Глава 9

Удивительная мечта Гитлера

Через две недели после визита профессора Хеттлаге нас посетил другой профессор. На этот раз им оказался Петерсен, директор компании AEG. От имени министра Шпеера он попросил разрешения осмотреть Пенемюнде. Я встретил его в обеденном зале. Петерсен был пожилым господином среднего роста в пенсне, с волосами цвета перца с солью и умным морщинистым желтоватым лицом. Складки в углах рта говорили о его высокомерии. Бросались в глаза набухшие вены на белых костистых старческих руках. Он бросал раздраженные реплики, а его назидательные речи постоянно прерывались нервным покашливанием.

Я спросил, чем могу быть ему полезен. Он ответил, что явился с поручением от министра провести тщательное обследование электрооборудования нашей «А-4». Я поручил профессора заботам Штейнхофа и попросил гостя по окончании инспекции зайти ко мне и откровенно рассказать о впечатлениях. На следующий день перед отъездом он встретился за обедом в отдельном кабинете столовой с несколькими членами руководства. В ответ на мое пожелание доброго пути произнес короткую речь.

– Полковник, господа, теперь, когда мой визит завершен, я могу рассказать вам, что, как директор AEG, я был послан сюда по приказу фюрера, чтобы представить исчерпывающий отчет об электротехнической части вашего проекта и свое мнение по этому поводу. Поставленные передо мной вопросы были просты. В самом ли деле есть возможность реализовать ваши утверждения на практике? Возможно ли использовать это оружие в военных целях и какой точностью оно обладает? Какую помощь в случае необходимости может оказать немецкая электротехническая промышленность? Вы, полковник, предоставили мне возможность в течение двух дней изучать все, что я хотел. Мне было разрешено получать консультации у любого из ваших коллег. От меня ничего не скрывали. Я смог понять ваши методы, господа, и ваши идеи. И сейчас должен признать, что никогда раньше не видел исследовательское учреждение с такой высокой организацией работы, с таким опытным руководством. Работа, которая вашими стараниями ведется, вызывает воспоминания об исторических свершениях в мире техники. Я явился к вам, исполненный твердого намерения найти пути и способы оказать вам помощь со стороны немецкой электротехнической промышленности. Но теперь, ознакомившись с проделанной вами работой и с теми проблемами, которые вы решали, это я могу просить вас о помощи немецкой электроиндустрии! Благодаря прекрасно оборудованным лабораториям и экспериментальным отделам, а также большому количеству талантливых, преданных делу инженеров, вы в некоторых областях, особенно в области высокочастотных сообщений и управления, на годы опередили технологический уровень, достигнутый немецкой электроиндустрией. И теперь мне хотелось бы поблагодарить вас за ту свободу, которой я пользовался в ходе порученной мне инспекции. И я особо подчеркну в своем отчете, что если ракетам дальнего радиуса действия и суждено стать реальностью, то это может произойти только здесь и только под вашим руководством.

Если отбросить обычные, хотя и льстящие нам преувеличения, и того, что осталось в речи, было достаточно, чтобы мы чувствовали себя гордыми и счастливыми.

Мне никогда не довелось увидеть отчет профессора Петерсена. Месяц спустя в министерстве вооружений была создана комиссия по строительству бомбардировщиков дальнего действия. Комиссия получила указание министерства способствовать строительству ракетных снарядов полностью автоматических или на дистанционном управлении. Она была укомплектована ведущими специалистами министерства вооружений, тяжелой индустрии, министерства авиации, штаба артиллерийского управления и командования армии резерва. Включены были и несколько специалистов фирм, принимавших участие в строительстве. А председателем комиссии был профессор Петерсен!

Настал март 1943 года. Дегенколб с неиссякающей энергией приводил свою организацию в рабочий порядок. Начиная с декабря 1943 года он намеревался ежемесячно выпускать 300 «А-4» на каждом из трех заводов – в Пенемюнде, на предприятии Цеппелина в Фридрихсгафене и на заводе Ракса в Винер-Нойштадте. Беспрерывно происходили поездки, конференции и дискуссии.

Стали ясны и методы работы Дегенколба. Его нельзя было заставить действовать на каких-то определенных условиях. Для него не существовало ни опытных специалистов, ни общепринятых «путей», ни каких-либо ограничительных рамок. Он вел переговоры через голову начальства с любым, кто его устраивал, и посылал людей туда, куда ему было нужно, не обращая ни малейшего внимания на работу, которой они должны были заниматься в это время. Импульсивный, темпераментный и самонадеянный, он бесцеремонно вмешивался в любую ситуацию, если считал это необходимым, дергал за все ниточки, которые, по его мнению, могли ему помочь добиться своего, выпрашивал, увольнял или обменивался специалистами, не имея никакого особого мандата от министерства вооружений, дававшего ему такие права. Он изрыгал оскорбления, проклятия и угрозы и отказывался входить в подробности. Преисполненный чрезмерного тщеславия, он не доверял никому и был озабочен лишь тем, чтобы все ценили его репутацию как непревзойденного знатока. Даже сильные личности, сотрудничая с ним, или впадали в отчаяние, или увольнялись. Выдающиеся руководители промышленности были вынуждены или преклонять перед ним колени, или прибегать к дипломатическим уверткам и обманам, чтобы уцелеть. Он пускал в ход бесконечные потоки угроз, запугивая людей, подобно рабовладельцу.

Система Дегенколба успешно срабатывала в промышленности локомотивостроения, которая оставалась достаточно эффективной, хотя на нее годами не обращали внимания. Тем не менее нашей продукции еще не существовало; не хватало квалифицированных рабочих и еще меньше было опытных инженеров. Кроме того, различные компоненты «А-4», особенно электрооборудование, были куда сложнее, чем оснащение локомотива. Технических знаний Дегенколба было явно недостаточно, дабы понять, что мы имеем дело не с такими сравнительно несложными объектами, как локомотив, а с исключительно тонкими механизмами, как, например, потенциометрами с тонкими, как волосок, проводками, заслужившими название «мушиных ножек». Он был не в состоянии понять смысл нашей деятельности.

Штат в Пенемюнде был слишком мал, чтобы начать выпуск продукции. Стали сказываться результаты пренебрежительного отношения. Реорганизации и решительный натиск в то время ничего не могли дать. Методы Дегенколба запоздали и были обречены на неудачу. В своих стараниях он преуспел не больше, чем мы, когда, выкручиваясь изо всех сил, мы пытались незамедлительно получать материалы, конструкторов и знающих инженеров. Он нуждался в том, чего мы в Пенемюнде просили с самого начала – статуса высшего приоритета.

Его упрямое мышление отказывалось признавать эти факты. Поскольку ему не хватало интуиции, а также опыта работы в нашей высокоспециализированной области науки, он решил справиться с этими трудностями, просто отбросив их. Он отгородился от всех просьб и увещеваний, как бы ни были они справедливы. Он искренне верил, что со временем сможет найти решение всех проблем, не видя, что этого времени у нас уже не осталось. Он требовал выполнения плана выпуска продукции, чего Пенемюнде не могло обеспечить. Его программа висела в воздухе, поскольку фундамента, на котором он предполагал строить свои замыслы, не существовало. Мы предвидели возникновение всех этих сложностей и постоянно обращали внимание на их причины. Но с тем же успехом мы могли общаться с каменной стеной. Результатом были лишь споры, упреки и категорическое расхождение во мнениях между моими отделами и Дегенколбом. Подозрения, жалобы и склоки начинали разъедать коллектив. Нас ждала полная катастрофа.

Наконец я понял, что есть только один путь покончить с ссорами между Пенемюнде, Дегенколбом и его специальным комитетом. Дегенколб должен заниматься существующей организацией и находиться в моем подчинении.

Министр из принципиальных соображений отверг эту идею. Невозможно, сказал он, чтобы кто– либо из сотрудников его министерства оказался в подчинении у армейского офицера. Он не может меня назначить и своим представителем, наделив соответствующими министерскими полномочиями. Прошло еще восемнадцать месяцев, в течение которых кризис все обострялся, прежде чем Шпеер обратил внимание на эту нездоровую ситуацию. Единственное действие, которое он предпринял незамедлительно: на совещании четко и однозначно определил мое и Дегенколба положение.

Шпеер открыл встречу следующими словами:

– Господа, я хотел бы для самого себя раз и навсегда определить положение, в котором оказался полковник Дорнбергер, как представитель армии в программе «А-4». Если я, как архитектор и художник, продумал замысел и начертил облик определенного здания – например рейхсканцелярии – со всеми его художественными и техническими деталями, а строитель, который взялся возводить, скажем, мозаичный зал, самостоятельно решил просто покрыть стены побелкой, а не облицевать их красным мрамором, то тогда, господа, вы не должны осуждать меня, если я скажу, что имею право дать ему по носу. Полковник Дорнбергер находится точно в таком же положении, в котором оказался бы я по отношению к строителю.

Сомневаюсь, чтобы это изысканное сравнение произвело большое впечатление на Дегенколба. С тем же успехом можно было горошинами стрелять в гиппопотама. Дегенколб признавал только тех, кого боялся. Его позиция оставалась достаточно сильной.

В ходе этой встречи Шпеер придумал, как по– другому подойти к Гитлеру. У меня снова появилась надежда. Стоял март 1943 года, и на берегу Ла-Манша уже начались работы по возведению бункеров для ракет.

Через несколько дней из Ставки пришло решающее послание: «Фюрер не представляет, чтобы «А-4» достигла Англии».

Снова все оказалось тщетно. Теперь нам придется бороться не только с бюрократией и отсутствием прозорливости на самом верху, но и с представлениями нашего верховного полководца. Напряжение между Дегенколбом, с одной стороны, и мной и моими старшими сотрудниками, с другой, возросли. Но медленно – хотя слишком медленно – Дегенколб, похоже, начал осознавать, что без увеличения технического персонала он не сможет добиться ни выпуска технических чертежей, ни специального оборудования, ни вообще решить какую-нибудь фундаментальную задачу. Чем больше он будет вводить в строй сборочных цехов и заводов по выпуску отдельных компонентов, тем больше ему будет нужно в Пенемюнде квалифицированных инженеров и опытных рабочих. В начале мая в Пенемюнде был приглашен гаулейтер Заукель, специальный представитель фюрера по обеспечению рабочей силой, – мы надеялись убедить его предоставить в наше распоряжение побольше личного состава, но его визит ничего не дал. Из соображений безопасности в Пенемюнде было запрещено использование иностранной рабочей силы. Немецких рабочих мы не могли получить, поскольку обладали низким статусом приоритетности. Из-за нехватки рабочих рук программа строительства находилась под угрозой срыва.

Дегенколб еще больше ухудшил положение дел, переведя технический персонал из Пенемюнде на свои сборочные предприятия и подземные заводы по производству кислорода.

Положение дел стало безнадежным.