, о 6–й же он узнал лишь тогда, когда сражение уже началось. Немаловажный пример того, какое значение имеет правильно поставленная разведка для своевременности развертывания маневра. Правда, в данном случае значение запаздывания никак нельзя преувеличивать. Выиграй Жоффр указанные пять дней, он все равно не получил бы решающего преимущества темпа: 23 сентября два германских корпуса были уже в районе Сен-Кантена; вместе с имевшимися уже в наличии силами они успели бы задержать французские корпуса. Сложнее стоит вопрос о том, не могли бы эти последние корпуса сразу же высадиться, несколько севернее, и наступать к северу от Соммы. Давая ответ на этот вопрос, нужно сказать два слова о директивах Жоффра, данных 2–й армии, и о фактическом развитии маневра.

В директиве № 32 от 19 сентября Жоффр так определяет задачи маневра — «2–я армия (Кастельно) будет вести операции на левом фланге нашего общего расположения. Ее задача — действовать против правого германского крыла, чтобы освободить 6–ю армию (Монури) и позволить этой армии, а также впоследствии всей совокупности наших сил возобновить движение вперед. Деятельность 2–й армии будет проявляться в охвате (дословно в „отгибе“, „откидывании“) правого крыла противника, но это охватывающее движение должно быть достаточно ограниченным во времени, для того, чтобы 2–я армия могла всегда продолжить охватывающее движение по отношению к новым соединениям, которые противник выставит на линию. Задача преследования отступающего правого крыла противника потребовала бы в случае необходимости от б — й армии общего движения со 2–й армией, которая должна находиться все время выше фланга противника, каково бы ни было расположение этого фланга. Операции 2–й армии зависят от движения главной массы наших сил, но это не значит, что должна быть тесная связь между этой армией и соседней: маневренный промежуток между двумя армиями скорее принесет пользу, чем вред. Группа территориальных дивизий из 4 дивизий и 18 эскадронов оперирует на левом фланге 2–й армии. Она уже получила задачу охраны Северной области, но в дальнейшем она получит приказ принять участие в операциях, направляя свое движение таким образом, чтобы находиться на значительном расстоянии впереди левого фланга 2–й армии, прикрывая одним своим присутствием марш этой армии».

Итак, приказ Жоффра намечал как будто очень глубокий маневр охвата германского правого фланга. Но торжественно поставленная задача в том же приказе формулируется весьма странным образом. Мы уже знакомы по предшествовавшим приказам Фалькенгайна и Жоффра с этой «двойной бухгалтерией», 2–я французская армия также получает двоякую задачу: она должна, с одной стороны, непрерывно отбрасывать ближайший фланг немцев и, перепоручая продолжение этой задачи 6–й армии, уходить дальше на север. Жоффру очень хотелось бы свершить маневр широкого охвата, но в то же время он чрезвычайно опасается за положение на своем собственном левом крыле. Упоминание в приказе Жоффра о том, что не следует бояться интервалов в расположении с соседней армией, вовсе не говорит о действительном развитии свободного маневра, а скорее свидетельствует об обратном — насколько глубоко уже въелась в сознание идея непрерывного фронта[369]. Надо сказать, что Кастельно выполнил директиву французского главного командования как мог более точно, и не его вина, если естественное развитие событий привело к тому, что одна из задач, означенных в приказе, без остатка поглотила другую, 2–я французская армия добросовестно старалась прежде всего отбросить находящегося перед ней противника на правом берегу Уазы. В результате уже 20–22 сентября 2–я армия оказалась вовлеченной в бои, из которых вырваться ей уже не удалось. Жоффр настойчиво повторял: «Распространить движение 2–й армии влево, оставляя минимум сил в районе Нуайона», но эту задачу можно было выполнить вовсе не так просто, как это рисовалось французскому главнокомандующему, т. е. отрываясь легко от противника и скользя непрерывно к северу: правый фланг 2–й армии был уже пригвожден. Оставалось одно: располагать севернее подходящие корпуса. Разгоревшийся упорный бой требовал все новых сил. 23 сентября германцы овладели Перонном. 24 сентября 4–й французский корпус делался назад под натиском германских сил, атаковавших в направлении на Руа. Пришлось 14–й корпус немедля выводить севернее 4–го, чтобы спасти положение. В 10 ч. 45 м. генерал Антуан, начальник штаба генерала Кастельно, телефонирует в главную квартиру: «Сражение началось, 4–й корпус атакован; 14–й корпус держится наготове, чтобы образовать новый эшелон и действовать в свой черед. Обнаружены 21–й и 1–й баварские корпуса противника. Его фронт кажется тесным и насыщенным».

В тот же день Жоффр настаивает перед военным министром на действиях бельгийской армии на сообщениях противника; группа территориальных дивизий должна пытаться произвести разрушения на железных дорогах в северной зоне; 10–й и 11–й корпуса направляются на запад. 25 сентября Жоффр требует от Кастельно развития активности к северу от Соммы, но командующий 2–й армией все свое внимание и свободные силы вынужден уделить тому, что происходит к югу от этой реки. Для того чтобы заполнить разрыв между 14–м и 4–м корпусами, приходится взять одну дивизию из состава 20–го корпуса. Итак, от теории — не бояться разрывов — ничего не осталось при первом же столкновении с боевой действительностью. Маневр охвата все более вырождается, таким образом, в фронтальное сражение. В следующие дни уже вырисовывается явственно угроза немцев со стороны Бапома: Жоффру не только не удалось охватить германский правый фланг, но era собственный левый фланг оказывается под угрозой охвата. К северу от Соммы направляются 10–й и 11–й корпуса. Из армии Фоша изымается еще 21–й корпус, из армии Монури — 45–я дивизия для переброски на север.

Теперь надо дать окончательный ответ на вопрос: не правильнее ли было бы сразу же бросить армию Кастельно севернее Соммы, чтобы осуществить действительно глубокий маневр захождения? В создавшихся условиях это была бы пустая и опасная затея. Германская 6–я армия вклинилась бы в пространство между 2–й и 6–й французскими армиями. Сдерживая северную группу французов двумя корпусами, остальными она успела бы выйти к Компьену, и тогда положение левого фланга французов стало бы опасным. Для ликвидации изолированной 2–й французской армии, силу которой никак нельзя преувеличивать, немцы нашли бы достаточные резервы. Удар 2–й французской армии во всяком случае попал бы впустую: для выхода в тыл и во фланг главным германским силам потребовалось бы слишком много времени, которым она совершенно не располагала.

г) Маневр вырождается в фронтальное столкновение

Итак, маневр с обеих сторон привел в конечном счете к фронтальным столкновениям на пространстве между Нуайомом и Бапомоа, — столкновениям равных сил. Никакого маневра не получилось, ибо маневр предполагает искусство в вождении войск, с тем чтобы на определенном направлении добиться преимущества в силе и в положении. Для того чтобы направить одну часть в лоб другой, не нужно оперативного искусства. Результат получился вполне естественный: нащупав друг друга, обе стороны убедились в бесцельности попыток сдвинуть противника с места. Новое пространство в 100 км оказалось во власти позиционной войны. Обвинять ту или другую сторону в таком результате было бы слишком поверхностно. Невозможность маневра на этой ступени объяснялась уже, главным образом, действием мощного объективного фактора и лишь в малой степени ошибками, которые действительно были допущены с обеих сторон.

Теперь свободного пространства до моря осталось всего лишь 60 км. Беглого взгляда на карту достаточно, чтобы понять, что на этом кусочке громадной линии фронта уже немыслимо было развернуть широкий маневр шлиффеновского размаха, способный сдвинуть с места всю окостеневшую сплошную линию войск, протянувшуюся от Бапома до швейцарской границы. Борьба за фланг достигает наивысшего напряжения. Но слишком ясно, что идея флангового маневра превратилась здесь уже в бесплотный призрак, в пустую формальную схему. В самом деле, что могли бы достигнуть (и в некоторых случаях даже и достигли), охвативши фланг противника? Когда вы толкнете сбоку иди сзади не успевшего повернуться к вам одного человека, вы, конечно, собьете его с ног; но попробуйте проделать эту операцию с целой дивизией, толкнув одного или нескольких человек, стоящих на фланге. Разве можно этим толчком сбить с ног всю дивизию? Но такую иллюзию питали штабы, когда, направив в охват фланга пару корпусов, они мечтали о лаврах Ганнибала в отношении фронта, простиравшегося на несколько сот километров. До очевидности ясно, что часть, прорвавшаяся даже в тыл стабилизующегося фронта, была бы рано или поздно задержана брошенными ей навстречу войсками, причем отвердевающий позиционный фронт даже не пошелохнулся бы. Во всяком случае, для такого прорыва, — этот термин уже получал свою значимость, — нужна была мощная масса, нечто вроде позднейших ударных армий. Такой массы не было и в помине ни на той, ни на другой стороне. Как попало и откуда попало надергивались корпуса, уже измотанные в боях или вновь испеченные, плохо обученные, и бросались «пакетами» на север[370]. Противник проделывал то же самое, и ничего другого, как фронтальное столкновение, из этого получиться не могло; так, в действительности, и вышло. Именно таким столкновением спешно подбрасываемых с обеих сторон корпусов явилось так называемое сражение у Арраса 10–й французской армии под командованием генерала Модюи. (Приказ о формировании ее в районе Амьена был отдан 25 сентября). Сформирована она была следующим образом:

11–й корпус, взятый из 9–й армии, начал посадку 25 сентября для следования на Амьен, куда прибыл 27–го; выдвинут на левый фланг 2–й армии.

10–й корпус, из 5–й армии, отправлен 28–го к Амьену; 30 сентября он перебрасывается, южнее Арраса.

77–я дивизия, из 1–й армии, отправленная 28 сентября к Ар-расу и Лану, прибыла 30–го.

70–я дивизия, из 1–й армии, отправлена 28–го к тем же пунктам (севернее Арраса).

8–ю кав. дивизию, из 6–й армии, направили по железной дороге на Мондидье и затем в район Альбера.

4–я кав. дивизия, из 5–й армии, направлена 30 сентября и 8 октября переброшена к Хазебрук.

21–й корпус, из 9–й армии, 1 октября направлен к Лиллю, 4 октября прибыл в район Ля — Бассе.

45–я дивизия, из 6–й армии, переброшена на автомобилях до Компьен, оттуда по железной дороге на север, 3 октября — в Аррасе[371].

Тем временем совершается переброска сил немцами. Она рисуется в следующем виде:

Гвардейский корпус, из 2–й армии, прибыл к Камбре 2 октября.

4–й корпус, из 1–й армии, 1–й баварский рез. корпус из Лотарингии; оба прибыли к Валансьену 1 октября.

14–й рез. корпус из Вогезов прибыл в Камбре 27 сентября.

14–й корпус из-под Вердена прибыл в Валансьен и Дуэ 7 октября.

19–й корпус, из 3–й армии, и 7–й корпус, из 2–й армии, 10 октября находились у Валансьена.

Кроме того, немцы в тех же числах сосредоточили на севере значительную конную массу из кав. дивизий 5–й армии, группы Штранца и др.

9 октября из этих корпусов были созданы две армии — 6–я — от Скарпы до реки Лис (командующий — кронпринц баварский Рупрехт) и 2–я — до верховьев реки Авр (командующий генерал Бюлову.

С 1 до 19 октября на крайнем левом фланге союзного фронта сосредоточивается английская армия; к ней в середине октября присоединяется бельгийская, прорвавшаяся из Антверпена.

Немцы в свою очередь сформировали новую — 4–ю армию (22–й, 23–й, 26–й и 27–й рез. корпуса из добровольцев и 3–й рез. корпус из-под Антверпена), которая в середине октября стала выдвигаться во Фландрию.

Итак, стремясь заполнить свободное пространство, еще оставшееся до моря, обе стороны сосредоточили сюда все силы, какие смогли вырвать отовсюду. Но, кроме приблизительного равенства сил, ничего другого достигнуть не удалось. При таких условиях кровопролитные сражения, разыгравшиеся у моря в 1914 г., никакого эффекта в смысле осуществления широкого стратегического маневра, могущего привести к исходу войны на всем западном театре, дать не могли. Тем не менее эти сражения оказали громадное влияние на ход войны в целом; они имели определенный стратегический смысл, однако, совершенно иной, чем это мыслили себе воюющие стороны.

3. Фландрская битва

(Схема 21)

Схема 21. Фландрская битва.

а) Стратегический смысл заключительного этапа «бега к морю»

Бои во Фландрии, где оставалось еще свободное пространство для маневренной войны, носили уже определенно позиционный характер. Исследователи единогласно констатируют этот факт, но никто из них не дает удовлетворительного объяснения его. Явление тем более поразительное, что здесь вплоть до последних дней борьбы не было еще укрепленных позиций: они еще только создавались и строились в ходе борьбы. А между тем характер происходивших боев немногим отличается от тех, какие велись на этом участке в последующие годы позиционной войны. Конечно, если взять как измеритель количество снарядов и прочие аксессуары позиционных форм борьбы, то бои на той же местности, скажем, в 1917 г., были более грандиозны и потрясающи, но если взять другой, более существенный показатель, а именно — невозможность продвижения вперед, то эта черта с полной очевидностью выявилась во Фландрской битве 1914 г.: позиционная война уже вступила в права, хотя внешние признаки ее еще не были налицо. Во Фландрском сражении немцы наступали, союзники оборонялись Почему вышло именно так, хотя обе стороны, как мы уже знаем, стремились к фланговому маневру? Этот факт нам также не объясняют, ограничиваясь простой его констатацией. Между тем он, очевидно, связан с общим направлением, какое принял «бег к морю»: «Бег к морю» мог пойти в западном направлении, например, по р. Сомме: совершенно очевидно, что это направление было выгодно немцам, так как они находились в весьма удобной позиции для возобновления атаки на Париж и, кроме того, оккупировали порты побережья через которые велась связь между двумя союзными странами. Но, будучи более выгодным, оно предъявило огромные требования к маневренности и подвижности германских армий, которые должны были пройти гораздо большее пространство и сделать это быстрей (или, по крайней мере, настолько же быстро), чем союзники.

Но действительным направлением «бега к морю» явилось северное. От Уазы новая линия фронта начинает резко подниматься вверх, к северу, почти под прямым углом к уже установившейся ранее восточной части фронта. Это направление было, очевидно гораздо более выгодным для союзников: оно освобождало значительную часть территории, ранее занятой немцами; оно приводило к сохранению за союзниками портов побережья, через которые велась транспортировка войск и грузов из Англии на материк; оно переносило борьбу в Бельгию, подавая руку помощи бельгийской армии. Бесспорно, консолидация Антанты во многом выигрывала именно от такого направления. Однако, оно, очевидно, предъявляло сугубые требования к подвижности и маневренности союзных войск, которые в этом случае должны были раньше, чем немцы сосредоточиваться в пунктах, по которым вытянулась новая линия фронта. Правда, на севере уже имелись кое-какие отряды союзников, но эти силы были слишком малы, чтобы противостоять серьезному натиску.

Эта борьба двух различных направлений «бега к морю» мало осознавалась обеими сторонами в то время. События развивались скорее стихийно. Немцы стремились как можно дальше проникнуть на юго-запад, союзники, напротив, старались оттеснить их к северо-востоку. Результатом явилось направление новой линии фронта все же прямо на север. О чем это свидетельствует? О том, что союзные армии показали более высокую подвижность и маневренность. Основная причина лежит не столько в качестве самих армий, сколько в лучшем состоянии железнодорожной сети. Опять-таки, хотя и в незначительных масштабах, был использован автотранспорт. Германские войска из-за недостатка исправных железных дорог должны были совершать тяжелые марши, теряя на это время[372]. Маневр охвата фланга союзникам не удался, так же как и немцам. Но союзникам удалось зато отогнуть назад германское правое крыло — и это могло быть достигнуто лишь преимуществом в быстроте выдвижения в сторону открытого фланга. Получалось в высшей степени противоречивое явление: немцы вели яростное наступление, но действительная линия их фронта непрерывно отступала. Союзники оборонялись, но объективно они непрерывно отодвигали линию своего фронта вперед. Это ясно показывает, насколько поверхностен может быть анализ, ограничивающийся чисто внешней стороной событий.

В этом смысле, бесспорно, немцы потеряли темп в борьбе за фланг в течение месяца, с 15 сентября по 15 октября. К концу этого периода до моря оставалось уже совсем незначительное расстоянием. Фалькенхайн решает именно сюда направить новую 4–ю армию. Здесь по инерции еще действовало прежнее побуждение — отодвинуть назад все левое крыло союзников путем охвата его с фланга. Но фланговый маневр уже окончательно был превращен в пустую схему, В самом деле, если бы 4–й армии даже удалось пролезть в узкий просвет между Армантьером и морем, разве удалось бы ей преодолеть силу тяжести плотной массы союзников, уже ставшей спиной к северо-западу от Уазы? Совершенно очевидно, что нет. Положение в известной мере было аналогично тому, какое сложилось к моменту начала боев, западнее Уазы: как тогда над маневром тяготела уже стабилизовавшаяся линия фронта от Уазы до Швейцарии, так теперь ту же роль играла линия от Уазы до Армантьера. Разница состояла лишь в том, что тогда еще оставалось широкое незаполненное пространство, и роль стабилизованного фронта заключалась в том, что он притягивал, как магнит, маневр к своему флангу. Теперь воздействие стабилизованной части фронта сказывалось несравненно острее: оставался лишь узкий свободный проход между Армантьером и морем. Возможен ли был здесь свободный маневр? Нет, не возможен, так как он не мог обладать основным качеством маневра — внезапностью, он не мог дать основного преимущества — выигрыша темпа. Если бы даже противник не принял своевременно мер к сосредоточению здесь войск, то легко было бы незначительными силами забаррикадировать этот узкий проход и задержать наступление, используя это время для переброски резервов. Совершенно очевидно, что легче замазать дыру, чем выстроить новую стену. Эту немудрую истину продемонстрировала позиционная война, и на ней — то уже строилась оборона союзников во Фландрском сражении. Вся суть в том, что за изъятием этого узкого пространства у моря на всем остальном промежутке стояла сплошная стена позиционного фронта, где имелась уже основательная гарантия безопасности от ударов противника[373].

Говорят, что развитие позиционной войны задушило маневренную также и в районе Фландрии; это не так: напротив, неудача маневра породила и здесь позиционную войну. Маневр стал невозможен, а отсюда уже неизбежно нарастало окостенение фронта. Германское наступление, предпринятое 4–й армией вдоль Фландрского побережья, сколько угодно можно рассматривать как новый величественный маневр флангового охвата. Реальное содержание его оставалось иным: это была борьба за владение побережьем, причем вопрос заключался в том, насколько далеко удалось бы продвинуться немцам на юго-запад, смогут ли они захватить Дюнекерк и Кале. Клич «Nach Calais» сменил прежний боевой лозунг «Nach Paris», и эта смена явилась символом изменения сути маневра. Невозможно было рассчитывать, что одним таким ударом можно достигнуть решающей победы на всем фронте. Для этого нужны были усилия и других армий. Наступление имело в виду решение частной, хотя и особо важной, задачи. Используя последний шанс, германское главное командование преследовало прежнюю цель как можно глубже внедриться в расположение союзников, заняв охватывающее положение.

Подготовка германского наступления (4–й армия) происходила скрытно от союзников. Появление новых резервных корпусов было для них полной неожиданностью. Разведка не смогла их своевременно распознать, 13–й рез. корпус искусно прикрывал развертывание новой армии, которая обрушилась неожиданно, имея абсолютный перевес над слабыми частями союзников, находившимися здесь. Но был ли здесь реальный выигрыш темпа? Его не было по той простой причине, что союзники также думали об охвате фланга противника, также выдвигали свои силы все дальше к северу. В район Ипра, начиная с 1 октября, передвигались части английской армии, и это передвижение было столь же неожиданным для немцев, как и сосредоточение в Бельгии 4–й армии для союзников. На стороне немцев было то преимущество, что они были ближе к цели, чем союзники. Но оно отчасти компенсировалось наличием у союзников некоторых сил во Фландрии и более работоспособной железнодорожной сети. В итоге ни та, ни другая сторона не имела преимущества в темпе развертывания сил для маневра, и эти силы в ходе сражения все более уравновешивались. Реально борьба сводилась за то, где именно должна была пройти окончательная линия неизбежно стабилизирующегося фронта. Это было, однако, отнюдь не малозначащим вопросом в силу указанных уже выше моментов.

б) Фош организует оборону побережья

Задача стабилизации фронта на более выгодном для союзников направлении была превосходно разрешена Фошем, с, начала октября руководившим операциями к северо-западу от Уазы. Фошу впоследствии придется повторить ту же самую задачу в марте 1918 г., и нельзя не усмотреть разительной аналогии этих обеих кампаний.

В действиях Фоша осенью 1914 г. с полной очевидностью выясняется, что борьба уже перешла в стадию позиционной войны и вовсе не потому, что уже были налицо непрерывно вытянувшиеся линии окопов, окаймленных проволочными заграждениями: эти линии все еще не были непрерывными, кое-где их не было вовсе, и во всяком случае по своей прочности они не могли быть еще сравниваемы с последующей эпохой. Внешне маневренные действия еще продолжались, мы видим даже участие с обеих сторон огромных конных масс. Но душа маневра отлетела прочь. Борьба шла за то, где пройдет стабилизированный фронт, борьба шла за более выгодные и удобные позиции, на которых обе стороны приступят к длительной осадной войне.

Заслуга Фоша в том, что он понял именно эту особенность наступившей борьбы. Принимая внешне директиву Жоффра об охвате неприятельского фланга, Фош больше заботился о деле, а оно состояло в том, что надо было удержать германские армии, не дав им проникнуть, западнее линии Дюнкерк — Нуайон. Первая директива, которую он дает командующему 2–й армией, просившему разрешить отвести отдельные корпуса назад, — во что бы то ни стадо держаться на месте. Командующий 10–й армией генерал Модюи получает приказ:

1. Остановить сначала движение врага на Аррас.

2. Крепко удерживать на месте войска первой линии.

3. Соединить как можно скорее остальные в тылу, захватывая в то же время некоторые пункты особой тактической важности, как, например, Нотр-Дам — де — Лоретт.

4. Наконец, вести наступление на нашем левом крыле, имея в виду всегда фланговый охват силами 21–го корпуса.

Итак, лишь последним пунктом подтверждалась директива французского главного командования, на деле и здесь происходило вытягивание линии фронта все дальше к северу. Процесс этот протекает с громадными трудностями: наступление 21–го корпуса к Лансу встречает непрерывное сопротивление противника, а фронт 2–й армии продолжает поддаваться под ударами германских войск.

Понятно, что внимание Фоша не могло не быть привлечено побережьем, где немцы могли еще проникнуть беспрепятственно на территорию Франции. Две кав. дивизии выдвигаются на реку Лис. Дюнкерк подготовляется к обороне, причем, если судить по словам самого Фоша, уже в это время предусматриваются меры к затоплению местности. Фош принимает меры к удержанию города Лилль, который, однако, был взят немцами 13 октября.

Между тем английская армия уже приближается; по замыслу Жоффра она должна продолжать маневр охвата. Две кав. дивизии следуют походным порядком, два арм. корпуса — по железной дороге. В ночь с 5 на 6 октября они начали высаживаться в окрестностях Аббевиля и Этайля. Из Дюнкерка высылается терр. бригада и занимает линию канала Ваттен, С. — Омар, Эр, прикрывая развертывание англичан. Другая терр. бригада высылается к Донерингу. Таким образом, уже 5–6 октября начинается сосредоточение союзных войск на путях будущего наступления 4–й германской армии. К 10 октября англичане выдвигаются на линию Эр-Бетюн, новые английские части начинают высаживаться в С. — Омаре. В личном свидании Фоша и Френча достигается договоренность о будущих действиях.

10 октября Фош намечал совместный маневр английской и 10–й французской армий путем выдвижения в Белыню между реками Лис и Шельдой, на линию Куртре — Турне. Это подтверждает высказанную выше мысль о том, что намерением союзников было выдвижение как можно дальше к северо-востоку, перенося борьбу в Бельгию. Фош очень правильно уже здесь понял особенности и задачи коалиционной стратегии. В данном случае (как и впоследствии в 1918 г.) это имело более решающее значение, чем малореальные планы маневра. Они и в самом деле оказались совершенно нереальными. Одна дивизия 3–го британского корпуса прибыла только 13 октября, а весь корпус был сосредоточен лишь вечером 15–го. Попытки левого крыла 10–й армии продвинуться в направлении к Лиллю были остановлены германскими атаками к югу от реки Лис. Впрочем, севернее этой реки англичане 15–го продвинулись вперед.

9 октября немцами был взят Антверпен. Эта крепость сыграла свою роль в исходе великой борьбы. Она позволила сохранить бельгийскую армию и сдержать значительные германские силы. Известно, что это имело известное значение для хода Марнской битвы, куда немцы не могли перебросить 9–й рез. корпус, ввиду бельгийских атак. Бельгийской армии удалось уйти из Антверпена, и это, конечно, не может быть причислено к оперативным достижениям германского главного командования. На поддержку бельгийцам вышли высаженные с моря, под командованием генерала Роулинсона, 7–я английская пех. и 3–я кав. дивизии, а также бригада французских морских стрелков, под командованием адмирала Ронарша. Эти отряды достигли Ганда, но затем были вынуждены отступить, прикрывая правый фланг бельгийской армии. Эта последняя достигла района Остенде, Туру, Диксмюда и Фюрна. Возникал вопрос, где ей избрать свою базу. Бельгийское командование, учитывая утомление и слабость армии, было расположено отступить вглубь, к Кале. Но это в корне противоречило намерениям французского главного командования, которое было заинтересовано удержать бельгийцев как можно дальше к востоку. Было решено, что бельгийская армия будет удерживать позиции на реке Изер, опираясь на Дюнкерк. Но между нею и англичанами зияло незанятое пространство с городом Ипр в центре. Фош 12 октября приказывает 87–й и 89–й терр. дивизиям расположиться на дороге Цоперинг — Пир. Однако, здесь нужно было сосредоточить более серьезные силы, чтобы установить сплошной фронт до моря. Будущее его очертание, таким образом, намечалось с достаточной очевидностью. Фош прибывает лично в бельгийскую главную квартиру и убеждает короля и начальника штаба бельгийской армии в том, что «бельгийская армия, зарываясь в землю, должна отбить удары врага и создать барьер, чтобы защитить остаток родной земли, закрепиться на Изере и дать время союзным войскам прийти на помощь»[374]. 16 октября вечером, покидая Фюрн, Фош дает предписание адмиралу Ронаршу. Высказанные здесь идеи гораздо более поучительны, чем торжественные оперативные декларации: «В обстоятельствах, в каких мы находимся, тактика, которую следует вам практиковать, не содержит идеи какого-либо маневра, требуется только сопротивляться там, где вы находитесь… Что же касается способа, он состоит в том, чтобы начисто остановить врага, могуществом огня в частности». Так внедрялись новые идеи, идеи позиционных методов ведения борьбы. Для занятия района Ипра уже сосредоточивались войска: 1–й британский корпус высаживался в Газебруке 19 октября, за ним следовала Лагорская дивизия, далее в Дюнкерке высаживалась 42–я французская дивизия, 9–й французский корпус следовал в тот же район. Итак, еще до начала германского наступления во Фландрию стягивались крупные [437] силы союзников, так как обе стороны стремились как можно скорее занять здесь выгодные позиции[375].

17 октября Фош в Сен-Поле встретился с Ллойд-Джорджем. Здесь опять обнаружилось умение его устанавливать в непринужденной беседе крепкие союзнические связи. Лейтмотив Фоша оставался тот же — во что бы то ни стало остановить немцев[376]. Оба крупнейших деятеля коалиции уже здесь сформулировали «lе programme de Saint-Pol» программу позиционной войны, — выигрыш времени, с тем чтобы подготовить новый этап борьбы; для этого нужно было во что бы то ни стало остановить германское наступление. Успеют ли союзники консолидировать фронт и не дать последней волне германского наступления залить снова территорию Франции[377]?

Бельгийская армия с 17 октября занимала левый берег реки Изер, между Ньюпортом и Безингом, общим протяжением в 30 км. Фронт занимали 4 бельгийские дивизии (две в резерве). Бригада французской морской пехоты занимала Диксмюд, 177–я терр. бригада — в Безинге. Впереди и к югу от Диксмюда находились бельгийская кав. дивизия и французский 2–й кав. корпус. Местность здесь низменна, ниже уровня моря, прикрытая со стороны моря плотинами и шлюзами; сама по себе река Изер не представляла серьезного препятствия. Почва пропитана водой; траншеи на ней рыть было невозможно. С 18 октября начинаются германские атаки (первоначально силами 13–го рез. корпуса, а затем и 22–го рез. корпуса), но они не дают успеха вплоть до 21–го, когда прибывает 42–я французская дивизия, ставшая у Ньюпорта. 22–го немцам удается переправиться через реку у Терваэте. 24–го они форсируют линию обороны на реке Изер и заставляют бельгийцев податься назад. Пехотные атаки поддерживаются огнем тяжелой артиллерии и минометов. Положение бельгийской армии становится тяжелым, так как на пути отступления нет заметных преград для германского наступления, 24–го Фош прибывает в Фюрн, и здесь было решено остановить бельгийские войска по линии железной дороги Диксмюд — Ньюпорт и открыть шлюзы, чтобы наводнить подступы к ней. 25–го бельгийская армия заняла эту позицию, 26–го немцы возобновили атаку, 27–го были открыты шлюзы. Местность стала наполняться водой, и к 30 немцы отошли на правый берег реки.

Все это послужило к созданию одной из легенд войны — о чудесном избавлении от германского нашествия, благодаря находчивости защитников, догадавшихся призвать себе на помощь морскую стихию[378]. Но в действительности это — не более как эпизод в великом исторической драме. Сам по себе он не мог бы иметь никакого решающего значения. С другой стороны, не будь его, германский маневр отнюдь не имел бы гарантии успеха. Все дело в том, насколько широкий размах получила бы операция, могла ли вся 4–я армия прорваться в тыл союзников, наконец, была ли бы ее атака поддержана усилиями прочих германских армий. И вот с этой точки зрения действия бельгийской армии получили крупное значение: они задержали выполнение германского маневра в целом и дали время союзникам усилиться в районе Ипра и тем самым подготовиться к отражению германской атаки. В этом смысле имеет значение не только наводнение, но и сопротивление бельгийской армии, как бы ни маломощно была оно само по себе. Действия Фоша обнаруживают здесь ясное понимание своеобразно сложившейся обстановки, требующей прежде всего выигрьша времени. Конечно, это — характерный признак обороны, но, кажется, мы достаточно уже привели доказательств тому, что стремления союзников не выходили за рамки обороны: во что бы то ни стало остановить германское наступление.

в) Сражение у Ипра

В то время, как правофланговый 22–й рез. корпус атаковал бельгийцев на реке Изер, прочие резервные корпуса 4–й германской армии — 23–й, 26–й и 27–й — наступали на Ипр; в ходе сражения они были поддержаны правым крылом 6–й армии, а также 15–м корпусом и другими частями, переброшенными из прочих армий, это германское наступление на Ипр наткнулось на английскую армию и французские части, вкрапленные между бельгийцами и англичанами на участке Диксмюд, северо-восточное Ипра.

Сражение при Ипре всеми исследователями признается как последнее проявление маневренного периода войны. Это не совсем точно, в том смысле, что подлинного маневра уже не существовало: происходило простое фронтальное столкновение сил. Тем не менее эта окончательная грань между маневренным и позиционным периодом заслуживает тщательного изучения, поскольку именно здесь можно почерпнуть очень ценные данные для установления того, как происходит такой переход. Нужно подчеркнуть, что на этом участке еще не было окопов, окаймленных проволокой. Только в ходе битвы кое-где появляются проволочные[379] заграждения, но окопы — то как раз по условиям местности здесь нельзя было рыть[380].

Местность все же в других отношениях способствовала развитию позиционных форм борьбы: обилие мелких объектов, которыми загромождены окрестности Ипра, жилые постройки, сады и леса, заборы; дороги приобретали особо важное значение, но все они направлены концентрически к Ипру. Обозревать местность было очень трудно; часто невозможно было составить себе ясное представление, что делалось рядом. Отсюда вытекала характерная для Ипрской битвы раздробленность боев[381]. В результате происходило следующее: атака целых корпусов, расчлененная на множество мелких стычек, задерживалась хотя бы временно частями противника, на которые она обрушивалась; тем временем к слабому пункту спешили подкрепления, которые обе стороны подбрасывали беспрерывно. Позиционная война возникала неизбежно именно потому, что новые силы притекали вплоть до требуемой насыщенности данного участка живой силой. Такое положение необходимо вело к позиционным формам, так как обе стороны вставали друг против друга сплошной стеной, и для движения вперед требовался уже прорыв. Обе стороны пытались такой прорыв свершить, но обе оказались бессильными. Не хватало для этого артиллерийских средств[382]. В результате, не получалось основного условия маневра: достижения на каком — либо направлении преимущества в численности и расположении сил. Логика позиционной войны вела к сплошному расположению сил так, что обе стороны приходили к равновесию их на соответствующих участках[383].

Поясним еще этот важнейший момент. Маневр на западном европейском фронте становился все более невозможным прежде всего потому, что отсутствовал элемент внезапности. Обе стороны стремились к однообразному охвату фланга противника. Каждый раз такая попытка встречала на своем пути уже подброшенные сюда новые силы. Этого было достаточно для задержки атаки, но как только она задерживалась, подбрасывали новые силы, пока не достигали равновесия. Тогда ничего другого не оставалось, как закрепляться на занятой местности, рыть окопы и тянуть проволоку.

Ипрская битва изобиловала драматическими эпизодами. 30 октября в своей главной квартире в Касселе Фош узнает от посланного им офицера для поручений о прорыве английского фронта у Зиллебека: командир 9–го корпуса направляет туда 3 батальона; однако, наличные силы не могут заткнуть брешь. Фош немедленно направляется в Сен-Омер, главную квартиру Френча, и, прибыв туда, велит разбудить мирно спящего английского главнокомандующего. Там Фош предлагает направить еще несколько батальонов 32–й дивизии, которые перебрасываются к месту прорыва.

На другой день 1–я английская дивизия сдает немцам Гелювельт и отходит в лес между Вельдеком и Хугом. Командир 1–го английского корпуса решает отступать. Фош, находящийся у Вламертинге, куда прибывает вскоре и Френч, узнает, что корпус начал отход в полном беспорядке. Тяжелая артиллерия вскачь несется на запад. Дороги запружены повозками, раненые бегут к Ипру. Это — начало общего поражения. Но соседний 9–й французский корпус удерживается на месте. Тогда Фош пишет на клочке бумаги приказ, начинающийся словами: «Абсолютно необходимо не отступать и для этого удерживаться на месте, окапываясь, где находишься…»

Френч на том же клочке бумаги делает свою пометку и пересылает его командиру 1–го корпуса, который немедленно прекращает отступление и удерживается на позициях, которые занимаются им вплоть до 15 ноября.

Личная энергия и инициатива продолжали играть огромную роль Не будь этой интервенции Фоша, возможно было бы поражение и взятие Ипра немцами. Но эти инициатива и энергия движутся уже по определенному руслу. Все силы выдающейся личности Фоша не могут дать ничего иного, как остановить врага. Это лейтмотив всех действий его в эти дни. Но большего сделать было нельзя. Атаки союзников так же окостеневали, как и германские. Заслуга Фоша в том, что он понял задачу дня: стабилизовать фронт и выиграть время для развертывания новых сил и средств, которые позволили бы перейти в наступление. Конечно, не один Фош понимал это. У англичан отчетливо представлял себе эту линию поведения Китченер[384].

Кровопролитная битва под Ипром, продолжавшаяся почти месяц, не дала никакого оперативного результата. Обе стороны вводили в бой новые корпуса, но ничего, кроме равновесия сил, не достигали. К 15 ноября бои прекратились, и фронт стабилизовался на всем 700–км пространстве.

Примечания:

3

Это цитаты из первой и второй глав Мольтке «О войне», которые были изъяты из русского издания 1938 года.

34

Couvion — Cur, Memoires, II, 105.

35

Ландверные части не включены в расчет.

36

«Der Weltkrieg», IV, 524. «La manoeuvre de la Marne», par le colonel Valarche.

37

Речь идет о днях, предшествовавших Марнской битве.

38

Французская.

346

Это решение следовало принять не позднее 27 августа. (Прим. ред.)

347

Сохранение этой бреши было вполне объяснимо уже в то время. Еще Людендорф отмечал, что немецкие армии были вынуждены отступать с той же скоростью, что и союзники наступали, а значит у них не хватало оперативного времени на смыкание флангов. (Прим. ред.)

348

Les A.F.I., 49.

349

Выделено автором.

350

Там же, 663.

351

Предварительное донесение было послано 10 сентября.

352

Les A.F. I, 57.

353

Les A.F. I, 57. 20.

354

Эта дивизия с 11 сентября вошла в состав 6–й армии.

355

Итак, единственным разумным распоряжением, которое отдал Мольтке за все сражение, было распоряжение об отступлении. Причем ' этот приказ а) запоздал б) уже вызрел в штабах 1–й и 2–й армии. Мы знаем, что 1–я и 2–я армиях в любом случае намеривались отступить, таким образом, Мольтке продолжал действовать в рамках своего метода — не руководить ничем. (Прим, ред.)

356

Это обстоятельство показывает, на каком тонком волоске держался успех союзников в Марнском сражении. Для того, чтобы остановить наступление французских войск в промежуток между 1–й и 2–й германскими армиями, хватило всего двух корпусов. И это в совершенно новых условиях, сложившихся после Марны: союзники воодушевлены одержанной победой, немецкие войска отступают в тяжелых условиях, их моральное состояние подорвано. Вероятно, несколькими днями раньше, на Марне, хватило бы всего одного активного корпуса между 1–й и 2–й немецкими армиями, чтобы выиграть решающий темп для осуществления контрманевра Клюка. Между тем, даже по довоенному плану Мольтке германское правое крыло должно было иметь приблизительно на четыре корпуса больше, нежели реально насчитывалось на Марне; в рамках плана Шлиффена речь шла, по крайней мере, еще о трех активных, одном резервном и шести эрзацрезервных корпусах, девяти ландверных бригадах. (Прим. ред.)

357

Полковник Варио пишет: «Отправляясь от Лассиньи — Руа как базы и наступая в направлении к Гюискар, главная масса этих сил могла бы успеть полностью охватить правый германский фланг, пребывавший в неподвижности, юго-восточнее Нуайон, и сломить его сопротивление». Мы считаем, что силы были недостаточны и слишком малоподвижны для такого маневра. («Les tentatives de la manoeuvre daile apres la bataille de la Marne», par le lieu, colonel Variot, «Revue Mil. Franc». April 1931.)

358

Наше мнение расходится с высказываемым генералом Луазо в его цитированной уже неоднократно статье; Монури ставится в упрек, что он имел слишком мало сил на правом берегу Уазы. Однако, исходя из принципов, выдвинутых в этой же статье, следует указать на главный порок флангового маневра в данном случае, независимо от количества сил: он был лишен внезапности и потому был осужден неизбежно на неудачу.

359

«De la bataille de la Mame a la course a la mep» par le capitaine Mousset «Revue Mil. Franc.» Mars, 1933.

360

Всюду выделено автором.

361

Выделено автором. Дословно «капля по капле», т. е. по мере прибытия.

362

«Выступив туда, куда он непременно направится, самому направиться туда, где он не ожидает. Тот, кто проходит тысячу миль и при этом не утомляется, проходит местами, где нет людей». Сунь Цзы. Трактат о военном искусстве. (Прим. ред.)

363

В оригинале выделенные абзацы были подстрочным комментарием. Мы сочли необходимым вставить их в текст. (Прим. ред.)

364

Не подлежит сомнению, что широкий стратегический маневр в период «бега к морю» был невозможен. М.Галактионов совершенно прав, связывая сентябрьские операции с предшествующими боями. Обе стороны недавно потерпели поражение (союзники в Приграничном сражении, немцы — на Марне), армии противников были расстроены и не способны к решительным действиям. Группировка войск не несла на себе отпечаток какой бы то ни было стратегической мысли: армии занимали — случайные позиции, начертание которых определялось превратностями военного счастья. Штабы всех степеней были потрясены несоответствием реальности и довоенных представлений о ней. (Кроме того, германская армия переживала серьезнейший «кризис доверия»).

Тем не менее, остается ощущение, что противниками не были использованы все возможности для достижения успеха, причем, больше упустила германская армия. При любых обстоятельствах немцы не должны были допустить прорыва бельгийских войск из Антверпена и соединения их с войсками союзников. Далее, французская территория к северо-запада от Парижа была прикрыта только почти прозрачной завесой группы территориальных дивизий Д'Амада. Приложив к тому достаточные усилия, немцы могли еще до завершения сражения в долине Уазы захватить такие важные позиции, как Амьен и Абвиль (а, возможно, и почти не прикрытые о тот момент порты Ла-Манша). С учетом того, что железнодорожные линии от Брюсселя к побережью Северного моря были исправны, эту операцию следовало проводить в жизнь железнодорожным маневром. В такой «редакции» удавалось выиграть необходимые темпы и нейтрализовать наступление 2–й французской армии на Уазе.

Конечно, такая операция не дала бы стратегического эффекта — в том смысле, что все же образовался бы позиционный фронт. Но его начертание было бы для немцев значительно выгоднее. (Прим. ред.)

365

Генерал Фожерон дал удачные формулировки, касающиеся «бега к морю»: «Оба противника испробовали в одно и то же время один и тот же маневр на одной и той же территории, из двух одинаковых концепций проистекли совершенно естественно симметричные движения, которые взаимно столкнулись и вызвали тяжелые и кровавые бои, не достигнув никакого заметного результата». «Борьба вырождается и в некотором отношении превращается в вопрос транспорта. Необходимо действовать все более и более быстро, чем противник». В то же время Фожерон возражает против обвинения «обоих главнокомандований в том, что им недоставало воображения». Дело, конечно, не в воображении, а в том, что в маневре отсутствовали элементы оригинальности и внезапности и что форма флангового маневра прикрывала суть совсем иного порядка: простое вытягивание фронта на северо-запад. Недостаток анализа Фожерона, как и многих других исследователей, состоит в недоучете взаимоотношения восточной и западной половин театра военных действий, о чем мы уже говорили. («La recherche de la decision» par le general Faugeron, «Revue Mil. Franc.». oct. 1931).

366

Союзники установили свое присутствие в Амьене в двадцатых числах сентября. Иными словами, у германской стороны было не менее четырех дней для того, чтобы овладеть этим ключевым пунктом, прикрытым в середине месяца совершенно недостаточными силами. (Прим. ред.)

367

Мы вернемся к ней в части второй настоящего труда (Примечание М.Галактионова). К сожалению, насколько нам известно, рукопись второй части книги «Темпы операций» не сохранилась. Возможно, она и не была написана. (Прим. ред.)

368

Капитан Mousset справедливо критикует действия французского главного командования: «Если решение о маневре было принято в тот же час (не совсем так, Жоффр опоздал на 5 дней. — М. Г), это развертывание было медленным».

369

«Армии 1914 г. были слишком тяжеловесны, — в гораздо большей степени, чем теперешние; они слишком тесно зависели от своих тылов, чтобы их начальники взяли на себя риск, даже только временный, допустить действия врага на своих сообщениях. Прошло время, когда крупное соединение могло сравнительно легко менять свою базу. Вывод из опыта всей войны таков, что нужно удерживать весь театр операций посредством непрерывной линии огня. Только при таком условии фланговый или какой-либо иной маневр станет осуществим; быть может, в этом и состоит новейшая форма старого принципа, что нельзя маневрировать против врага, не сковав его. Пусть нам не говорят, что это значит отрицать принцип экономии сил. Нужные силы для удара можно было найти и в 1914 г., так как оборонительный участок войскового соединения и тогда был гораздо шире участка наступления». («De la bataille de la Marne a la course a la mep», par le cap. Mousset, «Revue Mil. Franc.», Juin 1936.). Здесь не место обсуждать, насколько правильно опыт минувшей войны о «непрерывной линии огня» переносить на будущее без всяких оговорок. Но указание на то, что крупные соединения в 1914 г. оказались слишком тяжеловесными и маломаневренными, справедливо. Они жались одно к другому, и непрерывный фронт вырастал стихийно и неотвратимо.

370

Следует отметить, что подобное «пакетное» использование войск является одной из самых грубых ошибок командования. Теория безусловно требует вводить новые силы в таких масштабах, чтобы они могли добиться оперативного результата. Вероятно, сторонам следовало бы позволить противнику осуществить фланговое захождение, чтобы контрударом из глубины опровергнуть «пакетный» ввод сил и добиться хотя бы тактического успеха. (Прим. ред.)

371

«Memoires du mareshal Joffre», tome premier, p. 438–439.

372

По завершении «Бега к морю» фронт стабилизировался по изохроне: характерное время перевозок вдоль фронта совпадает для обеих сторон. Отметим, что в ходе всего сражения французы пользовались преимуществом внутренних линий, чем и объясняется исключительно выгодное для них вытягивание фронта к северу. Однако, захват Амьена и портов Фландрии (при безусловном уничтожении Бельгийской армии) уменьшали связность позиции союзников, что дало бы немцам возможность построить другую изохрону, вытянув фронт к западу. Увлекшись решением частных проблем, германское командование упустило шанс выстроить позиционный фронт вдоль течения Соммы, а не Изера. (Прим. ред.)

373

Но, может быть, дело обстоит не так просто? Кроме прочности, «стена» должна обладать также и определенной упругостью — иначе обороняющаяся сторона не сможет выиграть темпы, необходимые для закрытия того или иного прорыва. Между тем, в распоряжении союзников было очень мало свободного пространства: они с трудом могли позволить себе потерять порты Ла-Манша и ни при каких условиях не должны были уступать линию Соммы. Эта недостаточная упругость позиционной обороны давала возможность разрушить «стену» серией последовательных ударов. Людендорф продемонстрировал этот метод в 1918 году и был близок к успеху. (Прим. ред.)

374

Marechal Posh, Memoires, tome premier, p. 187 el 188.

375

Фош так формулирует задачи завязавшейся борьбы: «По мере того как битва стабилизировалась в Пикардии и Артуа, эра новых событий начинается к северу от реки Лис. Это — последняя территория, которую немцы могут использовать, чтобы попытаться опередить нас в скорости, чтобы захватить нас врасплох, раздавить нас тяжестью своих вооруженных масс…»

376

Фош рассказывает следующее об этой беседе с Ллойд-Джорджем «Я ему сообщил мое решение: наши войска, зарываясь в траншеи, противостоят усилию врага, несмотря на его подавляющее вооружение, до того дня, когда мы сами, снабженные таким же вооружением, сможем предпринять наступление, которое только и может дать победу». Фошу пришлось ждать этого момента 4 года. Ллойд-Джордж в своих воспоминаниях несколько иначе описывает эту беседу: «Я спросил его, не имеет ли он что-либо передать британскому кабинету, а он сказал: „Скажите ему, что здесь мы больше не будем отступать“. Я спросил тогда, не должен ли я также передать, что здесь стремятся и наступать. Он поколебался и был, очевидно, озадачен вопросом. После заметной паузы он ответил: „Это зависит от людей и средств вооружения которые вы способны бросить на боевую линию“». («War Memoirs of David Lloid George», Volume one, p. 159).

377

«Союзники стремятся воспользоваться еще инициативой и свободой действия, которые открылись для них в результате Марнской победы, чтобы опередить врага в его наступлении, атаковать его прежде, чем он смог бы обратить в свою пользу успех над Антверпеном и пустить в ход силы, которые здесь освободились, прежде чем он сосредоточил свои могущественные резервы, подвезенные из Германии, прежде чем он предпринял свое наступление на оставшейся свободной территории, чтобы посредством маневра выиграть кампанию на западе. Но будем ли мы иметь время и возможность соединить еще рассеянные и разделенные войска трех союзных держав достаточной силы, чтобы ниспровергнуть этот план… Таков был вопрос, который нужно было решать в ужасающем столкновении Фландрской битвы». (Foch, I, 193).

378

Немецкие авторы поддерживают эту легенду. Один из них (Каbenau) пишет: «Решение разрушить Изерские плотины и шлюзы Ньюпорта было принято и 30 октября проведено в жизнь. Побежденные водой, грязью и илом, немцы должны были прекратить наступление. В решительной атаке они были остановлены силами природы, но не врагами».

379

Описывая бои 26 октября, Фош отмечает «В нескольких пунктах противником уже были сооружены оборонительные позиции из проволочных заграждений», (des defenses en fil de for, I, 212).

380

«В низкой местности, которая окружает Ипр, вода на поверхности земли препятствовала рытью окопов. После отступления от Шарлеруа большая часть наших войск к тому же не имела инструмента. Организация сплошной линии обороны была невозможна, она требовала к тому же, благодаря только своей протяженности, больших сил, чем те, которыми мы располагали» (213).

381

Эта совокупность обстоятельств приводила к сражению, как бы разделенному по перегородкам с трудными сообщениями, при невозможности охватить происходящее, и неизбежно вела к раздроблению действия.

382

«Германская тяжелая артиллерия становилась с каждым днем все более многочисленной (но, очевидно, все же недостаточной для прорыва. — МГ.) и мы были не в состоянии действительно подавить ее из-за отсутствия тяжелых орудий. Напротив, немцы были остановлены хорошо нацеленным заградительным огнем наших 75–мм пушек; однако, мы должны были беречь снаряды. Они были в ограниченном количестве» Fosh, I, 212).

383

«Резюмируя — после пяти дней непрерывного наступления союзные войска увидели, что их усилия сведены на нет таким же усилием врага: удар был жестокий, но безрезультатный. Силы противников были теперь равны» (213).

384

1 ноября при посещении фронта президентом французской республики, Фош в Дюнкерке встретился с Китченером. Отведя Фоша в сторону, Китченер сказал: «Ну что же. Мы разбиты». Фош постарался разуверить его и просил как можно скорей новых подкреплений, Китченер ответил: «1 июля 1915 г. вы будете иметь во Франции миллион обученных английских солдат». Фош на это возразил: «Мы не просим столько, но мы хотим как можно скорее, тотчас же», но получил ответ: «До этой даты не рассчитывайте ни на что». Китченер прекрасно понял направление развивающихся событий.