Разрушение всего Иерусалима, кроме трех башен. – Тит в собрании превозноситвсех своих воинов, раздает им награды и многих распускает.

1. Войско не имело уже кого убивать и что грабить. Ожесточение не находилоуже предмета мести, так как все было истреблено беспощадно. Тогда Тит приказалвесь город и храм сравнять с землей; только башни, возвышавшиеся над всемидругими, Фазаель, Гиппик, Мариамма и западная часть обводной стены должны былиостаться: последняя – для образования лагеря оставленному гарнизону, а первыетри – чтобы служить свидетельством для потомства, как величествен и сильноукреплен был город, который пал перед мужеством римлян{1}. Остальные стены города разрушители так сравняли споверхностью земли, что посетитель едва ли мог признать, что эти места некогдабыли обитаемы. Таков был конец этого великолепного, всемирно известного города,постигший его вследствие безумия мятежников.

2. В качестве гарнизона Тит назначил десятый легион и несколько отрядовконницы и пехоты. По окончании всех военных действий он пожелал поблагодаритьвсе войско за его военные подвиги и в отдельности вознаградить достойнымобразом тех, которые выдвигались из среды других. Посреди бывшего лагеря длянего построена была трибуна, которую он занял вместе с главнейшиминачальниками, и вслух перед всем войском сказал: «Благодарю, много разблагодарю вас за вашу преданность мне, оставшуюся неизменной до сих пор. Хвалюваше послушание и личную храбрость, которую вы, невзирая на многочисленные ивеликие опасности, выказывали в продолжение всей войны, чтобы,[416] насколько это зависело от вас, расширить господствовашего отечества и тем ясно показать миру, что ни численное превосходство, нимогучие крепости, ни величина города, ни слепая безумная отвага и зверскаясвирепость врага не могут устоять против могущества римлян, хотя бы даже одниили другие из наших врагов во многом покровительствуемы были счастьем. Хорошо,– продолжал он, – что долго длившаяся война, благодаря вам, окончилась, и чтовсе желания, какие мы лелеяли в начале войны, теперь исполнились. Но ещеприятнее и достопамятнее должно быть для вас то, что правителей и руководителейримского государства, которых вы избрали и дали отечеству, все встречают срадостью, охотно подчиняются их распоряжениям и к вам питают признательность заизбрание их. Удивления и любви преисполнен я ко всем вам; ибо я знаю, чтокаждый из вас ревностно исполнял то, что мог. Но тех из вас, которые благодарясвоей превосходной силе особенно отличились на войне, украсили свою жизньгеройскими подвигами и своими успехами возвеличили славу моего войска, – тех яхочу вознаградить теперь достойным образом. Всякий, старавшийся делать большедругих, да получит заслуженную награду. Об этом я больше всего забочусь, каквообще мне гораздо приятнее награждать доблесть моих соратников, чем наказыватьих погрешности».

3. Тотчас же он приказал назначенным для этой цели лицам провозгласить именатех, которые в этой войне совершили какой-нибудь блестящий подвиг. Вызывая ихпоименно, он хвалил подходивших и выказывал столько радости, как будто ихподвиги осчастливили лично его; тут же он возложил на них золотые венки,золотые шейные цепи, дарил большие золотые копья или серебряные знамена икаждого из них возводил в высший чин. Кроме того, он щедрой рукой наделял их издобычи золотом, серебром, одеждой и другими вещами. Вознаградив, таким образом,всех по заслугам, он благословил все войско и при громких ликующих крикахсолдат сошел с трибуны и приступил к победным жертвоприношениям. Огромноеколичество быков, стоявшее уже у жертвенников, было заколото и мясо их роздановойску. Он сам пировал вместе с ними три дня, после чего часть войска{2} была отпущена куда кому угодно было;десятому легиону, вместо того, чтобы послать его обратно на место его прежнейстоянки за Евфратом, он поручил охрану Иерусалима, а двенадцатый легион,которому он не мог забыть прежнего поражения, понесенного им в Иудее приЦестии, он изгнал совсем из Сирии, где местом стоянки служила[417] ему Рафанея, и сослал в так называемую Мелитину уЕвфрата, на границе между Арменией и Каппадокией. Два остальных легиона, пятыйи пятнадцатый, он решил оставить при себе до своего прибытия в Египет. Вместе сэтим войском он отправился в Кесарию Приморскую, куда вслед за ним быладоставлена несметная добыча и где также охранялись пленники. Отплытию в Италиюпомешала зима.

Тит устраивает разные зрелища в Кесарии Филипповой. – Взятие в плен тиранаСимона и оставление его для триумфа.

1. В то время, когда Тит Цезарь активно занялся осадой Иерусалима, Веспасианвыехал из Александрии на грузовом судне в Родос, а там пересел на триеру{3} и посетил все попутные города, встречаявезде радостный прием. Затем из Ионии он направился в Элладу, а после изКорциры{4} к мысу Япигий{5}, откуда уже ехал сухопутьем. Тит же выступил из КесарииПриморской и направился в Кесарию Филиппову, где он остановился на болеепродолжительное время и устраивал всякого рода зрелища, причем множествопленников нашло свою смерть частью в борьбе с дикими животными, большей жечастью во взаимной борьбе, к которой их принуждали. Здесь Тит получил известиео захвате Симона, сына Гиоры, которое произошло следующим образом.

2. Симон во время осады Иерусалима находился в Верхнем городе. Но когдаримское войско вступило уже внутрь стены и опустошало весь город, он всопровождении своих преданнейших друзей нескольких каменщиков, снабженныхнеобходимыми железными инструментами, и с запасом провизии на несколько днейопустился в одно из невидимых подземелий. Пока тянулся еще старый ход, онибеспрепятственно протискивались вперед, когда же дошли до плотной земли, тоначали раскапывать в надежде выбиться на безопасное место и таким образомспастись. Но их попытка оказалась на деле невыполнимой: едва землекопы успелипробить себе несколько шагов вперед, как съестные припасы, при всейбережливости, с которой с ними обращались, начали истощаться. Тогда Симонзадумал обмануть римлян и навести на них страх: он одел на себя белую тунику,поверх нее пурпуровую хламиду и выступил из [418] подземельяна том самом месте, где прежде стоял храм. При его появлении солдаты вначалеоробели и стали в тупик, но потом они приблизились и окликнули его вопросом:«Кто идет?». Симон, не ответив им на вопрос, приказал привести командующего.Поспешно отправились они к Терентию Руфу, оставшемуся начальствовать надвойсками, и тот немедленно явился. Узнав от Симона обо всем происшедшем с ним,он приказал заключить его в кандалы и содержать под стражей, а Цезарю он донес,каким образом тот был взят в плен. Так Бог предал Симона в руки сильно противнего раздраженных врагов в наказание за его жестокости к своимсоотечественникам, которых он так бесчеловечно тиранил. Не силой был онзахвачен в плен, а сам добровольно должен был предстать для принятия наказания;сам он должен был сделать то, за что он столь многих ложно обвинял впреданности к римлянам и так беспощадно умерщвлял. Злу не избежать гневабожьего; его справедливость всемогуща, и рано или поздно постигает она грешных,для которых обрушивающаяся на них кара тем чувствительнее, чем больше онибеспечны и уверены в том, что если не были наказаны сейчас, то уже избавлены отнаказания навсегда. Это испытал также Симон, когда он подпал под гнев римлян.Его появление из подземелья послужило причиной гибели многих других мятежников,которые в те дни были открыты в их подземных убежищах. Когда Тит возвратился вКесарию Приморскую, к нему был приведен Симон в цепях. Он приказал сохранитьего для триумфа, который имел в виду праздновать в Риме.

Тит, празднуя день рождения своего брата и своего отца, убивает многихиудеев. – Об опасностях, испытанных иудеями в Антиохии вследствие измены ибезбожия иудея Антиоха.

1. Во время своего пребывания в Кесарии Тит блестящим образом отпраздновалдень рождения своего брата{6}, в честькоторого много пленных иудеев было предано смерти. Число погибших в бою сживотными, сожженных и павших в битвах, устроенных между самими пленниками,превышало 2500. Но все это и другие бесчисленные виды мученической[419] смерти, которым подвергались иудеи, казались римлянамчересчур легким наказанием. Из Кесарии Тит отправился в Берит – римскую колониюв Финикии, – где он оставался более продолжительное время и ко дню рождениясвоего отца устроил блестящие игры и всевозможные празднества с еще большимизатратами{7}. И здесь опять множествопленников погибло точно таким же путем, как и раньше.

2. В то же время случилось, что оставшиеся в Антиохии иудеи подверглисьобвинениям, которые грозили им опасностью: против них восстали коренныеграждане, отчасти вследствие возведенной на них тогда же клеветы, отчастивследствие прежних происшествий. О последних я должен вкратце сообщить, чтобысделать понятным рассказ о первых.

3. Известно, что иудейский народ рассеян по всей земле между обитателямиразличных стран. Большая часть Сирии, как соседняя страна, ими населена, а вособенности много их в Антиохии, как в величайшем городе Сирии. К тому ещецари, последовавшие за Антиохом, позволяли им свободно селиться. Этот Антиох,по прозвищу Эпифан, при разрушении Иерусалима разграбил и храм, но егопреемники возвратили антиохийским иудеям медную храмовую утварь, установили еев их синагоге и предоставили им одинаковые права гражданства с эллинами.Встречая такое же обращение и со стороны позднейших царей, иудейское населениев Антиохии с течением времени значительно разрослось. Они украсили свою святынювысокохудожественными и драгоценными дарами и, привлекая к своей вере множествоэллинов, сделали и этих последних до известной степени составной частью своейобщины. В то время, когда объявлена была война, и Веспасиан только что прибылсухим путем в Сирию, когда ненависть к иудеям возгорелась повсюду с ужасающейсилой, выступил один из них, по имени Антиох, пользовавшийся почетом благодарятому, что его отец состоял представителем антиохийских иудеев, и публично втеатре перед собранием граждан обвинил собственного отца и других иудеев в том,что они решили между собой сжечь весь город в одну ночь; одновременно с тем онуказал на некоторых иногородних иудеев как на соучастников этого замысла.Услышав об этом, народ не мог удержать свой гнев: он потребовал возвестинемедленно костер, и тут же в театре все выданные иудеи были сожжены. Вслед заэтим эллины набросились на остальную массу иудеев, предполагая, что чем скорееотомстят им, тем вернее они спасут свой родной город. Антиох еще большеразжигал их ярость и, чтобы [420] убедить всех в переменесвоего образа мыслей и в своем презрении ко всему иудейскому, он вызвалсясовершить жертвоприношение по эллинскому обряду и предложил принудить остальныхиудеев к принесению жертв, а отказавшихся от этого считать заговорщиками.Антиохийцы приступили к этому испытанию. Только немногие уступили, все жеотказавшиеся были казнены. Тогда Антиох получил от римского военачальника отрядсолдат и с их помощью жестоко притеснял своих сограждан, запрещая им такжепраздновать субботу и заставляя их в этот день совершать повседневные работы. Стакой настойчивостью умел он преследовать свои принудительные меры, что нетолько в Антиохии, но и в других городах было приостановлено на некоторое времяпразднование субботы.

4. Вскоре после того как в Антиохии были возбуждены эти преследования противиудеев, последних постигло другое несчастье. Этот именно случай и подал мнеповод к описанию предыдущего. Сгорели в Антиохии четырехугольный рынок,городское здание, архив и царский дворец; только с большими усилиями удалосьостановить распространение огня на весь город. Антиох объявил виновникамипожара иудеев. Такая клевета, брошенная в ту минуту, когда все находились ещепод свежим впечатлением случившегося несчастья, могла бы иметь успех даже в томслучае, если бы антиохийцы не были еще раньше предубеждены против иудеев, ноАнтиох не преминул подтвердить свои показания ссылками на прошедшее и такимобразом довел граждан до того, что они, хотя и никто не видел, чтобы иудеиподложили огонь, с бешеной яростью готовы были обрушиться на оклеветанных.Только с трудом они были обузданы легатом Гнеем Коллегой, потребовавшим, чтобыему было предоставлено право прежде всего сообщить о случившемся императору(Веспасиан хотя послал уже в Сирию в качестве правителя Цезенния Пета, нопоследний еще не прибыл). Тем временем Коллега тщательным следствием установилистинную причину происшествия; иудеи, на которых Антиох взвалил всю вину,оказались ни к чему не причастными: весь пожар был делом рук несколькихпогрязших в долги негодяев, которые вообразили, что если они истребят зданиесовета и общественный архив, тогда к ним нельзя будет предъявить никакихтребований. Но пока над иудеями тяготело обвинение, они находились в большомстрахе. [421]

Встреча Веспасиана в Риме. – Германцы, отпавшие от римлян, снова покоряются.– Сарматы, напавшие на Мёзию, принуждены вернуться на родину.

1. Известие о задушевной встрече Веспасиана во всех городах Италии и вособенности о сердечном и блестящем приеме, оказанном ему в Риме, освободилоТита от забот о нем и наполнило его сердце радостью и успокоением. Идействительно, когда Веспасиан был еще очень далеко, изо всей Италии радостнобились ему навстречу сердца жителей и, ожидая его, они из любви к нему ужепредвкушали его прибытие. И это расположение к нему было свободно от всякогопринуждения. Сенат, помня потрясения, проистекавшие от частой смены последнихвластителей, считал за счастье иметь императором человека почтенного возраста,окруженного ореолом военных подвигов, в котором можно было быть уверенным, чтоон будет пользоваться властью только для блага своих подданных. Народ,истерзанный междоусобными войнами, с нетерпением ждал его прибытия: оннадеялся, что теперь, наверно, избавится от постигших его до сих пор бед, и былуверен, что при нем воцарится благодать и личная безопасность. Войско вособенности взирало на него с высоким доверием, ибо оно лучше всех моглооценить значение так счастливо оконченных им войн. Изведав бездарность итрусость других императоров, войско желало, наконец, смыть позор, так частопонесенный им раньше, и единственного человека, который может восстановить егочесть и могущество, оно видело в Веспасиане. Высшие сановники города, видявосторженное настроение всех классов населения, не могли в ожидании Веспасианаоставаться на месте, а поспешили ему навстречу далеко за пределы Рима. Но идругим гражданам всякая отсрочка этой встречи была невыносима; им было приятнееи легче выехать навстречу, чем оставаться в городе. И устремились они в дорогутакими огромными массами, что в городе ощущалось тогда в первый раз приятноечувство малолюдья, ибо оставшихся было меньше, чем выехавших. Когда же,наконец, было оповещено о приближении императора, а предшествовавшая ему толпапрославляла его ласковое обращение со всеми, встречавшими его, тогда всеостальное население вышло встречать его с женами и детьми, и на всем[422] пути, по которому он проезжал, они, вдохновленные егодобродушным видом и кротким взором, издавали радостные клики, называя егоблагодетелем, спасителем и единственным, достойным править Римом. Весь городпринял вид храма, наполненного венками и фимиамом. Только с трудом мог онпротесниться сквозь окружавшие его толпы народа во дворец, где он прежде всегопринес домашним богам{8} благодарственнуюжертву за свое благополучное прибытие. После этого народ предался пиршествам.Трибы (территориальные округа. – Ред.), колена и соседи, собравшись дляпирования, при своих жертвоприношениях молили божество о сохранении римскомуцарству Веспасиана еще на долгие годы и об оставлении престола неоспоримымнаследием{9} его сыновьям и ихотдаленнейшим потомкам. Принявший тогда так радостно Веспасиана город Рим с техпор вступил на путь полного благоденствия.

2. До описанного периода времени, еще когда Веспасиан находился вАлександрии, а Тит был занят осадой Иерусалима, восстала значительная частьгерманцев, к которым присоединились также соседние галлы; соединенные вместе,они возымели большую надежду свергнуть с себя совершенно римское иго.Германцами в их отпадении и объявлении войны руководил, во-первых, ихнациональный характер, в силу которого они, неспособные действовать разумно,при малейших только видах на успех, слепо бросаются в опасность; во-вторых,ненависть к притеснявшим властителям и сознание, что их народ никем еще, кромеримлян, не был покорен; главным же образом их ободрял на этот шаг удобныймомент. Они видели, что римское государство вследствие быстрой сменыимператоров потрясено внутренней междоусобицей; они слышали, что все страныримского мира находятся в напряженно-выжидательном положении, и думали, что этизатруднения и несогласия римлян дают им в руки удобный случай. Эти высокомерныенадежды были им внушены обоими их вождями – Классиком и Вителлием{10}, которые, очевидно, давно уже замышлялимятеж и только теперь, поощряемые обстоятельствами, открыто выступили со своимипланами, опираясь на племена, и без того склонные к волнениям. Уже значительнаячасть германцев открыто объявила себя за восстание, а присоединение остальныхможно было предвидеть, как Веспасиан, точно по высшему внушению, послалпрежнему правителю Германии Петилию Цереалию письмо, в котором предоставил емусан консула и приказал отправиться в качестве правителя в Британию. И вот подороге к месту своего [423] нового назначения Цереалий получилизвестие об отложении и вооружении германцев. Тогда он немедленно напал на них,уничтожил в одном сражении значительную часть восставших и тем заставил ихотказаться от своей безумной затеи и образумиться{11}. Впрочем, если бы Цереалий и не вторгся так быстро в ихстрану, они тоже были бы проучены, и весьма скоро; ибо едва только известие обих отпадении прибыло в Рим, Цезарь Домициан, не размышляя долго, как это сделалбы всякий другой в его совсем еще юношеском возрасте, со всей храбростью,унаследованной им от отца, и удивительной для его возраста военной опытностьюпринял на себя великую задачу и тотчас же выступил в поход против варваров.Один только слух о его приближении уже сломил дух германцев: они покорились емуиз страха и считали себя счастливыми, что могли без потери людей подпасть подпрежнее ярмо. После принятия в Галлии предупредительных мер противвозникновения беспорядков в будущем Домициан, увенчанный славой и окруженныйпочетом за великие дела, которых и не по возрасту можно было ожидать от сынатакого отца, возвратился в Рим.

3. Одновременно с только что упомянутым отпадением германцев в Риме полученобыло известие о возмущении скифов против римлян. Многочисленное скифское племясарматы незаметно перешло через Дунай в Мёзию и в огромном числе, распространяяповсюду панику неожиданностью своего нашествия, напали на римлян, истребилизначительную часть тамошнего гарнизона, убили в кровавом побоище выступившегопротив них легата Фонтея Агриппу, после чего они разграбили и опустошили всюпокоренную страну. Веспасиан, услышав об этих событиях и об опустошении Мёзии,послал для отмщения сарматам Рубрия Галла, который действительно множество изних уничтожил в сражениях, а остальных заставил бежать на родину. По окончанииэтой войны полководец побеспокоился о будущей безопасности того края: онснабдил его более многочисленными и более сильными гарнизонами, которые сделалиневозможным для варваров переход через Дунай. Таким образом, борьба в Мёзиибыстро разрешилась. [424]

О Субботней реке, которую осмотрел Тит во время своего путешествия черезСирию. – Жалобы антиохийцев на иудеев отвергаются Титом. – О триумфе Тита иВеспасиана.

1. Как мы уже упомянули, Цезарь Тит некоторое время провел в Берите. Отсюдаон предпринял поездку в сирийские города и везде, куда ни прибывал, устраивалвеликолепные зрелища и предавал иудейских пленников, в знак их поражения,смерти. В эту поездку он осматривал также весьма замечательную по своей природереку, протекающую посредине между Аркеей{12}и Рафанеей{13} и обладающую удивительнымсвойством. Водообильная и довольно быстро несущаяся во время течения, рекаровно шесть дней в неделю иссякает от самого источника и представляет глазамзрителя сухое русло; в каждый же седьмой день воды ее снова текут, точно небыло никакого перерыва. Такой порядок течения река сохраняет в точности,вследствие чего она и названа Субботней рекой по имени священного седьмого дня,празднуемого иудеями{14}.

2. Когда население Антиохии узнало о приближении Тита, оно от радости немогло удержаться в своих стенах, а устремилось ему навстречу больше чем на 30стадий от города, и не только одни мужчины, но и женщины с детьми пустились вдорогу. Едва же увидели его издали, они выстроились рядами по обеим сторонамдороги, простерли к нему руки с приветствиями и всякими благопожеланиями ипровожали его в город. Свои возгласы они беспрерывно перемешивали просьбой обизгнании иудеев. Тит молча прислушивался к этой просьбе, ничем не обнаруживаясвоей готовности уступить ей, иудеи же, не зная определенно, что он думает ичто намерен сделать, долгое время находились в величайшем страхе. Ибо Тит неостался в Антиохии, а сейчас же продолжал свой путь в Зевгму на Евфрате. Здесьего встретило посольство от парфянского царя Вологеза, которое принесло емупоздравления по случаю победы над иудеями и вручило ему золотой венок. Онпринял его, угостил послов, после чего возвратился опять в Антиохию. Нанастойчивую просьбу совета и граждан Антиохии прибыть в их театр, где его ждетвесь собравшийся народ, он любезно согласился. Но когда они и здесь обступили[425] его с просьбами об изгнании иудеев из города, он дал имметкий ответ: «Их отечество, куда иудеи могли бы выселиться, опустошено, адругой страны нет, которая их приняла бы». Получив отказ на первую просьбу,антиохийцы принесли вторую: пусть Тит объявит недействительными те медныедоски, на которых вырезаны права иудеев. Но и этой просьбы Тит не удовлетворил,а оставил за антиохийскими иудеями прежние их права. После этого он выехал вЕгипет. Дорога его вела мимо Иерусалима; и когда он сравнил печальное егоопустошение с прежним великолепием города, когда он вызвал в своей памятивеличие и красоту срытых сооружений, он проникся глубоким сожалением кпогибшему городу и, вместо того, чтобы, как другой поступил бы на его месте,злорадствовать над тем, что силой оружия взял столь могущественный и сильноукрепленный город, он неоднократно проклинал виновников восстания, которыенавлекли на город эту кару правосудия. Этим он доказал, как он далек отнамерения искать славы храбрости в несчастьи виновных. Из неимоверных богатствгорода еще многое было найдено в развалинах; многие римляне сами откапывали, нов большинстве случаев указания самих пленных вели к открытию золота, серебра идругих очень ценных предметов, владельцы которых ввиду безызвестности исходавойны закопали их в землю.

3. Тит продолжал свой путь в Египет, быстро прорезал пустыню и прибыл вАлександрию. Здесь он начал готовиться к отъезду в Италию и отпустилсопровождавшие его два легиона на места их прежнего назначения: пятый легион вМёзию, а пятнадцатый в Паннонию. Из военнопленников он приказал отделитьвожаков Симона и Иоанна и, кроме них, 700 человек, отличавшихся своим ростом икрасотой, и немедленно отправить их в Италию, так как он имел в виду вывести ихв триумфальном шествии. Плавание его по морю совершилось вполне благополучно, иРим готовился выйти ему навстречу и приветствовать точно таким же образом, какего отца. Особенную честь доставляло Титу то, что его отец лично выехал емунавстречу и приветствовал его{15}. Тогданаселение города к величайшему своему удовольствию могло видеть всех троих{16} вместе. По истечении нескольких дней онипорешили устроить общий триумф для чествования своих подвигов, хотя сенатразрешил каждому из них отдельный триумф. Так как день, назначенный дляпразднования победы, был объявлен заранее, то из бесчисленного населениястолицы ни один не остался дома: каждое [426] место, гдетолько можно было стоять, было занято, и свободным осталось лишь столькопространства, сколько было необходимо для проследования предметов всеобщеголюбопытства.

4. Еще ночью все войско выстроилось в боевом порядке под начальством своихкомандиров у ворот не верхнего дворца, а вблизи храма Исиды{17}, где в ту ночь отдыхали императоры; с наступлением жеутра Веспасиан и Тит появились в лавровых венках и обычном пурпуровом одеянии инаправились к портику Октавии{18}. Здесьожидали их прибытия сенат, высшие чиновники и знатнейшие всадники. Передпортиком была воздвигнута трибуна, на которой были приготовлены длятриумфаторов кресла из слоновой кости. Как только они прибыли туда и опустилисьна эти кресла, войско подняло громовой клич и громко восхваляло их доблести.Солдаты были тоже без оружия, в шелковой одежде и в лавровых венках. Приняв ихприветствия, Веспасиан подал им знак замолчать. Наступила глубокая тишина,среди которой он поднялся и, покрыв почти всю голову тогой, прочел издревлеустановленную молитву; точно таким же образом молился Тит. После молитвыВеспасиан произнес перед собранием краткую, обращенную ко всем речь и отпустилсолдат на пиршество, обыкновенно даваемое им в таких случаях самим императором.Сам же он проследовал к воротам, названным триумфальными вследствие того, чточерез них всегда проходили триумфальные процессии. Здесь они подкрепилисьпищей, оделись в триумфальные облачения, принесли жертву богам, имевшим у этихворот свои алтари, и открыли триумфальное шествие, которое подвигалось мимотеатров, для того чтобы народ легче мог все видеть.

5. Невозможно описать достойным образом массу показывавшихсядостопримечательностей и роскошь украшений, в которых изощрялось воображение,или великолепие всего того, что только может представить себе фантазия:произведений искусства, предметов роскоши и находимых в природе редкостей. Ибопочти все драгоценное и достойное удивления, что приобретали когда-нибудьзажиточные люди и что считалось таким отдельными лицами, – все в тот день быловыставлено напоказ, чтобы дать понятие о величии римского государства.Разнообразнейшие изделия из серебра, золота и слоновой кости видны были не какпри обыкновенном торжестве, но точно рекой текли перед глазами зрителей.Ткани, окрашенные в редчайшие пурпуровые цвета и испещренные тончайшими узорамивавилонского искусства; [247] блестящие драгоценные камни взолотых коронах или в других оправах проносились в таком большом количестве,что ошибочным казалось то мнение, будто предметы эти составляют редкость.Носили также изображения богов больших размеров, весьма художественноотделанные и изготовленные исключительно из драгоценного материала. Далее велиживотных разных пород, каждое – украшенное соответствующим убранством. Дажемногочисленные носильщики всех драгоценностей были одеты в пурпуровые изолототканые материи. Особенным богатством и великолепием отличалась одеждатех, которые были избраны для участия в процессии. Даже толпа пленников одетабыла не просто; пестрота и пышность цветов их костюмов скрашивали печальный видэтих изможденных людей. Но величайшее удивление возбуждали пышные носилки,которые были так громадны, что зрители только боялись за безопасность тех,которые их носили. Многие из них имели по три, даже по четыре этажа.Великолепное убранство их одновременно восхищало и поражало; многие былиобвешаны золототкаными коврами, и на всех их были установлены художественныеизделия из золота и слоновой кости. Множество отдельных изображений чрезвычайноживо воспроизводило войну в главных ее моментах. Здесь изображалось, какопустошается счастливейшая страна, как истребляются целые толпы неприятельские,как одни из них бегут, а другие попадают в плен; как падают исполинские стеныпод ударами машин; как покоряются сильные крепости, или как взбираются на самыйверх укреплений многолюднейших городов, как войско проникает через стены инаполняет все кровью; умоляющие жесты безоружных, пылающие головни, швыряемые вхрам, обваливающиеся над головами своих обитателей, наконец, после многихпечальных сцен разрушения, водяные потоки, – не те, которые орошают поля напользу людям или животным, а потоки, разливающиеся по охваченной повсюдупожаром местности. Так изображены были все бедствия, которые война навлекла наиудеев. Художественное исполнение и величие этих изображений представлялисобытия как бы воочию и для тех, которые не были очевидцами их. На каждом изэтих сооружений был представлен и начальник завоеванного города в тот момент,когда он был взят в плен. Затем следовали также многие корабли{19}. Предметы добычи носили массами, но особенное вниманиеобращали на себя те, которые взяты были из храма, а именно: золотой стол,весивший много талантов, и золотой светильник{20}, имевший форму, отличную от тех, которые[428] обыкновенно употребляются у нас{21}. По самой середине подымался из подножия столбообразныйстержень, из которого выступали тонкие ветви, расположенные наподобие трезубца;на верхушке каждого выступа находилась лампадка; всех лампадок было семь,символически изображавших седьмицу иудеев. Последним в ряду предметов добычинаходился Закон иудеев{22}. Вслед за этиммножество людей несло статуи богини Победы, сделанные из слоновой кости изолота. После ехал Веспасиан, за ним Тит, а Домициан в пышном наряде ехал сбокуна достойном удивления коне.

6. Конечной целью триумфального шествия был храм Юпитера Капитолийского.Здесь, по старинному обычаю, все должны были ожидать, пока гонец не возвестит осмерти вражеского вождя. Это был Симон, сын Гиоры, участвовавший в шествиисреди других пленников. Теперь на него накинули веревку и, подгоняя его ударамиплетей, стража втащила его на возвышающееся над форумом место, где по римскимзаконам совершается казнь над осужденными преступниками. Когда было объявлено оего смерти, поднялось всеобщее ликование и тогда начались жертвоприношения.Благополучно окончив это с установленными молитвами, императоры возвратились водворец. Некоторых они пригласили к своему столу; остальная же масса пировала подомам. Ибо в этот день римляне праздновали как победу над врагами, так и конецвнутренних распрей и зарю надежды на лучшее будущее.

7. По окончании празднеств и после восстановления полного покоя вгосударстве Веспасиан решил воздвигнуть храм богине Мира{23}. В короткое время было окончено сооружение,превосходившее всякие человеческие ожидания; он употребил на это неимоверныесредства, какие только дозволила ему его собственная казна и какие досталисьему от предшественников, и разукрасил его всевозможными мастерскимипроизведениями живописи и скульптуры. В этом храме было собрано и расставленовсе, ради чего люди прежде путешествовали по всей земле, чтобы видеть все этиразличные вещи. Здесь он приказал хранить также драгоценности и сосуды, взятыеиз иерусалимского храма, так как он очень дорожил ими. Закон же иудеев ипурпуровые завесы Святая Святых он приказал бережно сохранить в своем дворце.[429]

О Махероне. – Каким образом Луцилий Басс овладевает этой крепостью и другимипунктами.

1. В Иудею в качестве легата послан был Луцилий Басс с войском, переданнымему Цереалием Вителлием{24}. Завладевкрепостью Иродион и его гарнизоном вследствие добровольной сдачи, Луцилийстянул к себе все войско, которое большей частью было разрознено на отдельныечасти, равно как и десятый легион, и с этими силами предпринял поход противМахерона{25}. Эту крепость необходимо быловзять, ибо она была так сильна, что в связи с защищенной от природы местностьюмогла бы ободрить многих иудеев к отпадению, внушить уверенность гарнизону, анападающим – страх и нерешительность. Сама крепость образована была скалистымхолмом, подымающимся на чрезвычайную высоту и потому уже одному труднопобедимым,но природа позаботилась еще о том, чтобы он был недоступен. Со всех сторон онокружен непроницаемой глубины пропастями, так что переход через нихзатруднителен, выравнивание же их землей совсем невозможно. Западная горнаявпадина простирается на 60 стадий и доходит до Асфальтового озера и как раз наэтой же стороне Махерон достигает наибольшей высоты. Северная и южная впадиныуступают хотя в длине только что упомянутой, но тоже делают невозможнымнападение на крепость; что касается восточной, то и она имеет не менее 100локтей глубины, но примыкает к горе, противоположной Махерону.

2. Царь иудейский Александр{26} первыйосознал благоприятные условия этого места и построил на нем крепость, но онавпоследствии была срыта Габинием в войне с Аристобулом (I, 8, 6). Когда же напрестол вступил Ирод, он нашел, что это место больше всякого другогозаслуживает особенного внимания и сильнейшего укрепления, в особенности ещевследствие соседства арабов, против владений которых эта крепость образовала посвоему положению чрезвычайно выгодный пункт. Он обвел поэтому обширноепространство стенами и башнями и основал там город, через который лежал путь вцитадель. Точно так же он и самую вершину горы окружил стеной и построил науглах башни по 160 локтей каждую. Посреди укрепленной таким образом площади онвоздвиг дивный дворец, помещавший в себе множество [430]просторных и изящных покоев; в наиболее подходящих местах было построено ещемного цистерн как для сбора, так и для сохранения обильных запасов воды. Такимобразом, царь, соперничая с природой, при помощи искусственных сооруженийсделал это место еще более непобедимым. Далее он снабдил крепость огромнымзапасом стрел и машин и старался вообще всевозможными средствами поставитьгарнизон в такое положение, чтобы он мог противостоять продолжительнейшейосаде.

3. В бывшем дворце росла рута{27}поразительных размеров, не уступавшая ни высотой своей, ни объемом фиговомудереву Говорят, что она стояла со времен Ирода, и она, быть может, еще долго бысуществовала, если бы иудеи при занятии Махерона не срубили ее. В долине,примыкающей к городу с севера, находится место, называемое Ваорасом{28} и производящее корень того же имени.Последний имеет огненно-красный цвет и по вечерам испускает от себя лучи; егоочень трудно схватить, так как он как будто убегает из-под рук и только тогдаостается в покое, когда его поливают уриной от женщины или ее месячной кровью.Но и тогда прикосновение к нему влечет за собой верную смерть, если его ненесут таким образом, чтобы он свешивался с руки. Существует, впрочем, и другойбезопасный способ для овладения этим корнем. Сначала его окапывают кругом дотех пор, пока только маленькая часть корня остается еще в земле, затемпривязывают к нему собаку; когда последняя быстро устремляется за человеком,привязавшим ее, корень легко вырывается, но собака умирает на месте, какзаместительная жертва за того, который хотел взять растение, а тогда его можноуносить без всяких опасений. Стоит, однако, подвергать себя опасности итрудиться над добыванием этого растения из-за присущего ему следующегосвойства: так называемые демоны, т. е. духи злых людей, вселяющиеся в живущих иубивающие всех тех, которые остаются без помощи, немедленно изгоняются темкорнем, как только подносят его близко к больному. На том же самом месте бьюттеплые ключи, отличающиеся между собой различным вкусом воды: одни из ключейгорьки, другие – почти совершенно пресны. Еще ниже в долине находятсямногочисленные холодные источники, тесно расположенные один возле другого. Ноеще удивительнее следующее. Вблизи находится незначительной глубины пещера,прикрываемая свешивающейся над ней скалой, а над этой скалой возвышаются наблизком расстоянии один от другого два утеса, имеющие форму женских грудей;причем из [431] одного утеса бьет совершенно холодный ключ, аиз другого – очень горячий; будучи же смешаны вместе, оба ключа доставляют ввысшей степени приятное, целебное, в особенности укрепляющее нервы купание.Местность эта изобилует также серными и квасцовыми рудами.

4. Осмотрев местность со всех сторон, Басс пришел к заключению – заполнитьвосточную лощину и таким образом проложить себе путь к крепости. Согласноэтому, он начал действовать, чтобы быть в состоянии по возможности скореепостроить валы, которые должны были облегчить ему осаду. Тогда находившиесявнутри иудеи, увидя себя запертыми, отделились от прибывших к ним извне, накоторых они и без того смотрели, как на сброд, и принудили их остаться внизу вгороде, чтобы выдержать первые наступления неприятеля; сами же они занялицитадель наверху, полагаясь на ее сильные укрепления и надеясь, в крайнемслучае, спасти себя посредством добровольной сдачи. На первых порах, однако,они хотели попытаться – не хватит ли у них возможности воспротивиться осаде. Сэтой целью они каждый день делали ожесточенные вылазки, схватывались совстречавшими их римлянами и хотя сами терпели большие потери, но и многихубивали. Победа одних или других в каждом данном случае зависела главнымобразом от умения пользоваться благоприятным моментом: иудеи побеждали, когдаони своим нападением застигали римлян врасплох; последние побеждали, когда онисо своих валов вовремя замечали приготовления к вылазке и могли встретить врагагусто сплоченными рядами. Однако при таких частых схватках осада не могладостигнуть своей цели. Случай заставил иудеев сдаться против собственногосвоего ожидания. Среди осажденных находился один в высшей степени смелый ихрабрый юноша Элеазар. В вылазках он всегда выдвигал себя на первый план, таккак именно он ободрял всех нападать на римлян и мешать им в сооружении валов;затем в сражениях он причинял римлянам многочисленные и значительные потери.Сопровождавшим его в вылазках он облегчал нападение и прикрывал также ихотступление, так как сам оставлял поле битвы последним. Однажды, когда бой ужедавно окончился и обе стороны отступили, Элеазар, как бы в насмешку надврагами, остался и, думая, что никто из них не возобновит боя, углубился вразговор со стоявшими на стене. Этот момент подстерег египтянин римской службыпо имени Руф: незаметно для всех он побежал туда, поднял Элеазара вместе с еговооружением и прежде, чем солдаты на стене пришли [432] в себяот охватившего их ужаса, уже унес его в римский лагерь. Полководец отдал приказраздеть его донага и на виду городских жителей бичевать его. Мучения юношипроизвели на иудеев глубокое впечатление: во всем городе поднялся такой плач,какого нельзя было ожидать из-за несчастья одного человека. Заметив эту общуюскорбь, Басс воспользовался ею для военной хитрости: он старался довести ихсострадание до крайней степени для того, чтобы они, ради спасения юноши, сдаликрепость. И этот план ему удался. Он приказал водрузить крест как будто длятого, чтобы пригвоздить к нему Элеазара, При виде этого иудеев в крепостиохватила еще большая жалость; громко рыдая, они восклицали: невозможнодопустить такую мученическую смерть юноши. Тут еще Элеазар начал умолять их,чтобы они спасли его от этой мучительнейшей из всех родов смерти и спасли бытакже и себя; чтобы они уступили силе и счастью римлян после того, как всерешительно уже покорено ими. Его просьбы раздирали им сердца, и так как в самойкрепости еще многие просили за него, ибо Элеазар принадлежал к широкоразветвлявшейся многочисленной фамилии, то они против своего обыкновениясмягчились; быстро снаряжено было посольство, уполномоченное вести переговоры осдаче крепости с тем лишь условием, чтобы им предоставлено было свободноеотступление и выдан был Элеазар. Римляне с их предводителем принялипредложение. Когда толпа, находившаяся в нижнем городе, услышала об этомдоговоре, она приняла решение тайно бежать ночью. Но как только они открыливорота, Басс был извещен об этом иудеями, заключившими договор, которые или нежелали спасения пришельцев, или боялись, что бегство последних может бытьпоставлено в вину им самим. Храбрейшие из беглецов пробились, однако, испаслись, но застигнутые еще внутри города 1700 мужчин были перебиты, а женщиныи дети проданы в рабство. Что касается тех, которые обещали предать емукрепость, то Басс считал нужным исполнить договор, в силу которого онпредоставил им свободный выход и выдал также Элеазара.

5. Справившись таким образом с Махероном, Басс быстрым маршем двинулся клесу, называвшемуся Ярдесом, где, как ему было донесено, собралась массаиудеев, бежавших во время осады Иерусалима и Махерона. Прибыв туда, он нашел,что полученное им известие вполне верно. Прежде всего он всадниками оцепилкругом всю местность, чтобы предупредить возможность бегства; пехоте же онприказал вырубить лес, в котором скрывались беглецы. Эти действия[433] принудили иудеев решиться на отважное дело. Так какединственную надежду на спасение сулил им еще отчаянный бой, то они ринулисьвсей массой с громкими кликами на оцепивших их римлян. Но последние храбровыдержали натиск. При отчаянной смелости одних и неослабной твердости другихбой затянулся на довольно продолжительное время, но результат получился самыйнеравномерный: из римлян пало мертвыми 12 человек и только немного было ранено,из иудеев же ни один не вышел целым из этого сражения: все они в числе не менее3000 человек были смяты, и между ними также их предводитель Иуда, сын Иаира, окотором мы выше сообщили, что он начальствовал над отрядом и спасся бегствомчерез подземный ход{29}.

6. К этому времени император послал предписание Бассу и прокуратору ЛивериюМаксиму распродать всю страну иудейскую. Нового города он не основал в ней, нооставил за собой страну в собственность. Только восемьсот выслужившихся солдатон наделил землей в районе Эммауса{30}, в 60стадиях от Иерусалима. На иудеев же во всех местах их жительства он наложилпоголовную подать в размере двух драхм в год в пользу Капитолия вместо того,что прежде тот же налог взимался на нужды храма{31}. Таково было теперь положение иудеев.

О несчастной судьбе Антиоха, царя Коммагены. – Об аланах, причинивших многобед жителям Мидии и Армении.

1. Со времени вступления в царствование Веспасиана протекло уже четыре года.Тогда над царем Коммагены, Антиохом, и всем его домом стряслась тяжкая беда.Цезений Пет, тогдашний правитель Сирии, письмом донес императору – по правде лиили из вражды к Антиоху, не выяснено было тогда с точностью, – что Антиохвместе с его сыном Эпифаном помышляют об отпадении от римлян и в этих видах ужевступили в союз с парфянским царем; необходимо поэтому напасть на них врасплохи не дать им времени на приготовления, ибо в противном случае они могут всеримское царство вовлечь в гибельную войну. Не следует ему, Веспасиану,равнодушно отнестись к этому донесению, так как соседство обоих царей требуеткрайней предусмотрительности [434] ввиду того, что главнейшийгород Коммагены – Самосата – лежит на Евфрате, так что парфяне, при известномсоглашении с Антиохом, могли бы весьма легко перейти реку и найти у негоубежище. Пет нашел веру и получил полномочие действовать по своему разумению.Он и не медлил: с шестым легионом, отдельными когортами и некоторыми коннымиотрядами он внезапно, когда Антиох ничего не подозревал, вторгся в Коммагену.Его сопровождали цари: Аристобул из Халкиды{32} и Соем из Эмесы. При своем вторжении они нигде невстречали никакого противодействия, так как никто из жителей и не думал осопротивлении. Когда Антиох получил это неожиданное известие, он не имел дажеотдаленного намерения начать войну с римлянами, а решился покинуть свое царствов том положении, в каком оно находилось, и тайно бежать с женой и детьми, думаяэтим путем очиститься в глазах римлян от павшего на него подозрения. Отойдя насто двадцать стадий от города, он стал лагерем в открытом поле.

2. Пет отрядил часть войска для занятия Самосаты, что она и сделала, а состальной частью двинулся сам против Антиоха. Но и тогда царь не дал себясклонить на какие-либо военные действия против римлян, а, оплакивая своюучасть, отдался всецело на волю судьбы. Но его юным, опытным в военном деле иотличавшимся телесной силой сыновьям было не так легко покориться без боя:Эпифан и Каллиник взялись за оружие. В жарком сражении, длившемся целый день,они обнаружили блестящую личную храбрость и с наступлением вечера окончилибитву без всякого урона. Но Антиох и после так благоприятно кончившегося длянего сражения не считал безопасным для себя остаться: он бежал с женой идочерьми в Киликию. Этим он сам отнял мужество у своих собственных солдат:последние, предполагая, что он отрекся от престола, отпали от него и перешли насторону римлян, не скрывая ни для кого своего упадка духа. Эпифан и его свитадолжны были подумать о бегстве, прежде чем окончательно не лишились своихсоратников; только десять всадников перешли с ними Евфрат, откуда они уже безвсякой опасности следовали дальше и прибыли к парфянскому царю Вологезу,который принял их не с презрением, как беглецов, а со всеми почестями, какбудто они находились еще в своем прежнем положении.

3. Антиох, спасшийся в Тарс в Киликии, был схвачен центурионом, посланнымПетом, и связанный отправлен в Рим. Веспасиан, однако, не мог допустить, чтобыцаря [435] привели к нему в таком виде: он предпочел лучшевыказывать уважение к старой дружбе, чем пребывать в неумолимом гневе по поводувойны. А потому, еще когда тот находился в дороге, он приказал снять с негооковы и под предлогом отсрочки его поездки в Рим оставить его в Лакедемонии;там он назначил ему значительные денежные доходы для того, чтобы он мог жить нетолько без нужды, но и по-царски. Эпифан и его брат, опасавшиеся за судьбусвоего отца, освободились тогда от тяжелых забот и душевных тревог; вместе стем они стали надеяться и на собственное примирение с императором, тем более,что Вологез писал ему в их пользу. Им хотя и хорошо жилось у Вологеза, но онивсе-таки не хотели остаться навсегда вне пределов римского государства.Император выразил им полное благосклонности уверение в том, что бояться имнечего; тогда они отправились в Рим, куда вскоре прибыл также их отец изЛакедемона. Там они и остались и содержались в полном почете.

4. Об аланском народе{33} я, как мнекажется, еще выше упомянул, как о скифском племени, живущем на берегахТанаиса{34} и Меотийского озера{35}. В то время они задумали предпринятьхищнический набег на Мидию и еще более отдаленные страны и по этому поводузавязали переговоры с гирканским царем, ибо последний господствует надпроходом, который царь Александр{36} сделалнеприступным посредством железных ворот{37}.И вот, когда тот открыл им доступ, они многочисленными толпами напали на нечаявших никакой опасности мидян, опустошили густонаселенный, изобиловавшийстадами край, не встречая нигде со стороны оробевшего населения никакогосопротивления. Царь страны Пакор{38} бежал встрахе в непроходимые пустыни, оставив все в их распоряжение; с трудом емуудалось выкупить у них за 100 талантов попавших к ним в плен свою жену иналожниц. Удовлетворяя свою разбойничью жадность беспрепятственно и даже безмеча, они продолжали свой опустошительный набег до самой Армении. Царствовалздесь Тиридат{39}, который хотя и выступилим навстречу и дал им сражение, но тут сам чуть не попал живым в плен. Аланиниздали накинул на него аркан и утащил бы его с поля брани, если бы царю неудалось вовремя перерубить мечом веревку и таким образом спастись. Варвары же,рассвирепевшие еще больше от этой битвы, опустошили всю страну и с огромноймассой пленников и добычи, награбленной ими в обоих царствах, возвратилисьобратно на родину.

О Масаде и занявших ее сикариях. – Каким образом Сильва приступает к осадекрепости. – Речь Элеазара.

1. После смерти Басса правление над Иудеей перешло к Флавию Сильве{40}. Он нашел всю страну уже покоренной;только одна крепость упорно отстаивала свою независимость, и против нее онвыдвинул теперь все силы, какие только мог собрать из окрестностей. Этакрепость была Масада. Ее занимали сикарии, во главе которых стоял знатный мужЭлеазар{41}, потомок Иуды, который, как мывыше упомянули, когда Квириний был послан цензором в Иудею, уговорил множествоиудеев сопротивляться переписи. И теперь сикарии восставали против тех, которыехотели подчиниться римлянам и обращались с ними во всех отношениях, как сврагами, грабя их имущество, угоняя их скот и сжигая их дома. «Ведь нет никакойразницы, – говорили сикарии, – между ними и чужими, так как они постыднопредали свободу, за которую так много было войн, и сами облюбовали римскоерабство». Но этими речами, как явно показали их действия, они только прикрывалисвое жестокосердие и корыстолюбие; ибо те были такие, которые вместе с нимиучаствовали в восстании, сообща боролись с римлянами и больше отваги проявили вборьбе против последних, чем другие. А если кто-либо указывал им нанеосновательность упомянутых доводов, то он за свои вполне справедливые упрекиподвергался жестоким преследованиям. Тогдашнее время у иудеев было вообщебогато всевозможного рода злодеяниями: ни одно гнусное дело не было упущено, иесли бы хотели всю изобретательность ума направить на то, чтобы измыслитьчто-нибудь новое, то ничего больше не выдумали бы. Этой порчей нравов былазаражена как общественная, так и частная жизнь. Все наперебой старалисьперещеголять друг друга в нечестивых поступках перед Богом и внесправедливостях против ближних. Сильные угнетали простой народ, а массастаралась изводить сильных; те хотели власти, а эти – насилий и ограблениязажиточных. Первый пример разнузданной жизни и жестокого обращения со своими жесоплеменниками подали именно сикарии, которые не брезговали никакими постыднымисловами и действиями для преследования и погибели своих жертв. Но даже эти всравнении с Иоанном казались [437] еще умеренными. Иоанн нетолько убивал всех тех, которые проповедовали то, что было справедливо иполезно, не только с такими гражданами поступал он как с врагами, но все своеотечество наполнял он неисчислимыми злодеяниями и действовал вообще так, кактолько можно ожидать от человека, лишившегося уже всякого религиозного чувства.На его стол подавались запретные блюда; освященных веками обрядов очищения онне соблюдал; нужно ли удивляться, что человек, так безрассудно выступавшийпротив Бога, потерял чувство человечности и уважение к общественному благу? АСимон, сын Гиоры? Каких только злодейств он не творил? Разве существовало такоенасилие, какого он не совершил над личностями свободных иудеев, которымвдобавок он был еще обязан достижением власти тирана? Дружба и родство толькоподстрекали их на беспрестанные убийства. Ибо причинять зло чужим казалось имделом низкой трусости; им хотелось, напротив, открыто похвастать жестокостью,совершаемой против близких. С их безумием соперничало еще неистовство идумеев.После того, как эти нечестивцы заклали первосвященников для того, конечно,чтобы не осталось ни следа благочестия, они уничтожили также вконец все, чтоеще уцелело от общественного порядка, и доставили полное торжество беззаконию.При этом положении вещей возвысилось поколение так называемых зелотов, которыесвоими делами оправдали свое название. Ибо они старались подражать всякойгнусности, и их рвение было направлено на то, чтобы не упустить ничего, чтоизвестно было из истории прежних злодеяний. Имя, которое они себе присвоили,должно было, конечно, по их понятию, обозначать соревнование в добродетели, нотут нужно допустить одно из двух: или они по свойственному им бесчеловечиюхотели этим еще насмехаться над жертвами своих насилий, или они величайшее злосчитали добродетелью. И постиг же каждого из них в отдельности достойный конец:всем им Бог воздал по заслугам, ибо все мучения, какие только человеческаяприрода способна перенесть, они переживали, а конец всех страданий – смерть –они принимали под самыми разнообразными пытками. Тем не менее можно, пожалуй,сказать, что они терпели меньше, чем заслужили своими делами, ибо полноевозмездие было немыслимо. Оплакивать же достойным образом тех, которые палижертвами их жестокостей, здесь не место, а потому возвращусь к моему рассказу.

2. Таким образом, римский полководец во главе своего войска выступил противЭлеазара и сикариев, занимавших [348] Масаду. Всю окрестностьон покорил без затруднений и в подходящих местах оставил гарнизоны. Самую жекрепость для того, чтобы никто из осажденных не мог бежать, он окружил обводнойстеной и расставил на ней караулы. Затем он избрал пригодное для начала осадылагерное место, оказавшееся на том пункте, где скалистый хребет, на которомстояла крепость, был соединен с близлежащей горой, хотя именно это местозначительно затрудняло доставку необходимых припасов. Ибо не только провиантприходилось подвозить издалека и с большим напряжением сил со стороны иудеев,на которых возложена была эта обязанность, но даже воду для питья нужно былодоставлять в лагерь, так как вблизи не было источников. Приняв необходимые мерыпо обеспечению войска продовольствием и водой, Сильва приступил к осаде,которая вследствие укрепленности цитадели требовала большого искусства игромадных усилий. Природа этой местности такова:

3. Скалистый утес значительного объема и огромной высоты окружают со всехсторон обрывистые пропасти непроницаемой глубины, недоступные ни для людей, нидля животных; только в двух местах, и то с трудом, можно приступить к утесу:одна из этих дорог лежит на востоке от Асфальтового озера, а другая, болеепроходимая, – на западе. Первую, вследствие ее узкости и извилистости, называютЗмеиной тропой. Она пробивается по выступам обрыва, часто возвращается назад,вытягивается опять немного в длину и еле достигает до цели. Идя по этой дороге,необходимо попеременно твердо упираться то одной, то другой ногой, ибо еслипоскользнуться, то гибель неизбежна, так как с обеих сторон зияют глубокиепропасти, способные навести страх и на неустрашимых людей. Пройдя по этойтропинке 30 стадий, достигают вершины, которая не заостряется в узкую верхушку,а, напротив, образует широкую поляну. Здесь первый построил крепостьпервосвященник Ионатан{42}, назвавший ееМасадой{43}. Впоследствии царь Ирод потратилмного труда, чтобы привести ее в благоустроенный вид. Всю вершину на семистадиях он обвел стеной, построенной из белого камня и имевшей двенадцатьлоктей высоты и восемь локтей ширины; на ней были возведены тридцать семьбашен, каждая из которых достигала пятидесяти локтей высоты; с этих башен можнобыло проходить в жилые дома, пристроенные к внутренней стороне стены по всей еедлине. Всю же внутреннюю площадь, отличающуюся тучной и особенно рыхлой почвой,царь оставил для возделывания с той целью, чтобы на случай, когда привоз[439] припасов извне сделается невозможным, гарнизон,доверивший свою участь крепости, не терпел бы нужды. У западного входа подстеной, окружавшей вершину, он воздвиг дворец с фасадом, обращенным на север, счрезвычайно высокими и крепкими стенами и четырьмя башнями на углах,шестидесяти локтей высоты каждая. Внутренняя отделка комнат, галерей и баньбыла разнообразна и великолепна; каменные колонны были все цельные; стены иполы в комнатах были выложены мозаикой. Во всех жилых помещениях наверху, водворце и перед стеной он приказал вырубить в скалах много больших цистерн,устроив их так, чтобы они могли давать такой же обильный запас воды, какоймогут доставлять источники. Из дворца вел на самую верхушку утеса вырубленный вскале и невидимый снаружи ход, но и видимыми путями неприятель не так легко могпользоваться: восточный – по самой природе своей, уже описанной нами, былнепроходим; а западный путь царь на самом узком месте защитил большой башней,которая отстояла от крепости по меньшей мере на 1000 локтей и которую ниобойти, ни взять было нелегко. Вследствие всего этого даже мирным посетителямпроход был крайне затруднителен. Так самой природой и искусственнымисооружениями крепость была защищена против неприятельских нападений.

4. Еще более, чем все эти сооружения, достойны были удивления изобилие идолгая сохраняемость заготовленных внутри припасов. В крепости было сложенотак много хлеба, что его могло хватить на долгое время, равно как изначительное количество вина и масла; было также и фиников и стручковых плодовв избытке. Когда Элеазар со своими сикариями хитростью овладел крепостью, оннашел все это в свежем виде, как будто оно только что было сложено, а между темсо времени заготовления этих припасов до завоевания римлянами прошло околостолетия. Римляне также нашли остаток припасов неиспорченным. Причиной стольдолгой сохраняемости следует, бесспорно, принять свойство воздуха, которыйвследствие высокого положения крепости свободен от всяких землянистых инечистых примесей.

Сверх всего найдено было нагроможденное там царем разного рода оружие на10 000 человек, равно еще сырое железо, медь и олово. Эти широкие приготовленияимели серьезные основания. Ирод, как говорят, приготовил эту крепость местомубежища лично для себя на случай опасности, угрожавшей ему с двух сторон,во-первых, со стороны иудейского народа, который мог свергнуть его и водворить[440] на престол прежнюю династию{44}; большая же и серьезнейшая опасность угрожала со стороныегипетской царицы Клеопатры. Последняя не скрывала своих отношений к Ироду и,напротив, беспрестанно приставала к Антонию с просьбой убить Ирода и подаритьей царство иудеев. И действительно, надо только удивляться, как Антоний,порабощенный, к несчастью своему, любовью к ней, не послушался ее требований,при всем том никто не мог ручаться, что он ей не поддаться. Вот какие опасенияпобудили Ирода укрепить Масаду. Обстоятельства между тем сложились такимобразом, что он этой крепостью создал для римлян последнее препятствие в войнес иудеями.

5. Когда римский полководец, как выше уже сообщалось, окружил всю местностьснаружи обводной стеной и принял тщательные меры к тому, чтобы никто изгарнизона не мог бежать, он приступил к осаде, хотя для закладки валов найденбыл лишь один пригодный для этой цели пункт. За крепостью, господствовавшей надвосходящей к дворцу и на вершину утеса западной дорогой, находилась скала согромной площадью, далеко выступавшая вперед, но лежавшая на 300 локтей нижеМасады. Она называлась Левкой{45}. На эту скалу взошел Сильва и приказал своемувойску занять ее и подвозить к ней землю. И вот усердными работамимногочисленной армии сооружена была могущественная насыпь в 200 локтей высоты,но и этот вал оказался все еще недостаточно высоким и прочным, чтобы служитьбазисом для машин, а потому на нем воздвигнуто было из камней новое сооружение50 локтей ширины и такой же высоты. Машины были той же конструкции, что ипрежние, придуманные при осадах Веспасианом, а затем Титом; была такжепостроена еще башня 60 локтей высоты, которая сверху донизу была обшита железоми из которой римляне метали камни и другие стрелы, отгонял со стены еезащитников и не позволяя им даже показываться из-за нее. Одновременно с темСильва приказал построить большой таран и с того же пункта беспрерывнопотрясать эту стену. На разрушение последней едва ли можно было надеяться, емуже все-таки удалось пробить в ней брешь. Но сикарии поспешно выстроили другуюстену, которая должна была противостоять машинам. Для того чтобы придать этойстене мягкость, которая могла бы ослаблять силу ударов, они придали ейследующее устройство; взяли длинные балки, плотно связали их концами ирасположили двумя параллельными рядами друг от друга на расстоянии толщиныстены, а промежуток между ними заполнили землей; для того же, чтобы при[441] возвышении постройки земля не осыпалась, они соединилипродольные балки поперечными. Это сооружение получило, таким образом, некотороесходство с домом. Удары машин, вследствие упругости материала, ослаблялись, аот сотрясений здание оседало и делалось, напротив, еще прочнее. Когда Сильваэто заметил, он решил, что огнем скорее можно будет взять стену: по его приказусолдаты начали бросать на нее массами горящие головни. И действительно,постройка, состоявшая большей частью из дерева, быстро зажглась и вследствиесвоей легкой доступности была охвачена пламенем до самого основания. В началепожара дул северный ветер, который был опасным для римлян, так как он отгонялпламя от крепости и направлял его прямо им в лицо. Уже они потеряли почти всенадежды на успех вследствие того, что вместе со стеной могли сгореть также и ихмашины. Но внезапно, как по божественному мановению, ветер переменил своенаправление, обратился к югу и направил огонь против стены, которая горела ужесверху донизу. Римляне, обрадовавшиеся божественной помощи, возвратились в лагерь,решив на следующий день напасть на врага. На ночь они усилили стражу, дабыникто не мог бежать из крепости.

6. Но Элеазар и не думал о бегстве, да и никому другому он бы этого непозволил. Видя, что стена разрушена огнем, а никакого средства спасения илизащиты придумать невозможно, воспроизводя живо перед глазами, как римлянестанут обращаться с ними, их женами и детьми, когда попадут к ним в руки, онрешил, что все должны умереть. В настоящем положении он признал за лучшее дляних смерть, и для того, чтобы ободрить их на этот шаг, он собрал наиболеерешительных из своих товарищей и обратился к ним со следующей речью: «Ужедавно, храбрые мужи, мы приняли решение не подчиняться ни римлянам, никому-либодругому, кроме только Бога, ибо он один истинный и справедливый царь надлюдьми. Теперь же настал час, призывающий всех нас исполнить на деле нашерешение. Да не посрамим себя мы, которые не хотели переносить рабство ещепрежде, когда оно не угрожало никакими опасностями, не предадим же себя теперьдобровольно и рабству, и самым страшным мучениям, которые нас ожидают, если мыживыми попадем во власть римлян! Ибо мы первые восстали против них и воюемпоследними. Я смотрю на это, как на милость божью, что он даровал намвозможность умереть прекрасной смертью и свободными людьми, чего не сужденодругим, неожиданно попавшим в плен. Мы же [442] знаем,наверно, завтра мы в руках врагов, но мы свободны выбрать славную смерть вместесо всеми, которые нам дороги. Этому не могут препятствовать враги, хотя бы ониочень хотели живыми нас изловить. С другой стороны, и мы не можем победить их вбою. Быть может, в самом начале, когда наши стремления к независимостинаткнулись на столь большие препятствия со стороны наших соотечественников иеще больше со стороны неприятеля, мы бы должны были разгадать волю провидения иуразуметь, что Бог обрек на гибель некогда столь любимый им народ иудейский.Ибо если бы он был милостив к нам или менее, по крайней мере, гневался на нас,то не допустил бы гибели столь многих людей, не отдал бы своего священнейшегогорода на добычу пламени разрушительной ярости врага. Если же это случилось,можем ли мы надеяться на то, что мы одни из всего еврейского народа уцелеем испасем нашу свободу? Если б мы не грешили перед Богом и не были бы причастны ник какой вине, а то ведь мы на этом пути были учителями для других! Вы видите,как Бог осмеял наши суетные надежды! Ведь он вверг нас в такую беду, которуюмы ожидать не могли и которую нам не перенести. Непобедимое положение крепостине послужило нам на пользу, и хотя мы располагаем богатым запасом провианта иимеем в избытке оружие и все необходимое, мы все-таки, по явномупредопределению судьбы, лишены всякой надежды на спасение. Еще недавно огонь,устремившийся сначала на врагов, как-то против воли своей обратился противпостроенной нами стены. Разве это не гнев божий, постигший нас за многиепреступления, которые мы в своей свирепости совершали против своих жесоплеменников. Лучше поэтому принять наказание не от наших смертельных врагов –римлян, а от самого Бога, ибо божья десница милостивее рук врагов. Пусть нашижены умрут неопозоренными, а наши дети – не изведавшими рабства, вслед за теммы и друг другу сослужим благородную службу, тогда нашим почетным саваном будетнаша сохраненная свобода. Но прежде мы истребим огнем все наши сокровища и всюкрепость. Я знаю хорошо: римляне будут огорчены, когда они не овладеют нами иувидят себя обманутыми в надеждах на добычу. Только съестные припасы мы оставимв целости, ибо это будет свидетельствовать после нашей смерти, что не голод наспринудил, а что мы, как и решились от самого начала, предпочли смертьрабству».

7. Так говорил Элеазар. Но его мнение отнюдь еще не разделяли всеприсутствовавшие. Одни хотя спешили [443] принять егопредложение и чуть не возликовали от радости, так как смерть они считаливеликой честью для себя, но более мягкие охвачены были жалостью к своим женам идетям, а так как эти тоже видели перед глазами свою верную гибель, то они сослезами переглядывались между собой и тем дали понять о своем несогласии.Элеазар, заметив, что они устрашены и подавлены величием его замысла, побоялся,чтобы они своими воплями и рыданиями не смягчили и тех, которые мужественновыслушали его слова. Ввиду этого он продолжал ободрять их и, глубокопроникнутый величием охватившей его мысли, он повышенным голосом, устремив свойвзор в плачущих, сам себя вдохновляя, начал говорить великолепную речь обессмертии души.

«Жестоко я ошибался, начал он, если я мечтал, что предпринимаю борьбу засвободу с храбрыми воинами, решившимися с честью жить, но и с честью умереть.Оказывается, что вы своей храбростью и мужеством нисколько не возвысились надсамыми дюжинными людьми, раз вы трепещете перед смертью тогда, когда она должнаосвободить вас от величайших мук, когда не следует медлить или ждать чьего-либопризыва. От самого раннего пробуждения сознания в нас нам внушалосьунаследованным от отцов божественным учением – а наши предки подкрепляли это имыслью, и делом – что не смерть, а жизнь – несчастье для людей. Ибо смертьдарует душам свободу и открывает им вход в родное светлое место, где их немогут постигнуть никакие страдания. До тех же пор, пока они находятся в оковахбренного тела и заражены его пороками, они, в сущности говоря, мертвы, так какбожественное с тленным не совсем гармонирует. Правда и то, что душа можетвеликое творить и будучи привязана к телу, ибо она делает его своимвосприимчивым орудием, управляя невидимо его побуждениями и делами, возвышаяего над его смертной природой. Но когда она, освободившись от притягивающего еек земле и навязанного ей бремени, достигает своей родной обители, тогда толькоона обретает блаженную мощь и ничем не стесняемую силу, оставаясь невидимой длячеловеческого взора, как сам Бог. Незрима она, собственно, во все времяпребывания своего в теле: невидимо она приходит, и никто не видит ее, когда онаопять отходит. Сама же она неизменна, а между тем в ней же лежит причина всехперемен, происходящих с телом. Ибо чего только коснется душа, все то живет ипроцветает, а с чем она разлучается, то вянет и умирает – такова силабессмертия, присущая ей. Наиболее верное доказательство того, что я вам говорю,дает вам [444] сон, в котором души, нетревожимые телом,отдаваясь самим себе, вкушают самый сладкий покой в общении с Богом, которомуони родственны, повсюду летают и предвещают многое из грядущего.

Стоит ли бояться смерти, если так приятен покой во сне? И не бессмысленно листремиться к завоеванию свободы при жизни и в то же время не желать себе вечнойсвободы? Уже в силу воспитания, полученного нами на своей родине, мы должныпоказать другим пример готовности смерти. Но если мы тоже нуждаемся в чужихпримерах, так взглянем на индусов, у которых можно научиться мудрости. Этиблагородные мужи переносят земную жизнь нехотя, как отбытие какой-нибудьповинности природе, и спешат развязать душу с телом. Без горя, без нужды, атолько из страстного влечения к бессмертному бытию, они возвещают другим, чтонамерены уйти от этого мира. Никто не препятствует им, а, напротив, каждыйсчитает их счастливыми и дает им поручения к умершим родственникам. Так твердои незыблемо веруют они в общность жизни душ. По выслушании этих поручений онипредают свое тело огню для того, чтобы как можно чище отделить от него душу, иумирают, прославляемые всеми. Близкие им люди провожают их к смерти с болеелегким сердцем, чем другие своих сограждан в далекое путешествие: оплакиваютсамих себя, умерших же они считают блаженными, так как те уже приняты в сонмбессмертных. Не стыдно ли нам будет, если мы покажем себя ниже индусов, если мысвоей нерешительностью посрамим наши отечественные законы, служащие предметомзависти для всего мира? Но если бы даже нас издавна учили как раз противному, аименно, что земная жизнь – высочайшее благо человека, а смерть есть несчастье,то ведь настоящее наше положение требует, чтобы мы ее мужественно перенесли,ибо и воля божия, и необходимость толкают нас на смерть. Бог, по-видимому, ужедавно произнес этот приговор над всей иудейской нацией. Мы должны потерятьжизнь, потому что мы не умели жить по его заветам. Не приписывайте ни самимсебе вины, ни римлянам заслуги в том, что война с ними ввергла нас всех впогибель. Не собственное могущество их довело нас до такого положения, новысшая воля, благодаря которой они только кажутся победителями. Разве отримского оружия погибли иудеи в Кесарии? В то время, когда последние и непомышляли об отпадении от римлян, среди субботнего праздника на них напалакесарийская чернь, которая избила их вместе с женами и детьми, не встречая нималейшего сопротивления [445] и не робея даже перед римлянами,которые только отпавших, подобно нам, объявили врагами. Мне, пожалуй, возразят,что кесарияне всегда жили в разладе с иудеями и, дождавшись удобного момента,выместили лишь старую злобу. Но что можно сказать об иудеях в Скифополисе? Вугоду эллинам они подняли оружие против нас вместо того, чтобы в союзе с намибороться с римлянами. Помогла ли им эта дружба и преданность эллинам? Вместе ссемействами своими они были беспощадно умерщвлены ими. Так их отблагодарили запомощь. То, чего они не допускали нас причинять эллинам, постигло их самих, какбудто они замышляли против них зло. Однако слишком долго пришлось бы говорить,если бы я хотел перечислить все в отдельности. Вы знаете, что нет города вСирии, где не истребляли бы иудеев, хотя последние были более нас враждебны,чем римляне. Дамаскины, например, не имея даже возможности выдумать какой-либоблаговидный повод, запятнали свой город ужасной резней, умертвив 18 000 иудееввместе с женами и детьми (II, 20, 2). Число замученных насмерть в Египтепревысило, как мы узнали, 60 000. 0 всех этих случаях можно по крайней мересказать, что иудеи, живя в чужой стране, не находили того, что нужно дляуспешной борьбы против врага, но разве те, которые в своей собственной страневели войну с римлянами, не обладали всеми средствами, которые в состояниисулить несомненную победу? Оружие, стены, непобедимые крепости и мужество,бесстрашно смотревшее в глаза всем опасностям борьбы за освобождение, всесильнее воодушевляло всех на отпадение. Но все это, исполнявшее нас гордыхнадежд, выдержало лишь очень короткое время и послужило причиной величайшихнесчастий. Ибо все завоевано и досталось врагам, как будто оно былоприготовлено для того, чтобы придать больше блеска их победе, а не для того,чтобы содействовать спасению тех, которые обладали всем этим. Счастливы еще те,которые пали в бою, ибо они умерли, сражаясь и не изменив свободе. Но кто небудет жалеть тех многих людей, которые попали в руки римлян? Кто для избавлениясебя от такой же участи не прибегнет к смерти? Одни из них умирали подпытками, мучимые плетьми и огнем, другие, полусъеденные дикими зверьми,сохранялись живыми для вторичного пира на потеху и издевательство врагов. Нобольше всех достойны сожаления те, которые еще живут: они каждый час желаютсебе смерти и не могут найти ее. А где великий город, центр всей иудейскойнации, укрепленный столь многими обводными стенами, защищенный столь многимицитаделями [446] и столь исполинскими башнями, – город,который еле окружила вся масса военных орудий, который вмещал в себебесчисленное множество людей, сражавшихся за него? Куда он исчез, этот город,который Бог, казалось, избрал своим жилищем? До самого основания и с корнем онуничтожен! Единственным памятником его остался лагерь опустошителей, стоящийтеперь на его развалинах, несчастные старики, сидящие на пепелище храма, инекоторые женщины, оставленные для удовлетворения бесстыдной похоти врагов.Если кто подумает обо всем этом, как он может еще смотреть на дневной свет,если бы даже он мог жить в безопасности? Кто в такой степени враг отечества,кто так труслив и привязан к жизни, чтобы не жалеть о том, что еще живет насвете? О, лучше мы все умерли бы прежде, чем увидели святой город опустошеннымвражеской рукой, а священный храм так святотатственно разрушенным! Но насвоодушевляла еще не бесславная надежда, быть может, нам удастся за все этоотомстить врагу. Теперь же, когда и эта надежда потеряна, и мы так одинокостоим лицом к лицу с бедой, так поспешим же умереть со славой! Умилосердимсянад самими собою, над женами и детьми, пока мы еще в состоянии проявить такоемилосердие. Для смерти мы рождены и для смерти мы воспитали наших детей. Смертине могут избежать и самые счастливые. Но терпеть насилие, рабство, видеть, какуводят жен и детей на поругание, – не из тех это зол, которые предопределенычеловеку законами природы; это люди навлекают на себя своей собственнойтрусостью, когда они, имея возможность умереть, не хотят умереть прежде, чемдоживут до всего этого. Мы же в гордой надежде на вашу мужественную силу отпалиот римлян и только недавно отвергли их предложение сдаться им на милость.Каждому должно быть ясно, как жестоко они нам будут мстить, когда возьмут насживыми. Горе юношам, которых молодость и свежесть сил обрекают напродолжительные мучения; горе старикам, которые в своем возрасте не способныперенести страдания. Тут один будет видеть своими глазами, как уводят его женуна позор; там другой услышит голос своего ребенка, зовущего к себе отца, а он,отец, связан по рукам! Но нет! Пока эти руки еще свободны и умеют держать меч,пусть они сослужат нам прекрасную службу. Умрем, не испытав рабства врагов, каклюди свободные, вместе с женами и детьми расстанемся с жизнью. Это повелеваетнам закон{46}, об этом нас умоляют наши женыи дети, а необходимости этого шага ниспослана нам от Бога. Римляне желаютпротивного: они только опасаются, [447] как бы кто-нибудь изнас не умер до падения крепости. Поспешим же к делу. Они лелеют сладкую надеждузахватить нас в плен, но мы заставим их ужаснуться картине нашей смерти иизумиться нашей храбрости».

Каким образом жители крепости, убежденные словами Элеазара, все убили другдруга, за исключением двух женщин и пятерых детей.

1. Элеазар хотел еще продолжать свою речь, как они в один голос прервалиего, бурно потребовали немедленного исполнения плана и, точно толкаемыедемонической силой, разошлись. Всеми овладело какое-то бешеное желание убиватьжен, детей и себя самих; каждый старался предшествовать в этом другому, всякийхотел доказать свою храбрость и решимость тем, что он не остался в числепоследних. При этом ярость, охватившая их, не ослабела, как можно было быподумать, когда они приступили к самому делу, – нет! До самого конца ониостались в том же ожесточении, в какое привела их речь Элеазара. Родственные исемейные чувства у них хотя сохранились, но рассудок брал верх над чувством, аэтот рассудок говорил им, что они таким образом действуют для блага любимых имисуществ. Обнимая с любовью своих жен, лаская своих детей и со слезамизапечатлевая на их устах последние поцелуи, они исполняли над ними своерешение, как будто чужая рука ими повелевала. Их утешением в этих вынужденныхубийствах была мысль о тех насилиях, которые ожидали их у неприятеля. И ни одинне оказался слишком слабым для этого тяжелого дела – все убивали своихближайших родственников одного за другим. Несчастные! Как ужасно должно былобыть их положение, когда меньшим из зол казалось им убивать собственной рукойсвоих жен и детей! Не будучи в состоянии перенесть ужас совершенного ими дела исознавая, что они как бы провинятся перед убитыми, если переживут их хотя одномгновение, они поспешно стащили все ценное в одно место, свалили в кучу, сожгливсе это, а затем избрали по жребию из своей среды десять человек, которыедолжны были заколоть всех остальных. Расположившись возле своих жен и детей,охвативши руками их [448] тела, каждый подставлял свое горлодесятерым, исполнявшим ужасную обязанность. Когда последние без содроганияпронзили мечами всех, одного за другим, они с тем же условием метали жребиймежду собой: тот, кому выпал жребий, должен был убить всех девятерых, а в концесамого себя. Все, таким образом, верили друг другу, что каждый с одинаковыммужеством исполнит общее решение как над другам, так и над собой. Идействительно, девять из оставшихся подставили свое горло десятому. Наконецоставшийся самым последним осмотрел еще кучи павших, чтобы убедиться, неостался ли при этом великом избиении кто-либо такой, которому нужна его рука, инайдя всех уже мертвыми, поджег дворец, твердой рукой вонзил в себя весь меч дорукояти и пал бок о бок возле своего семейства. Так умерли они с уверенностью,что не оставили ни одной души, которая могла бы попасть во власть римлянам.Однако одна старуха, равно и родственница Элеазара, женщина, которая по своемууму и образованию превосходила большинство своего рода, вместе с пятью детьмиспрятались в подземный водопроводный канал в то время, когда всех остальныхувлекла мысль об избиении своих близких. Число убитых, включая и женщин, идетей, достигло 960. Это ужасное дело совершилось в 15-й день ксантика.

2. Рано утром римляне, в ожидании вооруженного сопротивления, приготовилиськ сражению, накинули наступательные мосты на крепость и вторглись в нее.Каково же было их удивление, когда вместо ожидаемых врагов на них отовсюдуповеяло неприветливой пустотой и, кроме клокотавшего внутри огня, над всейкрепостью царило глубокое молчание. Озадаченные этим явлением, они, наконец,как при открытии стрельбы, подняли боевой клик для того, чтобы этим вызватьнаходившихся внутри. Этот клик был услышан женщинами, которые вылезли изподземелья и по порядку рассказали римлянам о всем происшедшем. В особенностиодна из этих женщин сумела передать в точности обо всем, что говорилось иделалось. Римляне все-таки не обратили внимания на их рассказ, так как неверили в столь великий подвиг, а постарались потушить пожар, быстро пробилисебе путь и втеснились во внутренние помещения дворца. Увидев же здесь в самомделе массу убитых, они не возрадовались гибели неприятелей, а удивлялись тольковеличию их решимости и несокрушимому презрению к смерти такого множества людей.[449]

Каким образом многие сикарии, бежавшие в Александрию, навлекают на себяопасность. – Храм, некогда построенный первосвященником Хонием, из-за этогоопустошается.

1. После того как пала таким образом Масада, римский полководец оставил вней гарнизон, а сам с остальным войском возвратился в Кесарию, ибо неприятеляуже не было в стране, и вся она продолжительной войной была покорена. Затотеперь иудеи чужих стран начали чувствовать опасность своего тревожногоположения. Уже после падения Масады в Александрии, в Египте, погибла массаиудеев. Дело в том, что проникнувшая туда часть партии сикариев, недовольствуясь своим спасением, стала опять поднимать волнения и возбудиламногих из оказавших им убежище восстать во имя свободы, не считать римлян лучшесебя, повелителем же над собой признать одного Бога. Так как некоторые иззнатных иудеев{47} воспротивились им, то ониодних убивали, а других беспрерывно подстрекали к восстанию. Сознавая безумиеих затеи, знатнейшие члены совета в видах личной безопасности нашли невозможнымдольше терпеть. Они созвали всех иудеев в собрание, раскрыли безумные замыслысикариев и представили их как виновников всех бедствий. «И вот теперь, –продолжали члены совета, – зная, что и удавшееся им бегство не может ихокончательно спасти, ибо как только они будут узнаны римлянами, их немедленноказнят, они стараются подвергнуть заслуженной ими участи также и тех, которыеникогда ничего общего с ними не имели». Они советовали поэтому народуостерегаться той беды, в которую хотят ввести его сикарии, и выдачей последнихв руки римлян доказать свою невиновность. Сознавая всю опасность своегоположения и убежденный этими речами, народ с яростью набросился на сикариев изахватил их в плен. Шестьсот человек схвачено было на месте, другие, бежавшие вглубь Египта и в особенности в Фивы, вскоре также были переловлены и доставленыобратно. Их стойкость и безумие или сила духа – как угодно это называть –возбуждали тогда всеобщее удивление: всевозможного рода пытки и мучения,которым их подвергали только для того, чтобы они признали императора своимповелителем, не склонили ни одного из них на [450] этууступку; ни от кого нельзя было добиться этого признания, а все сохранили своеничем не сокрушимое упорство, точно их тело не было чувствительно ни к огню, ник другим пыткам, а душа чуть ли не находила усладу в их страданиях. Наибольшееудивление зрителей возбуждали дети, ибо и из них никто не поддался на то, чтобыназвать императора своим властелином. Так сила духа превышала слабость тела.

2. Луп, тогдашний правитель в Александрии{48}, поспешил известить императора об этом движении. Тогдаимператор в том убеждении, что мятежническая страсть иудеев никогда неукротится, опасаясь также того, чтобы они, соединившись вместе, не привлекали идругих на свою сторону, приказал Лупу разрушить иудейский храм в так называемомОнийском округе{49}. Этот египетский храмобязан своим основанием и именем следующему обстоятельству. Хоний, сын Симона,один из иерусалимских первосвященников, бежал в Александрию от сирийского царяАнтиоха, воевавшего с иудеями. Птолемей, находившийся в разладе с Антиохом{50}, принял его дружелюбно. Тогда Хоний обещалему привлечь на его сторону всех иудеев, если он последует его совету. Когдацарь согласился сделать все возможное, он просил у него разрешения построитьгде-либо в Египте храм и ввести в нем богослужение по иудейскому обряду, иботогда, сказал он, иудеи еще решительнее будут бороться с Антиохом, опустошившимиерусалимский храм, а ему, Птолемею{51},сделаются еще преданнее, и много иудеев ради свободы религии переселятся в егострану.

3. Эти соображения понравились Птолемею. Он подарил Хонию место в 180стадиях от Мемфиса, в Гелиопольском номе{52}. Это место Хоний укрепил и построил на нем из огромныхкамней храм, хотя не по образцу иерусалимского, а походивший более на цитадель,вышиной в 60 локтей; жертвеннику же он придал форму иерусалимского, и храмукрасил такими же священными дарами, как в Иерусалиме. Только для светильникаон сделал исключение: вместо стоячего светильника он изготовил только золотуюлампаду, испускавшую лучистый свет, и ее он повесил на золотую цепь. Всеосвященное место он обвел кирпичной стеной, которая была снабжена массивнымикаменными воротами. Царь затем принес в дар большой участок земли, доходов скоторого хватило с избытком на содержание священников и на все нуждыбогослужения. Намерения Хония в этом предприятии не были безукоризненны, имруководило недоброе чувство к иерусалимским [451] иудеям,внушенное ему памятью о его бегстве, и вот он думал, что постройкой храма емуудастся отвлечь значительную массу иудеев. Впрочем, существовало еще древнеепредсказание, предвозвещанное еще шестьсот лет назад; ибо пророк Исаия прорицалпостройку иудеем этого храма в Египте{53}.Таким образом возник храм.

4. Правитель Александрии Луп по получении предписания императора появился всвященном округе и запер храм, взяв предварительно оттуда некоторые священныедрагоценности. Вскоре затем Луп умер и его преемником в наместничестве сделалсяПавлин. Последний взял из храма все, что там еще оставалось, угрожая при этомсвященникам жестоким наказанием за утайку чего-либо, и, воспретив иудеямпосещение священного места, запер ворота и сделал храм совершенно недоступным,так что в нем не осталось и следа богослужения. От сооружения храма до егозакрытия протекло 343 года{54}.

О Ионатане, одном из сикариев, поднявшем восстание в Кирене и оказавшемсягнуснейшим доносчиком.

1. Безумием сикариев заразились, как это бывает при повальных болезнях, дажегорода Кирены{55}. Туда бежал некто Ионатан,весьма низкий человек, по профессии своей ткач, который привлек к себе немалонеимущих, повел их в пустыню, где обещал показать им чудеса и знамения. В товремя, когда его плутовские проделки оставались еще другими не замеченными,знатные иудеи Кирены сами указали правителю Ливийского Пентаполиса{56} Катуллу на выступление его в пустыню и наего замыслы. Катулл послал пехоту и всадников, которые легко овладелибезоружной толпой: большая часть ее пала на месте схватки, другие же все быливзяты в плен и доставлены к Катуллу, главный же зачинщик, Ионатан, на первыхпорах исчез, но после долгих и тщательных розысков по всей стране был задержан.Представ перед правителем, он сумел выхлопотать себе прощение и дал еще Катуллуповод к незаконным действиям, ложно указав на богатейших иудеев, как наруководителей восстания. [452]

2. Катулл жадно ухватился за эту клевету, преувеличил всю историю и втрагическом описании придал ей важное значение для того, чтобы другим моглоказаться, будто бы и он вынес на своих плечах нечто вроде иудейской войны. Ноеще печальнее было то, что, относясь доверчиво ко всяким выдумкам, он сам ещенаставлял сикариев, как клеветать. Таким образом Ионатан, по приказаниюКатулла, дал показание против иудея Александра, с которым последний давно уженаходился во вражде, впутал также в заговор жену Александра, Беренику, послечего Катулл приказал обоих казнить, а вслед за ними казнил сразу всех богатыхиудеев в числе 3000. Он думал, что все это останется безнаказанным ввиду того,что имущество убитых было им присоединено к доходам императора.

3. Для того, однако, чтобы иудеи какого-нибудь другого места не вывели насвет его беззаконий, он пошел еще дальше в своем коварстве и уговорил Ионатанаи его соплеменников обратить обвинение в мятежнических происках противзнатнейших иудеев в Александрии и Риме. В число этих столь коварно обвиненныхпопал также Иосиф, автор настоящей истории. Но Катуллу, вопреки ожиданию, неудались его козни. Он прибыл в Рим и привез с собой в кандалах Ионатана и еготоварищей в той надежде, что если эти ложные обвинения будут поддержаны имлично, тогда будет перерезан путь всякому дальнейшему расследованию. НоВеспасиан, которому дело показалось подозрительным, приказал строжайшеисследовать обстоятельства дела и, убедившись в безосновательности обвинения,поднятого против названных лиц, объявил их, по заступничеству Тита, совершенносвободными, а Ионатана, напротив, приговорил к заслуженной каре: он былподвергнут бичеванию и затем сожжен живым{57}.

4. Снисходительности обоих императоров Катулл был тогда обязан тем, что он,хотя признанный виновным, освобожден был от наказания. Но недолго прошло, какего схватила сложная и неизлечимая болезнь. Он умер, наконец, в большихмучениях, терзаемый не только телом, но еще более болезнью духа. Ужасныепризраки преследовали его беспрестанно, он все не переставал кричать, что видитвозле себя тени им умерщвленных; бывало также, что, теряя самообладание, онсоскакивал со своего ложа, как будто к нему применяют пытки и огонь. Недуг еговсе более ухудшался. Наконец внутренности его начали гнить, пока не выпалисовсем – тогда он испустил дух. Случай этот [453] не менеедругих служит явным доказательством того, что божественное провидениенаказывает злодеев.

5. На этом я кончаю историю, которую обещал написать со всей старательностьюдля тех, которые хотят знать, как происходила эта война римлян с иудеями.Насколько успешно выполнено изложение – об этом пусть судят читатели; что жекасается верности сообщений, то я смело могу утверждать, что она составлялаединственную цель всего моего сочинения.

Примечания:

{2}

Вспомогательные отряды. (Перев.)

{3}

Триера – судно с тремя, один над другим, рядами весел, на которых преимущественно служили вольнонаемные свободные греки.

{4}

Корфу. (Перев.)

{5}

Юго-восточная оконечность Италии. Веспасиан прибыл сюда через 69 суток.

{6}

Домициана – младшего брата Тита. (Перев.)

{7}

Домициан родился в октябре 52 г. н. э., а отец – Веспасиан – в ноябре 9 г. н. э.

{8}

Домашними богами, по римскому верованию, были души праотцев. (Перев.)

{9}

Оба сына Веспасиана были императорами (Тит – 79-81 гг., Домициан – 81-96 гг.). С убийством Домициана, который оказался тираном, окончилась династия Флавиев.

{10}

Главным вождем восстания был Клавдий Цивилис, стоявший во главе так называемой батавской войны; впоследствии к нему присоединились Классик и Сабин. Вителлий же, о котором упоминает автор, неизвестен в истории. (Перев.)

{11}

Нападение Цереалия не было делом случайности: Цереалий непосредственно из Италии повел легионы против восставших после того, как последние нанесли римским гарнизонам целый ряд поражений. (Перев.)

{12}

В северной части Ливана. (Перев.)

{13}

В Сирии. (Перев.)

{14}

Еврейское название этой легендарной реки – Самбатион. О ней часто упоминается в талмудической и в позднейшей еврейской литературе, большей частью в связи с другими легендарными местностями, как с местом пребывания десяти колен или потомков Моисеевых. По всем этим сказаниям, река бушует 6 дней, а в субботу утихает. Плиний также рассказывает об этой реке и говорит, что она 6 дней течет, а в седьмой течение ее прерывается. По словам же Иосифа, река в течение 6 дней иссякает, а только в субботний день течет. Ввиду такого разногласия многие считают это место текста испорченным. (Перев.)

{15}

Веспасиан был очень обрадован приездом сына, которого он раньше подозревал в посягательстве на его власть. Тит при встрече с ним сказал: «Приехал я, отец, приехал!» (Свет., Тит, 5). (Перев.)

{16}

Веспасиана, Тита и Домициана. (Перев.)

{17}

Храм этот находился у реки Тибр.

{18}

Портик поставлен был Августом и назван именем его сестры.

{19}

Корабли – это макеты, похожие на большие челны.

{20}

Золотой светильник необыкновенной формы, золотой стол, как и другие драгоценности, захваченные в Иерусалимском храме, хранились наряду с другими произведениями искусства в Риме, в храме Мира.

{21}

Слова «обыкновенно употребляются у нас» относятся к Риму, хотя об этом говорит еврей Иосиф Флавий.

{22}

Закон иудеев – Тора (древнееврейское название Пятикнижия Моисея) как трофей был продемонстрирован во время триумфа.

{23}

Храм Мира был построен около 75 г. н. э. на форуме (площади) Веспасиана. Он стоял восточное Римского форума.

{24}

Басе заместил Цереалия спустя год после разрушения Иерусалима. (Перев.)

{25}

Задолго до описываемых событий в Махероне был казнен Иоанн Креститель.

{26}

Александр Яннай, сын Гиркана.

{27}

Травянистое растение или полукустарник вышиною обыкновенно от 1,5 до 2 футов. (Перев.)

{28}

Название места, полагают, происходит от названия растения мандрагоры, которое давало «волшебный корень. (Перев.)

{29}

Иуда, сын Иаира, упоминается (VI, 1, 8) в числе храбрейших предводителей, отличавшихся в битвах с римлянами. (Перев.)

{30}

Вероятно, тождествен с упоминаемым в Евангелии от Луки (24, 13) селением того же имени и с находящейся недалеко от Иерусалима деревней, ныне называемой Кулонией (от латинского «колония»). (Перев.)

{31}

Годовая подушная подать снималась со всех иудеев старше 20 лет, даже живших вне Палестины, в размере 1/2 сикля (2 драхмы). Это был еврейский налог, введенный императором (см. прим. 22 к кн. VI).

{32}

Халкида – бывшее царство Ирода, дяди Ирода «Великого». Аристобул был его сыном.

{33}

Не установлена связь между вторжением аланов в Мидию и Иудейской войной.

{34}

Ныне Дон. (Перев.)

{35}

Азовское море. (Перев.)

{36}

Александр Македонский. (Перев.)

{37}

Об этих железных воротах упоминает Арриан (Анаб. Алекс., I, 15).

{38}

Пакор – сатрап Мидии во время царствования его брата Вологеза I в Парфии.

{39}

Тиридат – царь Армении, тоже брат Вологеза I.

{40}

Флавий Сильва – прокуратор Иудеи в 73 г. н. э.

{41}

Сын Иакра. (Перев.)

{42}

Первосвященник Ионатан – брат Иуды Маккавея. Он возглавил в 160-143 гг. до н. э. сопротивление против Селевкидов и был первым хасмонейским первосвященником. Однако эта должность получена не от Иуды

{43}

«Масада» в переводе – «крепость».

{44}

Маккавейскую. (Перев.)

{45}

Белая скала. (Перев.)

{46}

Насколько известно, самоубийство не одобрено законом иудеев.

{47}

Знатные иудеи образовали совет старейшин во главе с архонтом.

{48}

Является спорным, идентичен ли правитель в Александрии Луп Марку Рутилию Лупу, который в 116 г. н. э. был наместником Египта.

{49}

Онийский округ находился возле Леонтополя, северо-восточнее Мемфиса, Его основателем был Ония.

{50}

Имеется в виду Антиох IV Эпифан.

{51}

Это – Птолемей Филометор (182-146 гг. до н. э.).

{52}

В восточной части Нижнего Египта. (Перев.)

{53}

«В тот день жертвенник Господу будет посреди земли Египетской и памятник Господу – у пределов ее» (Ис., 19, 19).

{54}

Со времени строительства Хониева храма до его закрытия прошло 243 года (170 г. до н. э. – 73 г. н. э.), а не 343.

{55}

На северном берегу Африки, в близком соседстве с Египтом. (Перев.)

{56}

Область пяти городов: Кирены, Береники, Арсинои, Птолемаиды и Аполлонии. (Перев.)

{57}

Зелоты во все время войны и даже позже, в царствование Домициана, безустанно преследовали Иосифа и всевозможными путями добивались его казни (Жизнь, 75, 76).