ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ОБЩЕСТВЕННЫХ ДЕЯТЕЛЕЙ

Человек, твердо преданный своему долгу,

Несгибаемый перед бедами и отстаивающий истину,

Может презирать оскорбления черни.

Истово исполняя свои обязанности перед обществом или профессиональные обязанности, никто не должен снисходить до того, кто бросает ему вызов. Было бы абсурдом, если бы судья Гаскойн оставил свое кресло, чтобы драться на дуэли с наследником своего суверена. Его поведение отличалось большим достоинством, а вызов принца Генри стал ярким свидетельством нарушения этикета.

Опытный офицер, отвечавший за склад боеприпасов около Ливерпуля, получил вызов на дуэль от молодого джентльмена за якобы нанесенное оскорбление, хотя офицер всего лишь точно выполнял свои официальные обязанности. Он отправил тому следующий ответ:

«Сэр! Ваш вызов передо мной, и он будет незамедлительно выкинут

Вашим покорным слугой и пр.».

Следующее великолепное письмо позаимствовано из «Нью-Йорк газет», и оно достойно самого широкого распространения. Уважаемый Дэвид Бартон, сенатор от штата Миссури, в ходе выполнения своих обязанностей выступая перед комитетом по общественным землям, сделал несколько замечаний, которые показались оскорбительными Генри У. Конуэю, представителю от Арканзаса. И тот без больших церемоний послал мистеру Бартону вызов через своего друга майора Миллера. Происходило это в Вашингтоне, 27-го числа. Ответ был датирован той же самой датой.

«Сэр! Ваше письмо, датированное вечером 27 июня 1824 года, было только что доставлено майором Миллером.

Оскорбительные выражения в моем письме от 5 мая не только соответствуют истине. Я убедился в их справедливости, когда, исполняя свои общественные обязанности, я расследовал официальное поведение Вашего дяди и Вас, как его заместителя. Все свои соображения я привожу в заявлении для нации, которое мне положено составлять в таких случаях и в соответствующем рапорте на имя генерального прокурора Соединенных Штатов.

Таким образом, я отклоняю предложенную Вами честь, поскольку никогда не признавал принцип, по которому расследование поведения чиновника (и главного, и его заместителя) таким образом, каким провел его я, может повлечь за собой обязательство дать удовлетворение, которого, по всей видимости, Вы желаете – даже со стороны, которая считает себя совершенно невиновной.

Еще раз напоминаю Вам о моем письме от 5 мая. Составленный Вами документ о Вашем деле, а также о деле Вашего дяди, дает совершенно ошибочное представление о моих мотивах и поведении, которыми я руководствовался при расследовании этого дела. На сем нашу переписку кончаю.

Остаюсь к Вашим услугам

Дэвид Бартон.

Г.У. Конуэю, эсквайру».

Мистер Чарлз Доусон был нанят сэром А. Хартом, канцлером Ирландии, чтобы произвести профессиональную оценку собственности мистера Уотсона, адвоката, который сделал предложение мисс Элизабет Марте Харт. В письме к Доусону будущий жених обвинил его в том, что тот сознательно неправильно оценил состояние его имущества, чтобы помешать браку, и назвал его за это мошенничество лжецом и преступником за то, что преследовал такую цель; а поскольку он пытается скрыть трусость своего поведения, то должен ответить на вызов в Кале. За посылку такого вызова он был оштрафован на триста фунтов стерлингов и приговорен к тюремному заключению на два месяца.

В январе 1823 года наш уважаемый друг, ныне покойный, мистер Джон Берн, королевский советник, на публичной встрече в Килмайнхэме «заявил, что кроме мистера Планкетта здесь нет ни одного лица, связанного с ирландским правительством, от которого мог бы зависеть лорд Уэлсли». Дублинская газета сообщила, что «вскоре после этой встречи мистеру Б. нанес визит сэр Г. Между ними состоялся долгий, но спокойный и аргументированный разговор, основанный на сообщении о речи мистера Б., которое появилось в газете, и о ее последствиях. Сэр Г. указал на некоторые выражения и потребовал от мистера Б. подтвердить их или опровергнуть. Мистер Б. отказался это сделать на том основании, что согласие даст такое же право каждому служащему из замка – требовать от него объяснения фраз, пусть они и не относятся к какому-то лицу, и, кроме того, приведет к тому, что он склонен считать ограничением свободы дискуссий. Сэр Г. удалился, дав мистеру Б. основания считать, что дело еще не закончено. Некоторое время спустя мистеру Б. нанес визит мистер С., и разговор обрел тот же характер и закончился так же, как и предыдущий. При расставании с этим джентльменом мистер Б. признал, что, поскольку дело так и не разрешено, ему стоит найти время подготовиться, найти джентльмена для разговора с мистером С. и провести приготовления, которые могут оказаться целесообразными или необходимыми. Эти слова заставили мистера С. заметить, что мистер Б. так и не понял, что он все же придерживается определенной линии поведения и что ему стоит ждать еще одной встречи с ним. Вскоре мистер С. нанес второй визит и в завершение разговора объявил, что его друг не хочет продолжения этой ситуации, поскольку мистер Б. отказывается дать объяснение на том основании, что его согласие, как он думает, может повлечь за собой отказ от свободы дискуссий».

Свободу дискуссий надо тщательно оберегать. Все общественные функционеры, от судьи или сенатора до самого скромного свидетеля в зале суда, должны исполнять свои обязанности «без злобы и пристрастия» и отвергать людей, которые пытаются возложить на них личную ответственность за надлежащее исполнение своих обязанностей. Все ораторы и литераторы должны воздерживаться от употребления ненужных и оскорбительных слов, а поскольку некоторые из тех, кого мы можем назвать, как выясняется, слишком заняты для высказываний на эту тему, мы завершим эту статью нашими соображениями о клевете.

Клевета – одно из самых грязных, бессмысленных и злобных преступлений, свойственных человеческой натуре; ее в равной мере отвергает и христианская и языческая мораль, она враждебна законам нашей нации, нашей природе и нашему Господу. Если мы высказали ложь, то несем ответственность за все беды, которые она причинила, хотя часто мы лишены способности излечивать раны, которые нанесли.

Доброе имя человека часто служит опорой для него, для его семьи и тех беспомощных созданий, которых он опекает; для кого-то они дороже, чем жизнь, а для других – дороже, чем богатство. Писатель, о котором известно, что он знаком с человеческими чувствами, говорит: «Он, который лишил меня доброго имени, украл то, что его не обогатит, а вот я действительно обеднел».

Это верх трусости – нападать на человека из-за спины или кидаться на него, когда он ни о чем не подозревает, ибо это наносит урон такому уязвимому понятию, как репутация; предельно несправедливо осуждать человека без весомых доказательств его вины или лишать обвиняемого привилегии защиты, и это не по-христиански – поступать с другими так, как мы не хотели бы, чтобы они поступали с нами. И до чего унизительна бывает ситуация для клеветника, когда он сталкивается с жертвой своей злобы и трусливо отрекается от своих слов, или пытается смягчить их, или же, может быть, возлагает свои прегрешения на того, кто отсутствует.

В Священном Писании говорится, что язык клеветника режет острее бритвы, он лживый и обманчивый, что он любит зло больше, чем добро, и склонен ко лжи больше, чем к истине. В главе 5 Псалтыря говорится: «Ты погубишь всех, говорящих ложь», а также, что тот, кто клевещет и поносит своих ближних, не будет допущен в Господни чертоги.

Если клевета сама по себе является великим преступлением, куда опаснее сеять рознь между друзьями, родственниками или людьми, чьи отношения счастливо скреплены узами брака, чернить поклонников добродетели или тех, чья жизнь посвящена добрым делам.