В соответствии с принципом, который не может быть оспорен, тот, кто причинил вред, должен полностью расплатиться за него и, как говорит мистер Роское в своей «Жизни Лоренцо Медичи», ни в коем случае нельзя жертвовать принципом. Никто не может отказаться от полного и своевременного возмещения вреда, если он хоть в малой степени хочет обладать чертами характера, которые описал великий английский драматург:

Он совершенен в своих поступках и мыслях,

Он полон великодушия и благороден, как джентльмен.

У китайцев есть поговорка: «Признанная ошибка – наполовину прощенная», а некий уважаемый автор считает, что более почетно признать ошибку, чем никогда не совершать ее.

Мистер Морис О’Коннел в полной мере проявил здравый смысл и доброе чувство, приняв извинение от мистера Бейкера на месте дуэли, где противник мог его убить. Он был уверен, что у него нет необходимости драться на дуэли, чтобы доказать свою храбрость.

...Много опасностей окружает

Человека, который имеет дело с холодной сталью.

Господа А. Мартин из Денганнона и Т. Блейк из Менло примирились на месте дуэли, не сделав ни одного выстрела, благодаря здравомыслию своих секундантов и обменялись сердечными рукопожатиями.

В июле 1819 года в Гибралтаре в случае с дуэлью американского и английского офицера капитан Гирдлстоун, секундант капитана Джонстона из 64-го полка, очень человечно посоветовал обменяться извинениями, и стороны тут же пожали руки друг другу.

В случае с Ридом и Стилом одна из сторон не стала извиняться в Каррикмакроссе (графство Монахан), но в городе Ньюри (по пути на остров Мэн, где должна была состояться дуэль) извинение было принесено и принято. Об этом факте сообщил советник Кернан, который был одним из секундантов.

Майор Хиллас в очень неосторожных выражениях написал о поведении господ Джона и Томаса Фентонов, но даже на месте дуэли он заявил, что, пока у него в груди бьется сердце, извиняться он не собирается. Он был убит первым же выстрелом Джона Фентона, своего противника.

Когда друзья заставляли сэра Александра Босуэлла принести извинение, он, к сожалению, сказал: после того, что им написано, у него нет иного выбора, кроме как драться. У нас есть много случаев, когда не стоило уклоняться от извинений, в связи с чем хотелось бы привести следующий анекдот.

Один из участников диспута сказал своему оппоненту, что ему не нравится, когда его считают канальей. «Я бы хотел, – сказал тот, – чтобы вам также не нравилось вести себя как каналья».

Какой ужас должен посетить душу выжившего дуэлянта, говорит Хануэй; упреки, идущие из глубины сердца, и страх перед законом приводят его в смятение. Если бы речь шла только о смерти, то она – всего лишь долг, который мы обязаны платить природе, и, когда жизнь подходит к концу, сделать это надо благородно, но в таких обстоятельствах это ужасно. Ни ревущее пламя, ни шторма, несущие водную могилу для испуганных моряков, и наполовину так не ужасны, как леденящая сцена дуэли.

Полковник Пьюрфой, застрелив соперника на дуэли в Корке, потерял спокойствие души и стал памятником тех глупостей, которые заставляют человечество проливать кровь своих собратьев из-за каких-то частных ссор.

До того как состоялась фатальная дуэль между господами Колклоухом и Алкоком, стороны много лет поддерживали тесную дружбу и самая нежная привязанность жила в сердцах Колклоуха и мисс Алкок; она ждала будущего союза с избранником своей судьбы, который должен продлиться долгие и счастливые годы. Колклоух был опорой многих пожилых вдов и опекал всех соседей, кто попадал в трудное положение. Окружающие холмы были покрыты взволнованными зрителями этой дуэли, которые тщетно возносили молитвы ради спасения их давних друзей. Колклоух был убит, сердце мисс Алкок разбито, оставшийся в живых едва ли не потерял рассудок и через очень короткое время был призван к ответу, которого должен ждать каждый дуэлянт.

Майор Кембл неоднократно повторял, что он куда более несчастен, чем его погибший противник. Смерть Стакпола, павшего от его пули, привела к тому, что Кембл впал в глубокую тоску и скончался через четыре месяца после дуэли.

Генерал Гиллеспи больше никогда не был счастлив после трагической перестрелки с мистером Баррингтоном. В письме, полученном от мистера Бродигана, в котором идет речь о фатальной дуэли в Америке, он описывает, как мистер Барр, застреливший генерала Гамильтона, впал в прострацию; мы же можем привести несколько других случаев, которые дают читателю право воскликнуть:

Считаю, счастлив тот, кто погиб,

Ибо смерти приносят страдания выжившим.

Секундант всегда должен покинуть место встречи, если дуэлянт к нему не прислушивается. В ходе дуэли между капитанами Д. и С. в Хаунслоу (ныне на западе Лондона) секунданты отказались присутствовать при дуэли, потому что их дуэлянты отказались от примирения.

Доктор Драй и мистер Кернс, секунданты Фредерика Э. Джонса, эсквайра, и капитана Парди, отказались присутствовать на месте, потому что после первого обмена выстрелами первый настаивал на продолжении дуэли.

Нам доводилось слышать о случае, в котором Генри Кэрролл, эсквайр, с неколебимой твердостью выступил против дуэли – мистер Кэрролл был джентльменом до мозга костей, личность которого была олицетворением чести; он с решительной неприязнью относился к дуэлям, и мы считаем, что он всегда прилагал все усилия, дабы добиться примирения сторон, когда его призывали в роли секунданта.

Было немало случаев, когда послание отзывалось, исходя из понимания, что такой отзыв может привести к достойному примирению. Раньше в таком случае предполагалось, что автор вызова ошибался и дело окончательно завершено.

В деле, где мне пришлось выступать в роли секунданта одного офицера, вызов был отозван, взаимные извинения принесены, и стороны достигли примирения.

В случае Магуайра и Лихи мистер Кроуфорд, как секундант первого, согласился отозвать вызов, исходя из понимания, что последний в таком случае принесет свои извинения.

Некоторые личности после выстрела соперника не пытались отвечать на него. Герцог Йоркский, который был горячим почитателем нашего кодекса, заявил, что явился на место дуэли лишь с целью дать удовлетворение полковнику Ленноксу, и разрядил пистолет в воздух. Маркиз Англси, от которого мы тоже получили благодарность за наши труды по этой теме, отказался стрелять в полковника Кадогана, и капитан Гарт последовал его примеру, не выстрелив в сэра Джейкоба Астли.

Офицер, который пишет на эту тему, говорит: «Я хочу обратиться ко всем, кто когда-либо пускал в ход свой пистолет, может ли он представить себе что-то более ужасное, что-то более невыносимое, чем те секунды, когда разыгрывается жребий на право первого выстрела – и можно ли ставить на кон жизни дуэлянтов».

В фатальной дуэли Ньюбурга и Корри у первого произошла осечка, и, когда он готовился ко второй попытке, секундант сообщил ему, что осечка считается выстрелом. В случаях, которые мы собрали, есть описание еще нескольких таких же историй.

Наверное, надо обладать духом подлинного убийцы, чтобы стрелять в джентльмена после того, как тот разрядил свой пистолет в воздух. (Именно так поступил Мартынов, убивший выстрелившего в воздух Лермонтова. – Ред.) Не так уж важно, выбраны ли шпаги или пистолеты, но появление крови должно тут же положить конец дуэли. Как-то один из дуэлянтов потребовал другой пистолет после того, как инициатор дуэли заявил, что он полностью удовлетворен, но секунданты очень убедительно объяснили, что он «явился, дабы дать удовлетворение, а не получить его».

В добрые старые времена удары хлыстом и тростью были среди излюбленных обычаев, господствовавших в Ирландии до публикации этого кодекса, но это изменение вкусов публики не заслуживает ни капли сожалений.

Среди многих случаев, собранных для публикации, есть история о некоем полковом хирурге, который, грубо пустив в ход хлыст, потом изъявил желание с соответствующим извинением вручить его тому, кто вызвал его на дуэль, но испугался, что сей справедливый поступок может лишить и его самого, и семью средств к существованию, когда все обстоятельства станут известны его коллегам-офицерам. Его благородный соперник предложил, что он сам возьмет хлыст у него из рук, словно так и надо, и унесет его с собой.

Секундант советника Хатчелла заверил автора, что в дуэли, которая, к сожалению, оказалась фатальной для мистера Морли, он с любезного разрешения советника был готов принести извинение и сообщить, что тот отказывается от своего права ответить на оскорбление, которое нанес ему противник, прикосновением перчатки к лицу. Это обстоятельство оказывает честь мистеру Хатчеллу, отцу большого семейства, который проявил себя очень благородным противником.

В печально завершившейся дуэли между Блейком и Берком, хотя хлыст пустил в ход Берк, первый был готов принять любые приемлемые извинения, но Берк пал жертвой своего упрямства.

Действуй Джон Колклоух с должным уважением к тем интересам, которые он в силу профессиональных обязанностей защищал, он мог сказать секунданту своего противника: «Сэр, у меня нет никаких личных разногласий с моим добрым другом Алкоком, мы всегда поддерживали самые близкие отношения, и я не вижу оснований решать наш спор о представительстве графства Уэксфорд на дуэли. Я знаю, что свободные землевладельцы очень хотели моего возвращения, за что я им весьма обязан, но в случае печального исхода пусть они не считают его своим поражением».

В случае с сенатором О’Коннелом и д’Эстерре невозможно было предполагать результат гибели О’Коннела. Дуэль была бессмысленно навязана ему противником, известие о ней разнеслось, и место ее проведения было окружено тысячами «импульсивных детей», которые считали уважаемого джентльмена защитником их символа веры и страны. И кто тогда мог переубедить их? Мы решительно придерживаемся мнения, что дуэль не должна была состояться. У О’Коннела не было никаких личных разногласий с д’Эстерре, и, будь он так груб, что оскорбил бы советника, последний доставил бы его в суд Королевской скамьи, как в подобном случае сделал бесстрашный Курран. Тем не менее обстоятельства станут известны потом, вынудив О’Коннела доказывать, что он отнюдь не гордится тем, что убил д’Эстерре.

Среди ошибок, допущенных в случае с Бриком, была команда стрелять, отданная секундантом мистера Брика в то время, когда его дуэлянт готовился извиниться за допущенную неловкость. Она была допущена из-за его неопытности, дуэлянт стоял лицом к противнику, который без чрезмерной спешки смог выстрелить в него до того, как тот вскинул свой пистолет. Мистер Брик с самого начала стал жертвой неумелого управления ходом событий.

Господа О’Ферралл и Фентон, которые были секундантами при встрече майора Хилласа и мистера Джона Фентона, постарались до предела уменьшить размеры своих дуэлянтов. Майор Хиллас, бросив сюртук на землю, предстал в черном жилете с рукавами явно для того, чтобы как можно меньше бросаться в глаза противнику. Причина его действий заключалась в том, что в таком черном жилете фигура кажется меньше по размеру. Другой способ уменьшения размера фигуры, в которую будут стрелять, описал офицер, который упоминается в данном случае: «Выставляя вперед ногу и готовясь целиться, вы добьетесь того, что зрительно ваше тело будет ниже на несколько дюймов, и много толковых или дурных голов было спасено таким образом».

В истории майора Хилласа и мистера Фентона дистанция была отмерена небольшими камнями, которые не позволяли сторонам двигаться навстречу друг другу.

Офицер, писавший на эту тему, говорит: «Измерение дистанции целиком возлагается на секундантов, которые не должны позволять себе ни излишней пылкости, ни враждебности, но обязаны лишь прикинуть, не приведет ли отмеренная дистанция к излишне кровавому исходу; иногда она бывает равна семи или восьми ярдам, а это значит, что дула пистолетов будет разделять не больше четырех или пяти».

И любой человек, умеющий соображать, должен решить, не кончится ли это для его друга невозможностью избежать гибели.

Странно подумать, что секунданты могут действовать так непродуманно – или какими принципами они руководствуются? В самом ли деле они придерживаются холодного, дьявольского замысла умертвить одного или другого из своих друзей? Неужели их не устроит, если будет отмерена нормальная дистанция, приличествующая джентльменам, которая позволит искупить любое оскорбление и в то же время оставить шанс, что оба останутся в живых и после достойного примирения будут жить дальше?

Благожелательность должна дать нам надежду, что секунданты, которые тем не менее допустили такие ошибки, ошибались лишь по невежеству или несообразительности; и когда это им убедительно объяснят, они исправят эти свои неразумные поступки, которые могут привести к кровавым последствиям. И есть все основания надеяться, что в будущем секунданты будут более внимательными и уважать жизнь и благополучие своих друзей.

Но из-за непредусмотрительности секундантов часто бывает, что вместо обговоренной дистанции в десять ярдов стороны тем не менее стреляются на восьми: не получив специального запрета, противники выдвигают ногу – таким образом стороны сокращают оговоренную дистанцию на ярд с каждой стороны.

Секундант всегда должен сделать четкую и ясную отметку дистанции и недвусмысленно запретить переступать ее, когда стороны готовятся обмениваться выстрелами.

Когда советник Кернан был в армии и стрелялся с капитаном Сандисом, у последнего не было секунданта. Он настаивал об обмене выстрелами на шести ярдах и зарядил пистолет для этого расстояния. Но главный хирург, который прибыл убедиться, чтобы все было по правилам, присоединился к протесту секунданта мистера Кернана, настаивавшему, чтобы дистанция составляла не менее двенадцати ярдов, что при первом выстреле спасло жизнь мистера Кернана. Он получил лишь легкое ранение в бок пулей, которая с расстояния в шесть ярдов пробила бы ему сердце.

После того как мистер Кернан пришел в бар, ему пришлось стать секундантом мистера Фицджеральда. Секундант другой стороны, выбиравший место, настаивал на дистанции в семь шагов. К. ответил, что, поскольку оба соперника отличаются высоким ростом, он возражает против такого короткого расстояния, и покинул место дуэли.

Мистер К. был также приятелем мистера Роберта Хиксона. Когда тот получил вызов от мистера Прендергаста и обговаривалась дистанция, он предложил двенадцать шагов. Друг мистера П. настоял, чтобы противники двигались навстречу друг другу и чтобы каждый сам выбирал момент выстрела. Мистер К. не смог отговорить противную сторону от столь кровавого образа действий и при полном одобрении присутствующих лиц увел своего друга.

Учитывая, что дуэль между лордом Камелфордом и капитаном Бестом, стрелявшимися на тридцати шагах, кончилась гибельным исходом, а пистолет бьет на гораздо большее расстояние, излишне спорить, чьему существованию угрожает дистанция в десять или двенадцать шагов.

Несколько лет назад английский баронет отказался от встречи с джентльменом,

...чей ранг

был невысок, но благородна душа,

сиявшая как щит с гербом.

Друзья этого отвергнутого джентльмена опубликовали свои мнения о его личности – и общественное мнение так решительно осудило баронета, что он передумал и выразил желание драться, но выяснил, что уже слишком поздно, потому что друзья отвергнутого решительно отказались допускать его до встречи с баронетом. Баронет ни в коем случае не напоминал Баярда (Пьер Террайль де Баярд (1473 – 1524), пал в бою), «рыцаря без страха и упрека», хотя его противник никоим образом не пытался убедить общество, что уж он-то настоящий джентльмен.

Лейтенанту Джонстону не столь уж повезло в Юэлле, где, совершенно беспричинно оскорбив мистера Томаса Барри, он отказался встретиться с ним или извиниться, потому что тот был сыном аптекаря. Когда об этом рассказали герцогу Шаннону, тот заявил, что, будь он вызван мистером Барри-младшим, он бы не имел возражений против вызова. Стороны сошлись, и Джонстон пал жертвой своей грубости и глупости.

Мистер Хевисайд, хирург, был приговорен судьей Фордом к заключению в Ньюгейте по делу об убийстве, хотя хирург присутствовал на месте дуэли лишь в силу своих профессиональных обязанностей. За хирурга был предложен большой залог, но мистер Форд отказал в нем, заявив, что и дальше будет осуждать тех, кто присутствовал на месте дуэли со смертельным исходом. Когда хирурга или других присутствующих ждет такая нелегкая судьба, кто усомнится в его праве предложить мирный исход, пусть даже его о нем не просят.

Если на присутствующих при дуэли лежит такая большая ответственность, то закон дарует им и властные полномочия. Блэкстоун говорит: «Скандал или драка между двумя и более лицами в публичном месте могут быть пресечены любым из присутствующих лиц; разводя участников конфликта, такой человек действует вполне оправданно и похвально, невзирая на последствия. Обычный скандал наказывается штрафом и тюремным заключением, продолжительность которого зависит от обстоятельств данного случая, а если есть какие-то отягчающие обстоятельства, то наказание, соответственно, отягчается. Если два лица обдуманно и сознательно договорились о дуэли, что связано с опасностью убийства, то это является подчеркнутым пренебрежением к законам страны и серьезно отягчает факт конфликта, пусть даже он и не завершился печальным исходом».

Будет только справедливо упомянуть, что чрезмерная фамильярность ведет к охлаждению отношений и порой даже к враждебности; и джентльмены должны очень тщательно блюсти достоинство языка и поведения и в самых близких дружеских отношениях.

В 429-м номере «Спектейтора» есть прекрасная статья о неуместности слишком большой фамильярности между знакомыми – эту статью мы рекомендовали бы для тщательного обдумывания.

У Харви Астона было много хороших качеств, но ему была свойственна большая склонность к насмешкам. Из-за этого он не раз вступал в конфликты и столкновения, обрел репутацию профессионального дуэлянта, но несколько лет назад пал жертвой своего поведения.

Среди интересных случаев, которые мы собрали, есть грустная история о том, что случилось между господами Френчем и Диллоном, двумя молодыми людьми, которые вместе с другими веселились, играя в чехарду на лужайке перед гостеприимной ирландской усадьбой мистера Планкета, что рядом с Роскоммоном.

В мае 1760 года майор Гловер из милиционной армии Линкольншира был на репетиции пьесы в манчестерском театре. За ним шел мистер Джексон, аптекарь, и он явно в шутку толкнул майора; тот обернулся и ударил Джексона стеком, тоже пошутив: «Как, Джексон, это вы?» – на что Джексон с жаром выпалил: «Сэр, хоть вы и майор, но я не потерплю от вас такого обращения!» Удивленный майор ответил: «Господи, что вы имеете в виду? Я так же, как и вы, всего лишь пошутил». Джексон продолжал настаивать на встрече и никак не мог успокоиться. Они пошли в отдельную комнату в кофейне. Джексон получил смертельное ранение, после чего майор Гловер вынес его в зал, прося о помощи, а мистер Джексон успел признать, что вина лежит только на нем.

В случае с Кифом и Фицджеральдом в Ати первый получил удар хлыстом, но было достигнуто примирение. Но к сожалению, Фицджеральд, развлекаясь, кинул через стол несколько орешков в мистера Кифа, у которого такое поведение вызвало воспоминание о прошлой ссоре, что привело к смерти мистера Фицджеральда от первого же выстрела. Еще один пример гибельных последствий грубых шуток.

Джентльмены не должны располагаться на месте дуэли при ветре, пыли, дожде со снегом, снегопаде, ливне, граде или так, чтобы солнце светило кому-то в лицо.

Когда господа Джон Кембл и Айкин дрались на дуэли, у них обоих единственным секундантом был старший мистер Баннистер, что само по себе было довольно опасно.

Вне всяких сомнений, им надо отдать предпочтение перед шпагами. «Я часто благословлял Бо Нэша, – в своих «Воспоминаниях» говорит О’Киф, – на отмену шпаг. Дуэли на пистолетах достаточно опасны, но и тогда даже у самого разъяренного человека есть шанс, что всевидящее Провидение не позволит, чтобы гнев застил ему глаза».

Всегда необходимо отказываться от пистолетов с длинным, как у карабинов, стволом. Заряжать пистолеты должен один из секундантов в присутствии другого, и, поскольку оба выбраны сторонами, как люди с высоким чувством чести и порядочности, каждый секундант может зарядить пистолет противостоящего дуэлянта. Секунданты лордов Веллингтона и Уинчелси доверили заряжать пистолеты присутствующему хирургу. Ни один из пистолетов не должен содержать две пули, ибо такой заряд может без необходимости причинить тяжелое ранение. Пыж должен быть таким, чтобы он не следовал за пулей, ибо мельчайшая часть посторонней материи, если хирург ее не заметит и не извлечет, может повлечь за собой гангрену и смерть. Пистолеты не должны быть взведены, когда их вручают участникам дуэли, кроме того, они должны быть вручены дуэлянтам одновременно, а не по очереди.

Никому из джентльменов не позволяется драться с двумя разными противниками за одно и то же оскорбление. Когда мистер Лонг Уэлсли дрался в Кале с мистером Креспиньи из-за оскорбления, нанесенного его отцу, брат дуэлянта заявил, что он тоже хочет получить такое же удовлетворение, на что мистер Уэлсли дал согласие; но секунданты, полковник Фримантл и капитан Брук из гвардии, заявили, что мистер У. сделал все, что от него ожидалось, и не должен драться с братом своего противника, после чего все покинули место дуэли.

Подлинная причина ссоры должна быть исчерпывающе изложена вместе с вызовом и ответом на него. Описание дуэли должно быть скреплено подписями обоих секундантов. Тем не менее, если секунданты не могут выработать общую точку зрения, они, посоветовавшись с теми, кто присутствовал на месте дуэли, могут высказать свое личное впечатление, которое не должно быть оскорбительным для другой стороны, поскольку два свидетеля одного и того же события могут расходиться в его описании.

Мистер Клайв, впоследствии лорд Клайв, будучи в Индии, поссорился из-за карточного долга. За его противником осталось право на выстрел. Тот подошел к нему и сказал: «Подумай о своей жизни, возьми назад свои слова и уплати деньги». – «Стреляй и провались ко всем чертям!» – ответил Клайв, на что его соперник сказал, что он слишком храбрый человек, чтобы погибнуть от выстрела.

Когда дуэлянты господа Маклохлин и О’Меара оба получили достаточно тяжелые ранения, Маклохлин первым делом поинтересовался судьбой свого противника, выразив надежду, что тот не так страдает, как он сам.

Когда член американского конгресса стрелялся с доктором Карсоном, тот выразил большое удовлетворение, узнав, что его противник избежал ран.

Харви Астон, получив смертельное ранение от полковника Аллена, взял его на прицел, но затем опустил пистолет и сказал: «Я могу убить его, но не хочу, чтобы последнее действие в моей жизни было бы актом мести».

Взаимопрощение и сердечное примирение сторон всегда должно отменно способствовать залечиванию ран.

Сказав достаточно много на эту тему, мы тем не менее хотели бы процитировать авторов, чьи мнения достойны внимания.

«Смелость, – говорит известный писатель, – это твердое и неизменное состояние мышления, в результате чего человек обретает решимость никогда не страшиться никакого зла, понимая, что такой выбор – лучшее лекарство против еще большего зла».

Шекспир говорит:

У тебя есть право быть великим,
и ничто не поколеблет тебя.

И совершенно справедливо сказал другой из наших поэтов:

Пусть в мудрости твоей есть порочность,
а в отваге – чрезмерная лихость,
Это лучше, чем быть идиотом, лучше,
чем слыть мошенником.

Некий джентльмен, который украсил свою трость пистолетной пулей и пригласил приятелей явиться и посмотреть, как он перестреляет воронью стаю адвокатов, через несколько лет был убит на дуэли в Ирландии.

В 1824 году в Бордо поссорились англичанин и французский офицер. Англичанин побился об заклад на дюжину шампанского, что первым же выстрелом срежет усы своего соперника.

«Придержи язык, – сказал однажды такой хвастун в холле театра Друри-Лейн, – или я положу тебя между двумя кусками хлеба с маслом и съем, как анчоуса».

Мы можем привести еще несколько примеров плохого вкуса, как вышесказанные, в которых нет и следа джентльменского поведения, хотя его можно встретить в разделах под самыми разными заголовками.

Судья Блэстоун говорит: «Требуется немалая степень спокойного мужества, чтобы противостоять угрозе незаслуженного оскорбления, проистекающего из ложного понимания чести, так широко распространенного в Европе, что даже самые строгие запреты и наказания со стороны закона никогда не будут достаточно эффективны для искоренения этого печального обычая – разве что будет найден способ, при котором инициатор конфликта сможет дать оскорбленной стороне другое удовлетворение, приемлемое для мира, а не то, которое сегодня подвергает опасности жизнь и благополучие оскорбленного лица».

Рыцарский суд в Англии полностью потерял свое значение. Со времени казни Стаффорда, герцога Бекингема, во времена правления Генриха VIII в нем не было постоянного верховного констебля. Власть и обязанности этого суда были столь неопределенными, что, когда главный судья Фино спросил у Генриха, как далеко они простираются, тот отказался отвечать; он сказал, что решение этого вопроса зависит от силы оружия, а не от законов Англии.

Раньше этот суд проходил под совместным председательством лорда верховного констебля и графа-маршала Англии, но после осуждения Стаффорда и соответствующего упразднения должности лорда верховного констебля он с должным соблюдением гражданских норм собирался лишь в присутствии графа-маршала. В соответствии со статьей 12-й его устава, суд рассматривал правомочность ситуаций, связанных с применением оружия и военных действий как в пределах королевства, так и вне их, и несогласие с его решением немедленно представлялось лично королю. Этот суд пользовался высокой репутацией во времена подлинного рыцарства и потом, когда наше влияние распространилось на тех территориях на континенте, которыми владели наши принцы; но теперь из-за неопределенности и немощи его юрисдикции он совершенно вышел из употребления, и требуется авторитет власти, чтобы придать силу его решениям, ибо он не может ни наложить штраф, ни заключить в тюрьму.

Такое судебное учреждение, как суд чести, должно дать удовлетворение всем тем, кто оскорблен в ситуациях столь непростых, – они включают в себя оскорбление и словом, и действием, – что не подпадают под юрисдикцию обычного суда, а требуют особого подхода к вопросу возмещения: например, когда солдата называют трусом или джентльмена – лжецом; такие ситуации не могут рассматриваться судами в Вестминстере или Дублине, но, с другой стороны, такой суд никогда не будет вмешиваться в дела, подлежащие рассмотрению в обычном суде. Он может только возложить на ответчика обязанность подчиниться правилу «Mendicium sibi ipsi imponere» или в какой-то иной мере подчиниться тому, чего требуют законы чести.

Много личностей из самых разных слоев общества, обладающих самыми разными талантами, высказывались против практики дуэлей.

«Какие смертельные междоусобицы, – говорит Герви, – какие жестокие кровопролития, какие жуткие бойни совершались во имя чести или каких-то светских церемоний».

Другой автор говорит: «Если бы люди дрались только потому, что не могут успокоиться, то в мире было бы куда меньше стычек».

«Если бы, – говорит принц Конде, – те, кто дерется на дуэлях, никогда бы не бросались словами, как идиоты или сумасшедшие, каковыми они на самом деле и являлись, если бы этот фантом чести, который был их идолом, представал лишь химерой и глупостью, если бы внимание к себе никогда не принимало форму мести, а было бы тем, чем оно и являлось, то есть злобными и трусливыми действиями, то возмущение по поводу какой-то обиды было бы неизмеримо слабее, но, преувеличенное, оно создает ложное впечатление, что под достойным ответом на оскорбление кроется трусость».

«Есть много людей, – считает Хануэй, – которые ведут себя благородно и достойно, и их смерть причиняет страдания другим. Давайте представим, что у него другие отношения с жизнью; предположим, что он женат на достойной и чувствительной женщине, что он прекрасный муж, послушный сын, любящий отец, преданный друг и к тому же горячий патриот своей страны. А теперь представьте, что он лежит, распростертый, на земле, павший от руки своего лучшего друга, которому еще вчера был предан до глубины души. Глядя, как кровь струится из его раны, представьте себе ту достойную женщину, которая делила с ним и счастье и невзгоды; из глаз ее текут слезы, и она взывает о помощи, которую никто из смертных не может ей дать; рядом с ней милые дети, которые еще не понимают, что один роковой удар лишил их всех радостей жизни и что Провидение отняло у них родительскую поддержку. Престарелый отец лишился сына, в котором для него заключались все земные радости, ради которого он хотел жить, и он с неизбывной печалью уйдет в мир иной».

Редко случается, чтобы люди, испытывающие склонность к дуэлям, совершенно необъяснимым образом выдвигали либеральные условия, при которых они могут получить сатисфакцию. Честному сельскому джентльмену не повезло очутиться в обществе двух или трех современных «людей чести», где он подвергся весьма оскорбительному отношению. Один из этой компании, прекрасно осознавая оскорбление, на следующее утро прислал ему записку, в которой сообщил, что готов дать ему удовлетворение. «Ну еще бы, – сказал этот простой честный человек. – Просто прекрасно. Прошлым вечером я, с трудом сдержавшись, ушел оскорбленным с головы до ног, а утром он вообразил, что даст мне удовлетворение, если проткнет меня шпагой».

Харви Астон рассказывал: «Как-то вечером я был в театре и обратил внимание, что в ложе, где было несколько дам, какой-то парень грызет яблоко. Я, не задумываясь, пальцем пропихнул яблоко ему в горло. Он ударил меня, я сшиб его с ног и задал ему хорошую трепку (полковник был известным драчуном и любил пускать в ход руки). Он вызвал меня, я прострелил ему руку, и этот дурак сказал, что получил удовлетворение».

Майор Хиллас, явившись на место дуэли, сказал: «Мне жаль, что ложные законы чести обязывают меня явиться сюда и защищаться, но я заявляю, что не испытываю неприязни ни к одному мужчине и ни к одной женщине на земле».

Когда Ирландией управлял лорд Талбот, некий офицер по фамилии Вернер или Вернон получил вызов от джентльмена, о котором было широко известно, что он любитель ссор и знаменит как меткий стрелок. Прислушавшись к здравым советам своих коллег-офицеров, В. отклонил вызов. Его превосходительство в знак оценки его выдержки тут же назначил мистера В. одним из своих адъютантов.

Хотя у нас есть случаи, готовые для публикации, в которых мы лично заинтересованы, мы сознательно воздерживаемся от обращения к ним в настоящее время и убеждены, что чувство справедливости, благородство и патриотизм джентльменов, чьи имена могут быть связаны с этими случаями, помогут им понять справедливые мотивы наших действий. Мы выражаем эту надежду в спокойном и дружелюбном духе, которым пронизаны все наши соображения о предмете дуэли, тем более что упоминаемые стороны носят достойные фамилии и не пытаются решительно защищать практику схваток один на один.