Глава первая

Марнская битва

Общий взгляд на Марнское сражение

(Схемы 1 и 7)

Уже исполнилось 20–летие сражения, которому «нет прецедента в военных анналах»[8]. В этом сражении французская армия действительно проявила много героизма, физической и моральной выдержки.

Война 1914–1918 гг. была вызвана развитием «катастрофических противоречий внутри империализма»[9]. Главным из этих противоречий явилось противоречие между Англией и Германией, которые вели империалистическую политику, борясь за новый передел мира. Но в развязавшейся войне Франции пришлось принять первый удар, и тем самым она была поставлена в трагическое положение[10]. Германские армии катились к Парижу, сея разрушение и опустошение на своем пути. И вот происходит «битва, которую квалифицировали, как чудо… Париж, эта крепость, оставленная без внимания и покинутая вопреки всякому смыслу, бросился во фланг Клюку — потоком войск, грузовиков, такси, пушек»[11]. Это — Париж 1914 г.

Полководцы французской армии представляют сражение на Марне, как величайший исторический катаклизм. В их высказываниях каждому шагу, каждому удару и каждому решению в этом сражении придается исключительное значение. Между тем, когда читаешь мемуары организатора и руководителя победы — маршала Жоффра[12], поражаешься простоте и обыденности происходившего. 5 сентября, когда приказ о битве был уже направлен в войска, Жоффр узнает об отказе англичан принимать участие в общем контрнаступлении. Немедленно он направляется на автомобиле в Мелён (Melun)[13], где расположена ставка британского главного командования. Но вот автомобиль застопорен: по дороге тянется бесконечная колонна — то 4–й армейский корпус идет к Парижу. «Позавтракаем», — просто говорит Жоффр. И перед лицом предстоящего наступления, результаты которого поставлены под удар неожиданным английским отказом, главнокомандующий французских армий спокойно пережидает конца колонны. «Имел бы Мольтке в этом положении такие нервы?» — спрашивает немецкий историк Марнской битвы[14]. В Мелёне происходит крупный разговор. Френч заупрямился. Но когда Жоффр опускает кулак на стол и говорит: «Честь Англии поставлена на карту», упрямый британец заявляет после короткой паузы: «I will do my possible» («Я сделаю все, что возможно»). Выдержка, спокойствие и здравая рассудительность Жоффра заслуживают изумления. Действительно, немногие могли бы похвастаться такими железными нервами[15].

1. Фланговый маневр и расчленение фронта на Марне

Маршалу Жоффру принадлежит следующее определени, которое в полной мере может считаться классическим: «Марнская битва, которая была начата с нашей стороны маневром охвата правого крыла врага, окончилась расчленением неприятельского расположения, в котором открылись две бреши: одна между 1–й и 2–й германскими армиями, другая — между 2–й и 4–й, причем 3–я армия была разбита на 2 части, которые примкнули соответственно к левому флангу Бюлова и правому принца Вюртембергского. Этой неожиданной ситуацией мы воспользовались полностью»[16].

Но по замыслу французского главного командования Марнская операция была задумана как фланговый маневр. Приказ, отданный Жоффром 4 сентября в 22 час, гласил:

«Необходимо воспользоваться опасным положением 1–й германской армии, чтобы сосредоточить на ней усилия крайнего левого крыла союзных армий».

6 сентября утром Жоффр дал дополнительные указания; они намечали расширение базы этого маневра путем сочетания с ним удара также и по «левому флангу неприятельских сил, которые наступают западнее Аргонн», то есть идеей этих «Канн» было не что иное, как одновременным охватом противника с обоих флангов окружить и уничтожить его главные силы. Однако этот второй маневр, как это часто бывает, не получил сколько-нибудь серьезного развития в ходе сражения. Поэтому в нашем труде рассматривается, в первую очередь, фланговый маневр левого союзного крыла. Именно здесь произошли решающие события, повлиявшие на исход битвы.

Союзные армии, по диспозиции к сражению, вечером 5 сентября образовали широкий полукруг, протяжением от Парижа до Вердена, несколько выпяченный к северу в центре — у Сезанна и Сенгондских болот. «Общий вид этой линии обозначал широкий карман, в который, казалось, стремились залезть пять германских армий»[17]. 1–я германская армия при этом вырвалась несколько вперед: перейдя Марну, она своими передовыми частями была уже южнее Б. Морена, в районе Куломье. Перед фронтом ее находилась 5–я французская армия, на ее правом фланге — англичане, в тылу, севернее Марны, — 6–я французская армия. В этом именно и заключалось «опасное» положение 1–й германской армии. Задача флангового маневра генерала Жоффра состояла в том, чтобы отрезать 1–ю германскую армию с севера, окружить ее с трех сторон и концентрическим ударом с фланга и фронта уничтожить, 6–я французская армия должна была в соответствии с этим переправиться через реку Урк и наступать на Шато-Тьерри (Chateau — Therry), англичане и 5–я армия — наступать в общем направлении на Монмирай (Montmirall).

Но этот план флангового маневра имел две различные интерпретации. Одна из них принадлежала генералу Галлиени, который, как известно, был инициатором использования 6–й французской армии для удара во фланг германским армиям со стороны Парижа. Именно наступление этой армии севернее Марны Галлиени. считал решающим звеном предпринятого маневра. Такая идея реализовала бы, по выражению Жомини, «неоспоримый принцип» классической стратегии: «установить свою массу на одном из двух флангов линии противника и избрать для этого тот пункт, который наиболее быстро выводит на его сообщения, для того чтобы ими овладеть и привлечь крупные шансы на свою сторону»[18].

Однако Жоффр вполне резонно сомневался в способности 6–й армии произвести такой маневр, учитывая слабость ее сил. По его мнению, решающую роль в успехе флангового маневра должны были сыграть соединенные силы левого союзного крыла. Именно потому Жоффр проявил такие большие усилия, чтобы привлечь англичан к участию в наступлении. Очевидно, признавая всю важность сосредоточенного и согласованного удара трех левофланговых армий, Жоффр первоначально считал, что 6–я армия должна наступать южнее Марны. Разрешив затем 6–й армии наступать севернее Марны, Жоффр приказывает, однако, 8–ю дивизию (4–го корпуса, переброшенного для усиления 6–й армии) направить в промежуток между 6–й и английской армиями.

Галлиени стремился как можно скорее начать наступление, боясь, что немцы сообразят о ловушке, расставленной им, и предпримут контрмеры[19]. Жоффр пишет по этому поводу следующее: «Я фиксировал на 7 сентября начало нашего наступления[20]. Это решение имело то преимущество, что вынуждало немцев глубже проникнуть вовнутрь нашего охватывающего расположения и позволяло закончить перевозку войск с востока»[21], и дальше: «поспешность, привнесенная маневру 6–й армии, заставила меня сделать это достойное сожаления изменение первоначального проекта». Здесь очень важно отметить, что перенос начала наступления с 6–ю на 7–е Жоффр связывал не только с тем, что немцы еще глубже залезут в глубь «кармана», но и с тем, что к этому времени будет закончена переброска войск. Действительно, 6–я французская армия начала наступление, когда назначенный для ее усиления 4–й корпус еще не прибыл в район ее сосредоточения.

Опасения Жоффра целиком подтвердились: 6–я французская армия не успела даже форсировать реку Урк, прежде чем она сама попала в опасное положение вследствие контрманевра 1–й германской армии. Этой последней удалось выскользнуть из-под угрозы окружения и избежать разгрома. Подготовленный против нее союзниками маневр окружения не осуществился.

Отсюда следует само собой разумеющийся вывод[22], что «Марна» вовсе не является типичным случаем проявления флангового маневра в его «чистом» виде. Для «Марны» характерна, напротив, двойственность, отмеченная в приведенном выше определении Жоффра. Вторая стадия сражения в этом определении названа «расчленением неприятельского расположения». Автор одной английской работы[23] устанавливает, что «Марнская битва была an action of dislocation», т. е. процессом расчленения линии фронта. При этом указывается связь между первой и второй стадиями: вследствие удара по крайнему флангу, германское расположение вытянулось в его направлении, результатом чего явилась «the gap of dislocation», брешь, образованная расчленением. По определению официального французского труда, Жоффр «начал сражение маневром окружения, он закончил его маневром прорыва[24]».

Лиддел Гарт разделяет эту теорию Марнской битвы[25], причем он, ссылаясь на Камона, видит в ней типичный наполеоновский маневр. Однако Лиддел Гарт, как и многие другие, механически переносит тактические категории в сферу совершенно иных современных оперативных масштабов[26]. То, что происходило в наполеоновских битвах на линии одной армии, занимавшей легко обозримое поле, нельзя переносить механически на гигантскую линию сражения пяти армий, протяжением в 250 км. Французская официальная история войны указывает, что только в начальном периоде войны и, в частности, на Марне «французы в первый раз получили в действительности опыт „войны армий“ [27], причем в примечании сказано, что „война армий еще только намечалась при Наполеоне I, и армии, сформированные в 1870–1871 гг., всегда действовали отдельно“[28].

Наполеон никогда не имел против себя линии армий, вытянутой на 250 км. Впрочем, не совсем точно было бы сказать, что подобное развертывание нескольких армий совершенно отсутствовало в войнах прежних эпох. Схематически это имело место в ту эпоху в виде кордонного расположения армий. И уже тогда оно решительно осуждалось крупнейшими мастерами войны. „Неопытные генералы стремятся сохранить все“, — говорил Фридрих Великий[29], — и потому размещают войска повсюду». Наполеон по поводу расположения, занятою французскими войсками в войне в Испании в 1808 году, упрекал главный штаб за принятие «системы кордонов»[30].

Именно по такой кордонной системе располагались французские армии в первых войнах Великой французской буржуазной революции, когда еще не было опыта правильного использования новых массовых армий: в конце июля 1792 г. 106000 человек были разбросаны на северо-восточной границе на линии, длиной около 140 лье[31]. Подобным же образом располагались и армии коалиций. Жомини резко осуждал эту «кордонную систему Ласки» и требовал сосредоточения в этом случае атакующей массы против центра неприятельского расположения: «Если противник разделил свои корпуса на вытянутой линии с целью обороны, армия, как правило, для операции должна собрать свою массу в центре»[32]. Жомини гораздо правильней, конечно, выражает здесь наполеоновский принцип. В сражении 1796 г. на р. Минчо (после битвы при Лоди) ген. Болье расположился кордоном на правом берегу реки. Наполеон форсировал реку и прорвал австрийский центр. Говоря о действиях австрийского генерала, Наполеон писал: «Разбрасывая свою армию вдоль этой реки, он ослаблял себя»[33]. Сам Наполеон следующим образом излагал сущность своего маневра: «Когда с меньшими силами я находился перед противником более многочисленным, быстро сосредоточивая свою армию, я обрушивался, как молния, на один из его флангов и опрокидывал его; затем я использовал растерянность, которую этот маневр всегда производил в армии противника, чтобы атаковать его на другом пункте всеми моими силами».

Сен-Сир, говоря о расположении французской и австрийской армий на Рейне в 1800 г., дает следующие комментарии относительно такого кордонного расположения: «Крайняя длина линии, на которой были разбросаны обе армии, представляла огромные преимущества тому из двух генералов, кто способен был собрать в данном пункте наиболее быстро достаточные силы, чтобы раздавить противника»[34].

Мы недаром остановились на этом моменте. Расположение германской и союзных армий в Марнской битве действительно напоминало как бы гигантский кордон, протянувшийся от Парижа до Вердена. С точки зрения классической стратегии, такое расположение было бы отрицанием элементарных принципов военного искусства и давало в руки активному противнику легкий путь к победе. В 1914 г., разумеется, предпосылки расположения армий по вытянутой на огромном протяжении линии были совершенно иными, чем век тому назад. Но характерно, что оперативное мышление обеих сторон тяготело к принципу: фронт не должен иметь разрывов.

Этот последний момент надо подчеркнуть особо, иначе вся суть проблемы останется неясной. Когда мы говорим об армиях, которые действовали с обеих сторон на Марне, то под «армией» следует понимать нечто иное, чем в прошлых войнах. «Армия» в гораздо меньшей степени трактуется как самостоятельное, раздельно действующее войсковое соединение. В Марнской битве перед нами скорее связанная цепь таких армий, вытянутых в единый фронт. При этом совершенно недвусмысленно выдвигается тенденция к плотному примыканию флангов отдельных армий. Нередки случаи передачи корпусов из одной армии в другую. Фронт на Марне — это скорее непрерывное расположение корпусов, где границы между армиями носили зачастую лишь административный характер. Корпуса в свою очередь расчленены на дивизии, полки и т. д., и весь этот боевой порядок стремится к образованию сплошного, непрерывного фронта. Откуда возникла тенденция всюду прикрыться живым кордоном войск, избегая разрывов в их расположении, — это один из важнейших вопросов настоящего труда. Когда указывают, что брешь на Марне между 1–й и 2–й германскими армиями послужила причиной поражения, то этим, в сущности, ставится вопрос, который как раз и подлежит исследованию. Почему сыграла такую роковую роль эта пресловутая брешь между 1–й и 2–й армиями? Почему обе стороны, потерпев неудачу в охватывающем маневре, стали искать разрывов в расположении противника, чтобы проникнуть в глубь их?

На огромной части фронта сражения враги противостояли друг другу. Преимуществом союзников явилось охватывающее положение на флангах, что и послужило отправной точкой развития событий в Марнской битве. Но ведь известно, что это преимущество оказалось вовсе не решающим само по себе, так как удар с фланга был быстро и радикально парирован. Сила этого удара вовсе не соответствовала грандиозности расположения войск на сотни километров. Получилась, по аналогии, примерно такая картина, когда батальон атакует во фланг фронт корпуса; можно ли ожидать отсюда решительного результата? Не окажется ли гораздо более важным то, что происходит на остальной части фронта? На Марне получился именно такой результат: в конце концов, удар 6–й армии во фланг германского расположения сам по себе не имел решающего значения — его значение и роль определяются событиями, происходившими одновременно на всем гигантском фронте сражения от Парижа до Вердена.

Анализ усложняется тем, что в противоположность сражениям эпохи позиционной войны битва на Марне была начата армиями, которые находились в движении. В известном смысле Марна — грандиозное встречное сражение. Это обстоятельство привело к своеобразному развитию событий на отдельных участках и на фронте в целом. Надо предостеречь также от смешения понятия «фронт» во время Марнской битвы с «фронтом» последующей эпохи позиционной воины. Это еще не был окостеневший, неподвижный фронт; в Марнском сражении лишь выявилась тенденция к его образованию. Уже действовали какие-то силы, которые приостанавливали атаку пехоты, вынуждая ее искать прикрытия, силы, которые побуждали войсковые массы к вытянутому расположению по сплошной линии. Но все же эта линия еще была зыбкой, передвигалась вперед и назад, образуя кое-где разрывы. Это движение необходимо учесть как важный элемент анализа.

Итак, первый разбор привел нас к следующему результату:

— накануне сражения столкнувшиеся армии вытянулись в длинную колеблющуюся ленту от Парижа к Вердену, причем союзники получили преимущество охватывающего положения на флангах;

— битва началась «фланговым маневром» союзников со стороны Парижа и закончилась «расчленением» германского фронта, в результате чего возникли бреши в его расположении; — между двумя этими стадиями сражения намечается некоторая связь.

В чем эта связь состоит? Осторожный Жоффр в своем определении избегает формулировать ее. Между тем именно здесь — решающее звено дальнейшего анализа.

2. Важнейшие факторы

а) Численное соотношение сил

Численное соотношение сторон характеризуется следующей таблицей:

Итак, на фронте сражения союзники имели 56 пех. и 9,5 кав. дивизий против 44 пех. и 7 кав. германских дивизий. Превосходство значительное, но явно не решающего порядка. Картина, однако, несколько меняется, если рассмотреть распределение этих сил по фронту битвы. На фронте от Эстерне до Вердена, протяжением около 200 км, находились 32 или 33 пех. и 2 кав. дивизии союзников против 34 пех. и 4 кав. дивизий германских; на фронте Эстерне — Куломье — Санлис, протяжением около 70 км, 23 или 24 пех. и 7,5 кав. дивизий союзников наступали против 10 пех. и 3 кав. дивизий 1–й германской армии.

По данным Рейхсархива[36], в конце сражения левое крыло союзников (6–я, английская, 5–я и 9–я армии) превосходило правое германское крыло (1–я, 2–я и половина 3–й армии) кругло на 200 батальонов и 190 батарей, в то время как в сражении у Монса — Намюра (20–23 августа) правое германское крыло (1–я, 2–я и 3–я армии) превосходило 5–ю армию, противостоявшую ему, и английскую армию больше, чем на 100 батальонов и 175 батарей. Напротив, от Витри-ле-Франсуа до Вердена германцы имели 321 батальон против 277 французских. На востоке от Вердена силы были почти равны: 329 германских батальонов против 316 французских; 2 корпуса (44 батальона с 53 батареями) перед самым началом сражения были изъяты отсюда германским главным командованием для переброски в Бельгию.

Эти данные позволяют дать несколько иное истолкование маневра Жоффра в Марнской битве.

Французский автор, которому принадлежит новейшее исследование о «Марнском маневре», полковник Валарше[37] пишет следующее: «В течение четырех или пяти дней, как длился этот маневр[38], 6–я армия[39] имела время сосредоточиться, английская армия — получить подкрепления. Но в особенности наши армии левого крыла и центра имели время получить новые корпуса и новые дивизии, которые были взяты из армий в Лотарингии. Таким образом, французское левое крыло и центр насчитывали на 18 дивизий больше, чем в приграничном сражении, тогда как обходящая германская масса насчитывала их[40] — насколько возможно установить, — на 7–8 меньше[41]. „Перед лицом врага, который ослабляется по мере продвижения в глубь страны, сообщения которого частично разрушены, мы увеличили в сильной степени наши шансы на победу“[42]. Через несколько дней франко-британский фронт, противостоявший охватывающей массе немцев, состоял уже из 19 армейский корпусов, 5 активных дивизий, 12 резервных дивизий, 9 кавалерийских дивизий против 18,5 германских корпусов и 7 кавалерийских дивизий[43]. Численное превосходство перешло на сторону французского лагеря; оно составляло около 50 %, а, как известно, „победа принадлежит сильным батальонам“[44].

Согласно этой интерпретации, суть флангового маневра союзников на Марне состояла в том, что ими был достигнут численный перевес на решающем участке сражения, который и провел к благоприятному для них исходу. Бесспорно, этот момент сыграл крупную роль, но более внимательный анализ показывает, что и он не являлся решающим. К концу сражения против 1–й германской армии действовали 6–я французская армия и англичане; 5–я армия охватывала расположение 2–й германской армии, 6–я, 5–я и английская армии получили подкрепления; материально и морально сила их возросла. Тем не менее, это были те армии, которых 1–я германская армия не раз уже била раньше и отнюдь не путем напряжения всех своих сил, а скорее „мимоходом“. Нельзя поэтому сколько-нибудь уверенно утверждать, что именно численный перевес союзников на левом крыле сыграл решающую роль[45]. Впрочем, официальный французский труд по истории мировой войны отнюдь не утверждает этого: „Численное превосходство не является единственным элементом победы“[46]. Автор новейшего капитального труда о мировой войне[47] Пьер Ренувэн прямо пишет:

„Численное превосходство[48] в первый раз с начала войны появилось у франко-англичан. Это незначительное превосходство не является, однако, решающим элементом. Судьбу сражения решила активность командования“[49].

б) Политическая оценка

Марнское сражение явилось определенным этапом мировой империалистической войны, а эта последняя в свою очередь — весьма важным этапом в развитии противоречий умирающего капитализма. „Значение империалистской войны, разыгравшейся 10 лет тому назад, состоит, между прочим, в том, что она собрала все эти противоречия в один узел и бросила их на чашу весов, ускорив и облегчив революционные битвы пролетариата“[50].

Особенность и своеобразие первоначального этапа войны состояли в том, что классовые противоречия еще не были развязаны. Империалистам удалось бросить массы на кровавую бойню, удалось прежде всего и главным образом из-за гнусного предательства II Интернационала: „Кто не помнит, что… перед самым началом войны Базельская резолюция была положена под сукно, а рабочим был дан новый лозунг — истреблять друг друга во славу капиталистического отечества“[51].

На западноевропейском театре войны, которому посвящен наш труд, должна быть учтена еще одна своеобразная особенность. Германский империализм направил сюда в начале войны свой главный удар. Он рассчитывал покончить с Францией в течение каких-нибудь шести недель. Роль германского империализма здесь была открыто и сугубо агрессивной. Напротив, в данном случае французскому империализму пришлось перейти к обороне. Это различие сыграло крупнейшую роль в развитии событий. Французской буржуазии, использовавшей такую ситуацию, удалось поднять массы под лозунгом защиты отечества от нашествия врага.

Марнская битва разыгралась между армией, вторгнувшейся в чужую страну, армией, окруженной ненавистью населения, оторванной от источников пополнений и питания, — и армией, защищавшей сердце Франции — Париж, окруженной поддержкой масс, искренне веривших в то, что они защищают свою родину от посягательства беспощадного врага.

Марнское сражение отличается от величайших битв прошлых эпох грандиозностью своих масштабов. Около 2 млн человек приняло участие в ней. В бой были брошены огромные войсковые массы с той и с другой стороны. Сравнительная оценка этих масс исключительно важна для понимания конечного результата.

Существует особая трактовка Марнской битвы, которая усматривает главную причину поражения германцев в физической и моральной усталости войск, которые при наличии неорганизованного тыла не смогли выдержать тяжести борьбы. Но такая трактовка столь же абстрактна, как и многие другие теории Марнского сражения. Факты показывают, что германские части показали в ходе битвы весьма высокие образцы физической выносливости. Моральный дух войска не был еще подорван: в упоении легкой победой двигались они к Парижу. Напротив, французские армии как раз обнаруживали признаки усталости и некоторого разложения в результате понесенных поражений и тяжелого отступления. Жоффр пишет: „Командующий 2–й армией нарисовал мне очень тяжелую картину положения его армии: имелись тяжелые случаи разложения в одном из его корпусов; войска распустились“[52]. Это отнюдь не было единичным явлением. Выходит, что указанная выше трактовка, казалось, должна была быть перевернута.

Правильная оценка состоит в том, что внезапный переход от упоенности победой к тяжелой кровавой борьбе действительно потряс моральную устойчивость германских войск; тем не менее они показали высокие примеры упорства и героизма в тяжких боях на Марне. С другой стороны, суровые уроки поражений оказалась на пользу французам, после того как произошел знаменательный перелом в ходе борьбы — переход союзников в наступление.

Одно из наиболее ярких различий двух армий, столкнувшихся на Марне, ускользнуло от внимания исследователей. Оно тем более важно, что дает единственное объяснение видимой противоположности двух типов командования на Марне.

„Марнская победа — победа командования“, — пишет новейший историк войны 1914–1918 гг.[53]

Жоффр пишет: „Вместе с храбростью и стойкостью наших армий, метод французского командования — вот что восторжествовало на Марне“[54].

Генерал Кюль, бывший начальником штаба 1–й германской армии во время Марнской битвы, дает следующую оценку причин поражения:

„В 1914 г. мы вступили в войну с лучшей, наиболее блестящей армией, которая когда-либо существовала, и, однако, мы проиграли сражение на Марне, а с ним, может быть, и всю войну, и это только в силу полного отсутствия единства командования“[55].

Чем же объясняется эта разительная противоположность между яркой активностью одного главного командования — французского — и пассивностью другого — германского. Обычно все сводят к психологическому (и даже медицинскому) анализу, выдвигая на первый план роль личностей, возглавлявших враждебные силы. Несомненно, нельзя отрицать огромную роль главнокомандующих обеих сторон. Но даже при самом внимательном анализе нельзя найти большой разницы между Мольтке и Жоффром. В конечном итоге, они оба не блистали ореолом гениальности. То, что Мольтке потерял управление в самый разгар Марнской битвы, имеет и свои объективные причины. Германские армии быстро двигались вперед, наладить связь было трудно. Сыграл большую роль и тот факт, что германская ставка ошибочно считала победу обеспеченной и поэтому о связи не очень заботились. Но нужно указать на одно конкретное различие между германской и французской армиями — политического порядка.

Даже наши авторы грешат абстрактностью в оценке этих армий. В самом деле, мало еще сказать, что и та, и другая были армиями империалистическими, как нельзя смазывать и особых качеств империализма германского и французского.

В германской империи, как известно, наряду с главным и руководящим классом капиталистов, активнейшую роль играл (и играет) помещичий класс — прусское юнкерство, — придававший сугубо реакционный оттенок политике германского империализма. В германской армии во многом еще царил дух времен Фридриха II с его палочной дисциплиной, культом муштры, резкой гранью между буржуазно-помещичьим офицерством и массой просто „людей“.

Германское командование, полностью находившееся в плену традиций Садовой и Седана, оказалось оторванным от живой действительности боя и от немецкого солдата. Во французской армии, напротив, господствовал скорее дух буржуазного демократизма. Грань между командованием и рядовой массой была здесь менее резка. Основываясь на демагогических лозунгах буржуазной демократии, французское главное командование после первых поражений беспощадным террором (массовыми расстрелами) привело разлагающиеся части к повиновению. С другой стороны, расправа коснулась и французского генералитета. С первых дней войны была произведена крупная смена неспособных генералов, и это обновление явилось крайне живительным, обеспечив Жоффру известное единство и дисциплину в аппарате управления армиями. Этого единства в германском высшем генералитете на Марне уже не было. Достаточно вспомнить о трениях, которые все время имели место между Клюком и Бюловым.

Даже этот схематичный обзор указывает на чрезвычайное многообразие фактов, действовавших на Марне. Совершенно очевидно, что нужно прежде всего отвергнуть односторонность и абстрактность ряда теорий, которые бегло изложены нами. Неправильность ее станет еще более очевидной читателю, когда он полностью ознакомится с настоящим трудом. Искусство вождения миллионных армий и руководство их борьбой в тяжком столкновении сыграло свою крупную роль в исходе ее. Само собой разумеется, что роль оперативно-стратегического фактора может быть правильно оценена лишь при учете и всех иных факторов, действовавших в этом сложнейшем столкновении многих разнородных сил в Марнском сражении.

Чрезвычайная сложность и разнородность борьбы характерна, таким образом, для Марнской битвы. Тем не менее в ней явственно проступает известное единство и связность явлений. „В своей сложности битва абсолютно едина, управляемая и ведомая с первого до последнего дня генералом Жоффром[56]“. Такая трактовка единства борьбы от Парижа до Вердена слишком односторонняя. Воздавая должное энергии и твердости французского главного командования, все же неверно обусловливать единство всей борьбы от Парижа до Вердена лишь его руководством. Роль командования должна быть рассмотрена конкретно, и совершенно очевидно, что она — лишь один из факторов, правда, весьма важных, — в этой сложнейшей цепи событий. Выявить закономерность этих событий, установить необходимые связи их — важнейшая задача анализа, ибо только на строго научной базе мы сможем получить ценные выводы и уроки, которые послужат материалом для прогноза на будущее.

в) Тактические факторы

Важнейшее место в исследовании Марнской битвы принадлежит тактическим моментам. Тактика обеих сторон будет предметом самого внимательного и детального рассмотрения в дальнейшем. Нельзя упускать из виду, однако, что тактика эта в сильнейшей степени определялась политическими особенностями обеих армий, их организацией, традициями и т. д. Тактика германских войск в Марнской битве носила брутально-наступательный характер. Напротив, у французов и англичан преобладали элементы стойкой и упорной обороны[57].

Пехота в Марнской битве осталась решающей силой, но характерно то, что не пехотные бои производят наиболее потрясающее впечатление при обзоре грандиозного пространства сражения. Такое впечатление производит, конечно, артиллерия. Она диктовала новые законы ведения боя, она преграждала путь пехоте, она проявляла себя сокрушающей опорой обороны. Никто не ожидал такого неописуемого эффекта, такого страшного итога массирования, тогда еще не слишком обильной артиллерии. В тактическом смысле именно артиллерийский бой, многочасовое, непрерывное, истощающее состязание артогня, определяет лицо Марнской битвы. Мы найдем еще в ней классические образцы неудержимого штыкового удара: в лесках, усеивающих безбрежную равнину, в местечках и на холмах ее дрались, сгрудившись, в рукопашном бою враги, каждый из которых инстинктивно ощущал, что решается судьба кампании. Даже конные атаки с шашками наголо встречаются как отдельные эпизоды. Но не это определяет „ландшафт“ великой битвы. Потрясающий, непрерывный гул сотен, тысяч орудий, равномерное нескончаемое падение гранат, осыпающих расположение противника, — вот что определяет тактический фон. Пехота, лежащая под этим свинцовым градом, часто еще неспособна защититься от него, она пытается зарыться в землю, но нет лопат, нет навыка, гордость пехотинца еще протестует против такого укрытия. Тем не менее окопы стихийно возникают всюду.

Печать какой-то тягучести, лежит на всех движениях, операциях, боях; что-то сковывает свинцовой цепью порыв частей. Несмотря на доблесть пехоты, рвущейся вперед, храбрость стала безумием, а выдержка — доблестью. Кто встал, тот сражен; но кто выдержит это пребывание в аду рвущихся снарядов, кто удержит за собой позицию, тот может победить. Скупы движения войск на этом гигантском театре битвы; как правило, они происходят лишь там, куда не достигает огонь артиллерии. Чрезвычайно возрастает роль разрывов линии фронта: сюда, в это пространство, где отсутствует смертоносный огонь, стихийно устремляются войска.

Неверно, что Марна — „сражение, которого не было“[58]. Мы ознакомимся еще с этой действительно кровавой борьбой, которая кипела на подступах к Парижу, на берегах Марны, в болотах и лесах Шампани, на Марно-Рейнском канале, у Вердена, в Лотарингии. Битвы такого размаха еще не было в истории. Не одна битва, а целых пять одновременных битв: на Урке, на Б. и М. Морене, у Сенгондских болот, на Марно-Рейнском канале, у Ревиньи и Вердена, И каждая из этих отдельных битв достойна сравнения с большими сражениями минувших эпох.

г) Театр военных действий и тыл (Схема 1)

Схема 1. Театр военных действий Западной Европы. 1914 г.

Местность играла крупную роль в этом разделении единого в основном сражения на ряд отдельных сражений. Около 250 км от Парижа до Вердена — протяжение „поля“ битвы. Оно фактически гораздо больше, если измерить действительное, не прямолинейное расположение корпусов. Восточный район, где располагались 3–я и 4–я французские армии, — Баруа (Barrois) и Пертуа (Perthois), возвышенные и лесистые плато — продолжение Аргонн. Реки Эр (Aire), Орн (Ornain), Соль (Saulx) и Марна (Маrnе) пересекают этот театр перпендикулярно к линии фронта. Вдоль фронта — Марно-Рейнский канал и нижнее течение р. Орн. К западу — слегка волнистая равнина Шампани (левый фланг 4–й армии и правый — 9–й), многочисленные лески, Сенгондские болота, составляющие труднопроходимую преграду. Западную зону составляет Бри (Brie), к югу от Марны (левое крыло 9–й армии, 5–я армия, англичане) — широкая равнина, покрытая обработанными полями, группами деревьев, многочисленными постройками. Реки Б. Морен, М. Морен, Сюрмелэн (Surmelin), Марна текут с востока на запад, составляя преграды для наступления. Севернее Марны (6–я армия), Мюльтьян (Multien) — открытая равнина в 20 км шириной между Марной и лесами Валуа.

В целом можно сказать, что сражение велось в бассейне (если взять географическое значение этого слова) реки Марны, что оправдывает название, которое ему дано.

Характер местности в основном благоприятствовал маневрированию крупными массами. Имевшиеся естественные преграды, главном образом реки, болота, леса, отнюдь не являлись труднопреодолимым препятствием, однако в новых условиях ведения войны они сыграли крупную роль, усиливая оборону.

Важным моментом явилось наличие многочисленных мелких объектов (постройки, лески, холмы), получивших серьезное тактическое значение в происшедших боях.

В отношении тыла более благоприятным являлось положение союзников, о чем уже сказано вначале. К этому нужно добавить, что в распоряжении союзников имелись многочисленные рокадные железнодорожные линии, в то время как переброски в тылу германского войска были крайне затруднены. То же самое следует сказать и о средствах связи[59].

д) Ход Марнской битвы

Впервые в истории битва велась с такими массами войск на таком громадном пространстве. Она поражает поэтому своей сложностью и разнородностью; события протекают в тесной связи друг с другом, образуя некое сложное и противоречивое единство.

Марнская битва началась утром 5 сентября столкновением 6–й французской армии с 4–м германским рез. корпусом севернее Марны и западнее р. Урк. Вечером 4–й рез. корпус отходит за ручей Теруан.

6–го начинается общее наступление союзников от Парижа до Вердена. На Урке весь день происходит ожесточенный бой 6–й французской армии с 4–м рез. корпусом и подошедшим сюда с утра 2–м германским корпусом, 6–я армия не может продвинуться вперед, 5–я французская армия также задержана 3–м и 9–м германскими корпусами (1–я армия) и правофланговыми частями 2–й германской армии.

В промежутке между 5–й и 6–й французскими армиями англичане начинают крайне медленно двигаться на восток. Левое крыло

2–й германской армии наталкивается на сопротивление армии Фоша (9–я); 4–я и 5–я германские армии задержаны 4–й и 3–й французскими армиями на Марно — Рейнском канале и южнее Вердена.

7 сентября к фронту на р. Урк подходит еще 4–й германский корпус, но положение здесь остается без перемен. Клюк отводит 3–й и 9–й корпуса сначала южнее Марны, а затем приказывает им идти к р. Урк. В соответствии с этим 2–я германская армия загибает свой правый фланг к Монмираю. Левое крыло 5–й французской армии медленно продвигается вслед отступающему противнику вместе с англичанами, выходя на Б. Морен. Фош продолжает удерживать наступление левого крыла 2–й германской армии, 3–я германская армия распределяет свои силы, примыкая ко 2–й и 4–й армиям. Восточнее до Вердена обе стороны не могут продвинуться вперед.

Схема 7. Марнская битва. Западное крыло 7 сентября.

8 сентября ожесточенный бой на р. Урк продолжается; 3–й германский корпус подходит сюда во второй половине дня; 9–й корпус — весь день в пути. 6–я французская армия по-прежнему не может продвинуться к р. Урк. Зато англичане и левофланговые корпуса 5–й французской армии движутся в брешь между 1–й и 2–й германскими армиями, достигнув в этот день М. Морена. Под угрозой охвата 2–я германская армия загибает свое правое крыло за р. Вердонель, еще более расширяя брешь. Зато левое ее крыло с частью 3–й армии преодолевает сопротивление армии Фоша и продвигается вперед. Восточнее — положение в основном остается прежнее.

9 сентября подошедший на Урк 9–й корпус начинает успешное наступление на крайнем правом фланге 1–й германской армии. Но англичане с частью сил 5–й французской армии уже перешли Марну, преодолевая сопротивление слабого кавалерийского заслона. Для внутренних флангов 1–й и 2–й германских армий создается крайне опасное положение. После полудня обе они начинают отступление, хотя левое крыло 2–й армии до самого вечера продолжает успешно наступать против армии Фоша. Вечером отдается приказ об отступлении и 3–й армии, 4–я и 5–я германские армии продолжают вести бой, а 5–я даже предпринимает на другой день успешную атаку против 3–й французской армии.

Но уже поздно: участь битвы решена. Германские армии начинают отступление к р. Эн.

3. Два исторических примера

Уроки прошлого в данном случае полезны потому, что в классически простой форме позволяют нам уяснить себе то, что в Марнском сражении выступило в крайне осложненном и запутанном виде.

В интересной статье генерала Камона, которая будет нам полезна для дальнейшего анализа, „О внезапности на войне“[60], указывается, что именно применением внезапности наполеоновский маневр отличался от маневра Люксембурга и Морица Саксонского: „Внезапность здесь была введена, благодаря лучше осуществленному действию фланговой атаки (I'attaque debordante) и действию артиллерийской массы, подготовляющей главную атаку“. Указанные два полководца также применяли фланговую атаку, связанную с главной атакой с фронта, но эта связь была столь тесной, что элемент внезапности отсутствовал. Противник, который видел, как она (атака) продвигается, был в состоянии вовремя парировать ее». Фланговый маневр Наполеона нацеливался издалека и в полной мере добивался преимущества внезапности. Осуществляя маневр вне поля боя, Наполеон мог обеспечить сохранение тайны своих намерений.

а) Иена и Ауэрштедт

Великие мастера военного дела никогда не рассматривали внезапность вне того, чтобы посредством нее не придать могущество своему маневру. В 1806 г. стратегическая обстановка складывалась внешне в пользу Пруссии, которая уже 10 августа начала мобилизацию — а 6 сентября прусская армия вторглась в Саксонию. В начале октября пруссаки расположились в районе Наумбург — Веймар — Эрфурт — Гота, угрожая разгромом еще не сосредоточенной наполеоновской армии, разбросанной по квартирам во всей Южной Германии. Итак, на стороне пруссаков был внешне громадный выигрыш времени, но у них не было преимущества внезапности, ибо Наполеон знал об их передвижениях. Между тем свои приготовления Наполеон осуществил под покровом строгой тайны. Он усыплял бдительность прусского короля переговорами. 20 сентября он послал секретный приказ начальнику штаба Бертье — привести армию в боевую готовность. «Мое стремление, — писал он 30 сентября, — состоит в том, чтобы сосредоточить все мои силы на крайнем правом фланге, оставляя все пространство между Рейном и Бамбергом совершенно очищенным». Несколько дней спустя Наполеон добавляет к этому по адресу пруссаков: «Горе им, если они промедлят и потеряют хоть один день». Со своей стороны Наполеон максимально форсирует свои приготовления, упрекая Бертье в том, что они выполняются с «медлительностью, которой нет имени». Только 7 октября великая армия переходит в наступление. Но пруссаки в этой обстановке действительно теряют время и топчутся на месте. 8 октября армия Наполеона тремя колоннами проходит через Франконский лес. Пруссаки опаздывают застигнуть врасплох выходящие через дефиле силы французов. Наполеон немедленно вытягивает свой правый фланг к северу, и 12 октября Даву и Бернадотт преграждают пути отхода пруссакам на Дрезден и Берлин. В тот же день Наполеон писал: «Прусская армия застигнута врасплох; она окружена. Все перехваченные письма позволяют видеть, что враг потерял голову. Они совещаются день и ночь и не знают, что им предпринять. Вы видите, что моя армия соединена, что я им преградил дорогу на Дрезден и Берлин». Иена и Ауэрштедт увенчали этот смелый фланговый маневр. Формальному выигрышу бремени пруссаками противостоит выигрыш темпа Наполеоном. Этот выигрыш темпа сложился благодаря быстроте маневра, смелости и оригинальности замысла и сохранению внезапности[61].

До начала Иенской битвы Наполеон успел сосредоточить силы на выгодной стратегической позиции, и когда пруссаки открыли глаза, было уже поздно.

б) Танненберг

В нашу эпоху наполеоновская стратегия была применена Людендорфом в сражении при Танненберге, по времени опередившем Марну.

Это сражение рассматривается как классический пример операции «Канн» эпохи мировой войны. В чем суть этой операции? Почти всегда дается ответ: в окружении, иначе — в пространственной конфигурации. И действительно, кольцо замкнуто, — русские корпуса окружены и уничтожены. Полный разгром Наревской армии. На первый план выдвигается гений руководителей — Гинденбурга и Людендорфа[62]. Русское командование, напротив, совершенно не руководило сражением, бросив войска на произвол судьбы. Однако, если мы хотим получить более серьезный вывод из этого сражения, надо стать выше легенд и оперативной схемы. Наиболее серьезно сражение трактуется как раз у самого Людендорфа. Он отрицает, что «битва при Танненберге была проведена по заранее твердо установленному плану»[63]. Стержень операции — склонение к югу 1–го рез. и 17–го корпусов: «Все это зависело только от Ренненкампфа. Если бы он захотел использовать свой успех при Гумбиннене и быстро[64] продвигался вперед, это было бы немыслимо». Но… «мало-помалу становилось ясно, что Ренненкампф продвигался вперед совсем медленно». «Решение о битве строилось на предпосылке тяжеловесности русского командования». Все же в ходе сражения «оставалось под вопросом, даст ли противник время для проведения наших планов»[65]. 9 пех. дивизий и 1 кав. дивизия 8–й германской армии, поддержанные слабыми резервными формированиями и ландвером, численностью в 210000 чел. с 600 орудиями, перед лицом 26 пехотных и 5 кавалерийских дивизий, 1–й и 2–й русских армий, обшей численностью в 800 000 чел. с 1700 орудий[66], одержали победу над 2–й русской армией, по крайней мере равной по численности атакующим силам[67]. Разгадку этой победы надо искать, конечно, в динамике битвы. [50]

Быстрое и внезапное сосредоточение сил против 2–й армии поставило малоподвижные, громоздкие, ничего не знающие что творится вокруг, русские корпуса перед лицом активных, со всех сторон напирающих неприятельских сил. Эта быстрота маневра во много раз усилила реальную мощность германских войск. Южное звено окружения — 1–й германский корпус — представляло тонкую нить, и то не сплошную, которую легко можно было бы прорвать натиском с севера и с юга. В достаточно энергичном темпе маневра нужно искать разгадку Танненберга. Это сражение, однако, является нетипичным для эпохи сплошных фронтов мировой войны. Следует подчеркнуть раздельность 1–й и 2–й русских армий, не сумевших оказать друг другу помощь и допустивших возможность германского маневра. С этой точки зрения Танненберг можно отнести с соответствующими поправками к Иене и Ауэрштедту, но не к Марне. «Расстояние в два или три дневных перехода» германских корпусов от армии Ренненкампфа определяли время, какое имел в своем распоряжении Людендорф. Риск, конечно, был большой, но возможность победы все же была. Выигрыш, темпа, стремительность маневра при вялом и неподвижном противнике явились базой Иены. Этот классический образец флангового маневра с его характерными особенностями

— быстрота и внезапность сосредоточения, выигрыш темпа, обусловливающий возможность мощного удара в глубину, захождение в тыл и уничтожение врага — в новой обстановке повторился под Танненбергом.

4. Понятие о «темпах операции»

Необходимо снова вернуться к исходному пункту, к маневру, предпринятому 6–й французской армией, ибо он, в конце концов, задал тон всему Марнскому сражению Несмотря на свою неудачу, этот маневр сохранил непрерывное воздействие на ход событий и предопределил заключительный этап сражения.

Чего же не хватало этому маневру?[68] Почему следует говорить о его неудаче? Не хватало прежде всего мощности. Наступление началось до того, как закончились переброски с востока на запад. 6–я армия почти целиком состояла из второразрядных резервных дивизий. Поэтому странно было бы возлагать на нее маневр широкого оперативного размаха. Почему Жоффр все же сделал это? Быть может, потому, что у него было кое-что от «хитрости», без которой не обходится ни одна победа на войне. Быть может, ставя задачу 6–й армии, он отдавал дань увлечению генерала Галлиени, сам же ждал от нее чего-то другого. Факт остается фактом, что предпринятый на Урке маневр был лишен основного — крепкой ударной массы, которая его смогла бы выполнить[69].

С этим тесно связан и другой момент. Не имея достаточной ударной мощи, 6–я армия, понятно, и не смогла продвинуться вперед: все сражение она простояла на одном месте. Чтобы оказать решающее влияние на ход сражения, ей не хватило оперативной и тактической подвижности. Но если маневр 6–й армии был лишен этих основных качеств, не правильнее ли сказать, что его не было вообще. В известном смысле, так оно и есть. Необходимо, однако, не споря о словах, четко квалифицировать реальное преимущество, полученное союзниками, благодаря удару со стороны Парижа во фланг германскому расположению.

Нужно сказать, что в богатейшей зарубежной литературе нигде нет достаточно ясного указания по этому вопросу. Считают, что фланговое расположение 6–й армии уже давало ей преимущество.

Но ведь не всякая потенция превращается в реальность. Между тем в данном случае была, казалось бы, именно лишь возможность, которая не реализовалась. В чем же, наконец, состояло это преимущество?

Обратимся к динамике битвы. Сколько бы нам ни твердили о том, что союзники имели преимущество накануне Марнской битвы, ибо они занимали охватывающее положение, мы можем ценить такое утверждение не больше как кредитный билет, не имеющий никакого обеспечения реальными ценностями. Следовательно, одна геометрия не поможет. Требуется переход по крайней мере в класс механики.

Как ни слаба была по своей ударной силе 6–я армия, она все же сумела нанести удар по флангу и даже отчасти по тылу 1–й германской армии. Этот удар имел особое качество, которое и составило реальное преимущество для союзного командования. Это качество состояло во внезапности[70]. Однако конкретность нашего анализа может очень мало выиграть, если одно достаточно неопределенное понятие «фланг» мы заменили другим, также довольно-таки темным понятием «внезапность». В чем состояло реальное действие внезапности? Его можно было бы определить прежде всего как моральную категорию: противник застигнут врасплох, его построение отнюдь не соответствует направлению полученного удара, он вынужден принять сражение повернутым или перевернутым фронтом, а перестроить армию не так просто, как взвод. Но моральный фактор в данном случае играет все же подчиненную роль: весь вопрос в том, как быстро атакованный справится со своими нервами. Быть может, он и вообще не растеряется, сохранив стальное хладнокровие воина и командира. Но тогда на сцену выступает жестокий и непреклонный фактор, который гораздо хуже поддается усилиям воли: это — время. Время требуется для принятия контрмер, для сообразования действий и сил с нотой, неожиданно вскрывшейся ситуацией. Успеет ли атакованный осуществить все, требуемое этой ситуацией? Если да, тогда еще вопрос, на чьей стороне окажется преимущество. Но если не успеет? На этот вопрос надо ответить со всей осмотрительностью, ибо такой именно случай произошел на Марне с командующим 1–й германской армией ген. Клюкам.

Преимущество, полученное союзниками ударом 6–й армии со стороны Парижа, состояло в выигрыше темпа. Выяснить это понятие здесь очень важно для темы всего нашего труда. Выигрыш темпа нельзя отождествлять с выигрышем времени. Выигрыш времени достигается ведь и простой обороной. В наступлении речь идет об активном времени, — времени, которое не просто течет в ожидании грядущего или, например, в подготовке тыла к будущим операциям. В наступлении ценится такой выигрыш времени, который позволяет двигать всю операцию вперед, использовать невыгоды положения противника для нанесения ему решительного поражения или, по крайне мере, для получения новых стратегических и тактических преимуществ. Именно в этом состоит особенность термина «выигрыш темпа» по отношению к противнику[71].

Как видим, это понятие относительное. На войне сталкиваются противоположные силы. Выигрыш темпа определяется поэтому не только нашими искусными действиями, по и контрдействиями противника. Последний может при удаче свести достигнутый нами выигрыш к нулю и в свою очередь даже опередить нас в темпе маневра. Фланговый удар неподвижных и малоактивных войск против энергичного и подвижного противника может кончиться катастрофой для нападающего. Именно эту истину и хотел продемонстрировать своему противнику Клюк на р. Урк. Следовательно, рассмотрение маневра с указанной точки зрения требует кропотливого и детального, конкретного анализа его, с учетом действий той и другой стороны.

Мы начали наш разбор с пространственных или геометрических категорий и дополнили его рассмотрением сил, действовавших на этом пространстве. Пространство (местность, расположение сторон, направление удара) и силы — это, казалось бы, исчерпывающие данные, с которыми можно оперировать в дальнейшем анализе. На Марне столкнулись силы двух сторон, приблизительно, равные, но расположенные так, что одна из сторон (союзники) имела преимущество флангового охвата. Но простота здесь кажущаяся. Для подлинного понимания событий необходимо ввести еще третий фактор — время. Только тогда примет реальные очертания динамика гигантской битвы, в которой решающее звено составляло движение масс, сражавшихся в своеобразной конфигурации расположения сторон на Марне; всю сложность сцепления этих факторов мы предложили выразить в понятии выигрыша темпа.

Приведенные выше исторические примеры помогут нам несколько уяснить вводную часть анализа. Расположение великой армии накануне Иены и Ауэрштедта является классическим примером «чистого» выигрыша темпа в операции. Но сразу видно, насколько далеко от этого образца отступают действия 6–й армии на Марне. Здесь нет и в помине блестящего маневра, которым было достигнуто оперативное преимущество Наполеоном. Самое же главное, в Марнской битве вовсе не было изолированного столкновения 6–й французской и 1–й германской армий; здесь действовали не две армии, как под Иеной — Ауэрштедтом, а целых одиннадцать, каждая из которых оказывала свое воздействие на ход событий. И наконец, 6–й французской армии противостояло не пассивное руководство одряхлевшей прусской армии той эпохи, а активное командование современного германского войска высокой военной ценности. Эта реакция 1–й германской армии до крайности осложняет анализ, сводя по видимости на нет полученный 6–й армией выигрыш темпа.

Для уяснения этой второй стороны маневра (реакции противника) полезен пример Танненберга. Положение Клюка на Марне очень сходно с положением 8–й германской армии между армиями Самсонова и Ренненхампфа. Клюк, подобно Людендорфу, стремился разгромить 6–ю французскую армию до того, как англичане успеют обрушиться на его фланг и тыл. И здесь очевидна основная причина неудачи Клюка: темп развития его контрманевра оказался слишком замедленным, он не успел, в противовес Людендорфу при Танненберге, быстро покончить с армией Монури. Однако, и эта аналогия слишком примитивна. На Марне обнаружилось действие новых факторов, которые не сказались еще в битве при Танненберге.

Удар 6–й французской армии, севернее Марны, оказался неожиданным для Клюка. Как создалась именно такая ситуация, имелись ли предпосылки для такой внезапности, или Клюк должен был своевременно учесть и парировать угрозу со стороны Парижа — об этом говорится во второй главе. Здесь для нас важен самый факт. Командующий 1–й армией оказался неподготовленным, он был застигнут событиями врасплох. Следовательно, он должен был затратить некоторое время для контрмер. Вот весь реальный выигрыш, какой имело союзное командование в начале Марнской битвы. Это был выигрыш темпа. Насколько он был, однако, актуален это предстояло еще решить в ходе сражения.

Допустим, что этот выигрыш активного времени был бы велик. Например, допустим, что 1–я германская армия еще более увлеклась своим преследованием и не могла бы так быстро вернуться назад, на северный берег р. Марны. Вспомним рассуждение Жоффра о том, что, назначая началом наступления 7 сентября, он преследовал именно эту цель: глубже завлечь немецкого «зверя» в капкан. Быть может, тогда 6–я французская армия, опрокинув 4–й резервный корпус, смогла бы добраться до Шато-Тьерри, и положение немцев могло бы стать опасным. Надо оговорить, однако, что в этом примере была и другая возможность, опасная уже для союзников: пока 6–я армия разгуливала по тылам, 1–й германской армии совместно со 2–й удалось бы достичь решительного результата над англичанами и 5–й французской армией. Все это, конечно, простые предположения, цель которых показать роль «времени» в операции такого типа.

Противоположный случай мог бы возникнуть, если бы Клюк 5 сентября утром, узнав о сосредоточении сил 6–й французской армии северо-восточнее Парижа, задержал бы свои корпуса на Марне (в особенности 2–й корпус). Тогда его реакция в случае атаки 6–й армии, не знавшей, предположительно, об этом его решении, была бы чрезвычайно стремительна, и разгром 6–й армии был бы неизбежен.

В действительности события потекли по руслу, неожиданному для той и другой сторон. 5 сентября утром, за сутки до начала общего наступления союзников, 6–я французская армия столкнулась неожиданно для себя с 4–м резервным корпусом, оставленным Клюкам в качестве прикрытия со стороны Парижа, севернее р. Марны. Внезапность получилась обоюдоострая. Но для 6–й армии она была только тактической внезапностью, вследствие которой ей пришлось начать активные действия на сутки раньше, чем было предвидено. Для 1–й германской армии внезапность имела, напротив, стратегическое значение, ибо ей пришлось перестраивать весь свой маневр, предпринятый раньше. Союзники все же получили реальный выигрыш времени для активных действий.

Но смогут ли они использовать это выигранное время? Ведь фактор внезапности, дав раз известный результат, теряет свое специфическое качество: противник понял, какая ловушка расставлена ему. Теперь надо действовать быстро, не теряя ни минуты драгоценного времени, которое противник может использовать для контрмер. Это очень важно осознать с полной четкостью: отсчет времени Марнской битвы ведется с утра 5–го, а не с 6–го, когда она началась «официально». Но союзники начинают наступление лишь 6–го: таким образом, в активе германского главного командования и командования 1–й армии остаются целые сутки для парирования угрозы. Как были они использованы с германской стороны, будет показано дальше.

Таким образом, термин «выигрыш темпа» не претендует стать новым всеобъемлющим военным понятием. Он играет подсобную роль — помочь разобраться в сложном переплете, который образуется в борьбе масс в пространстве и времени, получая, таким образом, особо важное, но специфическое значение[72].

5. Канун Марны

Официальная французская история рассматривает Марнскую битву как «увенчание отступательного маневра»[73]. Несколько приукрашивая действительность, французская официальная история представляет все стратегическое руководство Жоффра после приграничного сражения как единую, непрерывную линию, преследующую одну и ту же цель. «Для данного момента важнее всего держаться перед массами противника, которые распространялись с мощностью удара, увеличенной приобретенной скоростью»[74]. Элемент скорости умножал ударную мощность германского наступления. Это определение имеет важное значение, о чем придется вспомнить при чтении второй главы. Жоффр в своих мемуарах также указывает, что «…наше положение в коалиции налагало на нас обязанность держаться, удерживая перед собой максимум германских сил, истощать врага контрударами при всяком удобном случае и избегать всякого решающего ввязывания в сражение, пока мы не получили в нашей игре наибольших шансов успеха».

«Генерал Жоффр, — продолжает официальный труд, — решил прервать сражение и выиграть пространство и время, чтобы перегруппировать свои силы с целью возобновить наступление, как только создадутся благоприятные условия».

Фактически же истина состоит в том, что французское главное командование в течение всего периода отхода на Марну последовательно осуществляло стратегическую и оперативно-тактическую оборону. Нужно признать, что тяжелое положение, сложившееся в результате победоносного наступления немцев, ошибок, допущенных французским главным командованием в начале войны, и тяжелых поражений французских войск, не поколебало спокойной выдержки генерала Жоффра, который продолжал неуклонно осуществлять все необходимые мероприятия оборонительного порядка. Ему, действительно, удалось выиграть путем отступления пространство и время для организации обороны на новом рубеже. Этот выигрыш дал возможность: во-первых, ускользнуть от непосредственной угрозы разгрома; во-вторых, осуществить некоторую перегруппировку сил и, в-третьих, получить некоторую, правда, ограниченную передышку для восстановления боеспособности войск.

Но вытекало ли отсюда сразу и непосредственно получение оперативного преимущества над противником? Ни в каком случае! Оборона, будучи наиболее сильной формой ведения войны, связана с неизбежной опасностью зависимости от инициативы противника. Жоффр испытал на себе всю справедливость этого положения. Пока немцы сохраняли свое охватывающее преимущество на правом крыле, положение союзников оставалось исключительно рискованным. Только утеря немцами этого важного преобладания, явившаяся результатом крупнейших ошибок германского главного командования, создала новую обстановку. Теперь потенциальное преимущество перешло на сторону союзников, и оно состояло прежде всего в создавшемся охватывающем, расположении их по отношению к германским армиям. И только теперь мероприятия Жоффра, которые не выходили из рамок обороны, в частности, задач обороны Парижа, получили неожиданно совершенно новое качество. В создавшейся оперативной обстановке уже таилась возможность победы, но не самая победа. Заслуга Жоффра состояла в своевременном принятии крайне ответственного решения о немедленном использовании создавшегося положения. Но и это — не малая, это — историческая заслуга.

Как именно создалась указанная оперативная ситуация на Марне, рассматривается во второй главе. Здесь мы кратко коснемся лишь генезиса плана контрнаступления союзников на Марне.

а) Жоффр переходит к обороне

В своих мемуарах Жоффр пишет: «24 (августа) утром я писал министру (военному), что наше генеральное наступление в Бельгии окончательно потерпело неудачу, что мы осуждены на оборону, опирающуюся на наши крепости и крупные естественные преграды, чтобы держаться как можно дольше, стараясь истощать врага и возобновить наступление в подходящий момент»[75]. Военный министр в тот же день прислал лаконичный ответ: «Мы согласны, держитесь»[76].

В ночь с 24 на 25 августа Жоффр окончательно уяснил себе причину поразительной мощности германского удара: рядом с активными, шли резервные корпуса, численность которых почти вдвое превышала довоенные расчеты французского генерального штаба. Вся тяжесть создавшегося положения, вся глубина допущенного просчета, за которую войска расплачивались теперь своей кровью, предстала перед Жоффром. Что делать? Ближайший его советник генерал Бертело рекомендует повторить первоначальный план — ударить на Маасе по центру обходящего германского крыла, дав возможность правому флангу беспрепятственно осуществлять свой маневр. Но Жоффр хорошо усвоил уроки проигранного сражения. Что будет, если эта операция также кончится неудачей? Французское войско будет окружено. Жоффр ищет другое решение: надо удлинять фронт на запад до тех пор, пока не удастся в свою очередь охватить фланг германцев, а затем переходом в контрнаступление задержать его. Так родилась мысль о создании 6–й армии (приказ о назначении во главе ее генерала Монури был отдан 26 августа) и о перебросках, правда, очень скромных, с востока на запад: 7–й корпус из Эльзаса перебрасывался через Париж к Амьену; 61–я и 62–я резервные дивизии — из Парижа к Аррасу; 55–я и 56–я резервные дивизии — из Лотарингии к Сомме; бригада Дитта (марокканские стрелки), только что прибывшая из Африки, — к Амьену. Инструкция № 2 французского главного командования предусматривала контрнаступление с линии рек Сомма и Эн: 6–я армия по обе стороны Амьена; английская армия — через Перонн; 5–я армия — через Сен-Кантен; 4–я армия — через Ретель; 3–я — между Аргоннами и Верденом. Хотя внешне директива и говорит о наступлении, речь по существу шла о мероприятиях оборонительного характера, 3–я армия ведет благоприятное сражение с 5–й германской армией, но она должна все же отойти, пока не будет выполнена намеченная перегруппировка. «Все армии должны на водных преградах сдерживать немцев сильными арьергардами с многочисленной артиллерией, чтобы они (немцы) лишь медленно продвигались вперед». Отсюда делают вывод, что уже в конце августа у Жоффра созрел план флангового контрманевра против германского войска. Но это никак не вяжется с колебаниями и неоднократной переменой рубежа отступления французских армий. Чего действительно Жоффр страстно желал — это остановить германское наступление. Но такую задачу выполнить было невозможно, пока на западе немцы имели подавляющий перевес сил. И вот Жоффр начинает собирать и организовывать силы для контрудара, чтобы уравновесить положение. Замысел Жоффра вначале имел чисто оборонительный характер и таким он оставался вплоть до Марнской битвы. Однако, возникшая под давлением необходимости идея переброски сил с востока на запад оказалась счастливой. По сути дела французы здесь, onережая [61] германцев, начали «бег к морю». И поскольку такое опережение имело явное выражение в оперативном времени, результаты не замедлили сказаться. Однако, в действительности на крайнем левом фланге Жоффр мог сосредоточить лишь незначительные силы. Самое главное — надо сцементировать то, что здесь уже есть.

Жоффр лично направляется в Сен-Кантен, чтобы подбодрить упавшего духом генерала Ланрезака (командующий 5–й армией); здесь французский главнокомандующий встречается с Френчем. Английский главнокомандующий потерял обычную флегму и неистовствует против 5–й армии, покинувшей его в беде. Жоффру становится ясно, что оставлять Ланрезака во главе 5–й армии нельзя, так как поддержка связи и единство действий с англичанами — абсолютная предпосылка для успеха его планов. К тому же англичане терпят новое поражение при Ле-Като.

В беседе с новым военным министром Мильераном 27 августа Жоффр указывает, что главная трудность — в англичанах; их отступление превращается в бегство; надо подбодрить их, отметив — заслуги английской армии перед ее правительством. «Скажите, Жоффр, — спросил Мильеран, — как же все-таки думаете вы справиться с этим положением? Может ли это сделать Монури?» — «Монури? — ответил Жоффр. — Напротив, теперь дело идет прежде всего о том, чтобы получить время, с целью дать ему возможность развернуться, и об этом должен позаботиться Ланрезак. Но он все больше разочаровывает меня. Вчера он мне сказал, что он будет наступать, как только его корпуса выйдут из лесной местности, а сегодня рано утром в 7 часов я получаю от него сообщение, что он продолжает дальше отступление». — «Но ведь это ужасно. К чему все это приведет?» — «Прежде всего, я ему приказал наступать. Он не должен тащиться на поводу англичан, а, кроме того, продолжающимся отступлением он разрушит до основания свою собственную армию. Он должен ударить на северо-запад через Сен-Кантен, по левому флангу Клюка, который, словно бес, несется за англичанами. Это должно его остановить». В этот момент беседа прерывается приходом генерала Монури, Жоффр принимает его оживленно, с шутками: «Генерал, вы должны снова пустить в ход наше наступление. Вы должны образовать у Амьен наш крайний левый фланг, чтобы охватить Клюка с запада. Теперь поезжайте сразу же дальше и ориентируйтесь на месте. Завтра рано утром вызовите меня (по телефону), чтобы переговорить о положении, о ваших мероприятиях». По уходе Монури, Бертело сообщает, что командующий 5–й армией делает серьезные возражения против приказанного ему наступления. «Ответьте ему, что я придаю этому наступлению чрезвычайно большое значение. Завтра утром я сам прибуду к нему в Марль». Затем прибывает офицер генштаба, посланный в 4–ю армию, с сообщением, что генерал Лангль намеревается остановить неприятельские части, которые перешли Маас у Седана. В 23 часа приходит телеграмма Лангля: «Сегодняшние результаты удовлетворительны». Но вслед за тем звонит полковник Гюге (Huguet) о том, что англичане завтра отступают дальше через Уазу и Ла-Фер. К тому же приходит письмо, посланное Гюге еще днем, в котором имеется достаточно красноречивая фраза: «Я могу только сказать, что английская армия в данный момент больше не существует».

Жоффр дает прочитать это письмо Мильерану. «Господин министр, вы должны считаться с тем, что не в очень продолжительном времени немецкая кавалерия появится у Парижа. Вы должны приготовить к этому общественное мнение. Теперь остается одно — держаться и до тех пор оказывать пассивное сопротивление, как только мы будем готовы к новой операции». — «Ну, а если и она потерпит неудачу?» — «Тогда мы должны взяться за третью. Слава богу, мы имеем благоприятные известия от русских в Восточной Пруссии. Можно надеяться, что благодаря этому немцы будут вынуждены отправить войска отсюда на восток[77]. Тогда мы сможем вздохнуть. Я заверяю вас, что наши армии еще не разбиты, что они способны еще к новому мощному напряжению сил». — «Но не забывайте о Париже», — возражает Мильеран. «Я не забываю о Париже. Но послать 3 активных корпуса в Париж, как полагал Мессими, чтобы защищать укрепленный район, — это не выйдет. Париж будет защищать вся полевая армия в бою. Взять три этих корпуса и засадить их в Париже, — это сможет выхватить у нас из рук победу там, где она будет решающей». Но Мильеран настаивает на этом пункте: «Вы должны защищать столицу и должны сделать для этого необходимые распоряжения».

Эта сцена из жизни главной квартиры в критический день — 27 августа — очень характерна. Невозможно ручаться за точность деталей, передаваемых по воспоминаниям участников, однако в целом она согласуется с фактами, достоверно зафиксированными историей. Не остается сомнений, что руководящей идеей французского главного командования была оборона, однако для осуществления ее принимались разнообразные меры, включая отдельные контрудары. Становится ясным, что французское главное командование целиком находилось во власти давящего напора событий, и если бы этот напор не ослабел в последующие дни, дело могло бы кончиться катастрофой. Но Жоффр не поддается панике и спокойно делает то, что он может сделать. Пока что он надеется еще задержать немцев на Сомме и Маасе и толкает горемычного Ланрезака на явно опасную авантюру: это необходимо для того, чтобы хоть сколько-нибудь восстановить положение на крайнем левом фланге. Отметим, что Жоффр еще не ставит себе задачу как можно скорей уйти из клещей, которые сжимаются вокруг союзных армий; он вовсе не рассчитывает также на то, что Париж сможет сыграть серьезную роль в ходе событий.

28 августа утром Жоффр осуществляет важное мероприятие: чтобы предотвратить попытки проникновения немцев (3–й германской армии) между 4–й и 5–й армиями, создается армейская группа под командованием генерала Фоша. Генерал Лангль получает приказ не задерживаться больше на Маасе и отступать за реку Эн. В 8 ч. 30 м. Жоффр прибывает в Марль. Ланрезак находится в угнетенном состоянии. Когда ему все же приказано идти в наступление, он просит письменного предписания. Жоффр обращается к сопровождающему его полковнику Гамелёну и диктует: «5–я армия должна как можно быстрее атаковать силы, которые вчера вели бои с англичанами. Она должна прикрываться вправо возможно более слабыми частями и с этой стороны вести разведку на далекое расстояние». Ланрезак заявляет, что завтра он переходит в наступление. Жоффр возвращается в главную квартиру (Витри-ле-Франсуа), пообещав приехать на другой день снова, чтобы проверить исполнение его приказа. От Монури — сначала благоприятные новости, но затем он теряет свои резервные дивизии (61–ю и 62–ю), которые где-то ведут бои с противником. Англичане и думать не хотят о сражении. С Ланглем — другая трудность: он не желает отступать; понадобился категорический приказ, чтобы привести его к повиновению. Ночью не остается больше сомнений, что 6–я армия оказалась под ударом противника раньше, чем смогла развернуться. Видно, придется отступать дальше. Жоффр сообщает военному министру, что гарнизон Парижа в случае необходимости получит подкрепления от 5–й армии, прибывающая из Алжира 45–я дивизия направляется в Париж. Новый губернатор Парижа генерал Галлиени принимается за организацию обороны, но требует войск. Париж во власти чудовищных слухов; открыто говорят об измене в армии.

29 августа утром Жоффр снова в главной квартире 5–й армии. Наступления начались, но протекают не так, как ожидал Жоффр. Атакующая в северо-западном направлении 5–я армия вскоре оказывается под ударом германских сил с севера (2–я германская армия), и сражение развертывается фронтом на север. Монури не может держаться со своими слабыми силами. Он получает приказ отойти на р. Авр (29 августа), а затем к Парижу (30 августа). Англичане 28 августа отошли в район Шони (Chauny) — Нуайон (Noyon). 29 августа они провели в бездействии на бивуаках южнее р. Уазы. Жоффр едет к Френчу; его попытки уговорить английского главнокомандующего, которого тянет за фалды его начальник штаба Мюррей, терпят крах; англичане требуют, по крайней мере, 48 часов отдыха. Вскоре после отъезда Жоффра, командир 2–го английского корпуса Смит — Дориен заявляет следующее: «Нам не остается ничего другого, как идти к гаваням, чтобы посадить наши войска на суда и отправиться домой. Здесь нечего больше делать». Маршал Френч отклоняет это предложение, по в письме военному министру лорду Китченеру сообщил, что у него пропало всякое доверие к французам, и что ему следовало бы, но сути дела, отходить к своим базам. Китченер немедленно указывает ему на опасность ухода англичан с линии фронта, что создаст брешь в расположении французов; он сообщает главнокомандующему имеющиеся у него сведения об отправке эшелонов с немецкими войсками на восток (речь идет о переброске двух германских корпусов). 31 августа английское правительство выносит решение, обязывающее английское главное командование сообразовать свои действия с генералом Жоффром. Френч отвечает новыми жалобами на то, что французы отходят справа и слева от него. Тогда Китченер 1 сентября лично является в Париж. В переговорах вопрос улаживается. Клюк отстал от англичан, и они получили передышку. 31 августа английская армия перешла за р. Эн. 3 сентября она отошла за Марну.

29 августа вечером Жоффр получает странное сообщение: «Немцы около полудня прекратили свои атаки против Монури, так что уже начавший отход 7–й корпус смог остаться на Авре. Многочисленные немецкие колонны сосредоточиваются к Сомме, меняя направление марша, видимо, на север». Против слова «север» Жоффр ставит большой вопросительный знак. Ланрезак доносит, что ему удалось отбросить германские части, наступающие с севера, но его левый фланг в свою очередь отброшен противником, наступающим с запада, и находится в опасном положении. Жоффр приказывает 5–й армии 30 августа отступать. Генерал Рюффей, командующий 3–й армией, заменен Саррайлем.

б) Директива? 4

30 августа французский главнокомандующий видит, что его фронт на Сомме -Ла-Фер — Лаон — Верден рассыпается. Германский маневр развивается с непреодолимой силой. Контрудар Ланрезака не может задержать грозного продвижения германского правого крыла; о Монури и англичанах и говорить не приходится. «Стало очевидным в этот момент, что нельзя противопоставить правому германскому крылу достаточных сил, чтобы остановить охватывающее движение, которое логически должно было довести врага до Парижа»[78]. Жоффр решает отступать дальше к югу. 30 августа, до того как стало известно об историческом повороте Клюка на юго-восток, он отдает уже предварительные распоряжения о рубежах отхода союзных армий. В данном случае интерес представляет конечный рубеж, которого должны были достигнуть эти армии. Приведем полностью содержание пояснений, которые французское главное командование 2 сентября вечером дало к директиве? 4, регулирующей отступление. Задачи последнего были сформулированы так:

«а) вырвать армии из-под давления противника, с тем чтобы укрепиться в зоне, куда они прибудут к концу отступления;

б) расположить всю совокупность наших сил на общей линии Пон-сюр-Ион (Pont-sur-Yonne), Ножан-сюр-Сен (Nogent-sur-Seine), Арси-сюр-Об (Arcis-sur-Aude), Бриенн-ле-Шато (Brienrie-le-Chateau), Жуэнвиль (Joinville), где они получат подкрепления;

в) усилить правое крыло[79] двумя корпусами, взятыми у 1–й и 2–й армий;

г) с этого момента перейти в наступление по всему фронту;

д) прикрыть наш левый фланг[80] всей кавалерией, имеющейся в распоряжении, между Монтеро (Monterau) и Мелён;

е) просить английскую армию участвовать в маневре: удерживая Сену от Мелён до Жювизи Quvisy), перейти в наступление с этого фронта одновременно с 5–й армией:

ж) одновременно гарнизон Парижа должен действовать в направлении Мо».

Итак союзные армии должны были отойти на линию рек Сена (южнее Парижа больше чем на 50 км), Об, южнее р. Орн на Марну (больше чем 80 км южнее Вердена). О каком маневре могла идти речь в таком случае? Цель отступления сводилась к отводу левого крыла из окружения и к новому расположению в соответствии с этим фронтом, правый фланг которого опирался на Туль и Эпиналь и который был повернут на северо-запад, По свидетельству Жоффра, он имел в виду угрожать германским сообщениям со своего правого фланга: «Положение, перед лицом которого мы находились, вело теперь к тому, чтобы отказаться от маневра против крайнего фланга противника и вернуться к концепции наступательного действия, которое имело бы целью отделить это крыло от остального фронта его»[81]. Иными словами, Жоффр возвращался к первоначальной идее стратегического развертывания, потерпевшей крах в приграничном сражении.

Но и без этого подтверждения Жоффра ясно, что занятое по инструкции? 4 фронтальное расположение союзных армий устраняло всякую возможность флангового маневра. План этот предполагал оставить Париж на произвол судьбы. По свидетельству и Галлиени, и Жоффра, Париж не смог бы защищаться в случае серьезной атаки немцев: 2 сентября правительство покинуло столицу и перебралось в Бордо. Но в таком случае отпала бы возможность флангового удара со стороны Парижа и выигрыша темпа не получилось бы.

Нужно сказать, что в этот момент (2 сентября) Жоффр не имел никакой уверенности в том, что немцы оставят Париж на своем фланге не заняв его. Только 4 сентября оп получил твердую уверенность в этом. Критика не может поэтому сурово осудить его решение, так как намерения противника — все же неизвестная величина на войне. Но история должна вынести безапелляционный приговор: до 4 сентября плана Марнского маневра не существовало. Можно поставить вопрос, прав ли был Жоффр в своем решении оставить Париж немцам, учитывал ли он морально-политический эффект возможности сдачи столицы Франции. Есть все основания думать, что немцы могли бы занять Париж, последовательно осуществляя шлиффеновский план. Кто может доказать обратное? Но в таком случае корпуса, осажденные в Париже, не имея никакой серьезной опоры в укреплениях, которые еще существовали на бумаге, пропали бы в самом деле для решительного боя.

План Жоффра означал также отказ от защиты другой твердыни Марнского фронта — Вердена. Изолированный от полевой армии, он едва ли устоял бы долго под огнем германских тяжелых орудий. Следовательно, и другая предпосылка Марнского маневра отпадала.

С точки зрения нашей темы, отступательный маневр Жоффра мог бы быть оправдан быстротой отхода союзных армий за Сену, с тем чтобы вырваться из клещей германского маневра охвата. Однако объективная истина и здесь не дает возможности дать положительную оценку плану французского главного командования. Дело в том, что одновременно Жоффр дал указания войскам, что намеченный рубеж отступления должен быть достигнут только в результате упорного сопротивления. Отступление задерживалось также загромождением дорог, в частности потоками беженцев с севера.

Как же все-таки сложилась, в конце концов, обстановка, которая дала жизнь плану Марнского маневра? Оставив в стороне, по выражению одного французского автора, «ганнибаловскую хитрость» французского главнокомандующего, сумевшего будто бы последовательно заманить немцев в ловушку, обратимся к фактам.

в) Начало марнского «чуда»: Клюк поворачивает на юго-восток

1 сентября вечером генералу Монури становится очевидным изменение направления марша 1–й германской армии. Он предлагает Жоффру атаковать ее в направлении из Клермона на юго-восток, но французское главное командование отклоняет это предложение. В тот же вечер карта, найденная у пленного немецкого офицера и тотчас же пересланная в главную квартиру из 5–й армии, не оставляла больше сомнений, что вся 1–я германская армия перешла через Уазу. Однако намерения Клюка оставались неясными: он мог ведь еще атаковать Париж.

Жоффр еще 31 августа отдал 5–й армии приказ немедленно отходить за р. Эн. Сверх того он принимает меры к усилению гарнизона Парижа, куда направляется 6–я армия и перебрасывается 4–й корпус (вместо 18–го корпуса 5–й армии, отправка которого отменяется); 4–й корпус должен выгрузиться в Париже в период 3–7 сентября.

Англичане потерпели очередное поражение от 1–й германской армии севернее Виллер — Котре; весь день они отступают к Марне. Несмотря на это, Френч предлагает дать генеральное сражение севернее Марны, но Жоффр отклоняет и это предложение, считая, что необходимая перегруппировка сил еще не закончена, 5–я армия, отходя на юг от рек Сер и Эн, совершила в этот день рекордный марш в 50 км, и правое крыло ее достигло вечером Реймса, установив связь с армией Фоша; некоторые же полки 10–го корпуса прошли в этот день около 70 км. Армия Фоша на реке Ля-Ретурн (La Retourne) прикрывала отступление соседних армий за р. Эн, которую 4–я армия перешла без помехи со стороны противника, 3–я армия примкнула к ее правому флангу, причем правофланговый ее 6–й корпус выдержал бой на Маасе с 16–м германским корпусом.

2 сентября армии получили известную инструкцию Жоффра?4. 6–я армия отошла в район севернее Парижа. Англичане устремились теперь в юго-западном направлении, расположившись между Найтейль-ле-Годуэн и Мо: между ними и 5–й франц. армией образовался незанятый войсками промежуток в 30 км, куда направлялся 9–й германский корпус. Шато-Тьерри оставался незанятым, а между тем он находился на пути отхода 5–й армии. В эту брешь Френч направляет по южному берегу Марны две кавалерийские бригады и одновременно просит Жоффра преградить брешь в ее восточной части. Поздно вечером, когда 8–я кавалерийская дивизия (кав. корпус Конно) вошла в город, она была встречена огнем противника с севера (18–я дивизия 9–го корпуса); артиллерия обстреливала вокзал, мосты и южный берег реки. 8–я кав. дивизия была вынуждена отступить. Вечером 2 сентября 5–я армия находилась еще в 15 км севернее Марны.

9–я и 4–я армии продолжали отступать, оторвавшись от противника. Но 3–я армия отступала крайне медленно. Генерал Саррайль ни в какой степени не разделял взглядов генерала Жоффра на дальнейшее развитие операций и попросту саботировал приказ французского главного командования, стремясь удержаться как можно ближе к Вердену. Это — так называемое «неповиновение Саррайля у Вердена» сыграло огромную положительную роль, так как благодаря ему оказалась возможной характерная ситуация Марнского сражения.

2 сентября Жоффр добился подчинения ему генерала Галлиени, который по закону был ответственен только перед правительством.

3 сентября 6–я армия, согласно приказу Жоффра, перемешается северо-восточнее Парижа. Ее марш был прерван известием о появлении колонны противника на дороге Вербери (Verberie) — Санлис (Senlis) — лес Шантильи (foret de Chantilly) (2–й германский корпус); другая колонна перешла Уазу у Крейль (Creil), направляясь на Шантильи. 7–й корпус развернулся фронтом на север, но противник не обращал на этот корпус и на Парихс никакого внимания: он проходил мимо 6–й армии, направляясь на юго-восток.

У французского главного командования все больше множились сведения о том, что вся 1–я германская армия устремляется мимо Парижа в юго-восточном направлении. В 19 часов об этом телефонировал Монури из Ренси (Raincy). В 21 час то же подтверждалось губернатором Парижа на основании сведений авиационной разведки. В это же время полковник Гюге телефонировал: «По вполне проверенным и совпадающим данным английских летчиков, вся 1–я германская армия, за исключением 4–го рез. корпуса (т. е. 2–й, 3–й и 4–й корпуса и 18–я дивизия), направляется на юго-восток, чтобы перейти Марну между Шато-Тьерри и Ла-Ферте — су — Жуар с целью атаковать левый фланг 5–й армии. Его головные отряды, вне сомнения, в этот вечер достигнут реки».

Англичане, перейдя Марну, вечером 3 сентября в соответствии с указаниями Жоффра, заняли линию Ланьи (Lagny) — Mo — Лаферте-су-Жуар.

В то время как кав. корпус Конно сдерживал немцев, пытавшихся распространиться от Шато-Тьерри к югу, а 18–й корпус служил прикрытием с фланга, вся 5–я армия переправилась через Марну, восточнее Шато-Тьерри.

9–я, 4–я и 3–я армии продолжали свое отступление. В этот день, 3 сентября, 21–й корпус грузился в Эпиналь для следования в 4–ю армию. 15–й корпус двинулся по дороге из Вокулёр (Vancouleurs) в 3–ю армию, 4–й корпус сосредоточивался севернее Сент-Менегульд (Sainte Menehould) для отправки в Париж.

4 сентября 6–я армия остается на своих позициях северо-восточнее Парижа, которые она укрепляет. Части 7–го корпуса в высшей степени утомлены беспрерывными передвижениями сначала из Эльзаса, затем во время отступления от Соммы. Авиационная разведка, обследовав район к северу от Парижа, нигде не обнаружила противника: вся 1–я германская армия находилась уже восточнее Парижа. 6–я армия разворачивается фронтом на восток, не опасаясь за свой левый фланг.

Английская армия располагается юго-восточнее Парижа, где она получает пополнение в 10000 чел.

5–я армия, перейдя Марну, направляется на юго-запад, пересекая путь движения 1–й германской армии, которая двигается фронтом на юго-восток. Утром кав. корпус Конно имел столкновения с 9–м и 3–м германскими корпусами, 18–й французский корпус отходил по дороге Конде — ан — Бри (Conde en Brie), Монмирай, Ла-Ферте — Гоше; 38–я африканская дивизия была атакована частями 9–го германского корпуса, но ускользнула на юг. 3–й корпус имел столкновение с 10–м резер. корпусом 2–й германской армии. 1–й и 10–й совершали марш без всяких инцидентов.

9–я, 4–я и 3–я армии продолжали свой отход.

г) 4 сентября

Для перехода оперативно-стратегического преимущества союзников из сферы возможности в сферу реальности исключительно важен был момент принятия решения о переходе союзников к активным действиям, без чего никакого преимущества в действительности не получилось бы.

4 сентября у союзников происходил именно этот процесс созревания решения. В военной литературе мы найдем чрезвычайно много рассуждений, кто именно первый обратил внимание на выгоды охватывающего положения союзников со стороны Парижа. Спор довольно бесцельный, так как можно, даже по имеющимся в нашем распоряжении фактам, назвать слишком много лиц, претендующих на такое первенство. Жоффр утверждает, что это было ему ясно еще с 25 августа, когда он начал формировать в районе Амьена особую группу для охвата правого германского крыла. Эту пальму первенства Галлиени долгое время оспаривал у Жоффра, приписывая себе роль спасителя Франции. Монури предлагал ударить против Клюка еще 1 сентября. Даже Френч выступил с предложением дать сражение на Марне. О фланкирующем положении Парижа знали не менее хорошо Мольтке, Клюк, Бюлов и т. д. Историческое исследование не может превращаться в психологический анализ того, кому именно пришла в голову мысль о возможности удара со стороны Парижа. Серьезное изучение проблемы может интересоваться лишь вопросом о том, как происходило созревание решения об этом маневре: тогда, естественно, определится роль отдельных участников этого процесса.

В эту плоскость следует перевести и вопрос о том, кому принадлежит главная роль в этой важнейшей подготовительной стадии Марнской битвы: Галлиени или Жоффру. Утверждают, что 4 сентября генерал Галлиени самостоятельно приказал 6–й армии подготовиться к нанесению флангового удара 1–й германской армии через Даммартен. Он донес об этом в главную квартиру, навязав тем самым Жоффру решение форсировать генеральное сражение. Жоффр противопоставляет этому письмо, направленное генералу Галлиени еще в ночь с 3–го на 4–е, в котором он писал, что «теперь часть активных сил генерала Монури может быть направлена на восток, как угроза правому германскому флангу, с тем чтобы левый фланг англичан чувствовал себя подкрепленным с этой стороны. Было бы полезно дать знать об этом маршалу Френчу и поддержать с ним сердечные отношения».

Несколько позже, в тот же день, 4 сентября, Жоффр, по его собственному свидетельству[82], нашел офицеров своего штаба за жаркой дискуссией перед картой, где было нанесено взаимное расположение сторон. Клюк уходил на юго-восток. Следовало ли немедленно перейти в контрнаступление? «Нет, — сказал Бертело, — дадим немцам еще глубже залезть в сеть. 6–я армия не имеет еще всех своих сил. 5–я армия не может еще после кровопролитных боев и отступления наступать, а как раз ее правый фланг в соединении с Френчем должен был бы нанести главный удар. Мы хотели ведь отрезать правое германское крыло ударом от Мааса. Зачем все это изменять? Лучше отвести 5–ю армию на обеспеченные позиции, чем заставлять ее снова наступать». Жоффр колеблется — опасно, с другой стороны, упустить такой блестящий момент. Но Галлиени звонит по телефону: вся 1–я германская армия перешла через Марну, оставив лишь слабое прикрытие. У Галлиени нет теперь никаких сомнений: надо ударить ей во фланг; вчера еще ему было неясно, должна ли 6–я армия наступать на северном или южном берегу Марны — это должен был решить Жоффр, но теперь он решительно высказывается в пользу северного берега. Надо опрокинуть выставленное Клюком прикрытие и обрушиться на его тыловые сообщения. Жоффр оказывается между бурным напором Галлиени, которого поддерживает Монури, и осторожностью Бертело, который все еще считает наступление преждевременным. Однако не лучше ли все же разрешить Галлиени произвести предварительные мероприятия. В 14 часов Жоффр дает ответ Галлиени: «В принципе согласен. Считаю операцию южнее Марны, а именно южнее Ланьи, для 6–й армии пока что более предпочтительной». Теперь необходимо было выяснить, готовы ли к наступлению другие армии левого крыла. Жоффр телеграфирует Франше д'Эспери[83], командующему 5–й армией: «Обстоятельства таковы, что было бы выгодно развернуть завтра или послезавтра сражение всеми силами 5–й армии, совместно с английской и подвижными силами Парижа, против 1–й и 2–й германских армий. Сообщите, считаете ли вы вашу армию способной сделать это с шансами на успех». Другая телеграмма была послана Фошу: «Как оцениваете вы положение с точки зрения возможности наступать».

Французский главнокомандующий ожидал дальнейших сообщений, от которых зависело принятие окончательного решения. Но еще до получения этих ответов была издана инструкция № 5, которая предопределяла распределение сил по фронту в начале сражения на Марне.

3–я армия, кроме имевшихся ранее соединений (5–й, 6–й корпуса, 7–я кав. дивизия, группа Поля Дюpaнa из 65–й, 67–й и 75–й рез. дивизий), получала еще 15–й (в движении походным порядком из 2–й армии) и 21–й корпуса (5 сентября погрузка из 1–й армии, 7–го — в районе Монте-ан-Де (Montier-en-Der) — Лонжвиль (Longeville), однако Жоффр указывает, что 21–й корпус первоначально остается в его распоряжении, 4–я армия — в составе 2–го, 12–го, 17–го и Колониального корпусов. Отряд Фоша превращался в самостоятельную 9–ю армию, куда включалась, кроме 9–го корпуса (из 2–й армии), 18–я дивизия. 5 сентября прибывает в район Труа 11–й корпус, 42–я пех. дивизия, Марокканская дивизия, 52–я и 60–я рез. дивизии, а также 9–я кав. дивизия. Состав 5–й армии: 1–й, 3–й 10–й 18–й. корпуса, 37–я и 38–я (африканская) пех. дивизии, группа. Валабрега (Valabregue) — 51–я, 53–я и 69–я рез. дивизии. Ей придавался на левом фланге вновь образованный кав. корпус Конно — 4–я кав. дивизия (из 5–й армии), 8–я кав. дивизия (из 1–й армии) и 10–я кав. дивизия (из 2–й армии). 4–я армия должна была задержаться на линии Витри-ле-Франсуа — Бриен-Ле-Шато, а 3–я медленно отходить в готовности перейти в наступление в северо-западном направлении.

Еще 4 сентября утром Жоффр в письме генералу Френчу указывал ему на то, что действия английской армии были бы наиболее желательны между Марной и Сеной.

Около 16 час. получена телеграмма от полковника Гюге, сообщавшая о том, что Галлиени посетил Френча, который дал обещание оставаться южнее Марны в готовности действовать совместно с 5–й и 6–й армиями в направлении на восток. Как выяснилось впоследствии, эта телеграмма оказалась плодом недоразумения: Галлиени был действительно в Мелёне (главная квартира английской армии), но Френча не видел, получив лишь обещание, что его известят о дальнейшем. На 5 сентября приказ Френча намечал все же дальнейшее отступление. Но телеграмма Тюге подействовала на Жоффра в сторону дальнейшего сдвига к принятию решения о немедленном переходе в контрнаступление. Он снова созывает своих советников. Бертело упорствует — «слишком рано», Белен колеблется. Тогда Жоффр заявляет о своем решении: надо использовать создавшуюся ситуацию: однако наступление следует начать лишь 7 сентября, для того чтобы дать армиям возможность закончить перегруппировку сил и убедить англичан принять участие в наступлении. В 18 ч. 30 м. Жоффр поручает генералу Гамелёну разработать приказ, а сам отправляется ужинать. Часом позднее пришло сообщение одного из офицеров генерального штаба: Франше д'Эспери только что виделся с генералом Вильсоном, который сообщил ему, что англичане могли бы наступать 6 сентября. Вслед за тем поступают два письма от Франше д'Эспери, суть которых сводилась к следующему: сражение может быть начато 6–го: 5–я армия 5–го отходит на линию Провэн — Сезанн; англичане повертываются фронтом к востоку на линии Шанжи — Куломье и южнее, с тем чтобы вместе с 5–й армией наступать в направлении Монмирая: но при этом необходимо, чтобы 6–я армия действовала вместе с ними, наступая через реку Урк в направлении на Шато-Тьерри. «Моя армия может сражаться 6–го, но она не в блестящем состоянии». Чтобы уяснить эту последнюю фразу, достаточно привести свидетельство только что смененного командующего этой армией генерала Ланрезака: «По моему мнению, никогда ни одна армия не была в таком скверном положении, как 5–я в период с 30 августа по 4 сентября». Нельзя поэтому не согласиться с оценкой Жоффра: «Роль Франше д'Эспери в день 4 сентября 1914 года заслуживает быть подчеркнутой перед историей: это он сделал возможной Марнскую битву»[84]. По своем возвращении в Париж генерал Галлиени нашел письмо от Вильсона, в котором он извещался, что генерал Френч, желая дать место 6–й армии развернуться южнее Марны, приказал сдвинуть английские армии на линию, западнее и восточнее Турнан. Кроме того, генерал Галлиени, ознакомившись с приказом Жоффра, не удовлетворен решением, что 6–я армия должна действовать на левом берегу Марны. Он звонит лично генералу Жоффру: «Этого я не могу теперь выполнить. Я уже предписал Монури завтра утром наступать севернее Марны и не могу теперь его повернуть». Жоффр отвечает: «После моей утренней телеграммы я принял решение об общем наступлении: 6–я армия должна принять в нем участие на северном берегу Марны, Приказ будет составлен в соответствии с вашими желаниями».

Этот разговор с генералом Галлиени сыграл, по всей видимости, громадную роль. Побуждаемый неугомонным губернатором Парижа, французский главнокомандующий вынужден вновь пересмотреть дату наступления. Движение 6–й армии на северном берегу Марны, уже предписанное Галлиени, грозит раскрыть весь маневр немцам, и тогда действия англичан и 5–й армии могут запоздать; но ведь Франше д'Эспери сообщает, что сражение может быть начато 6 сентября. Взвесив все это, Жоффр в наброске приказа меняет дату «7 сентября» на 6–е; в 22 часа приказ подписан и направляется войскам.

Этим не кончилась еще подготовительная стадия Марнской битвы: поздно вечером полковник Гюге сообщает о новых колебаниях генерала Френча. Французскому главнокомандующему пришлось на другой день лично направиться в Мелён, чтобы уговорить упрямого британца; об этом мы уже имели случай говорить.

5 сентября генерал Жоффр информировал военного министра о своих намерениях: «Положение, которое сначала вынуждало меня отвергать решительное сражение и отводить наши армии в южном направлении, изменилось теперь следующим образом: германская 1–я армия покинула направление на Париж и склонилась на юго-восток, чтобы поразить наш левый фланг. Благодаря принятым мерам, ей не удалось захватить этот фланг, и 5–я армия находится теперь севернее Сены в готовности наступать против немецких колонн с фронта. Левее ее сосредоточены, между Сеной и Марной, английские силы, готовые к наступлению. Они поддерживаются и прикрываются слева подвижными силами парижского гарнизона, которые продвинутся в направлении к Мо, чтобы обеспечить их (англичан) от опасности охвата. Стратегическое положение, таким образом, превосходно, и мы не можем рассчитывать на лучшие условия для наступления. Битва, которая должна развернуться, может иметь решительный результат, она может, однако, — в случае неудачи — иметь для страны тягчайшие последствия. Я решил все мои войска до последнего солдата ввести в бой, чтобы достигнуть победы». Военный министр ответил краткой телеграммой: «Никаких возражений против вашего плана операций».

Итак, решение было принято. Мы видели, что оно явилось результатом крайне сложного воздействия на волю французского главнокомандующего. Реализация оперативно-стратегического преимущества в выигрыше темпа резко сдвинулась вперед. В самом деле, опасность упустить момент и потерять все выгоды положения была очень велика. Намерение Жоффра перенести начало сражения на 7 сентября являлось такой опасностью. Поэтому роль Галлиени и Франше д'Эспери следует оценить очень высоко. Но, как мы еще увидим, трактовка Жоффром всей ситуации в целом была более глубока.

Одним из решающих аргументов в пользу ускорения начала сражения являлись стремление сохранить тайну маневра. В самом деле, сутью полученного стратегического преимущества, выигрыша темпа, являлась внезапность. Отсрочка могла бы иметь роковые последствия, если бы покров этой тайны был снят. Что произошло в действительности, будет ясно из дальнейшего изложения.

6. Приказ генерала Жоффра 4 сентября

Основная идея этого приказа нами уже изложена в начале главы. К 5 час. вечера 5 сентября армии должны были занять следующее расположение: 6–я армия — севернее Марны, в готовности перейти р. Урк и направиться к Шато-Тьерри; британская армия — южнее Марны, между этой рекой и Б. Мореном, фронтом к востоку, в готовности вести атаку на Монмирай; 5–я армия — к югу от Б. Морена, располагаясь под прямым углом к английской армии, фронтом на север, атакуя также на Монмирай; 9–я армия должна прикрывать правое крыло 5–й армии, удерживая южные выходы Сенгондских болот и выдвинув часть своих сил на плато, севернее Сезанна. Наступление этих армий должно было начаться 6 сентября утром. Дополнительно было указано 4–й армии дать отпор противнику на высоте Витри-ле-Франсуа (Vitry le Francois), a 3–й атаковать левый фланг неприятельских сил западнее Аргонн.

Как мы увидим, директива Жоффра не была выполнена полностью; англичане, например, остались южнее Б. Морена. Но приказ вообще нельзя рассматривать изолированно от всех других мероприятий Жоффра накануне сражения; в особенности важна приведенная выше инструкция № 5. В целом можно составить теперь более широкое и точное понимание того преимущества, которое получили союзники в начале сражения и которое мы сформулировали как выигрыш темпа.

Мы рассматривали данное преимущество лишь в отношении 6–й армии, и в основном такая точка зрения верна, так как именно в этом разрезе оно получило свое историческое значение в ходе всей битвы. Но если говорить о качестве внезапности, столь характерном для полученного союзниками преимущества, то его следует рассматривать шире. Внезапностью для 1–й германской армии являлось не только наступление 6–й армии, но также и наступление 5–й и позднее английской армий. Дальше будет показано, какое громадное значение получил второй внезапный удар, нанесенный 1–й германской армии с юга.. Если идти еще дальше, то внезапным оказался для германского войска переход союзников в наступление в целом на всем фронте от Парижа до Вердена. Само собой разумеется, что действие внезапности в этом расширенном смысле не осталось бесплодным: оно — то и дало в конечном счете тот выигрыш, времени, который смог быть активно использован французским главным командованием.

Но это уже другая сторона Марнской битвы, которая пока лишь бегло указана в нашей вводной главе. В конце концов, вовсе не фланговый маневр составляет главную характерную особенность этой битвы. Как уже отмечено, маневр если и имел здесь место, то в совершенно особой форме, не похожей на то, что известно нам по классическим примерам. Заслуга Жоффра состоит в том, что он если и не предвидел с полной ясностью, то во всяком случае предчувствовал, угадывал значение новых факторов. Характерно, что по боевой диспозиции большая часть сил, перебрасываемых с востока, вовсе не была направлена на усиление 6–й армии, которой, казалось бы, предназначалась главная роль в фланговом маневре. Жоффр в особенности позаботился о создании крепкого спаянного фронта всего наступления в целом. Без этого не было бы Марнской победы.

Только благодаря этой предпосылке первоначальный выигрыш темпа, полученный союзниками на левом фланге, привел к «чуду» на Марне.

Примечания:

1

Б.Лиддел Гарт «Стратегия непрямых действии». Выпущена в 1999 г. московским издательством ACT под названием «Энциклопедия военного искусства».

2

Сводя философию Гегеля к диалектике, мы выхолащиваем ее содержание. Диалектика практически в современной форме присутствовала уже в древнем мире. Сутью подхода Гегеля было применение «операторов мышления» (диалектика представляет собой лишь простейший такой оператор) c определяемым языковым понятиям, из которых убирается все лишнее (объективная составляющая).

3

Это цитаты из первой и второй глав Мольтке «О войне», которые были изъяты из русского издания 1938 года.

4

Балканский кризис, как casus belli, был невыгоден Германии, России и Франции — по различным причинам, но в одинаковой мере. Действия Италии, которая уклонилась от вступления в войну, и Турции, которая, напротив, поддержала Центральные державы, совершив этим актом государственное самоубийство, стали сюрпризом для командования всех сторон.

5

«Железные дороги», «Телеграф», «Продовольствие», «Снабжение боевыми припасами в 1870–1871 гг.», «Санитарная часть» и «Полевая почта в 1870–1871 гг.».

6

В Первую Мировую войну именно эту концепцию использовал Э. Людендорф, обосновывая примат требований военного времени над волей политического руководства страны. Из данного тезиса логически вытекает необходимость подчинения всех сил страны задачам вооруженной борьбы. Концепция «абсолютной войны», однако, привела лишь к затягиванию бессмысленного сопротивления, следствием чего всякий раз оказывались жестокие условия мира.

7

Подробнее см. Р. Исмаилов «Крейсерская война о теории морской мощи». В кн. «Сумерки морских богов». М., ACT, 2000 г.

8

Из речи маршала Петена по случаю 20–летней годовщины Марнской битвы. См. «France Militaire», 11 сентября 1934. Здесь и далее комментарии, авторство которых не указано, принадлежат М. Галактионову.

9

Сталин, Вопросы ленинизма, изд. 10–е, стр. 23.

10

Классический марксизм правильно видел причину Мировой войны 1914 года в империалистических противоречиях между Англией и Германией. При таком подходе, однако, возникает тенденция недооценивать психологическое и эмоциональное значение Франции, как одного из субъектов войны. Именно неизбежность столкновения между Францией и Германией (после событий 1870–1871 гг.) стала тем спусковым механизмом, который привел к образованию Антанты и Тройственного союза и развязыванию мировой войны. (Примеч. ред.)

11

Из речи маршала Петена по случаю 20–летней годовщины Марнской битвы. См. «France Militaire», 11 сентября 1934 года.

12

«Memoires du Marechal Joffre». Tome premier. Paris 1932.

13

Мы сочли необходимым оставить принятую автором форму записи географических названий, при которой в скобках иногда приводится название пункта на языке оригинала. Это зачастую необходимо при использовании иноязычных географических карт. (Прим. ред.)

14

Kabisch, Die Marneschlacht, 1914 S. 67.

15

В рамках современных представлений о психической деятельности «крепость нервов» (то есть сдвиг равновесия между процессами возбуждения и торможения в сторону торможения) здесь решительно ни при чем. Тот же Френч, насколько можно судить, обладал еще более уравновешенным характером, нежели Жоффр, что не помешало главнокомандующему английской армией впасть в депрессивное состояние после поражения под Монсом. Напротив, Фош был человеком очень «нервным» (в его психике превалировали процессы возбуждения), однако никто не мог бросить ему обвинение в недостатке воли к борьбе.

Скорее, речь идет об особенностях информационного метаболизма Жака Сезанна Жоффра. Генерал свободно обращался со временем. Он подсознательно ощущал, что каким-то образом, «случайно или чудом», но предпринятые им действия обязательно совершатся вовремя. Именно поэтому в начале августа 1914 года он решился потерять темп на перемену диспозиции 5–й армии Ланрезака, а после Пограничного сражения пошел на заведомо запаздывающую «контригру» с развертыванием 6–й армии Монури на фланге фон Клюка. Заметим здесь, что Марнский маневр, предложенный Галлиени, Жоффр считал «преждевременным», тем не менее к его развитию в масштабах всего французского войска главнокомандующий оказался вполне готов.

Жоффр столь безмятежен в решающие часы 4–5 сентября, поскольку критический для него момент кампании миновал: важнейшее оперативное решение уже принято. (Начиная Марнскую битву, французские генералы отдавали себе отчет, что проигрыш этого сражения означает поражение Франции в войне.) Осталось лишь преодолеть некоторые технические трудности. Дорожная пробка, союзник, отказывающий сражаться, состояние корпусов 5–й армии — все это идет по категории «прочие проблемы» для человека со структурой мышления Жоффра.

Жоффр не был бы так спокоен, попади он в оперативную осцилляцию, когда ответственные решения принимаются в реальном времени, причем действовать приходится в нечеткой обстановке (квазихаотические процессы). Подобная задача, примером которой может служить встречное сражение в горной местности, стала бы для него источником сильного стресса и подвергла бы настоящему испытанию нервы и волю. Точно так же Жоффр весьма нервно реагировал, когда ему приходилось решать этические дилеммы. Перед отстранением от должности Ланрезака командующий, вообще говоря, совершенно спокойно отправляющий генералов в отставку, не спал всю ночь. Убрать Ланрезака было необходимо в интересах будущих операций, но при этом «наказывали» генерала за «грехи» верховного командования и, прежде всего, самого Жоффра. Френч или Мольтке решили бы эту проблему походя.

Заметим здесь, что в поведении Жоффра в дни Марнской битвы не было ничего демонстративного: командующий вел себя совершенно естественно. Сложилась ситуация, имманентная особенностям структуры его психики, и Жоффр делал то, что действительно хорошо умел. (Прим, ред.)

16

Joffre–420–421. Выделено автором.

17

Joffre, p. 396.

18

Jomini, Histoire des guerres de la revolution, t. VII, p. 318.

19

Приказ германского главного командования от 4 сентября (см. дальше) показывает, что такое опасение имело основания.

20

Речь идет о первоначальном черновом наброске директивы от 4 сентября.

21

Joffre, I, 386.

22

Вероятно, этот вывод все же не является «само собой разумеющимся». Выше автор сам перечисляет историков и военных деятелей, придерживающихся иной точки зрения. По мере развертывания текста «Темпов операций» выяснится, что по существу вопроса М. Галактионов прав, но некоторые его «очевидные» утверждения потребуют не одной сотни страниц рассуждений, аналогий и доказательств. Отметим здесь, что в «золотое время науки» (20–е–30–е годы XX столетия) было не принято приводить развернутые доказательства. Это считалось проявлением неуважения к собеседнику (читателю). Первое издание книги «Париж, 1914 год» вышло в 1936 году, и текст книги построен в соответствии с менталитетом эпохи. (Прим, ред.)

23

«General Sketch of the European war. The second phase. The battle of the Marne», by Hilaire Bellow.

24

Les A.F.I, 48. Выделено автором.

25

Лиддел Гарт, «Правда о войне 1914–1918 гг.», стр. 85, см. прим.

26

В дальнейшем мы увидим, что этой теории придерживается и сам автор, привнося в нее новый элемент — а именно учение о темпе. (Прим. ред.)

27

Les A.F.I, 1319.

28

А вот это просто неверно. Более того, данное утверждение официальной французской истории является замаскированным оскорблением Мольтке-старшего, армии которого уже в Австро-Прусской войне 1866 года взаимодействовали друг с другом. А маневр Мольтке в 1870–1871 гг. являлся уже классическим примером «войны армий». Да и сами французы в 1870 г. пытались обеспечить взаимодействие между своими армиями, хотя и безуспешно. Менее известно, что и Наполеон Великий по крайней мере в двух своих выдающихся операциях использовал механизм взаимодействия армий (схема «растянутая и нагруженная сеть»). Речь идет об Ульме и Регенсбурге. (Прим. ред.)

29

«Военная инструкция короля Пруссии».

30

Napoleon, «Correspondence militaire», t. V, 409.

31

Приблизительно 560 км. (Прим. ред.)

32

Jotnini, Histoire critique et militaire des guerres de la revolution, tome sixieme, p. 305 (note).

33

Napoleon, Correspondance militaire, X, 134.

34

Couvion — Cur, Memoires, II, 105.

35

Ландверные части не включены в расчет.

36

«Der Weltkrieg», IV, 524. «La manoeuvre de la Marne», par le colonel Valarche.

37

Речь идет о днях, предшествовавших Марнской битве.

38

Французская.

39

Выделено автором; этот момент — выигрыш времени союзниками для переброски — будет разобран особо.

40

Т.е. дивизий.

41

«…и по крайней мере на 24 меньше, чем было предусмотрено по плану Шлиффена» (примеч. подлинника).

42

Письмо генерала Жоффра военному министру 3 сентября (примеч. подлинника).

43

В трудах, изданных у нас, приводятся другие цифры. Зайончковский воспроизводит данные труда Новицкого: у союзников между Парижем и Верденом было 17 корпусов, 16 отд. пех. див. и 10 кав. див., или около 550000 бойцов: у немцев — 21 1/4 корпус, 1 отд. пех и 7 кав. дав., или около 470000 бойцов («Мировая война», стр. 114); плотность (по данным работы Мовчина) германского правого крыла (1–й и 2–й армий) снизилась с 10000 человек на 1 км до 3000–5000 (там же, стр. 94).

44

См. также Приложение 2: «Баланс сил в августе — декабре 1914 года». (Прим. ред.)

45

Если некритически принимать цифры, указанные выше (преимущество союзников на 200 батальонов, то есть — более, чем вдвое), то, разумеется, результат сражения предрешен. Однако нет никаких оснований считать, что к началу Марнской битвы союзные армии были укомплектованы по штату. В приграничном сражении они понесли серьезные потери; затяжное и тяжелое отступление также не способствовало сохранению боеспособности частей и соединений. Ланрезак считал свою армию «совершенно разбитой». Даже оптимистично настроенный Д'Эспери указывал, что состояние войск «далеко не блестящее». Шестая армия состояла из резервных дивизий, которые до войны вообще считались непригодными для включения в боевую линию. Английские войска не успели получить подкрепления; моральное состояние командиров было исключительно низким.

Едва ли мы ошибемся, если будем оценивать реальные возможности союзных дивизий левого крыла коэффициентом 0,5 по сравнению со «стандартными» дивизиями мирного времени. Разумеется, германские войска также понесли потери и были утомлены длительными маршами, но их состояние — после ряда победоносных боев — было более удовлетворительным.

Итак, следует согласиться с М. Галактионовым: союзники имели некоторое превосходство в силах к северу от Сезанна, но объективно оно не было столь значительным, как это представляется из формального анализа «по батальонам». Разумно оценить его в 15–20 процентов. (Прим. ред.)

46

Les A.F. I, 20.

47

«La crise europeenne et la grande guerre (1914–1918 гг.)», par Pierre Renouvin, Paris 1934.

48

Выделено автором. Речь идет о численном превосходстве на левом фланге союзников

49

Renouvin, 223.

50

Сталин. Вопросы ленинизма, изд. 10–е, стр. 4.

51

Там же, стр. 11.

52

Joffre, 408.

53

Renovinn, 225.

54

Joffre, 422.

55

Сказано в Берлине 16 ноября 1922 г. на заседании Комиссии по расследованию причин поражения германских армий.

56

Les A.F. I, 22.

57

Здесь М. Галактионов следует уже сложившейся к тридцатым годам «военно-исторической традиции» и допускает неточность. В действительности командиры обеих сторон (от уровня полка и выше) одинаково тяготели к «брутально-наступательной» тактике, предписанной довоенными уставами. Разница состояла в том, что после разгрома в Приграничном сражении французская пехота неохотно поднималась в атаку и при сколько-нибудь заметном сопротивлении инстинктивно искала укрытия и переходила к обороне. Иными словами, приказ на наступление сплошь и рядом выполнялся войсками чисто формально.

Напротив, немцы подошли к Парижу, сохранив доверие к войсковым уставам и распоряжениям вышестоящих начальников. Для них процесс «переоценки ценностей» начался только после Марны. (Прим. ред.)

58

Лиддел Гарт, «Правда о войне 1914–1918 гг.», стр. 71.

59

Если преимущество союзников в рокадных коммуникациях носило объективный характер, то плохая организация связи целиком и полностью лежит на совести Германского Генерального штаба, возглавляемого Х.Мольтке. (Прим. ред.)

60

«La surprise a la guerre», par general Camon. «La France Militaire» 9 mai, 1935,

61

Здесь автор впервые пользуется тем понятием, которым пронизана вся его работа. Речь идет о темпе операции. Далее по тексту этот термин нигде формально не вводится: в некотором смысле можно говорить о том, что вся книга является одним большим его определением. Стоит заметить, что слово темп, скорее, мешает пониманию глубины замысла автора, заставляя читателя искать аналогии с оперативным бременем (внутренним временем, то есть — мерой изменений в структуре системы «операция») и/или с понятием темпа в шахматах, которое обозначает что-то неуловимо близкое. О темпах операций мы поговорим в Приложении 4, а пока приведем цитату из Сунь Цзы: «Трудное в борьбе на войне — это превратить путь обходный в прямой, превратить бедствие в выгоду. Поэтому тот, кто, предпринимая движение по такому обходному пути, отвлекает противника выгодой и, выступив позже него, приходит раньше него, тот понимает тактику обходного движения». (Прим. ред.)

62

Так изображается Танненберг в одной из многочисленных книжек, служащих целям фашистской пропаганды: «Насколько просто идея окружения могла возникнуть в голове у всякого, кто прошел школу генерального штаба, настолько же трудно было принять на себя ответственность за решение, начать ответственное дело и осуществить его в противовес всем возникающим кризисам. В самом деле, во время сражения появились русские войска в тылу германского охватывающего крыла, ложные сообщения приходят в штаб армейского командования, недоразумения перекрещивают намерения Гинденбура, в центре фронта сражения следуют контрудары, связь с подчиненными прерывается. В этом постоянно нарастающем напряжении приходит сообщение, что армия Ренненкампфа приближается. Он один, полководец, остается непоколебимым, твердо держится принятого решения, спокойно отдает приказы на историческом поле сражения — в Фрегенау — и преодолевает своей непоколебимой волей к победе опасный кризис» («Hindenburg» von Max Arendt, S. 61–61, Berlin 1935).

63

Erich Ludendorff, Meine Kriegserrinnerungen 1914–1918, S. 36, Berlin 1920.

64

Выделено автором.

65

Выделено автором.

66

Фактически в составе 1–й и 2–й русских армий было сосредоточено в тот момент несколько меньшее число дивизий — около 19.

67

Здесь М. Галактионов некритически подошел к цифровым данным германских источников. В действительности, по числу дивизий стороны в течение всей Восточно-Прусской операции были почти равны:

Русская дивизия на треть превосходит германскую по людям (16000 против 12000), но уступает ей в артиллерии. Таким образом, в Восточно-Прусской операции русские имеют превосходство в силах, не превышающее, однако, 15 %. (250000 человек, 1104 орудия против 220000, 1116 орудий).

Германское командование изначально (то есть задолго до войны) знало, что противник будет иметь это преимущество и постарается его использовать, организовав концентрический маневр против 8–й армии. Поэтому подготовка театра военных действий была ориентирована на то, чтобы максимально затруднить взаимодействие русских армий и тем самым дать возможность 8–й армии разгромить их поодиночке. План окружения русских войск под Танненбергом, который Людендорф приписывает себе, Хоффман — себе, а Вальдерзее — себе, в действительности представлял собой «контрольное решение» А. Шлиффена для выпускной задачи Академии Генерального штаба в 1901 г.

Подробнее смотри: Тренер В. Завещание Шлиффена, М., 1937.

См. также: Такман К. «Первый блицкриг. Август 1914». М., 1999. (В серии «Военно-историческая библиотека») и Приложения к этой книге. (Прим. ред.)

68

Богатый интерес представляет определение цели флангового маневра, которое дает автор большой статьи в «Revue Militaire Francaise» 1932–1933, — «Le manoeuvre d'aile» генерал Луазо (gen. Loizeau): «Если цель войны состоит в уничтожении врага, то средством разбить наиболее быстро и уверенно неприятельские силы было всегда, начиная с наиболее отдаленной эпохи, — сосредоточить неожиданно против чувствительного пункта его расположения мощные средства, создавая угрозу, парировать которую у него не будет времени или которую он сможет парировать только недостаточно. Неожиданное появление на этом слабом пункте сил противника создает внезапность, которая потрясает доверие войска и тяжело поражает его мораль; появление там могущественных средств создает материальное превосходство, которое быстро уменьшает силу сопротивления: эффект моральный и материальный соединяются вместе, чтобы разбить волю противника. Опыт последней войны подтвердил тот факт, что чувствительным пунктом врага является и всегда остается ею фланг. На фланге нападающий может развернуть в максимальной степени наступательные средства огня и движения; инициатива его маневра, упреждение (выделение всюду наше. — М. Г.), полученное в расположении, затем в атаке, повышенное моральное состояние, которое даст ему его охватывающая позиция и превосходство его сил, — все способствует подготовке его успеха. Для противника, напротив, фланг составляет зону наименьшего сопротивления, поражаемую сосредоточенным огнем атаки, где защищающийся часто принужден поспешно располагаться на ограниченном поле действия, часто отдаленными резервами: его мораль тем более уязвлена, что наступающий сохранил за собой преимущество внезапности и большую угрозу его сообщениям».

69

Луазо в своем анализе Марнской битвы, как флангового маневра («Revue Militaire Francaise», Janvier 1933), признает, что «фланговому маневру на Урке недоставало мощности», но в то же время считает возможным, что 6–я армия действовала бы успешнее, если бы ей было дано более северное направление — Бетц — Вильер — Котгере и если бы она сразу не жалась к Марне, а стремилась охватить правый фланг 4–го рез. корпуса. На наш взгляд, ошибочно давать 6–й армии самостоятельное направление с отрывом от англичан, так как, по своей слабости, она серьезного успеха не достигла бы, а разрозненные действия трех левофланговых армий союзников не дали бы и того эффекта, который им все же удалось получить.

70

Если фланговому маневру на Урке не хватало ни мощности, ни желательного размаха, он обладал тем не менее внезапностью, он обескуражил командование противника, приковал армию Клюка, предопределил глубокий распад в знаменитой «стене» Шлиффена, вызвал отступление противника. Почему? На этот вопрос Луазо не дает ответа.

71

Нам представляется, что здесь автор допускает методологическую ошибку, сужая понятие «темпа операции» до «оперативного времени». Да, в указанном случае выигрыш темпа сказывается прежде всего в появлении абстрактных «лишних ходов», которые могут сделать французы. Подчеркнем, что не «сделают», а лишь «могут сделать». Представим себе, с другой стороны, что и немцы успевают сделать какие-то действия. Должны ли мы предположить, что в этом случае выигрыша темпа не было? Выигрыш оперативного времени, как и выигрыш оперативного пространства, являются формами выигрыша темпа операции, но далеко не единственными. (Прим. ред.)

72

Столь скромная авторская оценка не должна ввести читателя и заблуждение. Понятие темпа стало одним из основополагающих в теории глубокой операции. Поэтому значение этого понятия нельзя переоценить.

73

Les A. F. I, 2. Термину «manoeuvre en retraite» трудно подыскать соответствующий на русском языке. Он близко подходит к немецкому «hinhaltender Kampf» — «сдерживающий бой». Речь идет о маневре, где отступление проводится сознательно, чтобы выиграть время для перехода в наступление с намеченного рубежа.

74

Les A. F. I, 2.

75

Joffre. I, 300.

76

Там же, 300, примечание.

77

Речь идет о битве под Гумбиеном, когда российским армиям удалось добиться успеха над 8–й немецкой армией. Результат этого тактического успеха превзошел все самые смелые надежды: на Восток были посланы два армейских корпуса и кавалерийская дивизия. Мольтке совершил самую непростительную свою ошибку — он снял корпуса с главного направления и отправил на второстепенное, причем эти войска, «уйдя» с Марны, не попали и под Танненберг. Это первый в военной истории пример взаимодействия фронтов, мы увидим, что русские выиграли несколько очень важных темпов для Жоффра. (Прим. ред.)

78

Joffre, 346.

79

Выделено автором.

80

Выделено автором.

81

Joffre, I, 349.

82

Joffre, I.380.

83

Франше д'Эспери вступил в командование 5–й армией за несколько дней до Марнской битвы.

84

Joffre. I, 383.