Историк Геродиан

Несколько рукописей преимущественно XV в. (но лейденская рукопись ХI в. споправками, сделанными в XV—XVI вв.) сохранили нам сочинение, озаглавленное«История императорской власти после Марка в восьми книгах»[1].

Об авторе этой истории не имеется никаких сведений. Нам приходитсядовольствоваться тем, что можно извлечь для его биографии из его произведения[2]. Геродиан дает нам некоторые точки опоры длязаключения о времени его жизни. В правление императора Коммода (180—192 гг. н.э.) он был в Риме на играх и вместе с другими зрителями видел («мывиде-{143}ли» — I, 15, 4) таких отовсюду привезенных зверей,какими раньше можно было любоваться только на картинах. Столь же ясно говоритГеродиан и о своем присутствии на разнообразных зрелищах во всех театрах и насвященнодействиях в правление Септимия Севера (III, 8, 10), отпраздновавшегосекулярные игры в 204 г. Третье упоминание (менее ясное) о пребывании в Римеотносится ко временам Каракаллы (об этом ниже). Последнее упомянутое в историиГеродиана событие — убийство императоров Максима и Бальбина (VIII, 8, 3—8) впервой половине 238 г. Все это дает основание думать, что Геродиан мог умеретьсамое раннее в 240 г., а возможно, и значительно позднее (примерно около 255г.)

Что же касается года рождения Геродиана, то некоторое заключение можноизвлечь из его указания: он в противоположность большинству историков описываетнедавно прошедшие времена, и то, что помнят его современники, и притом егосведения не заимствованы от других, т. е. не принадлежат к числу тех, которыене поддаются точному знанию и подтверждению свидетельскими показаниями (I, 1,3). Это признание должно относиться и к начальным главам истории Геродиана,посвященным описанию смерти Марка Аврелия (180 г. н. э.). Если, как не безоснования думают, Геродиан был тогда в более или менее сознательном возрасте,то он мог родиться около 165 г.

Очень немногое можно извлечь из сочинения Геродиана об обстоятельствах егожизни. Большая осведомленность историка в событиях, совершавшихся в Антиохии ив близких к последней восточных областях (II, 7, 8—9, 10; 10,7; 14,6; III,1,4—6; 2,10; 3,4; 4,1,6; 6,9; IV, 8,6; 9,8; 13,8; 15,9; V, 1,1—3; 4,1—2; VI,4,3—6; 6,2—4), натолкнула ряд исследователей на мысль, что он был родом изАнтиохии и долгое время проживал там. Нельзя сомневаться в том, что он жил илибывал в Риме (I, 15, 4; III, 8, 10)[3].

Некоторые попытки расширить наши сведения о жизни Геродиана не привели кположительным результатам. Это, во-первых, неудачная попытка отождествить его сграмматиком Геродианом Техником. Против возможности считать их одним и тем желицом говорят как соображения хронологического порядка, так и известные намобстоятельства жизни грамматика[4]. Последнийжил в правление Марка Аврелия, {144} тогда как историк долженбыл быть совсем юным еще в правление Коммода; кроме того, грамматик всю жизньзанимался наукой, историк же начал писать свой труд, побывав на разныхдолжностях.

Не более удачным оказалось предположение, что в одной латинской надписиможно усмотреть упоминание о нашем Геродиане. Надпись относится ко времениСептимия Севера или его сына Каракаллы. Этот эпиграфический текст составлен вчесть некоего Тиберия Клавдия Геродиана, легата провинции Сицилии, судьи ипатрона Панормитанской колонии[5], т. е. явно вчесть сенатора, каковым наш Геродиан быть не мог.

Хронологический охват истории Геродиана — 59 лет: от смерти Марка Аврелия в180г. н. э. до начала единоличного правления Гордиана III — 238 г. н. э. Этосоответствует словам самого историка, который, говоря в начале своего труда обособенностях описываемого времени, ограничивает последнее 60 годами (I, 1, 5).В другом месте он говорит уже о 70 годах (II, 15, 7). Это противоречие частьученых предлагает устранить путем исправления текста, т. е. и во втором случаечитать «шестьдесят». Было высказано и очень вероятное предположение, что впроцессе написания своего труда Геродиан изменил первоначальное намерение ипринял решение (оставшееся, впрочем, неосуществленным) расширить рамки своейистории [6].

Труд Геродиана в том виде, в каком мы его имеем, был, скорее всего,закончен вскоре после 239 г. Впрочем, была выдвинута как возможная и болеепоздняя дата — царствование Филиппа Араба (244—249 гг.); основанием для такогомнения {145} послужили очень сдержанные упоминания о ГордианеIII, которые не подходят для времени его правления[7].

Общий план «Истории» Геродиана следующий:

Кн. I — проэмий, смерть Марка Аврелия, правление Коммода.

Кн. II — правление Пертинакса, правление Дидия Юлиана, провозглашениеимператором Септимия Севера, его прибытие в Рим, его выступление противНигера.

Кн. III — борьба Севера против Нигера и против Альбина, правлениеСевера.

Кн. IV — совместное правление Антонина (Каракаллы) и Геты, убийство Геты,единоличное правление Антонина, убийство Антонина и начало правленияМакрина.

Кн. V — правление Макрина, правление Антонина (Гелиогабала).

Кн. VI — правление Севера Александра.

Кн. VII — правление Максимина, провозглашение Гордиана I, гибель Гордиана I(и Гордиана II), провозглашение Максима и Бальбина (и Гордиана III)цезарями.

Кн. VIII — поход Максимина на Италию, осада Аквилеи и гибель Максимина,совместное правление Максима и Бальбина, их гибель и провозглашение ГордианаIII.

В центре внимания Геродиана всегда император — его личность и деятельность,образ жизни и судьба. История, с точки зрения Геродиана, почти целикомукладывается в рамки биографий императоров. Однако план и характер изложения уГеродиана очень далек от биографических схем Светония и «Scriptores HistoriaeAugustae» (SHA); если мы что-нибудь узнаем из этой области, то лишь попутно,когда это требуется по ходу какого-нибудь рассказа. Преисполненныйглу-{146}бокого уважения к императорской власти и ееносителям, Геродиан старается по возможности избежать всего того, что слишкомкомпрометировало личность императоров.

Риторическое образование историка и его литературный талант особенносказываются в его рассказах о событиях, речах и экскурсах. Рассказы его всегдакрасочны и эффектны. Резко очерчены ситуации, намерения и действия персонажей,их высказывания подаются ярко; каждая данная сцена плотно примыкает к рамкамтого повествования, часть которого она составляет[8].

Довольно многочисленные речи, само собой разумеется, составлены самимисториком; впрочем, Геродиан достаточно ясно предупреждает читателя об этом,когда по поводу той или иной речи говорит, что было сказано «примерно такое». Оречах Геродиана некоторые отзываются как о бесцветных, не дающих ничегосравнительно с окружающим их контекстом и лишь в большей степени, чем основнойтекст, снабженных сентенциями. Имеется, однако, и другой взгляд: в речахотражаются мысли современников Геродиана, именно то, что он дает в окружающемречи контексте. Оба эти взгляда по-своему справедливы: действительно,перечисленные качества в той или иной степени присущи всем речам Геродиана.Следует только заметить, что речи считались необходимой частью историческогоповествования, так что Геродиан, сочиняя их, только следовал установившейся донего традиции. Не обладая ни глубиной понимания эпохи или даже отдельныхсобытий, ни способностью проникать в психологические особенности историческихперсонажей, он довольствовался тем, что вкладывал в уста исторических деятелейлежавшие на поверхности мысли и чувства, доступные пониманию читателей, темсамым закрепляя свои авторские высказывания и как бы {147}придавая им документальную достоверность. Несмотря на это, в некоторых егоречах мы все же встречаем отражение личных качеств того, кто произносит речь:прозорливость Марка Аврелия (I, 4,3—6), похвальба Коммода (I, 5,5—6), душевноеблагородство и серьезность Пертинакса (II, 3,5—10), решительность и сознаниесвоей силы Септимия Севера (II, 13,5—9) [9].

По разным поводам Геродиан дает в своей истории разного рода экскурсы,главным образом излагая в них незнакомый греческому читателю материал дляознакомления с римскими порядками, обычаями и праздниками (I, 9,2; 10,5;11,1—5; 15,1—3; III, 8,10; IV, 2; V, 4,8; 6,3; VI, 1,4; VII, 5,8; 6,1—2; VIII,5,8), отчасти при этом щеголяя своей осведомленностью. Не все в объясненияхГеродиана безукоризненно правильно, как показало исследование его экскурсов[10].

Когда говорят об общем характере истории Геродиана, то в первую очередьотмечают непонимание им основных черт описываемой им эпохи. Нигде нет более илименее глубокого анализа исторических событий, нет и общей картины состоянияимперии в политическом, социальном или экономическом отношении. Не следует,однако, забыть, что всего этого мы не найдем и у других современных Геродиануисторических писателей, и в более поздних литературных источниках.Характеристика состояния империи, взаимоотношения между носителями верховнойвласти, сенатом и армией, роль населения Рима и провинций — все это выяснено вработах историков нового времени, причем материал, извлекаемый из книгиГеродиана, оказался в высшей степени полезным даже для тех исследователей,которые не склонны высоко расценивать Геродиана как историка.

Многочисленны у Геродиана те места, где чрезвычайно наглядно показанопервенствующее значение армии во внутренней жизни государства, роль ее вустранении императоров и замещении вакантного престола, так что временами самаимператорская власть становилась игрушкой в руках воинов. Ясно видно падениепрестижа сената, который поднимал голову только при императорах, считавшихнужным не только оказывать внешние знаки уважения сенату, но и править всогласии с ним (к таким государям наш историк относится с особой симпатией); вто же время перед лицом императоров, попиравших достоинство сената, нарушавшихданные ими же обещания и жестоко расправлявшихся с неугодными сенаторами, исенат в целом, и отдельные члены сенаторского сословия оказывались бессильнымии неспособными к сопротивлению.

Временами на сцену выступает у Геродиана римский народ, либо приветствуяприбытие императора в Рим, либо поднимая мятеж против императорского любимца,либо вступая в борьбу с войском. Эти вспышки бывают кратковременными и приводятк успеху в тех случаях, когда требования народа поддерживаются каким-нибудьблизким к верховному правителю лицом. Очень удачно один из исследователейговорит, что на страницах истории Геродиана временами появляется «фантомримского народа» [11].

Рассказы Геродиана, кроме того, показывают нам слабость Италии и падение еезначения и престижа. Из многих других явлений выделим еще широкие размерыдезертирства и образование больших отрядов дезертиров, представлявших серьезнуюугрозу для спокойствия Империи. Исследователи находят у Геродиана материал дляистории юношеских коллегий — collegia iuvenum[12].

С другой стороны, есть события, о которых Геродиан умалчивает; так,например, он не упоминает об эдикте Каракаллы 212 г. (дарование прав римскогогражданства подавляющему большинству свободного населения Римской империи)[13]. {149}

Географические познания Геродиана не отличаются обширностью и точностью.Исследователи уличают его в отсутствии ясности там, где историк должен былпроявить хорошую осведомленность. Так, при описании битв римлян подпредводительством Макрина и Севера Александра, так и в сообщениях о германскихпоходах Каракаллы, Александра и Максимина, отсутствуют какие бы то ни былогеографические показания. Войско Септимия Севера на своем пути к Атре проходиту Геродиана по Счастливой Аравии, хотя речь может идти только об АравииСкенитской (III, 9,3). Слияние рек Тигра и Евфрата происходит, по мнениюГеродиана, в восточной части страны парфян (VI, 5,2). Город Гема, обычноотносимый у географов к Паннонии, оказывается в представлении Геродиана первымгородом Италии на пути шедшего с севера Максимина (VIII, 1,4). Отмечают и ряддругих географических погрешностей у Геродиана[14].

Хронологические указания Геродиана часто ненадежны. Нередко они имеютнеопределенный характер: «спустя немного времени», «спустя несколько лет», «вопределенный день», «с тех пор», и т. п. (см., например, I, 6,1; 8,1; 9, 7,8;10,1; 12, 1,3; 14,1; II, 1,5; 2,2; 5,2; 6,3,6; 9,5; 12,4; 14,3, 4; III, 9,1;10,2; 12,7; IV, 1,5; 3,1; 4,1; V, 3,2,10; 6,1, 2; VII, 4,3; 5,3; 12,3).Количество лет или месяцев правления императоров Геродиан любит закруглять,вступая при этом в противоречие с нашими другими источниками. Он отводитКоммоду 13 лет самостоятельного (после смерти отца) правления (I, 17,12).Сообщение Кассия Диона отличается большей точностью — 12 лет, 9 месяцев, 14дней (LXXII, 22,6)[15]. У Геродиана Пертинаксправит неполные два месяца (II, 4,5). В действительности (мы и здесь должныверить точным показаниям Диона — LXXIII, 10,3) он правил 87 дней — с 1 январяпо 28 марта 193 г.[16]. В противоречии сДионом, легендами монет и надписями Геродиан говорит о шестом годе правленияГелиогабала (V, 8,10) [17]. Онеудовлстворитель-{150}ности хронологических знаний Геродианаговорят многие исследователи — как по отдельным конкретным поводам, так и всамой общей форме[18].

Сообщения Геродиана не раз подвергались критике со стороны своегосодержания: историка упрекали в неточностях, несогласованностях, пристрастии ктипичному, следовании определенным схемам[19].Отнюдь не легкий по отношению ко всякому античному историку вопрос обисточниках представляет особые трудности в применении к Геродиану. Преждевсего, вопреки обыкновению других историков древности сам Геродиан в общейформе прямо указывает на источники своей осведомленности. Позиция доверия илинедоверия к этому указанию Геродиана, занятая исследователем, ведет последнегок одному из двух диаметрально противоположных направлений и, следовательно, кразным, несводимым один к другому результатам.

Во-вторых, параллельные сообщения Кассия Диона и SHA, частью совпадающие ссообщениями Геродиана, частью дополняющие их, частью с ними контрастирующие,требуют работы интерпретатора, который в зависимости от своего толкованиявзаимоотношений между параллельными текстами даст свое освещение генезисусвидетельств Геродиана. {151}

Естественно начать с показаний самого историка. В начале своего труда (I,1) он противопоставляет себя большинству тех, кто занимается составлениемисторий, и старается возобновить память о давно прошедших делах. Эти историки,по мнению Геродиана, стремятся прославить навеки свою образованность, боясь,если они будут молчать, затеряться в общей толпе людей. Они в своем изложениипренебрегали истиной, но заботились о слоге и благозвучии. Приятное на слухизложение мифического материала будет, по их представлению, поставлено им взаслугу, а до точности исследования никто доискиваться не будет. Дальше речьидет о некоторых видах искажения исторической правды: из вражды и ненависти ктиранам, из лести и почтения по отношению к государям, городам (полисам) иличастным лицам некоторые историки достоинством своей речи придают больший, чемтого требует истина, блеск простым и незначительным деяниям.

Итак, Геродиан неодобрительно отзывается о тех, кто избирает темой своегоповествования события давнего прошлого, истинность которых не проверяется нисамим историком, ни его читателями. Приятность изложения обеспечивает авторамуспех независимо от правдивости или лживости их рассказов. Мы не вправевкладывать в слова Геродиана то, чего в них нет, именно осуждения литературной(риторической) разработки материала. Строго держась смысла его слов, мы можемусмотреть в них лишь выпад против писателей, прикрывающих недостоверность своихрассказов литературными прикрасами; все дело здесь в маскировкенедоброкачественного содержания, так что литературные красоты оказываютсяотрицательным явлением, когда они помогают успеху недостоверных сообщений.Особо отмечена тенденциозность, проявляющаяся — опять-таки при помощи словесныхсредств — в возвеличивании обыкновенных деяний. При этом побудительнымимотивами для историков оказываются их объективные отношения к тиранам,государям, городам, отдельным гражданам.

Очевидно, все перечисленные недостатки других («большинства») историковдолжны быть чужды самому Геродиану. Действительно, себя он отделяет от них,заявляя в первую очередь о том, что его история не занимается далеким прошлым,не получена им от других, не является «неизвестной и лишенной свидетелей».События, описанные им, произошли на памяти читателей. Сведения об этих событияхсобраны со всяческой тщательностью, и знание о многочисленных великих делах,происшедших за короткое время, будет не лишено приятности для последующихпоколений. {152}

Итак, свое преимущество перед другими Геродиан усматривает в следующем: 1)тема его истории — не седая древность, где невозможна проверка свидетельскимипоказаниями; 2) он получил свои сведения не «от других», т. е. не отпредшественников — исторических писателей; 3) материал был собран им стщательностью (сюда implicite включена достоверность).

Что касается читателей, то это будут и современники описываемых им событий,и последующие поколения. В утверждении, что знание событий принесетудовольствие читателям будущего, иногда видят обещание давать занимательныерассказы. Контекст показывает, однако, другое понимание слов Геродиана: самыесведения таковы, что черпать их из исторического труда будет интересно.Дальнейшее подтверждает правильность такого понимания слов Геродиана.Сравнительно с отрезком времени от установления единовластия Августа до МаркаАврелия, приблизительно в 200 лет, тот охватывающий 60 лет отрезок, которыйбудет объектом внимания Геродиана, доставляет невиданные до тех пор примерысмены государей, гражданских и внешних войн, движений племен, взятий городов,землетрясений, заражений воздуха, удивительных поворотов в жизни тиранов игосударей (не будем дальше следить за развитием высказанных Геродианоммыслей.

Подведем с точки зрения источниковедения итоги рассмотрения того, чтовысказывает историк в своем введении. Геродиан гордится тем, что пишет свойтруд, опираясь не на предшественников, а на собранный им самим материал, иуверяет читателя в своей точности. Никакой заслуги в том, чтобы использоватьписьменные источники, он не видит. Ниже он скажет, что он записал увиденное иуслышанное им в течение всей своей жизни; кое в чем из этого он участвовал,находясь на императорских и общественных службах (I, 2, 5). Здесь яснее, чемгде бы то ни было, автор дает нам понять, что его история родилась в результатесобственных наблюдений, собирания сведений (слухов) и временами близкогоотношения к событиям. Три соображения говорят в пользу правдивости егоутверждений. Во-первых, чрезвычайно малая вероятность немедленной фиксации вписьменном виде всех разнообразных событий описываемого Геродианом времени;такого рода записи, а особенно распространение их, не говоря уже о публикации всобственном смысле слова, не всегда были безопасны в бурные времена быстройсмены правителей, часто беспощадно расправляющихся с приверженцами своихпредшественников и соперников. Во-вторых, если бы историк, прокламирующий своюсамостоятельность, в действительности лишь повторял {153}(пусть с видоизменением) то, что всякий его современник мог бы прочитать удругих авторов, то он сам подставлял бы себя под удар, так как уличить его внесамостоятельности было бы очень легко. В-третьих, манера обращения Геродианас письменными источниками в тех случаях, где они имелись в его распоряжении,вовсе не свидетельствует о его стремлении извлечь из них как можно большематериала для своего повествования.

В самом деле, характеризуя Марка Аврелия, Геродиан говорит о приверженностиимператора ко всяким видам добродетели и о его любви к старинному слогу, чтообнаруживают «дошедшие до нас его слова и писания» (I, 2, 3). Эта слишкоммаленькая выжимка из сочинений и записанных речей Марка Аврелия не можетубедить нас в незнакомстве с ними Геродиана, но в то же время ясно показывает,что удельный вес этих письменных памятников как источника при написаниисоответствующих глав I книги истории Геродиана был крайне невелик. Геродианотказывается описывать мужественные и разумные деяния Марка, поясняя, что этидеяния были описаны многими мудрыми мужами. Опять ссылка на известную авторулитературу, которой, однако, он не счел нужным воспользоваться в своемпроизведении, заранее ограничив свою тему хронологическими рамками своейсобственной (сознательной) жизни. Упоминая о сновидениях Септимия Севера,укрепивших в нем желание идти на Рим для захвата верховной власти и уверенностьв успешном завершении похода, наш историк ссылается на автобиографическоесочинение Севера и на выставленные напоказ картины. Сам Геродиан не повторяеттого, о чем рассказал император. Исключение он делает для одного сновидения,которое послужило последним толчком для выступления Севера (II, 9, 4). Каквидим, из письменного источника взят какой-то минимум. Следует еще отметить,что весь рассказ о времени правления Септимия Севера не носит на себе отпечаткаапологии или энкомия, какой был бы понятным и естественным в изложении,непосредственно вытекающем из автобиографии со свойственными этому жанруособенностями. По поводу походов Септимия Севера, в частности, противсоперников Нигера и Альбина, Геродиан мог многое узнать из существовавших ужепространных прозаических и стихотворных произведений, посвященных жизнеописаниюимператора (II, 15, 6). В действительности, данные, которые могли бы бытьпочерпнуты из этих произведений, остаются вне поля зрения Геродиана. Этовоенные переходы, остановки, произнесенные Севером в разных городах речи,божественные знамения, местности, столкновения, количество павших в битвах собеих сторон. Все это, как можно понять {154} из словГеродиана, вполне укладывается в рамки биографии одного государя, но цельнашего историка другая — обозрение известных ему деяний многих императоров заопределенный период времени (II, 15, 7). Поэтому он намерен в дальнейшемвыбрать из того, что сделал Север, самое главное и представляющее собой нечтосвязное. В отличие от авторов других сочинений об этом императоре, Геродиан всвоем рассказе воздерживается от угодливого превознесения; с другой стороны, онобещает не опустить ничего, что достойно упоминания. Таким образом,многочисленные литературные источники по царствованию Септимия Севера не моглипринести большой пользы Геродиану. Фактический материал, содержавшийся в них,не смог заинтересовать его, а панегирический тон, видимо, отталкивал.

Обратим внимание на заявление о том, что историк собирается описыватьизвестные ему деяния императоров. Сопоставляя эти слова со сделанным вышезаявлением о намерении Геродиана рассказывать о том, что он видел и слышал, мыне можем уклониться от заключения, что здесь историк еще раз отгораживается отлитературных источников и выражает притязание на непосредственное или почтинепосредственное отражение исторической действительности. Тон, восхвалявшийподвиги императоров, исторической литературы второй половины II в. н. э., т. е.близкого к Геродиану времени, известен нам по произведению Лукиана «Как следуетписать историю». В связи с победоносным походом Луция Вера против парфян в162—165 гг. появилась обширная литература, посвященная этому походу.Отличительными ее чертами были выспренняя льстивость и далекое от реальнойосведомленности содержание. Лукиан протестует против представления высмеиваемыхим писателей, будто легче и проще всего писать историю, стоит только в какой-тонебольшой степени владеть пером (гл. 5). В качестве одного из пороковисторических сочинений он отмечает небрежное отношение к фактам излоупотребление похвалой правителям и военачальникам (гл. 7). Превознося своихи унижая чужих, такие историки стирают ту грань, какая существует междуисторическим повествованием и похвальным словом. Забывается и различие междупоэтическим произведением, где вполне уместен полет фантазии, и историей, гдеон недопустим (гл. 8). Приятность может сопутствовать дельному, т.е.сообразному с истиной, изложению, но подлинное назначение историческогоповествования — показ истины. Превосходящая всякую меру лесть способна, помнению Лукиана, вызвать только отвращение со стороны восхваляемых, еслипоследние обладают достойным мужчины умом (гл. 12). В насмешливом тоне,пересыпая свою речь историче-{155}скими и мифологическимипримерами и сравнениями, Лукиан приводит пышные и претенциозные вводные словауслышанных им описаний похода Луция Вера (гл. 14—15). Не будем дальше следитьза ходом рассуждения Лукиана. Для нас важно было найти реальную параллель к темисторикам-панегиристам, с которыми не хочет иметь ничего общего Геродиан.Неумение и даже нежелание передавать историческую правду, низкопоклонство инаклонность к пустозвонным внешним эффектам одинаково претят как Лукиану, так иГеродиану.

По одному частному поводу — количество убитых и взятых в плен в битве приЛугдуне со стороны Севера и Альбина — Геродиан говорит, что это число даетсяписателями по-разному в зависимости от прихоти автора (III, 7,6). Вспоминаяисторическую ситуацию и тенденцию историков к лестному для императора освещениюсобытий, мы вправе понять слова Геродиана в том смысле, что в угоду СептимиюСеверу историки его времени выдумывали цифровые показатели, чтобы представить внаиболее блестящем виде его победу над последним соперником, стоявшим на егопути к единовластию,— Альбином.

Видимо, для времени правления и, в частности, для походов Септимия Геродианмог бы многое почерпнуть из имевшейся тогда литературы, начиная с жизнеописанияимператора, им самим составленного. Однако и здесь Геродиан остается вернымсвоему принципу стараться быть независимым от исторической литературы там, гдепоследняя могла ему кое-что дать. Он настаивает на том, что его историческийтруд отражает действительность в той мере и в том виде, в каких он, Геродиан,видел ее и слышал о ней.

Почему мы должны проявлять недоверие к признаниям автора, которыйрешительно и последовательно отрицает свою зависимость от чужих историческихповествований и противопоставляет им свой труд, основанный на результатахсобственного непосредственного опыта и на рассказах лиц, видимо, более илименее близко стоявших к событиям.

Геродиан чрезвычайно скупо осведомляет читателя о том, как ему сталиизвестны те или иные описываемые им события или явления. Кое-что он видел,кое-что он слышал, кое к чему имел близкое касательство, находясь наимператорской или общественной службе (т. е. опять-таки видел, но уже с болееблизкого расстояния, и слышал от лиц, имевших возможность многое наблюдатьвблизи). Но какой именно из этих источников осведомленности историка действовалв каждом отдельном случае, этого Геродиан нам не открывает. В очень редкихслучаях, притом даже не очень важных с источниковедческой{156} точки зрения, Геродиан прямо говорит об автопсии. Коммоддал народу невиданные дотоле зрелища. Он уже заранее объявил, что будет безпромаха поражать зверей копьями и стрелами. В назначенный день он действительновыполнил обещание, показав чудеса меткости. Звери были привезены с разныхсторон: «Мы тогда и увидели тех, кому мы удивлялись на картинах». По поводусекулярных игр, устроенных Септимием Севером в 204 г., Геродиан пишет: «Мыувидели при нем разнообразные зрелища одновременно во всех театрах». Еще разтот же глагол «видеть» в первом лице множественного числа аориста употреблен всообщениях о сумасбродствах Антонина (Каракаллы), связанных с его увлечениемАлександром Македонским. Он наполнил Рим изображениями македонского царя, «акое-где (надо думать, там же, в пределах Рима) мы видели смехотворныеизображения» (речь идет о голове с двумя лицами — Александра и Антонина). Мыимеем, таким образом, прямое свидетельство о пребывании нашего автора в Риме покрайней мере три раза — в правления Коммода, Септимия Севера и Каракаллы. Всетри раза речь идет не о событии или происшествии в собственном смысле слова, ао зрительных впечатлениях. Предупредив читателя в самом начале своего труда,что он пишет, основываясь на том, что ему довелось видеть и слышать, Геродианне считает нужным точно разграничивать виденное от слышанного, и самоеупотребление глагола «видеть» в трех перечисленных выше случаях следуетрассматривать не как печать достоверности, а, скорее, как стилистический приемтипа «вот что тогда можно было увидеть», «вот что видели тогда люди» (ср. I,15,1 — «чтобы увидеть то, чего они раньше и не видели и не слыхали»; III, 8,10— «призывая всех прийти и посмотреть то, чего они не видели и не увидят»).

С большой долей вероятности можно думать, что картины, увековечивавшиепоходы императоров и выставленные на общее обозрение, принадлежат к числу техвещей, которые Геродиан видел собственными глазами. Септимий Север после своихуспехов в Парфии отправил послание сенату и народу и, кроме того, приказалвыставить картины, изображавшие его битвы и победы (III, 9,12). Еще раньшеГеродиан говорит о выставленных напоказ изображениях сновидений Севера (II,9,4). Антонин (Гелиогабал), желая приучить римский сенат и народ к видуимператора, носящего роскошные восточные одеяния, послал в Рим из Никомедии дляустановки в здании сената над статуей Победы свой портрет во весь рост воблачении жреца, совершающего священнодействия (V, 5,6—7). Максимин приказализобразить на картине большого размера свою битву с {157}германцами и свои подвиги в ней и выставить эту картину перед зданием сената(VII, 2, 8). Не может быть полной уверенности в том, что Геродиан сам видел наполе битвы при Иссе бронзовую статую Александра Македонского, о существованиикоторой в свое время он знает (III, 4, 3), или остатки стены вокруг Византия,свидетельствовавшие о высокой технике строителей и военной доблести тех, кто ееразрушил (III, 1,7).

Геродиан не выдает себя за очевидца всех описанных им событий: он ведь нетолько «видел», но и «слышал». Критерий для отделения того, что он знаетпонаслышке, у нас отсутствует. Рассуждая a priori, можно со значительной долейвероятности возвести к устным сообщениям ряд имеющихся в истории Геродианарассказов. Трудно, например, представить себе, чтобы Геродиан подростком илиюношей мог находиться при умирающем Марке Аврелии на берегах Дуная (I, 3—4, 7).Очень сомнительно, чтобы Геродиан был очевидцем покушения Квинтиана на жизньКоммода (I, 8,5). То же следует сказать о патетической сцене в резиденцииКоммода, когда сестра императора Фадилла открывает брату глаза на замыслыКлеандра (I, 13,1—4); о событиях, предшествовавших заговоруМарции—Лэта—Эклекта, и о самом заговоре, убийстве Коммода, тайном выносе еготрупа из дворца (I, 17—II, 1,3); о ночном посещении Пертинакса Лэтом и Эклектом(II, 1,5—10); об убийстве Пертинакса (II, 5,2—8); о покупке императорскойвласти Юлианом (II, 6,5—11); об убийстве Юлиана (II, 12,7—13,1). Слишком смелобыло бы предполагать, что Геродиан видел разжалование Севером преторианцев иего расправу над ними (II, 13), битву у Исского залива между Севером и Нигером(III, 4,1—6), попытку подосланных Севером людей убить Альбина в Британии (III,5,3—8), битву при Лугдуне, в которой Альбин потерпел поражение и был убит (III,7,2—7). Сделать Геродиана участником похода Севера на Восток невозможно ужепотому, что в его рассказе — явная географическая несообразность (III, 9,3).Неудачный заговор Плавтиана с его тайной беседой с Сатурнином, изменойпоследнего и последующими перипетиями Геродиан, разумеется, описывает не пособственным наблюдениям (III, 11,4—12,12). Не мог историк быть свидетелемпопыток Антонина (Каракаллы) подкупить врачей, чтобы они ускорили смерть егоотца (III, 15,2), переговоров о разделе империи между Каракаллой и Гетой (IV,3,5—9), убийства Геты Каракаллой (IV, 4,2), коварного поведения Каракаллы вовремя торжественной встречи, устроенной ему парфянским царем (IV, 11,2—7),прочтения Макрином доноса против него Каракалле (IV, 12,4—8), убийстваКаракаллы (IV, 13,2—8). У нас нет никакого основания считать Геродиана бойцомили хотя бы {158} наблюдателем битвы между войсками Макрина иАртабана (IV, 14,3—15,9), свидетелем смерти Макрина (V, 4,11). Абсолютноневозможно причислить к тому, что видел Геродиан, походы Севера Александра наВосток и особенно на Север, так как участник походов или близко стоявший к нимчеловек не мог бы ограничиться слишком общими, лишенными всякой конкретностигеографическими указаниями (IV, 5,1—6,3; 7,2— 10 и др.); отпадает вместе с теми возможность наблюдения гибели Александра (IV, 9,1—7), заговора осроенскихстрелков (VII, 1,9—11). Едва ли можно думать, что Геродиан описывает какочевидец провозглашение в Ливии императором Гордиана и его смерть (VII,4,1—6,3; 9,1—9), происшествия в сенате (VII, 11,3—4), осаду Максимином Аквилеии все связанные с этой осадой события (VIII, 2,3—7,7).

Один возможный критерий автопсии или близкого отношения к событию — яркостьописания, наглядность картины, обилие деталей — теряет всякую силу в применениик писателю, владевшему всеми средствами современной ему риторики и обладавшемуспособностью разукрасить, представить в наиболее завлекательном и выпуклом видеполученный от других (путем устной передачи) материал. Хорошим предостережениемдолжно служить нам и изображение отплытия афинского флота в Сицилию в 415 г. уФукидида (VI, 32,1—2). Сжатое, но очень картинное описание Фукидида могло быподать повод думать, что автор находился либо среди отплывавших, либо средиостававшихся на берегу, если бы мы не знали, что он в это время в Афинах не были быть не мог. По-видимому, историк Пелопоннесской войны получил точное идостоверное сообщение очевидца, данные которого легли в основу известного намрассказа.

Еще одно замечание. Иногда придается преувеличенное значение повторяемостидеталей в разных, аналогичных по содержанию рассказах Геродиана. Если историк,в нашем случае Геродиан, повторяет в своих рассказах одну и ту же деталь, тоэто считается доказательством выдуманности этой детали по крайней мере в одномиз двух (или более) случаев[20]. Геродианописывает торжественную встречу сенатом и народом императора Коммода при еговозвращении в столицу с берегов Дуная. При его приближении к Риму весь сенат ивсе жители города вышли ему навстречу на далекое расстояние, неся лавровыеветви и всевозможные цветы (I, 7,3). Когда {159} СептимийСевер, сокрушив Альбина, направился со своим войском в Италию и вступил в Рим,народ, неся лавровые ветви, принял его со всяческим почетом и благоговением, асенат приветствовал его (III, 8,3). Совпадение в одной детали отнюдь не даетправа делать заключение, что одну из этих встреч историк действительно видел,другую же сочинил по аналогии. Возьмем обе картины в целом. Сын Марка Аврелия,в изображении Геродиана юный и прекрасный, был желанным для всех и вызывал уподданных самые радужные надежды — люди не могли удержаться и спешилиприветствовать его. Не то — в случае Септимия Севера. Он вступает в Рим, питаязлобные чувства по отношению к сторонникам Альбина. О ликовании и добрыхнадеждах народа нет и речи. Что же касается сенаторов, то они в большинствеиспытывают страх, зная, что победитель будет относиться к ним беспощадно, какчеловек, для которого достаточно будет хотя бы маленького повода для расправ снежелательными людьми. Ситуация при Коммоде и при Септимии Севере была далеконе одной и той же. Единственная точка соприкосновения — несение лавровыхветвей. Коммода встречают еще на подступах к Риму, Севера — уже внутри города;навстречу Коммоду несут лавровые ветви и цветы, а о последних в описаниивстречи Севера не сказано ни слова. Встреча императора народом, надо думать, необходилась без лавровых ветвей. Геродиан мог видеть две встречи, столь разныепо своему эмоциональному фону и большей части деталей, но в одной внешнейчерточке похожие одна на другую. Нужно ли говорить о трафаретности (и,следовательно, нереальности) исторического рассказа на том основании, что внем, как в каком-нибудь другом или даже в каких-нибудь других рассказах, воиныпровозглашают полководца или начальника императором после того, как тотпроизнес перед ними речь? Одинаковая или, чаще, неодинаковая, но лишь вкакой-то степени сходная мотивировка действий исторических лиц не должнаобязательно считаться применением одной и той же схемы, придуманной авторомисторического повествования. Повторяемость ситуаций, действий, объясненийхарактерна не только для манеры того или иного историка, но и для самойисторической действительности той бурной эпохи, в которую жил и писалГеродиан.

Признавая, в согласии с показаниями самого Геродиана, что некоторые егорассказы и сообщения передают непосредственно увиденное им, мы не можем и недолжны уклониться от отнесения ряда его рассказов и сообщений (притом большейих части) за счет собранного им устным путем материала. {160}Выше была речь о неточности и расплывчатости хронологических и географическихпоказаний Геродиана. К этому следует добавить, что в его рассказах обычнодаются имена лишь главных действующих лиц, изредка и второстепенных[21]. Все это направляет нашу мысль вопределенную сторону. Не зафиксированное в письменном виде повествование сопределенными хронологическими и географическими данными, не документальныйтекст, а услышанный Геродианом устный рассказ, не содержавший в себенеобходимых историку уточнений по части времени и места, естественнее всегосчитать источником для изложения тех событий, которые Геродиан не мог наблюдатьсам. Собранные у разных свидетелей рассказы, с трудом укладывавшиеся в болееили менее жесткие хронологические рамки, лишенные точных географических данных,вращались вокруг главных действующих лиц. У Геродиана не было ни возможности,ни желания придавать им то, чего в них недоставало. Своим делом он считалриторическую обработку собранного материала, чтобы получить свои впечатляющие,бьющие на эффект эпизоды, не всегда точно локализуемые и часто соединенные сокружающим контекстом зыбкими хронологическими мостиками. Одна довольнохарактерная для первичных записей событий (свидетелем которых записывающий небыл) черта присуща многим рассказам Геродиана — ссылка на слухи («говорили»,«злословили» и т. п.). Гораздо реже прибегает он к сопоставлению вариантов.Такие моменты сохраняются у Геродиана, несмотря на его тенденцию даватьзакругленные рассказы. Луцилла, сестра Коммода, делает сообщником своихвраждебных императору замыслов знатного и богатого молодого человека Кодрата.«Злословили, — сообщает по этому поводу Геродиан, — что она состояла с ним втайной любви» (I, 8,4). Марция, завладев списком тех, кого собирался казнитьКоммод, посылает за Эклектом. Он обычно приходил к ней как императорскийкубикулярий, а кроме того злословили, что она состоит с ним в любовной связи(I, 17,6). Это обстоятельство никак не влияет на ход событий; Лэт, о котором небыло подобных слухов, ведет себя совершенно так же, как и Эклект, но народнаямолва существовала, и с ней историк считается. Частое общение находившихся навиду лиц не только в этом случае породило подобный слух. Уместно вспомнить опередававшемся из уст в уста в лагере 10 тыс. греков слухе о близких отношенияхмежду Киром Младшим и приехавшей к нему для переговоров киликийской царицей.{161} Невоздержанный образ жизни Юлиана был предметомнареканий (II, 6,6). Отнесем сюда и тайные предостережения людей старшеговозраста против излишнего доверия к произнесенной в сенате речи Септимия Северас обещаниями самого обнадеживающего характера. Большинство сенаторов поверилоимператору, но были среди представителей старшего поколения и такие, кто вчастных беседах говорил о коварстве Севера, его способности притворяться и вконечном счете добиваться того, что ему выгодно (II, 14,4). Эти опасения,впоследствии оправдавшиеся, могли сохраняться в устном предании и оживитьсяпосле смерти Севера и его сына Каракаллы. После рассказа о первой крупнойпобеде Севера над войском Нигера — этим войском командовал Эмилиан — Геродианвспоминает о ходившем по поводу этого Эмилиана слухе, будто он с самого началаизменил Нигеру (III, 2,3). В объяснении причин предательства Эмилиана былорасхождение: одни говорили о зависти по отношению к Нигеру, другие — о влиянииписем от детей, находившихся в Риме в руках Севера и умолявших Эмилианапозаботиться об их спасении (там же). По-видимому, множество слухов ходило оливийце Плавтиане, который, будучи человеком простого звания, выдвинулся приСевере до поста префекта претория и стал необыкновенно влиятельным.Недоброжелатели рассказывали о нем, что он в молодости подвергся изгнанию,после того как был уличен в мятеже и многих преступлениях (III, 10,6). Впоисках причин благосклонности императора к Плавтиану строились догадки и ородстве между ними, и об интимных отношениях (там же). Любимый вольноотпущенникАнтонина (Каракаллы), его секретарь Фест, умер во время пребывания императора вИлионе. Смерть его совпала с увлечением Каракаллы памятью Ахилла. Фесту былиустроены очень пышные похороны, так как, уподобляя себя Ахиллу, императорувидел в умершем Патрокла. Вся эта ситуация вызвала два объяснения: одниговорили, что Фест умер от болезни, другие — что он был отравлен специально длятого, чтобы быть похороненным, как Патрокл (IV, 8,4).

О значении молвы как источника осведомленности и ее быстром распространенииговорит сам Геродиан в связи с лживым посланием Каракаллы сенату и народу поповоду его мнимых успехов и покорения всего Востока. Сенат под влиянием страхаиз низкопоклонства декретировал императору все почести, хотя истинное положениедел было хорошо известно сенаторам: «ведь дела государя не могут оставатьсяскрытыми». Письмо Матерна тому же Антонину с обвинениемМакри-{162}на в стремлении к власти получает у Геродиана,вероятно в результате раздвоения устного предания, две мотивировки: либо озамыслах Макрина ему вещали божества (он перед этим общался с магами,занимавшимися некромантией), либо сам он действовал из желания дискредитироватьМакрина (IV, 12,5). Обстоятельства смерти Макрина, торопившегося в Рим послесвоего поражения от сторонников Антонина (Гелиогабала) и задержавшегося вХалкедоне из-за неблагоприятных условий для переправы, описаны явно по слухам:«говорят…» (V, 4,11). Север Александр не выполнил своего плана во время войны сперсами, не вывел свое войско в назначенное место и таким образом оказалсявиновником страшного поражения римлян. Геродиан дает два возможных объясненияповедения императора: либо он побоялся подвергнуть опасности свою жизнь, либоего удержала мать по своей женской робости и чрезмерному чадолюбию (VI, 5,8).Эти два объяснения уже потому не должны приписываться самому Геродиану, что онисвязаны с двумя обвинениями, которые не раз предъявлялись Александру напротяжении его царствования и немало способствовали его гибели, — отсутствиесмелости (VI, 6,6; 7,3, 10; 8,3; 9,5) и полное подчинение воле матери (VI,1,10; 8,3; 9,4, 5,8). Не удивительно, что в войске и народе связывали неудачуперсидского похода с теми свойствами императора, которые всегда вызывалинедовольство. После неудачного похода Александр возвратился в Антиохию больным— либо от упадка духа, либо от непривычки к воздуху тех стран, по которым онпроходил (VI, 6,1). Две возможности в данном случае выдвигаются не самимисториком. Они могли фигурировать в рассказах участников похода и другихсовременников. В пользу этого говорит контекст: ведь в дальнейшем Геродиансчитается только с одним из объяснений — Александр с трудом выносит своюболезнь и удушливый воздух, болеют и все воины, особенно непривычные к жаркому,сухому климату иллирийцы (VI, 6,2); в Антиохии, благодаря ее приятной прохладеи хорошей воде, император легко восстанавливает свои силы (VI, 6,4). Обимператоре Максимине, который был родом из фракийской деревни, передавали, чтоон в детстве был пастухом. Молодые паннонские воины в своей среде радовалисьмужеству Максимина и высмеивали малодушие Александра и его зависимость от волиматери (VI, 8,3). По-разному объясняли поведение Максимина, когда воины впервыеобъявили его императором, а он сбрасывал с себя императорскую порфиру, которуюпытались накинуть ему на плечи. Согласно одному объяснению, все происходившеебыло {163} полной неожиданностью для Максимина, согласнодругому — все это он сам заранее подстроил (VI, 8,5). О последних мгновенияхжизни Александра рассказывают, что он, обняв мать, горько жаловался, называя еевиновницей своих бед. Прямая ссылка на повсеместные разговоры дается Геродианомв сообщении об общераспространенной молве о том, что Максимин, начав спастушества и став простым воином, был доведен судьбой до власти над Римскимгосударством. Рассказ о подробностях заговора Магна против Максимина вводитсясловами «говорили, что план действия будет таким». Заговор был жестоко подавленМаксимином. Поэтому, как заявляет Геродиан, он дает те сведения, какие удалосьполучить на основании слухов. Он не ручается за достоверность своего сообщения,так как не было ни судебного разбирательства, ни возможности защищаться; молвамогла в сущности передавать лишь то, что угодно было Максимину. Бесспорнымфактом было самоубийство престарелого Гордиана I и в Карфагене. Согласноодному слуху, он повесился при приближении к городу войск Капелиана, сторонникаМаксимина; согласно другому, это произошло уже после поражения карфагенян подкомандой Гордиана II и гибели последнего. В обстоятельном рассказе об осадеАквилеи Максимином особо при помощи слова «говорили» выделено все то, чтокасается гаданий по внутренностям жертвенных животных. В том же рассказеговорится, что, по словам некоторых воинов Максимина, в воздухе часто являлсяобраз местного бога Белена, сражавшегося за город (VIII, 3, 8). Отмечаютсяпреувеличенные слухи об общей мобилизации всего римского народа, о единодушиивсей Италии, о наборе войска среди иллирийских и варварских племен на востоке ина юге (VIII, 5,6).

Согласно прямому, ясному, не допускающему никаких иных толкованийсвидетельству Геродиана, он пишет о том, что он видел и слышал. Не подлежитсомнению, что сообщения о слышанном сильно преобладают над сообщениями овиденном. И здравый смысл, и разбор рассказов Геродиана, и сравнение срассказами Кассия Диона (отчасти и Мария Максима) не дают основания усомнитьсяв справедливости этого показания.

Как уже сказано выше, важными источниками для изучения описанной Геродианомэпохи являются история Кассия Диона и сборник биографий императоров, которыйизвестен под названием «Historia Augusta» (НА), авторов которого (подлинных илимнимых) принято называть «Scriptores Historiae Augustae» (SHA). Представляетбольшой интерес вопрос о взаимоотношении между историей Геродиана и двумядругими названными здесь источниками. {164}

Более простым оказывается этот вопрос применительно к НА. Сборник написангораздо позднее истории Геродиана. В некоторых местах он содержит прямые ссылкина Геродиана[22], которые одними изисследователей приписываются самим SHA, другими — более поздниминтерполяторам[23].

Сложнее обстоит дело с Дионом. Здесь ставятся следующие вопросы: 1) зналли Геродиан сочинение Диона; 2) пользовался ли он этим сочинением; 3) еслипользовался, то как и в какой степени; 4) если не знал, то чем объяснитьсходство ряда мест у того и другого автора.

По первому вопросу существуют два диаметрально противоположных мнения: однаточка зрения — Геродиан не знал сочинения Диона[24], другая — он не мог не знать этого сочинения [25], и отрицающие знакомство Геродиана ссочинением Диона впадают в большую ошибку, так как не учитывают широкогораспространения образованности во II—III вв. н. э., начитанности образованныхлюдей того времени и (добавим мы) наличия библиотек даже в провинциальныхгородах. Попытки доказать, что Геродиан непосредственно использовал историюДиона[26], натолкнулись на большие трудности.Некоторое сходство в ряде мест текста обоих историков, бесспорно, наблюдается,но нигде нет текстуальных совпадений, нигде нет {165} явныхпризнаков заимствования. Поэтому наиболее осторожные исследователи, склонныевидеть большую близость между некоторыми местами истории Геродиана и Диона,предпочитают говорить не о заимствовании первого от второго, а о зависимостиобоих от какого-то общего источника[27]. Всущности можно говорить о сходстве между рассказами Геродиана и Диона лишь всамых общих чертах; они оба часто рассказывают об одном и том же, причем внекоторых случаях имеется большее или меньшее сходство.

Всем этим подсказывается определенное решение основного вопроса овзаимоотношении между двумя историками. Признавая вероятность знакомстваГеродиана с трудом Диона, мы все же нигде не усматриваем бесспорных следовзависимости Геродиана от его предшественника. Доверием к показаниям Геродиана охарактере его источников (виденное и слышанное) оправдывается следующий подходк сравнительной оценке параллельных рассказов у Геродиана и Диона. В техслучаях, когда последний описывает то, что он видел и чего не мог видетьГеродиан (заседания сената, некоторые события при дворе) мы должны отдатьпредпочтение Диону (если нет возможности доказать наличие у него тенденции,введшей его в заблуждение или побудившей дать искаженное изображение). В такихслучаях мы признаем Геродиана рупором определенных слухов и будем доискиватьсяпричин искажения или своеобразного преломления событий в его изложении.Геродиан становится для нас информатором о слухах, имевших хождение в римскомобществе (или части его) и выражавших отношение к императорам[28] и другим действующим лицам рассказов. В других случаях,где отпадает возможность считать Диона очевидцем событий, его рассказ будетотражением устной традиции определенных кругов общества, не тождественных тем,чью традицию дает нам Геродиан. {166}

На некоторых примерах можно будет показать особенности геродиановскихрассказов, их сходство и несходство с рассказами Диона и SHA. Одним из такихпримеров может служить рассказ о падении Перенниса. Фаворит императора КоммодаПереннис, назначенный префектом претория, отвращал молодого государя от делправления, предоставляя ему заниматься попойками. Фактически Перенниссосредоточил власть над государством в своих руках. В то же время он делал всевозможное, чтобы внушить Коммоду подозрения против отцовских друзей и противдругих лиц, выделявшихся знатным происхождением и богатством. Отличаясьненасытной алчностью, он пользовался своим положением для собственногообогащения. Заговор императорской сестры Луциллы, в котором приняли участиенекоторые лица сенаторского сословия, и неудачное покушение на жизнь Коммодадали Переннису подходящий повод для расправы не только с непосредственнымиучастниками заговора, но и с теми, на кого пало какое-либо подозрение, и дляприсвоения их имущества (I,8). После этого Переннис стал думать о захватеверховной власти. Под его влиянием Коммод поставил во главе иллирийских войскего сыновей, которые, помогая отцу в его планах, тайно собирали военную силу.Сам Переннис копил деньги для щедрых раздач воинам, имея в виду привлечь их насвою сторону против Коммода. Поворотным моментом в судьбе Перенниса оказалсянеожиданный случай во время священных игр на Капитолии. Перед началом зрелища,когда император и должностные лица сидели на своих местах и театр был полонзрителей, вдруг на сцену вбежал человек, по виду философ, и обратился к Коммодус предостережением опасаться Перенниса и его детей; здесь было и упоминание особранных Переннисом деньгах, об иллирийских войсках и о нависшей опасности.Схваченный по приказу Перенниса, философ был предан сожжению как впавший вбезумие и клеветник. Происшествием все же воспользовались враги Перенниса,чтобы настроить против него императора. Тем временем какие-то воины привезли изИллирика монеты с изображением Перенниса и нашли способ показать их Коммоду.Результатом было совершенное ночью убийство Перенниса, а затем и вызванногоКоммодом в Рим его сына (выше Геродиан говорил о сыновьях, здесь он говорит ободном сыне — I, 9).

Получается стройный рассказ: жадный любимец государя, не довольствуясьреальной властью и богатством, лелеет мысль стать обладателем императорскогозвания и принимает серьезные меры к осуществлению своих замыслов;обстоятельства, однако, не благоприятствуют ему, и он терпит полное крушение.{167}

Сравним с этим то, что находим у Кассия Диона в сокращенном изложенииКсифилина (LXXII, 9). Поведение Коммода, увлекавшегося ездой на колеснице ипредававшегося всяким излишествам, вынудило префекта претория Перенниса взятьна себя не только воинские дела, но и все управление государством. Воины былинедовольны Переннисом и ставили ему в вину все то, что им не нравилось. Войско,находившееся в Британии, выбрало из своей среды 1500 стрелков и послало их вИталию. При их приближении к Риму их встретил Коммод. На его вопрос о причинепоявления они ответили жалобой на Перенниса, который будто бы злоумышляетпротив Коммода, желая сделать императором своего сына. Ненавидевший ПереннисаКлеандр со своей стороны поддерживал такое обвинение, и Коммод, убежденный всемтем, что он услышал, выдал префекта воинам, которыми тот командовал. Послеиздевательств над своим бывшим начальником они убили не только его, но и егожену, сестру и двоих сыновей. Как видим, Переннис у Кассия Диона не такаяотрицательная личность, как у Геродиана. Управление гражданскими и военнымиделами он не узурпировал; то и другое сосредоточилось в его руках благодаряходу вещей. О замысле захватить верховную власть для сына говорится не как ореальном факте, а как о выдумке врагов (воинов, прибывших из Британии, иКлеандра).

У Элия Лампридия (SHA, vita Commodi, 5—6, 2), показания которого, какдумают, восходят к книге сенатора Мария Максима, современника событий[29], Переннис характеризуется теми жеотрицательными чертами, что и у Геродиана, но в некоторых деталях имеютсязаметные отличия. Сыновья Перенниса действуют как военачальники в Сарматии;поводом для недовольства Переннисом послужило назначение им на должностивоенных начальников в Британии людей из всад-{168}ническогосословия. Переннис объявлен врагом и отдан воинам на растерзание. Главное — нетникакого намека на стремление Перенниса присвоить себе или своему сынуимператорскую власть.

Вот возможное объяснение отмеченных разногласий у трех авторов. СенаторыКассий Дион и Марий Максим не считаются с официальной версией, в которойвпавший в немилость императорский любимец изображался в самых мрачных красках.Оба сенатора по своему положению стояли ближе к событиям, к тому же находилисьв большей или меньшей степени в оппозиции к императору. Они передают то, чтоони узнали из устных рассказов, ходивших в сенатских кругах. Геродиан при всемсвоем уважении к сенату далеко не всегда находится под влиянием сенатскихтрадиций. Он в данном случае собрал и в приукрашенном виде изложил то, о чемрассказывали среди народа после гибели Перенниса, официально объявленноговрагом на основании обвинения в покушении на захват верховной власти[30].

Другим примером может служить рассказ о падении Клеандра. Начнем сГеродиана. Фригиец родом, раб, Клеандр, попав в императорский дворец, выросвместе с Коммодом. Сделал головокружительную карьеру: ему была доверена личнаяохрана императора, ведение императорским покоем, должность префекта претория.Необыкновенные успехи внушили ему надежду стать главой Римского государства. Онприступил к осуществлению своего плана: скупив большую часть хлеба, он держалего под замками с тем, чтобы потом щедрыми раздачами привлечь к себе народ ивойско. Однако ни это, ни постройка гимнасия для всенародного пользования имкак баней не могли изменить враждебного отношения римлян к временщику.Виновником своих бедствий народ считал ненасытного и корыстолюбивого Клеандра.О нем сначала злословили в театрах. Дело закончилось тем, что огромная толпанарода двинулась в предместье, где пребывал Коммод. Внезапно по приказуКлеандра преторианцы напали на безоружный народ. Многие погибли в свалке подороге в город. В самом городе положение изменилось, так как городские жители,заперев свои дома, начали бросать с крыш камни и кирпичи на всадников. Теперьгибли уже и всадники со своими конями. К народу присоединились находившиеся вгороде пехотинцы. Стараниями Клеандра император оставался в полном{169} неведении относительно того, что творилось (I, 12,3—9).Вывела его из этого состояния его сестра Фадилла. Ворвавшись во дворец, онапредстала перед братом с распущенными волосами и, бросившись на землю,показывая крайнюю степень горести, произнесла патетическую речь с описаниемпроисходивших ужасов и обвинениями против Клеандра. При этом она разорвала своиодежды, а некоторые из присутствующих, осмелев после ее речи, принялисьустрашать Коммода. Напуганный император вызвал Клеандра и приказал схватить иобезглавить его. Народ затем убил двух сыновей Клеандра и всех его друзей (I,13,1—6).

Сравнительно пространный рассказ Диона (судя по сокращенному изложениюКсифилина) близок к рассказу Геродиана. Раб, кубикулярий, женившийся на однойиз наложниц Коммода, губит своих соперников и становится очень влиятельным. Онпродает сенаторское достоинство, командные посты в армии, наместничества, всеначальнические места. Дион приводит острое словцо некоего совсем невидногочеловека — Юлия Солона, что, лишившись своего имущества, он был сослан в сенат.В своей алчности Клеандр дошел до того, что в одном году сменил 25 консулов,чего не бывало ни до, ни после того. Наживаясь везде, где только можно было,имея в руках несметное богатство, Клеандр делал большие подношения императору иего наложницам; он тратил деньги и на постройки, в частности на бани и другиесооружения, полезные частным лицам и городам (LXXII, 12). Поднявшись таквысоко, Клеандр внезапно пал. Во время недостатка хлеба Папирий Дионис,стоявший во главе cura annonae, старался еще более увеличить бедствия, чтобыраздуть нелюбовь народа к Клеандру. На ипподроме были конные состязания. Вопределенный момент (Дион указывает в какой именно) на ипподром вбегает толпадетей и рослая, грозного вида девушка, которую впоследствии на основании всеготого, что случилось, считали явившейся богиней. Раздаются страшные крики детей.Народ бросается к ним и, выкрикивая все, что можно только себе представить,бежит к Коммоду, проживавшему тогда на вилле Квинтилиев. В своих возгласахнарод желает всякого добра Коммоду и проклинает Клеандра. Последний высылаетпротив народа воинов, которые кое-кого убивают и ранят. Тем не менее народ,полагаясь на свою численность и поддерживаемый преторианцами, продолжает идтивперед. Ничего не подозревающему Коммоду открывает глаза на происходящееналожница Марция. Немедленно император дает распоряжение {170}убить воспитывавшегося у него ребенка Клеандра, а самого его выдать народу. Вконце — поругание Клеандра, его смерть и убийство близких к нему людей (LXXII,13).

Очень сжато (видимо, со слов Мария Максима) Лампридий (SHA, vita Commodi,6—7) говорит о действиях Клеандра, особенно подчеркивая обиды, нанесенные имсенаторскому сословию. По его наущению в состав сената включались дажевольноотпущенники, наместничество в провинциях он продавал за деньги, многихзнатных лиц довел до казни и т.д. Конец Клеандра описан очень кратко: когдавследствие козней Клеандра был казнен по ложному доносу Аррий Антонин, Коммод,будучи не в состоянии выносить ненависть неистовствовавшего народа, отдалКлеандра на растерзание черни.

При всей близости трех рассказов и в больших линиях, и в общейнастроенности рассказ Геродиана обнаруживает некоторые отклонения от двухдругих. Ему чужды точные указания времени и места, имеющиеся у Диона. Ему ненужен Папирий Дионис, махинации которого имели целью еще больше очернитьКлеандра в глазах народа: Геродиан, как и народная масса, и без усилий ПапирияДиониса верит в виновность Клеандра; для них важны были факты, ложившиесячерным пятном на память поверженного любимца императора. Одна деталь особеннообращает на себя внимание. Из состояния неведения Коммода выводит женщина, но уГеродиана это — сестра императора, а у Диона — наложница Марция. Скорее всего,близкий к высоким сферам Дион сообщает истину, а Геродиан передаетраспространенные в народе слухи, расцвечивая сцену всеми доступными емуриторическими украшениями. Народная молва могла предоставить большую роль вгибели Клеандра именно Фадилле, вдове погубленного некогда Клеандром Бирра(Бурра)[31].

В качестве третьего примера можно заняться рассказами о смерти Коммода. Визображении Геродиана, наскучив мольбами Марции, Лэта и Эклекта не ронятьсвоего достоинства переселением накануне Нового года (193 г.) в гладиаторскуюказарму с тем, чтобы оттуда совершить свой новогодний выход в виде гладиатора(I, 16,4—5), Коммод пишет на табличках из липы приказ умертвить этих трех лиц ивместе с ними многих {171} других. Приказ он оставляет насвоей постели (хотя, надо сказать, один из обреченных — кубикулярий Эклект —имел по своей должности доступ в императорскую спальню). Таблички находитмаленький мальчик, любимец императора Филокоммод, и, играя, уносит с собой.Встретившая и принявшаяся ласкать его Марция отнимает таблички, боясь, как быон не унес что-нибудь нужное. Ознакомившись с содержанием написанного и придяв ужас, она посылает за Эклектом. Последний по прочтении пересылает их Лэту.Принимается решение немедленно действовать — добавить яду в первый бокал вина,который обычно замешивала для Коммода Марция. Отравление не удалось из-зарвоты, которая была результатом либо извержения пищи, уже ранее переполнившейжелудок, либо действия противоядия, «какое обычно принимают государи передвсякой едой». Опасаясь, как бы Коммод после удаления яда из его организма непротрезвел и не погубил их, заговорщики впускают к нему некоего Нарцисса,крепкого и цветущего молодого человека, который, получив от них щедрыеобещания, задушил Коммода (I, 17,1—11). Так представляет дело Геродиан сосвойственным ему мастерством рассказчика.

Дион (в передаче Ксифилина) гораздо суше и короче. Накануне Нового годаКоммод задумал убить обоих намеченных консулов — Эриция Клара и СоссияФалькона, чтобы объявить себя единственным консулом и выступить в этом качествев новом году в виде гладиатора из гладиаторской казармы. Не только недостойноеповедение императора, но и его постоянные угрозы заставили Лэта и Эклектасоставить заговор, в который они вовлекли и Марцию. Марция подает Коммодуотравленную говядину. Отравление не удается из-за рвоты. Заподозрив недоброе,Коммод принимается угрожать. Тогда заговорщики посылают за гимнастом Нарциссом,который и задушил Коммода в то время, когда тот мылся (LXXII, 22).

Очень краткое, всего в несколько строк, лишенное подробностей сообщениеЛампридия (vita Commodi, 17,1—2) сводится к тому, что расточительство и вообщеповедение Коммода побудили Лэта и Марцию составить заговор с целью умертвитьимператора. Сначала ему дали яду, а когда он не подействовал, позвали атлета, скоторым Коммод обычно упражнялся; по приказу участников заговора атлет задушилимператора.

Как ни кратко сообщение Лампридия, в нем можно заметить то общее срассказом Диона, что Марция у обоих авторов хотя и является участницейзаговора, но не выдвинута на пер-{172}вый план, как это имеетместо у Геродиана. Яд в вине у Геродиана, в говядине у Диона может быть отнесенза счет слухов, ходивших в более близкой и более далекой от двора среде. Мы небудем удивляться тому, что Геродиан выбрал (если только ему действительнопришлось выбирать) более эффектный вариант — с замешиванием вина.

Гораздо интереснее, однако, другое. Отсутствующий в этом месте у Дионарассказ о приказе на табличках и случайном обнаружении его заинтересованнымилицами имеется у Диона, как оказывается, в истории Домициана. Перечисливучастников заговора против этого императора, историк называет среди нихненавидевшую мужа и опасавшуюся за свою жизнь императрицу Домицию. Дальнейшееснабжено ссылкой «Я слышал и то…». Домициан записал на двойной липовой дощечкеимена тех, кого он намеревался предать смерти, и положил дощечку под подушку усебя на постели. Маленький ребенок во время его сна взял, ничего не подозревая,этот приказ. Встретившая его Домиция отняла записку, прочла ее и показаладругим, что и повело к ускорению действий заговорщиков (LXII, 15).

Сходство рассказов Геродиана и Диона, несмотря на незначительныеразногласия, разительное. Не будем следовать за теми, кто хочет видеть здесьнекоторый подлог Ксифилина, перенесшего будто бы рассказанный Дионом эпизод изодной эпохи в другую (от Коммода к Домициану). Перед нами, несомненно, дваварианта одного и того же рассказа, приуроченные к жизнеописаниям двух разныхимператоров, отделенных друг от друга почти столетним промежутком времени. Какбы невысоко мы ни расценивали историческую достоверность труда Геродиана,сколько бы мы не уличали его в неточностях, неполноте, непонимании, отдельныхошибках, стремлении бить на эффект, это не даст нам права говорить о грубойфальсификации и сознательной перетасовке событий. Историю с ребенкомФилокоммодом Геродиан узнал из устного рассказа, так же как узнал свою историюо безымянном ребенке Дион. В год смерти Коммода Диону могло быть немного более30 лет[32]. Он мог до этого, или в это время,или даже позднее услышать такой рассказ об императоре Домициане. Одновременно сэтим могла бытовать известная нам из Геродиана версия о Коммоде,сконструированная по аналогии с рассказом о Домициане. Аналогичная ситуациямогла возродить старое предание, притянуть его к новому событию испо-{173}[*]

данием Геродиан, естественно, должен был ухватиться за занимательныйрассказ[33].

Благодарной темой для историко-филологического истолкования сообщенийГеродиана было бы сравнение их с сообщениями Кассия Диона и SHA. Очень полезнысуществующие работы, где производится сравнительный анализ таких сообщений сточки зрения их достоверности. Однако не менее полезными и продуктивными былибы сравнения под другим углом зрения: выяснение генезиса рассказов на фонеинтересов создавших их слоев общества, отношения их к действующим лицамрассказов, наконец, и личных позиций авторов. В результате может получитьсяматериал для общей оценки Геродиана как исторического источника[34]. {174}

А. И. Доватур

Примечания:

Марция подавала первый бокал вина лично.— Ю. Ш.

О рукописях «Истории» Геродиана см.: Fr. Aug. Wolfus, Praefatio, s. LVI— LIX («Kleine Schriften», I, Halle, 1869, s.441 sqq.); L. Mendelssohn, Praefatio, s. V—XV; Dopp, RE, Bd. VIII (1913), col. 959, s. v. Herodianus 3; K.Stavenhagen, Praefatio, s. III—X), C. R. Whittaker, Introduction, p. LXXXIII sqq. (список важнейших изданий Геродиана см. в конце статьи).

Данные по биографии Геродиана рассматриваются в следующих работах: Wolfus, op. cit., s. XXXIII sqq. (Kl. Schr. I, s. 427 sqq.); E.Volksmann, De Herodiani vita, scriptis, fideque, Diss., Regimonti Pr., 1859, s. 3 sqq.; R.Sievers, Ueber das Geschichtswerk des Herodianos, «Philologus», XXVI, 1867, s. 30; J. Kreutzer, De Herodiano rerum Romanarum scriptore, I, Diss., Bonnae, 1881, s. 6 sqq.; C. Wachsmuth, Einleitung in das Studium der alten Geschichte, Lpz, 1895, s. 693; H. Peter, Die geschichtliche Litteratur uber die romische Kaiserzeit bis Theodosius, II, Lpz, 1897, s. 101 sqq.; C. Croiset, Histore de la Litterature grecque, V, P., 1899, р. 814; E. Baaz, De Herodiani fontibus et auctoritate, Diss., Berolini, 1909, р. 80 sqq.; Dopp, op. cit., col. 954 sqq.; E. Sommerfeldt, Zur Frage nach der Lebensstellung des Geschichtschreibers Herodian, «Philologus», LXXIII (N. F. XXVII), 1914—1916, s. 568 sqq.; A. Rosenberg, Einleitung und Quellenkunde zur romischen Geschichte. B., 1921, s. 261; W. Christ—Schmid—Stahlin, Geschichte des griechischen Literatur, II, 6. Aufl., Munchen, 1924, s. 799 sqq.; St. Witkowski, Historjografia grecka, III, Krakow, 1927, s. 251; F. Cassola, Sulla vita sulla personalita dello storico Erodiano, «Nuova Rivista Storica», 41, 1957, р. 213 sqq.; Fr.-J. Stein, Dexippus et Herodianus rerum scriptores, quatenus Thucydidem seculi sint, Diss., В., 1957, р.72 sqq. Не обходят молчанием вопросы о биографии Геродиана новейшие переводчики его истории — на английский (Е. С. Echols, Berkeley—Los Angeles, 1961, Introduction, p. 5 sqq.; C. R. Whittaker, Introduction, L., 1969, р. IX sqq.), румынский (R. Alexandrescu, 1960, Introducere, p. 5 sqq.), польский языки (L. Piotrowicz, Wroclaw, 1963; предисловие написал J. Wolski, s. VIII sqq.).

Впрочем, изредка Геродиана считают александрийцем, вероятно, на том основании, что у него встречаются сообщения о событиях, имевших место в Александрии. См., например, H.Schiller, Geschichte der romischen Kaiserzeit, I, Gotha, 1883, s. 928.

Против смешения историка Геродиана с Геродианом-грамматиком см.: Wolfius, op.cit., s. XXXIV sqq.; Croiset, op. cit., p. 813, n. 2.

В виде предположения отождествил историка Геродиана с сенатором сицилийской надписи Б. Боргези — B.Borghesi, Oeuvres completes, III, Р., 1864, р. 120. Надпись переиздана: H. Dessau, Inscriptiones latinae selectae, I, Berolini, 1892, № 2938. Против отождествления высказывается подавляющее большинство исследователей — см.:, например, R. Sievers, Ueber das Geschichtswerk des Herodianos, «Philologus», XXXI, 1872, s. 659; Wachsmuth, op. cit., s.693; Dopp, op. cit., s. 954. За Боргези последовал только Volkmann, op. cit., s. 3 sqq.

Сохраняют чтение «семьдесят» в своих изданиях Беккер, Мендельсон (отмечая, впрочем, конъюктуру «шестьдесят»), Ставенгаген; в пользу сохранения рукописного чтения (на том, однако, основании, что Геродиан небрежен в числовых показателях), см. также: J. Blaufuss, Ad Herodian rerum Romanarum scriptoriris libros V et VI observationes, Diss., Erlangae, 1893, р. 4, sqq. С полной ясностью высказывается против предположения о незаконченности труда Геродиана Witkowski (op. cit., III, op. cit., s. XXIII (Kl. Schr. I, s. 426). О намерении Геродиана расширить рамки своего труда — Volkmann, op. cit., s. 4 sqq.; J. de Poblocki, De Herodiani vita, ingenio, scriptis, Diss., Monasterii, 1864, р. 4; Croiset, op. cit., V, р. 814; Cassola, op. cit., p. 217 sqq. Допускают обе возможности (т. е. не высказывают категорического суждения по поводу чтения «семьдесят»): J. Zurcher, Commodus, Ein Beitrag zur Kritik der Historien Herodians, «Untersuchungen zur romischen Kaisergeschichte», hrsg. v. M. Budinger, I, Lpz, 1868, s. 226; K. Dandliker, Die drei letzten Bucher Herodians, Untersuchungen.., hrsg. v. M. Budinger, III, Lpz, 1870, s. 280; Wolski. op. cit., s. IX.

Против общераспространенного мнения, что Геродиан писал свою историю при Гордиане III, был выдвинут один не лишенный остроумия, но все же едва ли решающий довод: в царствование Гордиана III автор не написал бы, что он при провозглашении его цезарем был (…) (VII, 10,8), а затем был провозглашен императором потому, что не нашли никого другого (VIII, 8, 7) — так будто бы можно было написать только после смерти Гордиана, в правление Филиппа Араба (Аравитянина) — Blauss, op. cit., s. 5.

О риторической обработке Геродианом имевшегося у него материала см.: Zurcher, op. cit., s. 226 sqq., 251; J.J.Muller, Der Geschichts schreiber L. Marius Maximus, Eine kritische Untersuchung, «Untersuchungen zur Geschichte des Kaisers L. Septimus Severus und seine Dynastie», I, Giessen, 1875, s. 25; Schiller, ук. соч., I, s. 928; Wachsmuth, op. cit., s. 695; K. Fuchs,«Weiner Studien», 1895 (1896), s. 223; Croiset, op. cit., V, p. 815; J. Schulz, Betrage zur Kritik unserer litterarischen Uberlieferung fur die Zeit von Commodus' Sturzc bis auf den Tod des M. Aurelius Antoninus (Caracalla), Diss., Lpz, 1903, s. 52; Dopp, op. cit., col. 955; Y. Szelest, Kilka uwag о «Historji» Herodiana, «Eos», XLVl, 2, 1952/53, s.65. Подробнее о стилистических приемах Геродиана — Stein, op. cit., s. 101 sqq. Изучение ритмики произведения Геродиана, давно начавшееся и сразу же остановившееся, несколько продвинулось вперед лишь сравнительно недавно — Ed. Norden, Die antike Kunstprosa, 1, 2. Abdruck, Lpz. — В., 1909, s. 397 sqq.; H. Szelest, De Herodian clausulis metricis, «Eos», XLV, 1951 (1952), s. 87 sqq.

Преобладающий взгляд на речи Геродиана — неодобрительный: эти речи считаются бесцветными, шаблонными, ничего нового (сравнительно с другими частями истории Геродиана) не вносящими, отягощенными внесением в них сентенций и сложных периодов — см.: Wolfius, op. cit., s. 17; s. LII (Kl. Schr. I, 438 sqq.); K. Fuchs,«Weiner Studien», 1895 (1896), s. 244 sqq. и 1896 (1897), s. 218 sqq.; Croiset, op. cit., V. р. 815; Schulz, op. cit., s. 17; Dopp, op. cit., col. 956; Szelest, «Eos», XLVI, 2, s. 65; R. Hohl, Kaiser Commodus und Herodian, «Sitzungsber. Deutschen Akad. d. Wiss. zu Berlin, Kl. fur Gescllschaftswiss», Jg 1954, № 1, s. 8; Stein, op. cit., s. 163. Благоприятнее судят о речах Геродиана румынский переводчик (R. Alexsandrescu, Introducere, 1960, р. 21 sqq) и английский (Whittaker, op. cit., p. LVIII sqq.).

Об этом см.: Sievers, «Philologus», XXXI, 1872, s. 659 sqq.; A. Duncker, Die neueren Forschungen auf dem Gebiete der romischen Kaisergeschichte vom Tode Marc Aurels bis auf die Zeit Constantin's des Grossen, «Philologus», XXXIII, 1874, s. 184. Об экскурсах у Геродиана см.: Dopp, op. cit., col. 956.

E. Hohl, Kaiser Pertinax und die Throbesteigerung seines Nachfolgers im Lichte der Herodiankritik, «Sitzungsber. Deutschen Akad. d. Wiss. zu Berlin, Klasse fur Philosophie, Geschichte, Staats-Rechts- und Wirtschaftswiss.», Jg 1956, №2, s. 14.

Об этом см.: J. Gage, Les organisations de «iuvenes» en Italie et en Afrique du debut du III-e siecle au «Bellum Aquileiense», «Historia», XIX, 1970, р. 232 sqq.

Отмечаются, кроме того, и другие пропуски, например, отсутствие упоминания о смерти (убийстве воинами) в 228 г. Ульпиана, председателя consilium principis при Александре, — Fuchs, «Wiener Studien», 1896 (1897), s. 207.

О географических неточностях и погрешностях у Геродиана см.: Wolfius, op. cit., s. XLVII (Kl. Schr. I, 435) и LIII (Kl. Schr. I, 439 sqq.); Sievers, «Philologus», XXVI, 1867, s. 268 sqq. и XXXI, 1872, s. 657 sqq.; Duncker, op. cit., s. 184; Wachsmuth, op.cit., s. 694; Fuchs, «Wiener Studien», 1895 (1896), s. 248 sqq. и 1896 (1897), s. 229 sqq.; Schulz, op. cit., s.52, 102; Dopp, op. cit., col. 957; Hohl; Kaiser Commodus.., s. 8; H. Preller, Geschichte der Historiographie unseres Kulturkreises, I, Ebersberg in Obb, 1967, s. 335.

Об этой неточности у Геродиана см.: Zurcher, op.cit., s. 251.

Об этой неточности у Геродиана см.: Sievers, «Philologus», XXVI, 1867, s. 265; Duncker, op. cit., s. 175; Hohl, Kaiser Pertinax.., s. 17.

См.: Sievers, «Philologus», XXXI, 1872, s. 642 sqq.

О неопределенных и неточных хронологических показаниях Геродиана см. Wolfius, op. cit., s. 231 sqq.; Sievers, «Philologus», XXXI, 1872, s. 642 sqq., 645 sqq., 649 sqq.; Duncker, op. cit., s. 175, 183, 185; Fuchs, «Wiener Studien», 1895 (1896), s. 248 sqq. и 1896 (1897), s. 229 sqq.; Wachsmuth, op. cit., s. 694; Croiset, op. cit., V, p. 815; Schulz, op. cit., s. 103; Dopp, op. cit., col. 956; Witkowski, op. cit., s. 252; Preller, op. cit., s. 335. Остроумными соображениями Кассола устраняет из текста одну из хронологических несообразностей Геродиана, касающуюся правления Севера Александра (VI, 2, 1), — см. R. Cassola, Note critiche al testo di Erodiano, «Rendiconti della Accademia di archeologia, lettere e belle arti», Napoli, N. S. XXXVIII, 1963 (1964), р. 141 sqq. См. также Whittaker, op. cit., p. XXXIX sqq.

О неточности Геродиана в отдельных деталях см.: Sievers, «Philologus», XXVI, 1867, s. 33 sqq.; Zurcher, op. cit., s.228 sqq.; Dandliker, op. cit., s. 205 sqq.; Fuchs, «Wiener Studien», 1895 (1896), s. 223 sqq. О несогласованностях в показаниях Геродиана см.: Dandliker, op. cit., s. 226; Sievers, «Philologus», XXXI, 1872, s. 650; Fuchs, «Wiener Studien», 1896 (1897), s. 204 sqq., 228 sqq. О пристрастии Геродиана к типичному, к общим местам (в чем сказывается риторическое образование) — см. Dandliker, op. cit., s. 232; Fuchs, «Wiener Studien», 1896 (1897), s. 226 sqq.; Schulz, op. cit., s. 101. Схемы, по которым располагал свой материал Геродиан, разобрал в своих двух работах Фукс — Fuchs, «Wiener Studien», 1895 (1896), s. 222 sqq. и 1896 (1897), s. 180 sqq. (наблюдения Фукса остаются в силе, даже если не принимать сделанных им выводов).

О повторении у Геродиана выражений, деталей, ситуаций см.: Zurcher, op. cit., s. 231 sqq., 248 sqq.; Muller, op. cit., s. 189 sqq.; Fuchs, «Wiener Sludien», 1895 (1896), s. 229 sqq., 245 sqq. и 1896 (1897), s. 193 sqq., 218 sqq.; Dopp, op. cit., col. 956; Szelest, «Eos», XLVI, 1952/53, s. 65 sqq.; Whittaker, op. cit., s. LVI sqq.

См., например: Zurcher, op. cit., s. 227; Fuchs, «Wiener Studien», 1896 (1897), s. 233.

Vita Clodi Albini, 1, 2; 12, 14; vita Diad. 2, 5; vita Alex. Sev. 52, 5; 57, 3; vita Maximini 13, 4; vita Max. et Balb. 15, 3, 5; 16, 6; vita Tyr.Triginta 32,1; см. также те места, где Геродиан назван Аррианом, — vita Maximini 33, 3; vita Gord. 2, 1; vita Max. et Balb. 1, 2.

О том, чем SHA обязаны Геродиану (причем нет речи о позднейших интерполяциях), см.: Dandliker, op. cit., s. 298 sqq.; Peter. op. cit., II, s. 35; Fr. Leo, Die griechisch-romische Biographie nach ihrer litterarischen Form, Lpz., 1901, s. 275 sqq. Позднейшими вставками (редактора) считают ссылки на Геродиана у SHA: Muller, op. cit., s. 105; Duncker, op. cit., s. 182; Baaz, op. cit., s. 65 sqq.; Dopp, op. cit., col. 959.

Некоторые исследователи не придают никакого значения совпадениям в рассказах Диона и Геродиана — об этом см.: Dopp, op. cit., col. 958; A. G. Roos, Herodian's Method of Composition, JRS, V, 1915, р. 192; также Zurcher, op. cit., s. 223 sqq. (к этому см.: Duncker, op. cit., s. 159). Сходство рассказов обоих историков объясняет общим ходом событий Холь (Hohl, Kaiser Pertinax…, s. 41).

См.: F. Cassola, Erodiano a le sue fonti, «Rendiconti della Accademia di archeologia, lettere e belle arti», Napoli, N. S. XXXII, 1957 (1958), р. 166 sqq.; Whittaker, Introduction, р. LXIV sqq.

Наиболее осторожную позицию среди авторов, признающих зависимость Геродиана от Диона, занимает A.G.Roos (op. cit., s. 191 sqq.). Констатируя значительные отклонения Геродиана от Диона, он объясняет их внесением материала из другого источника.

Об общем источнике у Диона и Геродиана см.: Baaz, op. cit., s. 15 sqq.; этот источник был латинским (доказывается это на основании разбора употребления Геродианом разных слов, служивших для обозначения носителя императорской власти). Опровержение — Cassola, Erodiano e le sue fonti, p. 166 sqq.

О зависимости Геродиана от слухов в передаче установившихся мнений см.: L. Ranke, Weltgeschichte, III, 2, Lpz., 1883, s. 354; Fuchs, «Wiener Studien», 1895 (1896), s. 244 sqq. и 1896 (1897), s. 212 sqq., 218 sqq. Само собой разумеется, следование устному преданию не означает обязательно искажения исторической действительности. Так, например, исследователи отмечают большую точность Г'еродиана, когда он сообщает о двух битвах между Септимием Севером и Нигером (III, 3 и 4), тогда как Дион знает только об одной битве — см.: Sievers, «Philologus», 1867, s.260 sqq.; Duncker, op. cit., s. 166; Schulz, op. cit., s. 39.

О Марии Максиме как источнике SHA см.: Zurcher, op. cit., s. 244 sqq.; Muller, op. cit., s. 17 sqq., 169 sqq.; Duncker, op. cit., s. 176, 179; Fuchs, «Wiener Studien», 1895 (1896), s. 223; H. Peter, Die Scriptores Historiae Augustae, Sechs litterar-historische Untersuchungen, Lpz., 1892, s. 98, 105, 108 sqq., 236 sqq.; он же, Die geschichtliche Litteratur uber die romische Kaiserzeit bis Theodosius, I, Lpz., 1897, s. 248 и II, s. 338 sqq.; G.Tropea, Studi suggli Scriptores Historiae Augustae III, Mario Massimo, vita e frammenti, Messina, 1899, р. 15 sqq.; Ch. Lecrivain, Etudes sur LHistoire Auguste, Р., 1904, р. 197 sqq., 208 sqq.; E. Diehl, RE, Hbbd XVI, 1913, col. 2070 sqq., s. v. Historia Augusta; Hohl, Kaiser Pertinax…, s.5 sqq. О Марии Максиме см.: F. Milther, RE, Bd XIV, 1930, col. 1828 sqq., s. v. Marius 48 (L. Marius Maximus). Whittaker (Introduction, p. LXIX sqq.) отрицает зависимость Геродиана от Мария Максима.

Сообщения наших источников о падении Перенниса разобраны в работах: Sievers, «Philologus», XXVI, 1867, s. 37 sqq.; Zurcher, op. cit., s. 238 sqq.; Duncker, op. cit., s. 161; Hohl, Kaiser Commodus…, s. 16 sqq.

Рассказ Геродиана о падении Клеандра и параллельные сообщении других источников разобраны в следующих работах: Sievers, «Philologus», XXVI, 1867, s. 42 sqq.; Zurcher, op. cit., s. 242 sqq.; Duncker, op. cit., s. 162 sqq.; Fuchs, «Wiener Sludien», 1895 (1896), s. 239 sqq.; Baaz, op. cit., s. 25 sqq.; Hohl, Kaiser Commodus…, s. 19 sqq.

См. Schwartz, RE Bd III, 1899, col. 1684, s.v. Cassius Dio.

В издании-оригинале здесь пропущена часть фразы— Ю. Ш.

Разбор рассказов о смерти Коммода см. в следующих работах: Zurcher, op. cit., s. 193 sqq.; Duncker, op. cit., s. 163 sqq.; Dopp, op. cit., col. 956; Roos. op. cit., s. 193 sqq.; E. Hohl, Die Ermordung des Commodus. Ein Beitrag zur Beurteilung Herodians,«Philologische Wochenschrift», 52. Jg, 1932, col. 191 sqq.; он же, Kaiser Commodus…, s. 30 sqq.

В общем большинство исследователей дает Геродиану как историческому источнику не очень высокую или даже совсем невысокую оценку — его считают поверхностным, недостаточно осведомленным, необоснованно выдвигающим на передний план несущественные обстоятельства, стоящим ниже Кассия Диона, приверженным к литературной форме (в ущерб исторической истине, хотя в сознательной фальсификации его никто не обвиняет), беллетристом, а не историком. См. Wolfius, op. cit., s. XXXIX (Kl. Schr. I, 430 sqq.); Zurcher, op. cit., s. 227 sqq., 250 sqq.; Sievers, «Philologus», XXXI, 1872, s. 665 sqq. (поправка к Сиверсу — Duncker, op. cit., s. 169 sqq., 185); Schiller, op. cit., I, s. 928; Wachsmuth, op. cit., s. 694; Fuchs, «Wiener Studien», 1895 (1896), s. 222 sqq. и 1896 (1897), s. 180, 218 sqq.; Dopp, op. cit., col. 957, 959; Hohl, Kaiser Commodus…, s. 31 sqq.; он же, Kaiser Pertinax…, s. 14. Сравнительно благоприятнее судят о Геродиане: Croiset, op. cit., V, р. 815; Вааz., op. cit., s. 64; Szelest, «Eos», XLVI, 1952/53, s. 66. Обзор разных мнений о Геродиане дает Stein. op. cit., s. 74 sqq. У старых историков Геродиан пользовался большим доверием — Lenain de Tillemont, Historie des empereurs et des autres princes…, Venise, 1732, II, р. 565 sqq. и III, р. 3 sqq.; Ed. Gibbon, The History of the Decline and Fall of the Roman Empire, a new ed., I, L., 1791, р. 137 sqq. В новое время такое отношение к Геродиану встречается редко, например M. Rostovtzeff, The Social and Economic History of the Roman Empire, 2 ed., Oxf., 1957 (1 ed. — 1926), р. 376 sqq., 453, 455, 606; F. Allheim, Literatur und Gesellschaft im ausgehenden Altertum, Halle a. S., 1948, s. 165.

Оглавление