IV

СЛАСТОЛЮБИВАЯ СТАРУХА

Потемкин не оставил своей грезы о браке с Екатериной, которая все больше к нему привязывалась.

Он грозил, что уйдет в монастырь.

— Бог осуждает незаконные связи, Зоренька моя. Боюсь, что нас ждет наказание Божие за соблазн, который мы подаем народу. Если невозможно мне видеть тебя своей законной супругой, то позволь мне удалиться в монастырь и схоронить свою жизнь в келии, где я буду молиться за тебя.

Но Екатерина прекрасно знала, что это комедия. И сама играла с фаворитом такую же комедию.

— Что ж, друг мой, если Господь так настойчиво тебя призывает, то иди, я не смею препятствовать твоему святому намерению, — смиренно вздыхая, отвечала она.

Потемкин вскоре понял, что его ломание ни к чему не приведет. Он был доволен тем, что еще не удален из комнаты фаворитов, хотя знал, что Екатерина не безусловно ему верна. Она иногда пошаливала то с рослыми гвардейскими солдатами, стоявшими на часах во дворце, то с придворными слугами. Звание, образование и воспитание понравившегося ей случайно мужчины не имели никакого значения.

Но такие авантюры ее императорского величества длились не более одной ночи, а иногда и менее одного часа.

У Екатерины было так много официальных любовников, что история не нашла возможным сохранить на своих страницах имена этих героев и дать их биографию.

Но все же известны многие случаи, которые сохранились в памяти потомства, как невероятные анекдоты.

Екатерина и зимою, и летом ложилась неизменно в десять часов вечера и вставала в пять часов утра. К этому времени ее камер-фрау Перекусихина уже вставала, затапливала камин и готовила кофе.

Однажды императрица проснулась в половине пятого. Это было зимою. Камин потух, и в комнате царил ледяной холод.

Перекусихина и дежурная фрейлина крепко спали за перегородкой.

Не стесняясь никого и ни в чем, Екатерина принимала в своей спальне любовников, а за ширмой спала ее горничная, которая, таким образом, была свидетельницей таких сцен, при которых обыкновенно посторонним присутствовать не полагается.

Иногда Екатерина даже принимала в спальне министров и послов, лежа за китайской ширмой в постели с фаворитом.

Но в эту минуту ее постель была пуста. Потемкин ночевал в Петербурге, и Екатерина провела ночь одиноко в своем любимом царскосельском дворце.

Ей было очень холодно, но будить фрейлину или камер-фрау она не решилась.

«Растоплю камин сама», — подумала императрица, которая всегда очень заботливо относилась к прислуге, стараясь не затруднять лишний раз своих горничных и лакеев.

Надежда не обманула ее. И даже принесла ей более того, что она искала.

В конце коридора показался человек такого огромного роста, что ему могли позавидовать даже Орловы и Потемкин.

Человек приближался с огромной вязанкой дров на плечах.

От одного вида той силы, которая способна была поднять такую тяжелую ношу, у Екатерины дух захватило.

«Кто сей Геркулес?» — восторженно подумала она.

Человек поравнялся с нею. Он был молод и красив, но одет как чернорабочий.

— Кто вы такой? — опросила царица.

— Придворный истопник, ваше величество.

— А! Вы меня знаете, — улыбнулась Екатерина.

Она всегда говорила слугам вы. Это было последствием французского воспитания девицы Кардель.

— Я уже полгода во дворце, ваше величество.

— Отчего же я вас раньше не видала?

— Я кончаю работу к пяти часам утра, когда вы изволите вставать, государыня. Мне так приказано.

— Мне холодно. Затопите, пожалуйста, камин в моей спальне, прошу вас, — сказала императрица.

Истопник покраснел от неожиданного счастья. Затопить камин по просьбе самой государыни, великой всесильной самодержицы!

Но его ждало еще большее счастье.

Затопив камин, крепостной Геркулес хотел удалиться.

— Подождите. Принесите еще дров, мне холодно.

Он покорно повиновался. Но Екатерина все твердила:

— Мне холодно. Согрейте меня.

Бедняга испугался. Печка пылала как ад. Но он не умел угодить царице. Его ждет суровое наказание, Сибирь, солдатчина или даже казнь!..

— Согрейте меня, наконец, — улыбаясь сказала Екатерина и подошла к нему совсем близко.

— Неужели вы не понимаете, как надо согреть государыню?

И она так ясно дала ему; это понять, что он сразу просветлел.

К тому же он вспомнил рассказы о похождениях царицы с фаворитами, с солдатами. Никто, даже цари не могут спасти свою интимную жизнь от пересудов прислуги.

И Геркулес так постарался, что Екатерина пришла в неописанный восторг.

— Браво, господин капитан!.. Прекрасно, господин полковник!.. — страстно шептала она.

Перекусихина проснулась и все слышала. Но эта скромная горничная отвернулась к стене и, закрыв глаза, думала о том, что государыня опять обошлась без врача Роджерсона и пробир-дамы графини Брюс.

«Нетерпеливая эта матушка! — неблагосклонно ворчала она про себя. — Опасны такие штуки для здоровья».

— Как ваша фамилия? — спросила царица истопника, отпуская-его.

— Чернозубов, ваше величество, — смущенно ответил истопник.

— Отныне вы будете называться Тепловым, в память того события, когда вы согрели свою государыню. Благодарю за прекрасную службу отечеству, господин полковник! Прощайте!

В тот же день Чернозубов получил указ о пожаловании ему потомственного дворянства, фамилии Теплова и десяти тысяч крестьян в Черниговской губернии с повелением немедленно покинуть Петербург.

Потомки его живы и в настоящее время и сохранили эту легенду о своем происхождении.

Потемкин знал о похождениях царицы, но к случайным связям он ее не ревновал. Как и у Панина, у него был свой гарем, а в доме его жили три племянницы, и он не пощадил этих девочек, Сашеньку, Вареньку и Наденьку, которые в него безумно влюбились.

Но связь с родным дядей не помешала Саше выйти замуж за графа Браницкого.

Сохранились его записки к Варе и Наде Энгельгард.

«Матушка Варинька, жизнь моя, душа моя! Ты заспалась, дурочка, и ничего не помнишь. Я, идучи от тебя, тебя укладывал и расцеловал и одел шлафроком и одеялом, и перекрестил. Прощай, божество милое, целую тебя всю».

Эту записку Потемкин оставил над подушкой заспавшейся племянницы-наложницы.

Екатерина принимала трех сестер очень приветливо и не ревновала.

Начался Пугачевский бунт. Забитый, замученный помещиками народ переходил на сторону Пугачева, обещавшего ему дорогую свободу.

Престол Екатерины колебался. Но ее спасли дворяне, которые защищали не столько трон, сколько свои привилегии. И, как водится, солдаты из народа пошли бороться за своих угнетателей с освободителем.

Правда, Пугачев жестоко расправлялся с помещиками. Но в это самое время почти нашумел процесс Салтыковой, замучившей сто двадцать семь крепостных девушек такими утонченными пытками, что страшно даже рассказывать. Священник, живший в её вотчине, хоронил ее жертв, не донося правительству, а палачами были лакеи, крепостные Салтыковой.

Обычное холопство и трусость, которые родили рабство…

Фавориты обращались с мужиками тоже не ласково. В имениях Румянцева было запрещено давать рабу больше тысячи семисот розог. Какая трогательная кротость!..

К тому же все время царствования Екатерины ознаменовано войнами, а это всегда возбуждает недовольство народа. Завоевание Крыма, вторая турецкая война, война со Швецией, раздел Польши, Персидский поход следовали непрерывной цепью, Россия росла, расширялась, ее могущество было теперь непобедимо, а влияние никто уже не смел оспаривать.

Однако, это разоряло народ. Война стоит дорого. Первая турецкая война стоила около сорока восьми миллионов. Весь бюджет государства, около восьмидесяти миллионов, тратился на фаворитов. Выпускались бумажные ассигнации, и государственные долги возрастали.

К Пугачеву шли крестьяне со всех сторон. Это был уже четвертый самозванец, если верить Соловьеву, который воспользовался тенью Петра III, чтобы вызвать восстание.

Пугачевский бунт продолжался четыре года. Половина России была разорена и разрушена бунтовщиками.

Но Екатерина победила. Ее войска рассеяли скопища Пугачева, а сам отважный героический казак был предан своими приближенными. Его привезли в Москву в железной клетке, судили и приговорили к четвертованию.

Но обаяние Пугачева было так сильно, что палач отрубил ему сперва голову, а потом уже тело было изрублено.

Говорили, что так повелела государыня, не желавшая пыток в царстве, хотя пытки и плети существовали, и судьи широко пользовались своими правами.

После Пугачевского бунта Екатерина с наследником престола и его женой, Натальей Алексеевной Гессен-Дармштадтской, отправилась в Москву, где народ принял ее с холодным и угрюмым молчанием.

Павел Петрович, привыкший в раннем детстве к нежности своей бабушки Елисаветы Петровны, после ее смерти осиротел. Мать не любила его, и он рос забитым, загнанным ребенком. Фавориты издевались над ним беспощадно и говорили ему дерзости, и это нравилось Екатерине. Мать свою Павел ненавидел, зная, что она убила отца его и захватила трон, принадлежавший сыну.

Екатерина очень рано женила его на Гессен-Дармштадтской принцессе Вильгельмине, получившей при крещении в православие имя Натальи Алексеевны. Павел привязался к жене, страстной идеалистке и мечтательнице, как все девочки ее возраста, а ей было всего пятнадцать лет, когда она вышла замуж.

Наблюдая личную жизнь Екатерины и страдания русского народа, Наталья возненавидела императрицу. Вскоре Екатерине донесли, что Наталья Алексеевна убедила Павла составить свою партию при дворе и опять устроить дворцовый переворот. Мысль отомстить «преступной немке», как называл Екатерину Павел, за убитого отца, заточить ее в монастырь, увидеть ее унижение и падение давно уже зрела в душе цесаревича.

Но он доверился Панину и другим ненадежным лицам. У Екатерины повсюду были шпионы. Она решила погубить невестку, которая бунтовала сына против матери и проповедывала при дворе либеральные идеи, крича, что необходимо освободить крестьян. Неизвестно, было ли ото искренно, а может быть Вильгельмина-Наталья просто пользовалась этим вопросом для возбуждения недовольства в народе.

Екатерина спросила совета у Потемкина. Фаворит представил ей повивальную бабку Екатерину Зорич, занимавшуюся выкидышами и детоубийством в случаях незаконного рождения. Екатерина не любила вмешиваться в кровавые дела. Она предоставила все фавориту.

Она не желала ничьей смерти, никого не учила убивать… Но ведь преданные люди сами должны знать, что нужно делать для того, чтобы обеспечить спокойствие государыне.

— Моя невестка очень слаба, — милостиво обратилась императрица к Зорич, дав ей свою руку для целования, что служило знаком огромной милости. — Я боюсь, что она не переживет родовых мук.

— Наверное, не переживет! Великая княгиня такая хрупкая, такая нежная! — лицемерно вздохнул Потемкин.

Фаворит принял на себя заботу о том, чтобы Наталья Алексеевна не встала с одра материнства.

Еще когда он был студентом, Зорич была его любовницей. С ней он не стеснялся.

— Нужно, чтобы великая княгиня умерла. Она опасна для государыни, — объяснил он бывшей любовнице.

— Хорошо, поняла, — сквозь зубы процедила Зорич. — Не в первый раз.

Накануне родов она всыпала в освежительное питье великой княгине медленно действующий яд, который отравил и мать, и ребенка в ее чреве.

— Государыня не хочет, чтобы престол перешел к ребенку ненавистной невестки, — сказал акушерке Потемкин.

Наталья умерла, родив мертвого ребенка.

За час до смерти в ее комнату вошла Екатерина.

— Видите, что значит бороться со мною. Вы хотели заключить меня в монастырь. А я вас заключаю в могилу. Вы отравлены, — злорадно сказала она.

Эта легенда существует в Германии до сих пор. Зная характер Екатерины, можно верить, что она не может отказать себе в такой сладкой мести. Она отравила и душу женщины, тело которой умирало от отравы.

Павел впал в безумное отчаяние, требовал вскрытия тела цесаревны. Но он был бессилен. Его никто не слушал, и цесаревну похоронили без вскрытия. Екатерина убедила Павла, что Наталья ему изменяла, и даже передала ему подделанные ее писцом письма цесаревны к одному из Нарышкиных, не оставлявшие сомнения в измене.

Через три месяца Павел был женат на Марии Федоровне, очень ограниченной и трусливой женщине, которая не способна была, по своей недалекости, мешать Екатерине.

Началась Крымская кампания. Потемкин в качестве главнокомандующего был отправлен в Крым.

После взятия Бендер Екатерина прислала ему венок, сделанный из бриллиантов и изумрудов, выражая надежду на взятие Очакова.

Однако, венок был положен на могилу любви.

Пока Потемкин вел войну с крымскими татарами, Екатерина приблизила к себе Завадовского, секретаря графа Безбородко.

В это же время, для удобства, она перестроила свою спальню. У ее постели висело большое зеркало, которое поднималось и опускалось на особой пружине. Позади зеркала стояла кровать фаворита. Если кто-нибудь входил в комнату, она опускала зеркало, и собеседник ее не мог видеть второй кровати.

Таким образом, государственные дела совершенно соединились с любовью. На ложе наслаждений она выслушивала доклады министров и сенаторов.

Екатерина Воронцова-Дашкова давно была удалена от двора.

Помимо этого у Екатерины появилась страсть к молодым девушкам. Она развращала своих крестьянок и влюбилась в подаренную ей Потемкиным красивую цыганку, вывезенную из Молдавии. На выпускном экзамене в Смольном институте, открытом ею, по примеру парижских монастырских школ для дворянских дочек, она увидела дочь Суворова. Девушка ей понравилась.

— Отдайте мне вашу дочку.

Суворов отказал, ссылаясь на присутствие при дворе множества блестящих кавалеров, которые могут обольстить его дочку.

— Не бойтесь, я ее помещу в своей спальне, — с жаром закричала Екатерина.

Такое обещание нисколько не успокоило строгого старика, знавшего, как все, и про фаворитов, и про зеркальную стену, и про лесбийские склонности императрицы.

Он наотрез отказал Екатерине.

— Умереть — умру за тебя, матушка государыня. А Суворочки своей тебе не дам.

Екатерина задыхалась от бешеного гнева. Но отнять насильно дочь у старика не решалась. Будь он рабом, холопом, она бы не задумалась. Но он был дворянином, и опасно было возбуждать недовольство в высшей среде. Она выслала Суворова с дочерью в отдаленное имение, запретив девушке приезд ко дворцу, чему Суворов был очень рад.

Зная, что Екатерина не обойдется без фаворита в его отсутствие, Потемкин сам оставил ей заместителей, своих адъютантов.

Григорий Орлов сильно огорчил императрицу. Он женился, а этого Екатерина не прощала фаворитам.

Бывший любовник Екатерины Кирилл Разумовский за участие в заговоре получил малорусское гетманство, но вскоре ему это показалось недостаточным. Он прислал в Петербург своего приближенного Безбородко, очень умного человека, толкового юриста, с ходатайством об утверждении наследственного гетманства. Это было равносильно отделению Малороссии с гетманской династией во главе. Екатерина изумилась такой дерзости. Но Безбородко ей понравился.

Это был человек огромного роста, с веселыми карими глазами и толстыми чувственными губами.

Кирилл Разумовский хорошо знал вкусы императрицы и не прислал бы для переговоров с ней человека, не обладавшего ростом и физической силой. Безбородко приехал в сопровождении двух секретарей, Завадовского и Мамонова. Оба секретаря отличались выдающейся красотой, но государыня сперва остановила взор на несравненном Завадовском. В отсутствие Потемкина она завела множество связей с фаворитами момента, но ей надоедало перепархивание с цветка на цветок. Она была по-своему постоянна.

Потемкина обеспокоила эта привязанность. Он написал Завадовскому из Крыма оскорбительное письмо и грозил императрице. Но Завадовский надоел Екатерине. Он был глуп и вскоре получил отставку.

Его сменил Зорич, племянник акушерки, отравившей невестку Екатерины. По просьбе тетки, оказавшей ей важную услугу, она взяла Зорича ко двору. Екатерина умела быть благодарной.

Зорич понравился ей лишь на миг. Она его вскоре выгнала. Это был пустой, ветреный фат, мот и игрок. При этом он не был верен Екатерине. Странная вещь! Будучи моложе, Екатерина прощала фаворитам их увлечения. С годами она сделалась ревнивой. Вероятно потому, что не могла уже бороться с молодыми соперницами и боялась невыгодных сравнений. Она держала фаворитов как в гареме, требуя, чтобы они безвыходно сидели в ее спальне за зеркальной перегородкой и всегда были готовы служить своей государыне и отечеству.

Узнав, что Зорич ей изменяет, Екатерина отлучила его от ложа. В это время ей понравился гвардейский офицер Корсаков.

Зорич был выслан из Петербурга, как все отставные фавориты. Екатерина отправила его в Крым, к Потемкину. Светлейший, великолепный князь Тавриды встревожился, увидя его перед собою.

— Отчего вы не при государыне? — спросил он.

— Меня выслали.

— А кто вас заменил?

— Корсаков.

— Корсаков! О, это опасный человек.

Потемкин решил поскорее окончить войну и возвратиться в Петербург. Поход окончился блестящей победой. Корсакова представила Екатерине пробир-дама графиня Брюс. О нем говорил весь город как об опаснейшем Дон-Жуане, «муже всех жен». Он был неустрашимым дуэлянтом, а с женщинами обходился грубо и презрительно. Мужья боялись его, а женщины вздыхали об этом «злодее» и «негодяе». В общем все признавали его ничтожным человеком.

— Ваше величество, ничтожные люди часто бывают недосягаемо велики в любви. Таков и майор Корсаков, — уверяла царицу Брюсочка, горячо рекомендуя «отменные достоинства» своего кандидата.

— Хорошо, Брюсочка, ты меня сим злодеем женских сердец заинтересовала, — ответила царица, нюхая табак. Это была привычка, от которой она не могла отстать всю жизнь.

Брюсочка привела Корсакова к государыне, когда его назначили на караул во дворец.

— Подойдите поближе, майор. Очень рада с вами познакомиться. О вас столько говорят дурного, — улыбаясь, сказала Екатерина, любуясь этим статным, могучим человеком и вожделея его наглости.

— Меня не любят, потому что я не позволяю ни одной женщине властвовать над собой. Я сам ей приказываю, будь то… хоть царица…

В восторге от этого ответа императрица сделала его флигель-адъютантом…

Потемкин поспешил в Петербург. Екатерина была с ним очень холодна. У нее уже сменилось несколько фаворитов, но с Корсаковым она не разлучалась.

Он жил в роскошных апартаментах, имея огромный штат прислуги. В первый же день, открыв ящик письменного стола, он нашел там сто тысяч рублей золотом и слегка надулся, зная, что любовь Потемкина была оплачена в десять раз дороже. Вечером императрица вышла в гостиную, нежно опираясь на руку Корсакова и не скрывая от придворных своей близости к нему. Она вела себя свободно, как мужчина, тщеславясь своими похождениями, платя мужчинам за любовь, как проституткам, но не презирая их, как они презирают женщин, которым платят. На ней было белое свободное платье, с греческими рукавами, поверх платья лиловая бархатная мантилья, вроде греческого доломана. В десять часов вечера, после игры в карты с Зубовым и Безбородко, она удалилась в свои покои вместе с новым фаворитом.

Кроме Корсакова, ее близостью пользовался офицер Хвостов. Но, позволяя себе очень многое, Екатерина теперь строго относилась к увлечениям своих фаворитов. Их зорко стерегли со всех сторон, и несчастные любовники императрицы жили как в клетке. Они не, могли выйти из дворца и каждую минуту обязаны были предстать пред взором своей повелительницы по первому ее требованию. Временный фаворит никого не принимал и ни у кого не бывал. В гости мог идти только с разрешения императрицы. Словом, фаворит был совершенно в положении одалиски из турецких султанских гаремов. Екатерина покупала его и требовала, чтобы вещь ей одной всецело принадлежала. Она не выносила даже минутной разлуки с любовником. Однажды великая княгиня Мария Федоровна пригласила Корсакова к себе. Царица страшно разгневалась и послала сказать ей, чтобы она никогда не смела этого больше делать. Она вообразила, что Корсаков понравился великой княгине, которая, как известно, отличалась буржуазными добродетелями.

Увлекаясь фаворитами, Екатерина не забывала о делах. Она сделалась очень деспотична, управляла без министров, изменяла решения Безбородко и Панина, отняла у Павла Петровича его детей Александра и Константина и сама их воспитывала. Дети росли в атмосфере фаворитизма, преступлений и интриг. И нечего удивляться, что оба они, совсем юношами, дали увлечь себя в заговор против родного отца, который был «нечаянно» убит фаворитами Екатерины, как и Петр III.

Все фавориты Екатерины были богатырского сложения, сильные. здоровые и цветущие молодые люди.

Павел Петрович сознавал весь позор своей матери, и не раз у него происходили с ней ссоры. Он увлекся фрейлиной Нелидовой, и мать вызвала его к себе.

— Как ты можешь изменять такому ангелу, как твоя жена?

Павел расхохотался.

— Что я слышу? — с горечью ответил он. — Вы проповедуете мне мораль? Вы, меняющая флигель-адъютантов как перчатки…

— Вон! Уходите, или я прикажу вас арестовать! — кричала Екатерина, задыхаясь от злобы. — Ты забываешь, что ты мне сын!

— Я этого никогда не знал, — ответил Павел.

После этого Екатерина составила завещание, которым лишала сына права на престол. Своим преемником она назначила старшего внука Александра. Но после ее смерти Панин, любивший своего воспитанника, уничтожил это завещание. Это не мешало Александру, знавшему о воле императрицы, смотреть на отца как на узурпатора, незаконно завладевшего престолом.

Французская революция безумно испугала Екатерину. Ей повсюду в России мерещилась гидра санкюлотства. В царстве российском не прекращались бунты и мятежи. Ежедневно Шешковский открывал новые заговоры. По совету Потемкина были усилены строгости. Каждое свободное слово встречало преследование, и крепостное право дошло до высшего развития. Ведь это вырвавшиеся на волю рабы сделали во Франции революцию…

Сердце Екатерины было надломлено странной двойственностью. В письмах к Дидро и Вольтеру она превозносила свободу, а на деле преследовала ее. Фавориты ее не удовлетворяли, она вечно искала чего-то нового и в высших наслаждениях ума, и в грубых проявлениях инстинктов.

В 1780 году Потемкин случайно увидел красавца Ланского и представил его царице. По наружности он был похож на Гамлета. Мечтательные голубые глаза, полные глубокой грусти, останавливали внимание каждого. Может быть, в них таилось предчувствие тяжелой ожидавшей его участи. Юное безбородое лицо ослепительной белизны, с румянцем; коралловый ротик, белокурые волосы и правильные черные брови делали его похожим на девочку. Но при этом он был высокого роста, с хорошо развитыми бедрами и широкими плечами.

Такие писанные херувимские лица не всем женщинам нравятся. Екатерина всегда любила мужественность в лице. Но, для разнообразия, отчего не взять на некоторое время хорошенького, женоподобного мальчика двадцати лет? Помимо него, у нее были Панин, Потемкин, Безбородко, Корсаков и Хвостов, лица которых далеко не напоминали девочек. Корсаков был удален, а Ланской не посмел отказаться от милостей своей государыни, он был слишком хорошим верноподданным, чтобы ослушаться, хотя стыдился положения царского наложника. К тому же мальчикам его лет всегда нравятся женщины постарше. Екатерина ему нравилась, и он любил ее за материнскую заботливость.

Весна расцвела в душе старевшей царицы. Этот нежный, стыдливый цветочек заставлял ее забывать о призраке революции, о польских делах, об индийском походе, которым бредил Потемкин.

Может быть, Ланской был семой поэтичной, изящной ее любовью после Понятовского. Все ее другие фавориты были грубыми животными, а этот провинциал своей неопытностью и незнанием жизни будил в ее огрубелой душе чистые чувства. С ним чувственная, сладострастная императрица молодела, как Давид с Авигавой.

Ланской до Екатерины знал мало женщин, а может быть и совсем их не знал. И, вероятно, поэтому он был с Екатериной нежен как сын, и это ее бесконечно трогало.

— Зоренька моя, — называл он ее, как все фавориты. Екатерина любила это слово, говорившее ее любовникам о том, что заря фортуны взошла для них только с ее любовью.

Ланского она держала взаперти, охраняя его, как восточный султан свою любимую одалиску, от взоров придворных дам, даже от пробир-дамы графини Брюс. При дворе было так много искусительниц! Одна только фрейлина Протасова внушала ей доверие.

Она окружила Ланского неслыханной роскошью. Это единственный из фаворитов, который не вмешивался в политику и отказывался от влияния, чинов и орденов, хотя Екатерина вынудила его принять от нее графский титул, огромные земли, десятки тысяч крестьян и чин флигель-адъютанта.

Адонис так привязал ее к себе своей нежностью, что она часто плакала, склонившись к нему на плечо.

— Хочу с тобой выплакать все обиды, которые от других перетерпела, — говорила она.

Наконец, Екатерина решила, что такой любви больше не найдет. Она уже была стара. Сердце ее устало от вечных исканий, а все-таки не находило никогда удовлетворения. Ей казалось, что теперь она его нашла.

Неожиданно она заявила Панину и Потемкину, что хочет выйти за Ланского замуж, чтобы окончательно привязать его к себе и отплатить ему таким достойным образом за его верность и преданность.

— Он мне никогда не изменял, — глядя в упор в глаза Потемкину, сказала она.

Потемкин понял намек. Сам он изменял неоднократно и без конца.

Это было в мае 1784 года. А через месяц Ланской заболел странной болезнью, и врачи не могли понять, что с ним.

Потемкин велел отравить несчастного юношу, которого слишком любила императрица.

Роджерсон прямо сказал государыне:

— Больной, видимо, отравлен, ваше величество. Спасти его невозможно.

Екатерина забросила все государственные дела и проводила дни и ночи у постели Ланского.

— Сашенька, Сашенька, свет мой, жизнь моя, не покидай меня, — с рыданием шептала она.

Но Ланской покинул Зореньку. Несчастный погиб жертвой придворных интриг. Екатерина хорошо знала, что в его смерти виноват Потемкин. Она велела ему немедленно уехать в Херсон.

— Я не могу вас видеть… По крайности теперь, в первые минуты горя! — сказала она.

А Потемкин торжествовал. Екатерина не желала обвенчаться с ним, с героем Тавриды, с гениальным, по ее признанию, советником её. Разве мог он допустить, чтобы она вышла замуж за мальчишку Ланского, которого он сам ей рекомендовал в фавориты? Это было бы слишком тяжелым ударом его самолюбию. А князь Тавриды был очень самолюбив.

После похорон Ланского, который скончался на ее руках, Екатерина писала Гримму 9 сентября 1784 года:

«Я думала, что не переживу невозвратимую потерю, когда скончался мой лучший друг. Я надеялась, что он будет опорой моей старости. Он также к этому стремился, стараясь привить себе мои вкусы. Это был молодой человек, которого я воспитывала, который был благодарен, кроток, честен, который разделял мои печали, когда они у меня были, и радовался моим радостям. Одним словом, я, рыдая, имею несчастье сказать вам, что генерала Ланского не стало… и моя комната, которую так любила прежде, превратилась теперь в пустую пещеру. Я еле передвигаюсь по ней как тень. Я слаба и так подавлена, что не могу видеть лица человеческого, чтобы не разрыдаться при первом же слове. Я не знаю, что станется со мной. Знаю только одно, что никогда во всю мою жизнь я не была так несчастна, как с тех пор, что мой лучший и любезный друг покинул меня».

Два месяца спустя Екатерина снова пишет Гримму:

«Два месяца прошли без всякого облегчения… Вчера, 5 сентября, не зная, куда преклонить голову, я велела заложить карету и приехала неожиданно и так, что никто не подозревал об этом, в город, где остановилась в Эрмитаже и вчера в первый раз я видела всех и все меня видели. Но, по правде сказать, это стоило мне страшного усилия, и когда я вернулась к себе в комнату, то почувствовала такой упадок духа, что всякая другая на моем месте, наверное, лишилась бы чувств. Все меня угнетает…

А я никогда не любила внушать к себе жалость».

Должно быть, сильна была ее любовь, если она два месяца отказывалась видеть лицо человеческое… Эти письма — ценный вклад в психологию женской души. Та любовь, которой Екатерина не знала в молодости, отдаваясь только из чувственности или по расчету, пришла к ней в старости.

Произошло невероятное событие в летописях двора. Комната фаворитов пустовала пять месяцев.

Императрица ходила такая скучная, печальная, и Потемкин, возвратясь из Новороссии, приходил к ней только для того, чтобы плакать с ней о Сашеньке Ланском и уверял Екатерину, что не виноват в его смерти.

Она ежедневно ездила на могилу фаворита и просиживала на кладбище долгие часы, вспоминая о радостях, которые давал ей покойный, и думая о том, что злые люди отняли его у нее из зависти и ненависти к его чистоте и красоте.

Но Екатерина была не из тех слабых натур, которые могут сломаться от горя или потери. Через пять месяцев в ней опять проснулась ее обычная веселость, общественность и жажда счастья. Жить в слезах всю жизнь она не была способна.

Скорбь мешала ей работать. К тому же Потемкину не нравилось, что императрица тоскует по Ланскому. Он ревновал к этой верной любви и хотел вытравить образ Ланского из ее сердца.

Он знакомился с гвардейскими офицерами, изучая их характеры, потому что решил найти Ланскому заместителя. Он слишком

хорошо знал Екатерину. Он видел ее возбуждение. Ей было трудно жить в одиночестве, а старые фавориты уже надоели, как надоедают мужья, с которыми долго живешь. Она не находила с ними остроты ощущений и чувственных наслаждений.

Выбор Потемкина остановился на Петре Ермолове и Александре Мамонове.

Он назначил обоих своими адъютантами и отправил Ермолова с поручением к государыне.

Это был заурядный офицер, но странной и привлекательной наружности. При дворе его прозвали белым арапом. У него были светлые, почти белые курчавые волосы, широкие скулы, толстые, чувственные губы и белые, как снег, зубы.

А Екатерина не могла равнодушно видеть толстые губы, манившие ее к лобзаниям.

И, глядя на белого арапа и на его чувственный рот, Екатерина внезапно почувствовала, что в сердце ее опять расцвело лето, что она еще молода и не может жить без ласки, любви и нежности.

Через несколько дней Ермолов уже был флигель-адъютантом и занимал комнату, где жил нежный, кроткий и незабвенный Ланской.

Потемкин довольно улыбался, но Ермолов не желал жить в заточении. Он любил играть на биллиарде и в карты и часто сбегал из дворца в игорные притоны и к дамам легкого поведения.

Екатерине это не нравилось. А тут Потемкин прислал к ней с запиской второго адъютанта, Александра Мамонова, который произвел на нее очень благоприятное впечатление.

Ермолов получил сто тысяч рублей и приказ оставить Петербург, как все временные фавориты. Императрица не любила встречать в рядах войска или в обществе человека, который мог думать: «Она была моею».

Ермолов слетел с вершины счастья, а Мамонов поднялся на эту вершину, которая называлась спальней императрицы. Подыматься приходилось не по горным кручам, а просто по невысокой витой лесенке.

На следующий день после отставки Ермолова, он уже занимал комнату фаворитов и все принадлежавшие им апартаменты.

Новый фаворит сразу начал вести себя вызывающе по отношению к выдвинувшему его Потемкину. Это было очень неблагородно, но Мамонов оправдывался пред императрицей ревностью. Такое оправдание глубоко ее тронуло. Ревнует, — следовательно, любит! Екатерина была безоружна пред таким оправданием. Какой женщине может не нравиться, если ее ревнуют?

Она не только не останавливала дерзости Мамонова, но с восторгом наблюдала ссоры фаворитов за ее столом.

И Потемкин не мог поколебать положение Мамонова, этого огромного, сильного человека с калмыцким лицом.

Мамонов приобрел огромное влияние на внутреннюю и внешнюю политику. Екатерина рабски подчинилась его воле. Временами ей казалось, что она девочка. Мамонова называла кандидатом в вице-канцлеры вместо графа Безбородко, который также был ее фаворитом. Екатерина все-таки очень колебалась. Она ценила ум Безбородко. По ее мнению, это был русский Вольтер. Он открыто восхищался Пугачевым.

— Не казнить его, матушка-государыня, надо было, а изумления сей простой яицкий казак весьма достоин, если бы не был злодеем и бунтовщиком. Все то, до чего французские философы дошли путем долгих научных размышлений, этот мужик понял непостижимым образом, поставив равенство и свободу своим идеалом.

Екатерина, улыбаясь, слушала эти речи о маркизе де-Пугачеве, как она называла казненного Емельяна, которому Безбородко не мог простить манифеста об уничтожении крепостного права. Он мечтал о разделе Польши и о новых польских душах.

Гетман Кирилл Разумовский был давно отставлен благодаря своему бывшему помощнику. Свободная Малороссия узнала цепи рабства, и Безбородко получил сорок тысяч малоросских душ, о свободе которых приехал хлопотать. У него были огромные соляные варницы в Крыму и он имел неограниченное влияние на иностранную политику.

Безбородко решил, что не уступит Мамонову своего положения без борьбы. А Мамонов с каждым днем становился сильнее и наглее. Понятовский узнал об его влиянии на Екатерину и прислал ему два высших польских ордена. У него уже был орден Александра Невского, осыпанный стотысячными бриллиантами.