Книга V

1. Тем временем Роберт совершенно беспрепятственно захватил всю добычу иимператорскую палатку и, как победитель, с гордым видом прибыл на ту самуюравнину, на которой он раньше, во время осады Диррахия, стоял лагерем. Послекратковременного отдыха он стал раздумывать, не попытаться ли вновь взятьприступом город или же отложить осаду до следующей весны, а сейчас отправитьсяв Главиницу и Янину и перезимовать там, расположив все войско в горных долинахнад равниной Диррахия[477].

Между тем защитники Диррахия (а большинство из них, как уже говорилось[478], были амальфитянами и венецианцами) узналио том, что случилось с самодержцем, какая произошла резня и сколько погибломужей; им стало известно также, что флоты ушли, а Роберт следующей веснойнамеревается продолжить осаду. Поэтому они думали, как спастись и что делать,дабы не навлечь на себя новые беды. Наконец, на общем собрании каждый открытовысказал свое мнение, и после обсуждения своих дел они, как им казалось, нашливыход из безвыходного положения: решили покориться Роберту и сдать ему город.Подстрекаемые одним из амальфитян, они, послушавшись его советов, отвориливорота и впустили в город Роберта[479].Роберт занял Диррахий. Призвав к себе воинов, он стал смотреть, кто из нихранен серьезно, а кто лишь оцарапан мечом; он узнавал, сколько воинов и какиеименно пали в описанных выше сражениях. Уже наступила зима, и Робертнамеревался набрать другое наемное войско и пригласить чужеземцев, с тем чтобывесной со всеми силами выступить против императора.

Но не только кичившийся своей победой и трофеем Роберт строил планы.Побежденный и израненный в этом ужасном бою император, лишившийся столькиххрабрых воинов, хотя и пребывал в страхе и унынии, тем не менее не был склонен{156} умалять свои силы, а, напротив, своим изобретательнымумом искал способ отомстить весной за поражение. Оба мужа обладали даромпредвидения, были предусмотрительны, искушены во всех военных хитростях,закалены во всевозможных штурмах, засадах и открытых сражениях, энергичны ихрабры в рукопашных схватках; по уму и мужеству они были самыми подходящимидруг для друга противниками из всех живущих на земле полководцев. Алексей ни вчем не уступал находившемуся уже в расцвете сил Роберту, который хвастался, чтоот его крика чуть ли не сотрясается земля и приходят в замешательство целыефаланги. Но преимуществом императора была его молодость. Говорить об этомздесь, однако, неуместно, предоставим такую возможность авторам энкомиев.

Между тем император Алексей, оправившись немного от поражения и отдохнув вОхриде, прибывает в Девол[480]; насколько этобыло в его силах, он старался вновь вдохнуть силы в уцелевших в битве,измученных страданиями воинов, а остальному своему войску через разосланныхповсюду послов приказал явиться в Фессалонику. Алексей на опыте знал мужествоРоберта и отвагу его огромного войска, в то же время он с горечью видел, какиминеискусными и трусливыми были его — мне не хочется прибавлять слово «воины»,потому что эти люди были совершенно необучены и незнакомы с военным делом.Поэтому Алексей нуждался в союзниках; но без денег приобрести их былоневозможно, а денег у него не было, ибо казну без всякой пользы растратилпрежний император Никифор Вотаниат[481],двери казны тогда вообще не запирались, они были открыты для всех желающих, иее содержимое было расхищено. Отсюда происходили и все затруднения Ромейскогогосударства, одновременно страдающего от бессилия и бедности. Что должен былделать в этих условиях молодой император, только что взявший в свои рукикормило власти? Он мог в отчаянии бросить все на произвол судьбы и вовсеотказаться от власти, дабы его, без вины виноватого, не назвали неопытным инеискусным правителем; он мог также, повинуясь необходимости, призвать возможнобольшее число союзников и достать откуда-нибудь денег для расплаты с ними; онмог, наконец, созвать при помощи даров рассеянных повсюду воинов. Это внушилобы воинам еще большие надежды на будущее, побудило бы находившихся симператором к стойкости, а отсутствовавших склонило бы к возвращению; благодаряэтому они с еще большим мужеством могли бы сопротивляться кельтским полчищам.Не желая совершать ничего, что бы не соответствовало и не было созвучно еговоенному искусству и от-{157}ваге, он решил сделать две вещи:отовсюду вызвать к себе союзников, ловко завлекая их обещаниями многочисленныхдаров, и попросить мать и брата достать денег и выслать их ему.

2. Последние, не найдя другого выхода, отправили для переплавки наимператорский монетный двор все имевшиеся у них золотые и серебряные вещи.Первой отдала все доставшееся ей по наследству от матери и отца императрица,моя мать, которая считала, что этим поступком она побудит к тому же иостальных. Она опасалась за самодержца, видя, в каком тяжелом положении оннаходится. Кроме того, они взяли золото и серебро у всех тех, кто был преданимператорам и был согласен добровольно, в меру своих возможностей дать денег.Часть денег они отправили союзникам, часть — самодержцу. Денег, однако, нехватило даже на самое необходимое; воины, сражавшиеся с Алексеем, просилинаград. Еще более щедрой платы требовали наемники. Поэтому император,разочаровавшись в ромеях, настойчиво требовал еще денег.

Родственники Алексея оказались в затруднительном положении, наедине исовместно перебирали они различные планы. Узнав же, что Роберт вновь готовитсяк войне, они и вовсе пришли в отчаяние и обратили тогда свое внимание на старыезаконы и каноны об отчуждении священной утвари. Среди прочих законов обнаружилиодин, позволяющий для выкупа пленных отчуждать священную утварь святых божьихцерквей[482] (ведь им было известно, чтожившие в Азии под властью варваров христиане, которым удалось избежать смерти,оскверняли себя общением с неверными). Поэтому они решили отдать в перековку ииспользовать для оплаты своих воинов и союзников часть давно не употреблявшейсяи непригодной утвари, которая никому не была нужна и только представляла собойприманку для воров и святотатцев. После того как они решили это, севастократорИсаак явился в Великий храм божий, куда он собрал синод[483] и все духовенство[484].Когда члены священного синода, восседающие рядом с патриархом, увидели его, онис удивлением спросили, зачем он явился. Исаак ответил на это: «Я пришелсказать вам, что в нынешних бедственных обстоятельствах может принести пользу испасти войско». Вместе с тем он привел им каноны о священной утвари,находящейся без употребления, долго говорил по этому поводу и заключил своюречь следующими словами: «Я принужден принуждать тех, кого мне не хотелось быпринуждать». Он высказывал благородные мысли и, казалось, вот-вот склонитбольшинство на свою сторону. Однако против него выступил Метакса, который сталпод бла-{158}говидными предлогами возражать Исааку и дажевысмеивать его самого. Несмотря на это, мнение Исаака взяло верх. Это послужилооснованием для тяжкого обвинения против императоров (я без колебаний называюИсаака невенчанным императором), которое выдвигалось тогда и выдвигаетсяпоныне.

Епископом Халкидона в то время был некий Лев, человек не слишком большогоума и учености, но весьма добродетельный, обладавший жестким и угрюмым нравом.Когда с Халкопратийских ворот снимали золотые и серебряные украшения, этот Леввыступил вперед и разразился дерзкой речью, не принимая в расчет нигосударственной необходимости, ни законов относительно священной утвари[485]. Еще более нагло и, можно сказать,необузданно он вел себя по отношению к властителю и всякий раз как прибывал встолицу, злоупотреблял его долготерпением и человеколюбием. И тогда, когдавпервые самодержец выступил из царственного города против Роберта[486], а его родной брат севастократор Исаак собщего согласия и в соответствии с законами и правом доставал, где тольковозможно, деньги, этот Лев своим дерзким поведением навлек на себя гневупомянутого брата императора.

Алексей неоднократно терпел на войне поражения, бессчетное число раз вновьнападал на кельтов и, наконец, с божьего соизволения, вернулся, увенчанныйпобедой[487]. Вскоре император, однако,узнал, что на него надвигается туча других врагов (я имею в виду скифов)[488]. И вот по тем же причинам начался новыйсбор денег (Алексей в то время находился в столице). На этот раз Лев еще болеебесстыдным образом оскорбил самодержца. Усиленному обсуждению подвергся тогдавопрос о святынях, и Лев стал учить, что мы должны почитать святые иконы неотносительно, а служебно[489]. Некоторые егодоводы имели благовидные основания и были достойны человека, носившего санепископа, другие же были совершенно неправильны, и я не знаю, приводил ли он ихиз вражды к императору или же по невежеству. Ведь он не мог ясно и точновысказать свою мысль, ибо был совершенно неискушен в словесности. Лев подвлиянием подстрекавших его злобных людей, коих немало было тогда в государстве,стал нагло клеветать на императоров, несмотря на то что император просил егопеременить свое мнение об иконах, отказаться от ненависти к нему, обещая отдатьсвятым церквам еще более ценную утварь и сделать все необходимое для возмещенияущерба (а ведь Алексея уже освободили от вины наиболее достойные[490] члены синода, которых приверженцыхалкидонца назвали льстецами). Поэтому он был осужден и лишен должности[491]. {159}

Нисколько не смущенный этой мерой, он не успокоился, продолжал приводить вволнение церковь и привлек к себе немалое число сторонников. Так как Лев былсовершенно неукротим и неисправим, то по прошествии нескольких лет егоединогласно осудили и приговорили к изгнанию[492]. Он отправился в Созополь на Понте, где был окруженимператорской заботой и вниманием; воспользоваться ими он, однако, не пожелал,по-видимому, из-за ненависти, которую питал к самодержцу. Но об этомдостаточно.

3. Между тем самодержец усердно занимался обучением новобранцев (многие,узнав о его спасении, явились к Алексею). Он учил их твердо сидеть в седле,метко стрелять, искусно сражаться в полном вооружении и устраивать засады. Онтакже вновь отправил к германскому королю посольство во главе с Мифимном и вписьме еще более настоятельно побуждал его не медлить, собрать свои войска искорее прибыть, согласно договору, в Лонгивардию. Король должен был отвлечьсилы Роберта, чтобы, таким образом, Алексей получил возможность собрать своевойско и чужеземные отряды и изгнать Роберта из Иллирика. Император сулилгерманскому королю многочисленные милости и уверял, что скрепит клятвой брачныйсоюз, заключить который Алексей обещал через послов[493].

Распорядившись таким образом и оставив вместо себя великого доместикаБакуриани, Алексей возвращается в царственный город, для того чтобы собратьчужеземные войска и сделать все, что диктовалось временем и обстоятельствами.Тем временем манихеи Ксанта и Кулеон[494]вместе со своим двух с половиной тысячным войском своевольно возвратилисьдомой. Самодержец неоднократно посылал за ними, они обещали вернуться, нооткладывали свой приход. Император настаивал, сулил им в письмах дары и титулы,но они так и не явились к нему.

Пока император занимался приготовлениями к походу против Роберта, к Алексеюявился вестник с сообщением, что германский король уже готов вступить вЛонгивардию[495]. Роберт оказался взатруднительном положении и раздумывал, что ему предпринять. Отправляясь вИллирик, Роберт оставил своим преемником Рожера[496], младшему же сыну — Боэмунду[497] — еще не дал в управление никакой страны; поэтому последолгих раздумий Роберт собрал вместе всех графов, отборных людей из своеговойска и своего сына Боэмунда Саниска, выступил с речью и сказал им следующее:«Вы знаете, графы, что, собираясь переправиться в Иллирик, я сделал своеголюбимого сына и первенца[498] Рожеравластителем го-{160}сударства. Ведь нельзя было, берясь заэто предприятие и покидая страну, оставить ее без правителя и отдать наразграбление каждому желающему. Ныне же германский король идет войной на нашустрану, и мы должны сделать все возможное, чтобы ее защитить. Ведь нельзязавоевывать чужие земли, оставляя на произвол судьбы свои собственные. Итак, яиду защищать свою страну и вступаю в бой с германским королем. Я поручаюДиррахий, Авлон и остальные города и острова, покоренные моим копьем[499], вот этому моему младшему сыну; я прошу изаклинаю вас: почитайте его, как меня самого, и бейтесь за него всеми силами ивсей душой. А тебе, дорогой мой сын, — сказал он, обращаясь к Боэмунду, — яприказываю со всем почтением обращаться с графами, непременно пользоваться ихсоветами, не самовластвовать, но всегда действовать сообща с ними. Смотри, неотносись легкомысленно к войне с ромейским императором из-за того только, чтоон потерпел страшное поражение, едва не стал жертвой меча и потерял на войнебольшую часть своего войска. Ведь, — продолжал Роберт, — он был уже почти вплену и, израненный, ушел буквально из наших рук. Не ослабляй своих усилий,чтобы Алексей, получив передышку, не собрался с духом и не стал сопротивлятьсятебе еще мужественнее, чем раньше. Алексей — незаурядный муж, он вскормлен ввойнах и битвах, прошел весь Запад и Восток и привел в плен прежним самодержцаммногих мятежников. Да ты и сам слышал об этом от многих людей. Если же тыбудешь бездействовать, если самым решительным образом не выступишь против него,то погубишь то, чего я с таким трудом добился, и сам пожнешь плоды своеголегкомыслия. Я уже отправляюсь, чтобы сразиться с королем, изгнать его из нашейстраны и, таким образом, утвердить моего дорогого Рожера в пожалованной емувласти»[500].

Простившись с сыном, Роберт вступил на борт монеры и переправился вЛонгивардию[501]. Оттуда он быстро прибыл вСалерно, который прежде был резиденцией дук. Находясь там, он собрал крупныевоенные силы и привлек как можно больше наемников из других стран.

Между тем германский король, сдерживая данные самодержцу обещания, готовилсявступить в Лонгивардию. Узнав об этом, Роберт спешил прибыть в Рим, чтобыобъединиться там с папой и не дать германцу достичь цели. Когда папа дал своесогласие, они оба выступили против германца. В это время торопившийся напастьна Лонгивардию король получил сведения о самодержце, о том, что тот потерпелсокрушительное поражение, что одна часть его воинов стала жертвойвраже-{161}ских мечей, другая рассеялась во все стороны, чтосам он подвергся большой опасности; храбро сражаясь, получил несколько тяжелыхран и сверх ожиданий спасся благодаря своей отваге и мужеству. Поэтому корольповернул назад и отправился на родину, почитая победой уже то, что безнадобности не подверг себя опасности.

Итак, король отправился домой. Роберт же, прибыв в его лагерь, не пожелалсам продолжать преследование, а выделил большую часть своего войска и послалего в погоню за германцем. Сам же он, забрав всю добычу, вместе с папойнаправился в Рим. Он утвердил папу на его престоле и сам получил от негоблагословение[502]. Затем Роберт вернулся вСалерно, чтобы отдохнуть от тяжких воинских трудов[503].

4. Вскоре к нему явился Боэмунд, на лице которого было написано поражение[504]. Как его постиг этот удар судьбы, я сейчасрасскажу. Помня наставления отца, да и вообще будучи человеком воинственным ихрабрым, Боэмунд вступил в упорную борьбу с императором. Со своим войском, атакже с отборными ромейскими воинами и правителями захваченных Робертомобластей и городов (отчаявшись в успехе самодержца, они безоговорочно перешлина сторону Боэмунда), он через Ваинитию[505]прибывает в Янину. Прежде всего он велел вырыть ров среди находящихся загородом виноградников, расположил все войско в удобных местах, а свою палаткуразбил внутри города. Он осмотрел стены и, увидев, что акрополь крепостинаходится в плохом состоянии, не только поспешил, насколько было возможно,исправить его, но построил также еще один хорошо укрепленный акрополь в другойчасти стены, где ему показалось удобным[506].Вместе с тем Боэмунд подверг грабежу соседние земли и города.

Узнав об этом, самодержец, немедля собрал все свое войско, в мае месяце[507] поспешно выступил из Константинополя иподошел к Янине. Когда же настал час битвы, Алексей увидел, что его войско несоставляет и ничтожной части сил Боэмунда. Зная из опыта войны с Робертом, кактрудно выдержать первый натиск кельтской конницы, он счел необходимым послатьсначала небольшое число отборных пельтастов[508], чтобы завязать перестрелку с врагом. Он хотел такимпутем получить представление о военном искусстве Боэмунда и, вступая в мелкиестычки, выяснить общую ситуацию, чтобы затем уже с уверенностью выступитьпротив кельтов.

Оба войска горели желанием начать бой. Император же, опасаясь первогонеотразимого натиска латинян, изобретает нечто новое. Он приказывает изготовитьколесницы легче и {162} меньше обычных, прикрепить к каждой изних по четыре шеста и приставить к колесницам тяжеловооруженных пеших воинов.По его замыслу, в тот момент, когда латиняне во весь опор бросятся на ромейскуюфалангу, эти воины будут толкать вперед колесницы и таким образом прорвутплотно сомкнутый строй латинян.

Когда настал час битвы и солнце во всем своем сиянии уже поднялось надгоризонтом, самодержец установил в боевой порядок фаланги и сам принялкомандование центром. Но в ходе сражения оказалось, что ухищрения самодержца незастали врасплох Боэмунда: как будто предварительно зная о замысле Алексея, онприспосабливается к обстоятельствам, делит на две части войско, обходитколесницы и нападает с обоих флангов на ромейский строй. Ряды смешались в этомбою с рядами, и мужи лицом к лицу бились с мужами. Много воинов пало в битве скаждой стороны, но победу тем не менее одержал Боэмунд. Как нерушимая башня,стоял самодержец под градом летевших в него отовсюду стрел; он то набрасывалсяна наступающих и ввязывался в схватки, разя кельтов насмерть, нанося и получаяудары, то непрерывными криками возвращал воинов, обратившихся в бегство. Но,увидев, что его строй прорван во многих местах, Алексей решил позаботиться и осебе. Может быть, кто-нибудь подумает, что император спасал себя из трусости?Нет, он избежал опасности, чтобы вновь собраться с силами и еще доблестнейбороться с кельтами.

Уходя от врагов с немногими воинами, Алексей дорогой встретил кельтов иопять проявил себя неустрашимым полководцем. Ободрив своих спутников, он ссилой набросился на врага, готовый или умереть на месте или одержать победу[509]. Нанеся удар, он убил одного из кельтов, аего спутники, истинные щитоносцы Арея, ранили многих других и обратили врагов вбегство. Избежав, таким образом, неисчислимых и серьезнейших опасностей,Алексей через Струги благополучно прибывает в Охрид. Остановившись там, онсобрал немало беглецов, оставил их в Охриде вместе с великим доместиком, а самнаправился к Вардару. Сделал он это не ради отдыха — ведь Алексей вовсе непозволял себе предаваться царственной беспечности и досугу[510].

Затем Алексей вновь стянул войска, собрал наемников и выступил противБоэмунда, задумав новую хитрость, чтобы одолеть кельтов. Заготовив железныетриболы[511], он вечером, накануне битвы,велел рассыпать их на пространстве между обоими войсками, там, где он ожидалособенно сильного наступления кельтской конницы. Замысел Алексея состоял всле-{163}дующем: триболы вопьются в ноги коней, и первыйсокрушительный натиск латинян будет сломлен, стоящие же в центре ромейскиекопьеносцы медленно, так, чтобы не наступить на триболы, выедут вперед, ударятпо кельтам и, разъехавшись в обе стороны, вернутся назад; в это время пельтастыначнут издали усиленно обстреливать кельтов, а левый и правый фланги внеудержимом натиске обрушатся на них с двух сторон.

Таковы были планы моего отца, которые, однако, не укрылись от Боэмунда. Аслучилось следующее. То, что император замыслил вечером, утром стало известнокельту. В соответствии с полученными сведениями он искусно изменил свои планы ипринял бой, вместо того чтобы самому начать наступление, как это он обычноделал. Предупредив намерение самодержца, он вел бой главным образом на флангах,приказав стоящей по фронту фаланге до поры до времени оставаться на месте.Когда началась рукопашная схватка, ромейские воины обратили тыл и, устрашенныепредыдущим поражением, не смели даже оглянуться на латинян. Ромейский стройсмешался, несмотря на то что император оставался непоколебимым и всеми силамисопротивлялся врагам, многим из них нанося раны и то и дело получая их сам.

Однако, когда Алексей увидел, что все войско уже бежало и лишь немногиеостаются с ним, он решил не подвергать себя опасности, продолжая бессмысленноесопротивление. Ведь глупо идти на явный риск, если после тяжких трудов неимеешь сил противостоять врагам. Хотя правый и левый фланги ромейской фалангиобратились в бегство, император продолжал стойко держаться, храбро сражался сфалангой Боэмунда и принял на себя всю тяжесть боя. Но, видя, что опасностьнеотвратима, он решил спасаться сам, дабы потом вновь выступить противпобедителя, стать для него еще более грозным противником и не дать Боэмундуувенчать свою победу. Вот каким он был: терпя поражение и побеждая, спасаясьбегством и преследуя врага, он никогда не терял присутствия духа и не попадал всети безнадежного отчаяния — ведь Алексей питал великую веру в бога, чье имяпостоянно было у него на устах, хотя он решительно воздерживался им клясться[512]. И вот, оставив надежду на победу, он, какговорилось выше, и сам повернул назад, преследуемый Боэмундом и его отборнымиграфами.

Но вот Алексей сказал Гулу (своему старому слуге) и другим спутникам:«Сколько еще бежать?», повернул коня и, выхватив меч из ножен, ударил в лицопервого встретивше-{164}гося преследователя. Видя это, кельтырешили, что он уже отчаялся спастись, и, на собственном опыте зная, как трудноодолеть человека, находящегося в таком состоянии, отступили и прекратилипреследование. Итак, Алексей избавился от преследователей и избежал опасности.Даже во время бегства император не пал духом; напротив, одних беглецов онпризывал вернуться, других высмеивал, хотя многие и делали вид, что не замечаютэтого. Избавившись таким образом от опасности[513], Алексей явился в царственный город, чтобы вновь собратьвойско и выступить против Боэмунда[514].

5. После возвращения Роберта в Лонгивардию Боэмунд, следуя наставлениямотца, вступил в борьбу с самодержцем, постоянно завязывая сражения, Петра жеАлифу вместе с Пунтесом[515] он отправил длязавоевания различных земель. Петр Алифа немедленно овладел обоими Пологами[516], а упомянутый Пунтес — Скопле. Сам жеБоэмунд, по приглашению охридчан, поспешно прибыл в Охрид. Он пробыл тамнекоторое время, но, так как Ариев[517]охранял крепость, ничего не добился и направился в Остров. Оттуда он также ушелни с чем и, пройдя через Соск[518] и Сервию,направился в Верию. Он неоднократно нападал на различные области, но, нигде недобившись успеха, через Воден прибыл в Моглены, где восстановил давноразрушенную крепость. Там он оставил с немалыми силами некоего графа попрозвищу Сарацин[519], а сам отправился кВардару в так называемые Белые Церкви[520].

Он пробыл там три месяца, а в это время был раскрыт заговор трех знатныхграфов — Пунтеса, Ренальда[521] и некоегоВильгельма[522], собиравшихся перейти насторону императора. Пунтес, предвидя провал заговора, бежал и явился ксамодержцу, двоих других задержали, и, согласно кельтскому закону, они должныбыли оправдаться в бою[523]. Вильгельм былпобежден и повержен наземь, и Боэмунд ослепил его; второго же — Ренальда онотправил к своему отцу Роберту в Лонгивардию. Роберт выколол ему глаза. ЗатемБоэмунд оставил Белые Церкви и отправился в Касторию. Когда великий доместикузнал об этом, он прибыл в Моглены, схватил и убил Сарацина и до основанияразрушил крепость. Тем временем Боэмунд вышел из Кастории и направился вЛариссе с намерением провести там зиму[524].

Самодержец же, прибыв, как было уже сказано, в столицу, тотчас приступил кделу (ведь он был очень деятелен и вовсе не склонен к праздности) и попросил усултана войско и военачальников, обладающих большим опытом. Султан послал емусемь тысяч воинов[525] во главе смногоопытными воена-{165}чальниками, среди которых находился исам Камир[526], превосходивший остальныхвозрастом и опытностью. Пока император занимался всеми этими приготовлениями,Боэмунд выделил часть своего войска (это были все кельты-катафракты) и,отправив их в набег, овладел Пелагонией[527],Трикалами и Касторией. Боэмунд со всем своим войском прибыл в Трикалы и выслалотряд храбрых воинов, который с ходу овладел Цивиском[528]. Затем в день великомученика Георгия[529] он со всеми своими силами подошел к Лариссе, окружилстены и осадил город[530]. Защитник этогогорода, сын слуги отца самодержца Лев Кефала[531], в течение целых шести месяцев мужественно сопротивлялсяосадным машинам Боэмунда. Тогда же он письменно сообщил самодержцу о нападенииварвара. Однако император не сразу, хотя и страстно желал этого, выступилпротив Боэмунда. Он отложил выступление, ибо собирал отовсюду наемное войско.Наконец, хорошо вооружив всех своих воинов, он вышел из Константинополя.

Приблизившись к Лариссе, император перешел через гору Кельи, а затем,оставив справа от себя большую государственную дорогу[532] и гору, которую местные жители называют Киссав, спустилсяк Эзеве (это валашское[533] местечко вблизиАндронии). Оттуда он прибыл в другое село, обычно называемое Плавицей, котороерасположено вблизи реки...[534]. Там онразбил свой лагерь и выкопал большой ров. Оттуда император направился к садамДельфина[535], а потом в Трикалы[536]. В это время к нему явился посол,доставивший письмо от упомянутого Льва Кефалы. Кефала весьма дерзко писалимператору: «Ты знаешь, что я, приложив все свое усердие, доныне сохранил всвоих руках крепость. У нас уже нет пищи, дозволенной христианам, и мы едимзапретное. Но и запретной пищи больше не осталось. И вот, если ты поторопишьсяпомочь нам и обратишь в бегство осаждающих, слава богу! Если же нет, явыполнил свой долг, и мы подчинимся необходимости (а что можно сделать вопрекиприроде и ее власти?), сдадим крепость врагам, которые теснят и буквально душатнас. Если же произойдет это несчастье (пусть меня проклянут, но я дерзковыскажу это перед лицом твоей царственности), если ты не поспешишь как можнобыстрее избавить от опасности нас, изнемогающих под бременем войны и голода,если ты, наш император, будучи в состоянии помочь, не окажешь помощи, то неуйти тебе от обвинения в предательстве».

Самодержец же решил осилить врага иным способом. Его одолевали мысли изаботы. Моля бога послать ему помощь, Алексей провел целый день, раздумывая,каким образом он {166} должен устроить засады. Он призвал ксебе одного старика — жителя Лариссы и стал расспрашивать его о расположенииместности. Напрягая взор и указывая пальцем, он подробно выспрашивал, гдеместность прорезывают овраги и нет ли там к тому же густых зарослей. Об этомрасспрашивал он старика из Лариссы, намереваясь устроить засаду и хитростьюодолеть латинян. Он отказался от мысли вступить в открытый бой, ибо во многихбитвах потерпел поражение и на опыте знал, что такое сражаться с франками.

После захода солнца, утомленный тяжкими дневными трудами, император заснул иему приснился сон. Алексею привиделось, что он стоит в святом храмевеликомученика Димитрия[537] и слышит голос:«Не печалься, не стенай, завтра ты победишь». Казалось, что голос доносится донего от одной из висящих в храме икон, на которой был изображен великомученикДимитрий. Он пробудился, радуясь услышанному во сне гласу, сотворил молитвумученику и обещал в случае победы над врагом сразу же отправиться в Фессалоникуи за много стадий до города, оставив коня, пешком медленно пойти на поклонениесвятому.

Призвав к себе стратигов, начальников и всех своих родственников, Алексейоткрыл совет и стал спрашивать мнение каждого. Затем он изложил им свой план,заключавшийся в том, чтобы передать все отряды родственникам.Главнокомандующими же он назначил Никифора Мелиссина[538] и Василия Куртикия, которого называли также Иоаннаки[539] (это знатный муж, родом из Адрианополя,знаменитый своим мужеством и военным искусством). Алексей передал им не толькоотряды, но и все императорские знамена[540].Он приказал построить войска таким строем, какой применял в предыдущих битвах,и велел сначала обстрелять передовые ряды латинян, а затем всему войску сбоевым криком броситься на врага. Уже сойдясь щитом к щиту с врагом и вступив врукопашный бой, они должны были обратить тыл и сделать вид, что стремительноотступают к Ликостомию[541]. В то время какимператор отдавал эти приказания, неожиданно по всему войску раздалось ржаниеконей. Изумление охватило всех присутствующих, но император и вообще людипроницательные расценили это как доброе предзнаменование.

Отдав такие распоряжения, Алексей оставил войско справа от крепости Ларисса,а сам дождался захода солнца, приказав нескольким доблестным мужам следовать заним, прошел через Ливотанийское ущелье[542],обогнул Ревеник и через так называемую Аллагу подошел с левой стороны кЛариссе. Он осмот-{167}рел местность и, заметив низину, заселтам в засаде вместе со своими спутниками. Когда император, торопясь, как вышеговорилось, устроить засаду, уже собирался войти в Ливотанийское ущелье,начальники ромейских отрядов выделили часть своих воинов и отправили их противкельтов, чтобы отвлечь на себя врага, и не дать ему возможности выследитьимператора. Эти воины, спустившись на равнину, напали на кельтов, долгое времявели бои и отступили лишь тогда, когда ночь уже не позволяла сражаться.Император же, прибыв в назначенное место, приказал всем спешиться, опуститьсяна колени и держать коней за уздечки. И сам он, найдя кустик чебреца, склонилсяк нему и, держа в руках узду, пролежал вниз лицом остаток ночи.

6. С восходом солнца Боэмунд увидел построенные в фаланги ромейские отряды,царские значки, копья, усаженные серебряными гвоздями, и коней, покрытыхцарскими пурпуровыми седлами. Тогда он и сам, как смог, выстроил против нихсвое войско и, разделив его на две части, встал во главе одной из них, акомандование другой поручил Бриену[543] (этознатный латинянин, которого называли также «коннетаблем»[544]). Построив таким образом войска, он вновь поступает посвоему обычаю: считая, что в том месте, где он увидел царские знамена,находится и самодержец, увлеченный ложной догадкой Боэмунд с быстротой молниибросается на врага. Ромеи после недолгого сопротивления обратили тыл, и Боэмундпогнал их в своем неудержимом натиске так, как уже было описано раньше[545].

Тем временем император, видя, как далеко бегут его отряды и как неудержимопреследует ромейские отряды Боэмунд, предположил, что Боэмунд уже находится назначительном расстоянии от своего лагеря. Он сел на коня, приказал сделать тоже самое своим воинам и подъехал к лагерю Боэмунда. Войдя туда, он убил многихоказавшихся там латинян и взял добычу[546].Затем Алексей посмотрел на преследователей и отступающих и увидел, что ромеиочень естественно изображают отступление, а Боэмунд и за ним Бриен ихпреследуют. Император подозвал славного стрелка Георгия Пирра и другихдоблестных мужей, выделил большой отряд пельтастов и приказал им быстропоследовать за Бриеном, но, настигнув его, не вступать в рукопашный бой, анепрерывным дождем стрел издали осыпать коней. Они сделали это и, приблизившиськ кельтам, стали не переставая метать стрелы в их коней, так что всадникиоказались в отчаянном положении. Ведь любой кельт, пока он сидит на коне,страшен своим {168} натиском и видом, но стоит ему сойти сконя, как из-за большого щита и длинных шпор он становится неспособным кпередвижению, беспомощным и теряет боевой пыл[547]. Как я полагаю, именно на это и рассчитывал император,отдавая приказ поражать стрелами не всадников, а коней. И вот, кельтские конистали падать на землю, а воины Бриена закружились на месте. От этого громадногокруговорота поднялся до неба большой и плотный столб пыли, который можносравнить лишь с павшей некогда на Египет кромешной тьмой[548]: густая пыль застилала глаза и не давала узнать, откудалетят стрелы и кто их посылает.

Отправив трех латинян к Боэмунду, Бриен сообщил ему обо всем случившемся.Послы прибыли к Боэмунду, когда он с несколькими кельтами стоял на островкереки Саламврия[549], ел виноград и спесивохвастался. Его слова передаются из уст в уста и служат предметом насмешек досих пор; коверкая по-варварски слово «Ликостомий», он несколько раз повторил:«Я загнал Алексея в волчью пасть[550]». Вотдо какой степени самомнение ослепляет людей, не давая им видеть, что происходиту них перед глазами.

Когда Боэмунд выслушал сообщение послов Бриена и узнал о хитростисамодержца, который обманом одержал победу, он, как и следовало ожидать,огорчился, но не пал духом (таким был этот муж). И вот несколько специальноотобранных кельтов-катафрактов Боэмунда поднялись на холм, расположенныйнапротив Лариссы. Ромейские воины заметили их и возгорелись страстным желаниемнапасть на кельтов, самодержец удерживал их от этой затеи. Тем не менее многовоинов, которые собрались из разных отрядов, поднялись на холм и напали накельтов. Они, однако, тотчас обрушились на ромеев и убили около пятисот воинов.Затем император, догадавшись о месте, через которое должен был пройти Боэмунд,отправил туда своих доблестных воинов вместе с турками и Мигидином во главе, ноБоэмунд, когда те приблизились, напал на них, вышел из боя победителем ипреследовал их до реки.

7. На рассвете следующего дня Боэмунд вместе с сопровождавшими его графами,а в их числе был и Бриен, переправился через упомянутую уже реку. ВблизиЛариссы он увидел болотистое место и нашел поросшую лесом долину между двумяхолмами, под названием «Дворец Доменика», которая оканчивалась узким проходом(его называют клисурой); через этот проход он вошел в долину и разбил тамлагерь. На другое утро к нему подошел со всем войском фалангарх Михаил Дука —мой дядя по материнской линии, человек выдающегося ума, {169}красотой и ростом превосходивший не только своих современников, но и вообщевсех живших когда-либо на земле (изумление охватывало каждого, кто смотрел нанего). Мой дядя обладал неподражаемым искусством предвидеть события, приниматьнужные решения и претворять их в дело.

Согласно приказу самодержца, войско Михаила не должно было целиком входить вустье клисуры, ему надо было расположить воинов снаружи отрядами, а затем,выбрав искусных стрелков из числа турок и савроматов[551], ввести их туда, однако запретить пускать в ходкакое-либо оружие, кроме стрел. Когда они вошли в долину и на коняхнабросились на латинян, оставшиеся снаружи, одержимые воинским пылом, сталиоспаривать друг у друга право войти в теснину. Боэмунд же, искусныйвоеначальник, приказал своим воинам стоять сомкнутым строем, огородить себящитами и не двигаться с места. Протостратор[552], со своей стороны, видя, что его воины один за другимисчезают и входят в проход, вошел туда и сам. Боэмунд увидел их и, говорясловами Гомера, «радостью вспыхнул, как лев, на добычу нежданно набредший»[553]. Своими глазами видя воинов спротостратором Михаилом, Боэмунд со всем войском в неудержимом натискенабрасывается на них, и они тотчас обратили тыл. Уза (его имя происходит отназвания племени)[554], человек,прославившийся мужеством и умеющий, как говорится у Гомера, «справа и слевадержать щит, бычьей обтянутый кожей»[555],вышел из ущелья, направился вправо и, резко обернувшись назад, ударил первогоподвернувшегося ему латинянина. Тот сразу же вниз головой рухнул на землю.

Боэмунд преследовал наших воинов до реки Саламврии. Во время бегстваупомянутый уже Уза ударил копьем знаменосца Боэмунда, выхватил из его рукзнамя, некоторое время размахивал им, а затем склонил к земле. Латиняне,увидев, что знамя, находившееся раньше в прямом положении, склонилось вниз,пришли в замешательство, бросились бежать другой дорогой и прибыли по ней вТрикалы, которые уже раньше были заняты воинами Боэмунда, отступавшими вЛикостомию. Они вошли в город, где оставались некоторое время, а оттуданаправились в Касторию.

Император же отошел от Лариссы, прибыл в Фессалонику и со свойственной ему втаких случаях проницательностью сразу же отправил послов к графам Боэмунда иобещал им большое вознаграждение за то, что они потребуют у Боэмунда обещаннойплаты. А если Боэмунду нечем будет расплатиться, Алексей советовал им убедитьего спуститься к морю и просить {170} денег у своего отцаРоберта или даже самому переправиться и потребовать для них платы. Если ониэто исполнят, обещал Алексей, то получат всяческие титулы и бесчисленныемилости. Он обещал также принять к себе тех, кто пожелает за плату служить ему,и назначить им жалование по их воле; тех же, кто хотел вернуться домой, онобещал беспрепятственно переправить через Угрию.

Графы подчинились приказу самодержца и решительно потребовали платы зачетыре истекшие года. Боэмунд не имел денег и поэтому медлил. Графы настаивалина своих законных требованиях, и Боэмунд, не зная, что предпринять, оставилБриена охранять Касторию, Петра Алифу — охранять Пологи, а сам направился вАвлон[556]. Узнав об этом, императорпобедителем возвращается в царицу городов.

8. Когда Алексей прибыл туда, он застал в беспорядке церковные дела и непозволил себе даже кратковременного отдыха. Он был истинным апостолом и, найдяцерковь взбудораженной учением Итала[557], непренебрег вопросами догмы, несмотря на то что собирался выступить против Бриена(это тот кельт, который, как уже говорилось, завладел Касторией).

В это время большое распространение получила ересь Итала, которая приводилацерковь в сильное замешательство. Этот Итал (о нем нужно рассказать с самогоначала) происходил из Италии и долгое время прожил в Сицилии, на острове,расположенном вблизи Италии. Сицилийцы отделились от Ромейского государства и,готовясь вступить с ним в войну, пригласили в качестве союзников италийцев,среди которых был отец Итала. При нем находился его сын, который, хотя и невступил еще в возраст, пригодный для военной службы, тем не менее прыгающейпоходкой следовал за отцом и изучал, как это принято у италийцев, военноеискусство. Так прошли ранние годы Итала, такова была основа его образования.Когда же во время царствования Мономаха знаменитый Георгий Маниак поднялвосстание и захватил Сицилию, отец Итала с трудом спасся вместе с сыном[558]. Оба беглеца отправились в Лонгивардию,находившуюся еще под властью ромеев.

Оттуда Итал, не знаю каким образом, прибыл в Константинополь — город,который не испытывал недостатка в просвещении и словесности[559]. Ведь наука, которая, начиная с владычества ВасилияПорфирородного[560] и до самого царствованияимператора Мономаха[561], находилась впренебрежении у большинства людей, хотя и не исчезла вовсе, в правлениеимператора Алексея расцвела, поднялась и стала предметом занятий просвещенныхлюдей. До этого же времени боль-{171}шинство людей предавалисьроскоши и забавам, занимались из-за своей изнеженности ловлей перепелов идругими постыдными развлечениями, а науку и образование считали чем-товторостепенным.

Такого типа людей застал Итал в Константинополе, где он стал вращаться вкругу ученых мужей, обладавших грубым и суровым нравом (и такие были тогда вцарственном городе). Приобщившись с их помощью к литературному образованию, онпозднее стал учеником знаменитого Михаила Пселла[562]. Этот Пселл мало учился у мудрых наставников, но достигвершин премудрости и, тщательно изучив греческую и халдейскую науки[563], прославился своей мудростью благодаряприродному таланту, острому уму, а также и божьей помощи (его мать, не смыкаяглаз, постоянно обращалась с горячими мольбами к святой иконе богоматери вхраме Кира[564] и, обливаясь горючимислезами, просила за сына[565]). С ним-то ивошел в общение Итал, однако из-за своей варварской неотесанности он не смогпроникнуть в глубины философии, ибо, исполненный дерзости и варварскогобезрассудства, не выносил учителей, у которых учился, считал, что превзошелвсех еще до начала обучения и с первых уроков стал противоречить самомуПселлу[566].

Проникнув в глубины диалектики, он ежедневно вызывал волнение в местахбольшого стечения народа, перед которым он разводил свои словеса и, изложивкакую-нибудь софистическую выдумку, доказывал ее такого же рода аргументами[567].

С Италом вступили в дружбу царствовавший в то время Михаил Дука и егобратья[568]. Отдавая предпочтение Пселлу[569], они тем не менее любили Итала ииспользовали его в словесных состязаниях: ведь Дуки — как братья самодержца,так и сам император — были очень просвещенными людьми. Итал смотрел на Пселлагорящими безумными глазами и, когда тот орлом налетал на его софизмы, приходилв волнение и неистовство, горячился или огорчался.

Что же произошло дальше? Латиняне и италийцы возгорелись желанием вступить ввойну с ромеями и замыслили захват всей Лонгивардии и Италии[570]. Император отправил в Эпидамн Итала, полагая, что он свойчеловек, честен и хорошо знаком с положением в Италии. Говоря коротко, Италаизобличили в том, что он в Италии предает нас, и был послан человек, которыйдолжен был его оттуда изгнать. Но Итал, узнав об этом, бежал в Рим. Затем онраскаялся (такова уж его натура!), обратился с просьбой к императору и по егоприказу прибыл в Константинополь, где ему были для местожительстваопре-{172}делены монастырь, известный под названием Пиги, ицерковь Сорока святых[571]. А когда Пселлпосле пострижения покинул Византий[572], Италбыл назначен учителем всей философии в должности ипата философов[573] и ревностно занимался толкованием книгАристотеля и Платона. Он казался чрезвычайно образованным человеком и более чемкто-либо другой был искушен в сложнейшей перипатетической философии и особеннодиалектике. В других областях словесности он не имел больших дарований[574]: хромал в грамматике и не вкусил сладостириторики. Поэтому его слог был лишен гармоничности и изящной отделки, имелхарактер грубый и неприкрашенный. Речь у него была хмурой и язвительной. Егописания были исполнены диалектическими доводами, а речь загроможденаэпихейремами, впрочем больше в устных выступлениях, чем в письменныхсочинениях. Он был настолько силен и непобедим в диспутах, что его противникиоказывались беспомощными и сами собой замолкали. Своими вопросами он рыл длясобеседника яму и бросал его в колодец трудностей. Этот муж был настолькоопытен в диалектике, что непрерывным градом вопросов буквально душил спорящих сним, а их ум приводил в замешательство и смущение. Никто не мог, развстретившись с ним, пройти сквозь его лабиринты. Вообще же он был совершенноневоспитан, и гнев владел его душой, а если он и приобрел благодаря наукекакую-нибудь добродетель, то его злой характер уничтожил ее и свел на нет. Этотмуж спорил как словами, так и руками и не дожидался того момента, когдасобеседник попадет в безвыходное положение; он не удовлетворялся тем, чтозажимал рот противнику и осуждал его на молчание, — рука Итала тотчасобрушивалась на бороду и волосы собеседника, и обида следовала за обидой; своируки, так же как и язык, он не мог сдержать. Только одна черта Итала былачуждой философам: ударив противника, он переставал гневаться, обливался слезамии проявлял явные признаки раскаяния.

Может быть, кому-нибудь захочется узнать о его внешности? У него былабольшая голова, открытое лицо, выпуклый лоб, широко раздувающиеся при дыханииноздри, окладистая борода, широкая грудь, крепкое телосложение. Роста он был неслишком высокого. Произношение у Итала было таким, какое можно ожидать отлатинянина, который уже в юношеском возрасте прибыл в нашу страну и выучилгреческий язык: говорил он не очень чисто и, случалось, съедал отдельные слоги.Неясность его речи и беззвучное произношение окончаний[575]не были незамечены большинством, а более искушенные ври-{173}торике люди называли его произношение «деревенским».Поэтому и сочинения Итала, хотя и были насыщены диалектикой, тем не менее небыли свободны от бессвязного построения и рассеянных там и сям солецизмов[576].

9. Итак, Итал стал главным философом[577],и юношество стекалось к нему. Он раскрывал молодым людям учения Прокла, Платонаи двух философов: Порфирия и Ямвлиха[578], аглавным образом истолковывал желающим труды Аристотеля[579] и его «Органон»[580];этим последним он особенно кичился и более всего занимался. Итал не мог,однако, принести большой пользы ученикам, так как этому препятствовали еговспыльчивость и непостоянство нрава. Давайте посмотрим на его учеников: ИоаннаСоломона[581], Ясита, Сервлия[582] и других, по-видимому, ревностных в ученииего последователей. Большинство из них нередко являлось во дворец, и я самапозже видела, что они никакой науки не знали досконально[583], но тем не менее изображали из себя диалектиков, делаябеспорядочные жесты и дико кривляясь[584]. Уних не было никаких здравых представлений, но они в туманных выраженияхразвивали теории[585] даже о метампсихозе идругих чудовищных вещах подобного рода. А кто только из причастных к наукелюдей не был в то время допущен во дворец, если святая чета дни и ночипроводила в изучении священного писания (я говорю о своих родителях —императорах)? Я немного расскажу об этом, ибо законы риторики дают мне такоеправо.

Я вспоминаю, как часто моя мать, императрица, сидя за завтраком, держала вруках книгу и углублялась в слова догматистов — святых отцов, а особеннофилософа и мученика Максима[586]. Онаинтересовалась не столько изысканиями в естественных науках, сколько вопросамидогмы, от которых желала вкусить плоды истинной мудрости. Нередко случалось мневосхищаться ею, и в своем восхищении я как-то сказала: «Как можешь тыустремлять взоры на такую высоту? Я трепещу и даже кончиками ушей не дерзаювнимать этому. Ведь философствования и мудрость этого мужа, как говорят,вызывают головокружение у читателей». Она с улыбкой ответила мне: «Такаяробость, я знаю, похвальна, да и сама я не без страха беру в руки подобныекниги, однако не в состоянии от них оторваться. Ты же подожди немного. Посидисначала над другими книгами, а потом вкусишь сладость этих». Воспоминание обэтих словах ранило мое сердце, и я как бы окунулась в море других рассказов. Номеня ограничивают рамки истории, и поэтому пусть мой рассказ возвратится кИталу. {174}

Итал, процветая среди упомянутых выше учеников, относился ко всемпрезрительно, многих глупцов побудил к бунту и воспитал из числа своих учениковнемало тиранов. Я бы многих из них могла привести в пример, если бы время нестерло из моей памяти их имена[587]. Все это,однако, было до того, как мой отец взошел на престол. Он застал здесь всепросвещение и словесность в жалком состоянии (наука же исчезла вовсе), поэтому,если где-нибудь под золой тлела какая-либо искорка, он старался ее раздуть и неуставал побуждать к учению тех, кто имел склонность к наукам, а таких былонемного, и стояли они лишь в преддверии аристотелевской философии[588]; притом он поощрял их больше к изучениюсвященных книг, чем эллинской культуры.

Император нашел, что Итал кругом сеет смуту и обманывает большое числолюдей, и потому поручил испытать его севастократору Исааку, который был весьмапросвещенным и талантливым человеком. Исаак нашел, что Итал именно таков, какимего представляли, и публично изобличил его, а затем по приказу брата-императорапередал в руки церкви[589]. Так как Итал немог скрыть своей невежественности, он и там разразился проповедью чуждых церквидогм, продолжая открыто издеваться над высшими чинами церкви и совершать другиепоступки, свидетельствовавшие о его невежественном и варварском нраве. Главоюцеркви был тогда Евстратий Гарида, который задержал Итала в зданиях Великойцеркви в надежде изменить его к лучшему. Но, как говорят, он скорее сам готовбыл приобщиться к его нечестию, нежели обратить Итала к истинному учению;последний совершенно склонил на свою сторону Гариду[590]. Что же произошло в результате? Все жителиКонстантинополя собрались к церкви, требуя Итала. И его, возможно, дажесбросили бы с высоты на пол церкви, если бы Итал тайком не поднялся на крышубожественного храма и не спрятался в укромном месте.

Император сильно терзался душой, так как лживое учение Итала было подхваченомногими придворными и немало вельмож было введено в заблуждение егогубительными догмами. И вот лживое учение Итала было изложено в одиннадцатипунктах[591] и отправлено императору.Самодержец приказал Италу на амвоне Великой церкви предать анафеме эти пункты вприсутствии всего народа, который должен был, стоя с непокрытой головой,слушать и прибавлять: «анафема». Однако и после этого Итал не смирился, вновьоткрыто в присутствии многих людей проповедовал то же самое и в своейварварской необузданности отказывался слушать увещевания {175}императора. Тогда и сам Итал был предан анафеме, хотя позже, когда он вновьраскаялся, проклятие было смягчено. С тех пор его догмы предаются анафеме, аимя подлежит церковному проклятию косвенно, тайно, без ведома большинства[592]. Ведь позднее он изменил свои убеждения ираскаялся в прежних заблуждениях, отказался от учения о метампсихозе и отоскорблений священных икон святых, привел в соответствие с православием своивзгляды на «идеи» и совершенно недвусмысленно порицал самого себя за отклонениеот истинного пути[593].

Примечания:

Анна имеет в виду квадривиум наук, включавший в себя арифметику, геометрию, астрономию и музыку.

Природа (греч. ?????) и стремление к знанию (? ???? ??? ????????? ??????). Ниже писательница утверждает, {437} что приступает к рассказу не с целью показать свое умение владеть слогом (греч. ? ???? ?????? ???????). Все три термина, которыми в данном случае пользуется Анна [?????, ???????? (?????), ???????], восходят к античным теориям ораторского искусства (см. Isocr., XIII, 14—15; Dionys, De imitat., II, 27; Aristid, XLV, 114). По мнению древних авторов, совокупность этих качеств необходима истинному оратору. Анна обладает всеми достоинствами настоящего оратора, однако выступает против смешения жанров историографии и риторики (см. прим. 131).

Еврипид, фр. 969.

Очень важное место, свидетельствующее о наличии в византийских городах конца XI в. существенных элементов самоуправления: Алексей не просто взыскивает с граждан Амасии деньги, а созывает сходку и обсуждает с ними этот вопрос. В городском самоуправлении Амасии первое место принадлежало сановной и денежной знати (?? ?? ????? ???????? ??? ???????? ???????????). О советах знати в византийских провинциальных городах см.: Kirsten, Die byzantinische Stadt., S. 27; Пигулевская, Липшиц, Сюзюмов, Каждан, Город и деревня в Византии в IV—XII вв., р. 37 sq.

Армениак — фема в северо-восточной части М. Азии, куда входила Амасия. {443}

Толпа (?????) — так византийские авторы обычно называли рядовых горожан.

В мгновение ока (????? ???????? ????????????) — см. Plat., Phaedr., 241b.

Паламед — герой греческой мифологии, хитростью разоблачивший Одиссея, который прикинулся сумасшедшим, чтобы избежать участия в Троянской войне.

Имеется в виду г. Кастамон в Пафлагонии. События, о которых Анна рассказывает дальше, согласно Никифору Вриеннию (Nic. Br., II, 25), имели место не в Кастамоне, а в доме Докиана (см. прим. 56), где Алексей провел три дня до прибытия в Кастамон.

Согласно древнегреческому мифу, Геракл освободил из подземного царства Алкестиду, жену своего друга, фессалийского царя Адмета.

Исаак I Комнин (1057—1059) — дядя Алексея.

Феодор Докиан — сын сестры Иоанна Комнина, отца Алексея (Nic. Br., II, 25).

Никифор III Вотаниат (1078—1081), знатный малоазийский феодал, противник Романа Диогена, был отправлен в ссылку при этом императоре, а после его низложения возвращен и назначен стратигом фемы Анатолик.

В конце 1077 г. Никифор поднял восстание против Михаила VII, был поддержан знатью и высшим духовенством и в апреле 1078 г. торжественно вступил в Константинополь (см., об этом Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 114 и сл). Апологетом Никифора III был историк Атталиат.

Никифор Вриенний Старший, один из крупнейших византийских феодалов, дука Диррахия (см. прим. 62). В 1077 г., опираясь на фракийскую знать, он поднял мятеж против Михаила VII (см. Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 113 и сл.). Восстание Никифора было поддержано его братом Иоанном, которому удалось взбунтовать варяжских и франкских наемников. Отряды обоих братьев встретились в Эносе, где в ноябре 1077 г. Никифор провозгласил себя императором. После этого объединенные силы мятежников заняли Адрианополь. Следующей зимой Иоанн Вриенний пытался захватить Константинополь, но был отражен отрядами под командой Руселя и Алексея Комнина (см.: Nic. Br., III, 9—10; IV, I, 18; Attal., pp. 242 sq., 284 sq. Ср. также сообщения Продолжателя Скилицы — Skyl., рр. 727—737, Зонары — Zon., XVIII, 18, ?. Глики — Glycas, IV, рр. 615—617 и Вильгельма Апулийского — Guil. Ар., IV, 88—92). {444} Рассказ Анны о восстании Вриенния является переложением «Истории» ее мужа.

Подир и эпомида — библейские названия священнических одежд. После низложения Михаил был назначен эфесским митрополитом и поселился в монастыре Мануила (см.: Nic. Br., III, 24; Attal., р. 303; Skyl., р. 738; Zon., XVIII, 19).

477

Согласно Вильгельму Апулийскому (Guil. Ар., IV, 439—443) и Малатерре (Malat, III, 27), Роберт разбил лагерь у р. Девол.

478

Анна упоминала лишь о венецианцах — жителях Диррахия (IV, 8, стр. 156).

479

Автор «Барийской хроники» указывает дату 8 февраля 1082 г. (Anon. Bar. Chron., s. а. 1082). Луп Протоспафарий {499} (Lup. Protosp. s. a., 1082) говорит о январе. Вильгельм Апулийский (Guil. Ар., IV, 449 sq.) и Малатерра (Malat., III, 27) сообщают, что город предал норманнам знатный венецианец по имени Доменико, которому Роберт обещал отдать в жены свою племянницу.

480

Точное местоположение г. Девол неизвестно (см. ?????????, ???????..., ???. 222—223; литературу вопроса см. ????????, рец. на «Mathieu, Guillaume de Pouille...», ???. 328).

481

Атталиат много раз с восторгом говорит о необыкновенной щедрости Вотаниата. Другие греческие историки, так же как и Анна, порицают Вотаниата за неразумную трату средств (см.: Nic. Br., IV, 1; Anon. Syn. Chron., pp. 171—173).

482

Византийская кормчая книга («Номоканон») в числе некоторых других случаев предусматривает возможность использования церковной утвари для выкупа пленных христиан (см. Leib, Alexiade, II, р. 10).

483

См. Grumel, Les Regestes..., № 921 (конец 1081 г.).

484

Все духовенство (?? ??? ????????? ???? ???????), — по-видимому, клир храма св. Софии.

485

Имеются в виду ворота церкви богоматери в Халкопратиях (Janin, La geographie..., р. 246 sq.). Об этом эпизоде сохранился рассказ Никиты Хониата (см. Muller, Fragment inedit..., р. 36). К рассказу Анны свидетельство Никиты Хониата добавляет лишь две детали: Халкопратийский храм был не первой церковью, на сокровища которой посягнул Алексей; двери этой церкви были обиты серебром с вычеканенным изображением двенадцати праздников господних.

486

Август 1081 г.; см. Ал., IV, 4, стр. 145.

487

Имеется в виду, вероятно, взятие Кастории в конце 1083 г. (см. Ал., VI, 1, стр. 177).

488

Анна говорит о печенегах, наступление которых на Византию началось в 1086 г. (см. Ал., VI, 14, стр. 201 и сл.).

489

Почитать святые иконы не относительно, а служебно (???????????, ?? ???????? ?? ????????????? ??? ????? ???????). Богословский спор о том, как следует почитать иконы — относительно (????????) или служебно (???????????), в общих чертах заключался в следующем. Лев учил, что иконы и материал, из которого они сделаны, священны сами по себе, ибо на них начертано изображение Христа или святых, и, таким образом, должны почитаться «служебно». Его противники во главе с императором утверждали, что иконы должны почитаться «относительно», так как божественная природа вообще неописуема (подробно см.: Stephanou, La doctrine de Leon de Chalcedoine...; Beck, Kirche..., Ss. 339—340). Понятно, {500} почему эта богословская проблема привлекла к себе всеобщее внимание в тот момент, когда Алексей посягнул на церковную утварь. Ведь если иконы священны сами по себе, то император, отдающий их в переплавку — святотатец!

490

Наиболее достойные — ??? ????????????? — ?. Доуэс переводит liberal-minded («свободомыслящие»).

491

Сохранился указ (????????) Алексея Комнина, датированный январем 1086 г., о низложении Льва Халкидонского (Dolger, Regesten..., 1130). Эта дата вполне соответствует сведениям Анны: писательница в своем рассказе забегает вперед и повествует о событиях кануна печенежского нашествия 1086 г. (см. прим. 498). Однако, сопоставляя фактические данные «Указа» и «Алексиады», исследователи обращали внимание на ряд противоречий. В «Указе» говорится не о споре Льва и Алексея, а об обвинениях, выдвинутых Львом против патриарха Евстратия. По нашему мнению, здесь нет большого противоречия. Как явствует из самого «Указа», Алексей неоднократно заступался за Евстратия, и для Льва спор с Евстратием был по существу спором с Алексеем — инициатором конфискаций церковной утвари (см. Grumel, L’affaire de Leon de Chalcedoine, p. 333 sq.).

Второе противоречие заключается в том, что в «Указе» нет речи о «служебном» и «относительном» почитании икон (неверное понимание этого положения, по свидетельству Анны, и было причиной низложения Льва).

Вопросы догмы разбирались на синоде, решение которого (без даты) сохранилось (см. Grumel, Les regestes..., № 967).

Старые исследователи относили этот синод к 1086 г., полагая, что его и имеет в виду Анна, когда говорит о спорах по поводу «служебного» и «относительного» почитания икон.

Однако В. Грюмель (Grumel, Documents athonites..., р. 120 sq.) на основании косвенных данных датирует этот синод 1092 г. или несколько позднее, т. е. временем, когда Лев Халкидонский уже был в ссылке (см. след. прим.).

Датировку В. Грюмеля, конечно, нельзя признать окончательной. Но данные «Алексиады» во всяком случае не противоречат хронологии, предложенной этим исследователем. Ведь Анна прямо не сообщает о том, что догматические вопросы разбирались именно на синоде, а достаточно неопределенно говорит, что они «подверглись усиленному обсуждению».

Вполне вероятно, что богословский спор о почитании икон возник в связи с отчуждением церковной утвари значительно раньше того, как он стал разбираться на синоде. Синод же, «освободивший от вины» Алексея может быть {501} любым из многих синодов, где так или иначе ставился вопрос об иконах или о Льве Халкидонском (см. Grumel. Regestes..., № 933, 935, 939, 940), или же собранием духовенства, о котором сама Анна рассказывает в дальнейшем (1084 г., Ал., VI, 3, стр. 179). В пользу последнего предположения говорит то, что Алексей, по словам самой Анны, предстал в качестве обвиняемого. Автор работы, посвященной Льву Халкидонскому, Н. Гроссу («Дело Халкидонского митрополита Льва», стр. 238—248) полагает, что в обоих случаях Анна рассказывает об одном и том же синоде, который совершенно неверно ученый датирует 1084 г.

492

По сообщению Никиты Хониата (см. Tafel, Annae Comnenae supplementa, р. 6), Льва изгнали вскоре после низложения. В. Грюмель (Grumel, Les Regestes..., № 955) гипотетически относит это событие к 1089 г.

493

Dolger, Regesten..., 1080 (до мая 1082 г.). Анна не уточняет, какой именно брачный контракт имеется в виду. Должно быть, речь идет о женитьбе сына Исаака, Иоанна Комнина, племянника Алексея, которого последний показывал послу германского императора Бурхарду (см. Ал., III, 10, стр. 136).

494

См. Ал., IV, 4, стр. 146.

495

Весна 1082 г.; см. ниже, прим. 503.

496

См. Ал., I, 14, стр. 85 и прим. 159.

497

Анна ошибается: Боэмунд не младший, а старший сын Роберта (см. прим. 162).

498

Ошибка Анны, см. предыдущее примечание.

499

Моим копьем... (???? ??????) ?. Ламброс предлагает читать ???? ??????, т. е. «острым копьем» (Lambros, Zur Anna Komnena, S. 282). Мы не видим никакой необходимости в этой поправке.

500

В совершенно иной редакции передает эту речь Роберта Ордерик Виталий (Ord. Vit., VII, 5; ср.: Malat., III, 32; Lup. Protosp., s. а. 1082).

501

Сохранилось письмо папы, в котором он призывает Роберта выступить против Генриха (Jaffe, Regesta..., 5225; ср.: Malat., III, 32; Ord. Vit., VII, 5); По сообщениям Малатерры и Ордерика Виталия, папа вызвал Роберта не из Диррахия, а из Болгарии, земли которой Роберт покорял в то время.

502

Получил от него благословение — ???????? ???’ ??????? ????????. Слово ??????? у Анны и других византийских авторов обычно употребляется в значении «славословия» (см. прим. 245). В данном случае ??????? — «благословение» (соот-{502}ветствует латинскому benedictio). Б. Лейб (Leib, Alexiade, II, р. 17) переводит: «obtint... d’etre acclame par lui», т. е. «принял от него славословия». Однако такой перевод в данном контексте лишен смысла.

503

Представления Анны о кампании Роберта против Генриха IV (весна 1082 г.) весьма туманны. По свидетельствам западных источников (Ромуальд Салернский, Луп Протоспафарий, Ордерик Виталий, Малатерра), события развивались следующим образом. В начале 1082 г. Генрих IV подошел к Риму, оставил в Тиволи антипапу Виберта (Клемента III), а сам отправился в Ломбардию. Для борьбы с Генрихом папа вызвал Роберта, который явился в Италию в апреле или мае 1082 г. Вместе с Рожером Роберт двинулся в Рим, отогнал германцев от города, осадил Тиволи, изгнал оттуда антипапу, после чего стал подавлять восстание своих апулийских вассалов (см. Meyer von Knonau, Jahrbucher..., III, Ss. 449—452; Heinemann, Geschichte..., Ss. 321—323).

504

Конец 1083 г.; см. Ал., VI, 5, стр. 181.

505

Таким образом, Боэмунд из Кастории через Ваинитию прибывает в Янину. Ф. Шаландон (Chalandon, Essai..., рр. 85—86) считает, что Ваинития — это область к северу от залива Арта. По мнению ученого, Боэмунд выбрал такой окольный путь к Янине, для того чтобы заключить союз с влахами. М. Ласкарис (его работа известна нам по ссылке Mathieu, Guillaume de Pouille..., р. 328) обратил внимание на ошибку Ф. Шаландона и указал, что Ваинития — это прибрежная область между Химарой и р. Гликис.

506

Под акрополем в данном случае Анна, по-видимому, подразумевает какое-нибудь укрепление, примыкавшее к городской стене.

507

Ф. Шаландон (Chalandon, Essai..., р. 86) и В. Златарский («История...», II, стр. 175) относят эти события к маю 1082 г., Дюканж (Ducange, In Alex..., р. 517), П. Безобразов («Боэмунд Тарентский», стр. 64), Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., р. 411) — к маю 1083 г. Датировка 1083 г. противоречит дальнейшим хронологическим указаниям Анны. По ее словам, Алексей вернулся в Константинополь 1 декабря 1083 г. (VI, 8, стр. 188). До этого времени происходят такие события: два сражения с Боэмундом, закончившиеся поражением византийского императора (V, 4, стр. 162 и сл.; видимо, лето—осень 1082 г.), осада Боэмундом Лариссы, длившаяся 6 месяцев и закончившаяся весной или летом 1083 г. (V, 5, стр. 165 и сл.; см. прим. 529), осада и взятие Кастории (VI, l, стр.176—177; лето или осень 1083 г.). Если мы предположим, {503} что Алексей выступил из столицы в мае 1083 г., то для перечисленных выше событий просто не остается времени.

508

Пельтастов. F: ??? ?????????, С: ??? ?????????. Принимаем поправку Дистервега (Reifferscheid, Annae Comnenae..., р. XIV) — ??? ?????????. Б. Лейб принимает чтение С.

509

Раньше Анна утверждала, что Алексей хотел спасти жизнь для дальнейшей борьбы с кельтами, здесь же она говорит о готовности Алексея умереть. К таким противоречиям писательницу нередко приводит стремление по всякому случаю воздать хвалу отцу.

510

Представления об идеальном императоре как о вечном труженике чрезвычайно характерны для писателей конца XI и XII вв. Многочисленные рассуждения по этому поводу содержатся в произведениях Феофилакта Болгарского (см. PG, 126, col. 268, 281; ср. Любарский, Мировоззрение..., стр. 172— 173).

511

Трибола — железный шарик с четырьмя острыми, конической формы шипами или просто четыре соединенных между собой шипа. Эти шипы были так расположены, что при любом положении триболы три из них упирались в землю, а четвертый торчал острием вверх. Триболы широко применялись против конницы противника еще в античную эпоху (см. Бобчева, Въоръжението..., стр. 67—68).

512

См. Исход, XX, 7: «Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя его напрасно».

513

Анна рассказывает о двух следовавших друг за другом сражениях Алексея с Боэмундом. Первое из них происходило у Янины, второе Анна никак не локализует. В западных источниках упоминается лишь об одной битве (см.: Ord. Vit., VII, 6; Guil. Ар., VI, 6—19; Malat., III, 38). Вильгельм Апулийский говорит о сражении у Янины, но имеет в виду вторую из описанных Анной битв, ибо повествует о применении Алексеем трибол. Впрочем Вильгельм, видимо, знает о двух сражениях, так как сообщает, что Алексей отправился в Фессалонику (см. след. прим.), «будучи побежден во второй битве» («superatus Marte secundo» — Guil. Ар., V, 20).

514

Согласно Вильгельму Апулийскому (Guil. Ар., V, 20), Алексей после битвы отправился в Фессалонику.

515

По мнению Ф. Шаландона (Chalandon, Essai..., р. 64, n. 2), это один из предводителей норманнского войска Рауль Понтаус, тот самый Рауль, который был послан Робертом в 1081 г. в Константинополь (см. Ал., I, 15, стр. 85).

Г. Руйяр, принимающий идентификацию Ф. Шаландона, считает, что это то же лицо, что и ?????????, который упомя-{504}нут в грамоте Алексея от 1087 г. как предатель (Пунтес, согласно дальнейшему сообщению Анны, перешел на сторону Алексея и, видимо, предал и его. См. Rouillard, Leon Kephaias, р. 449 sq.). Против идентификации Ф. Шаландона выступает Форс (Force, Les conseillers..., р. 161). Он указывает, что имя Пунтес скорее образовано от названия одного из нескольких итальянских городов, начинающихся на Ponte.

516

Обоими Пологами (???? ??? ????????). А. Райффершайд (Reifferscheid, Annae Comnenae..., р. 15) предложил читать ???????? вм. ????????; он считал, что речь идет о городах у истоков р. Вардар. М. Матье (М. Mathieu, Guillaume de Pouille..., р. 355) утверждает, что под этим названием подразумевается область (region) между Битолем и Скопле. Нам известен лишь один город Полог (см. ?????????, ???????..., ???. 230).

517

Ариев — армянин, будущий заговорщик (Ал., VIII, 7, стр. 239—240).

518

Точное местоположение Соска неизвестно. И. Дуйчев («Проучвания...», стр. 146) приводит данные средневековых авторов об этом городе, но не учитывает свидетельства Анны.

519

М. Ласкарис (Lascaris, Survivances..., р. 6) в документах XIV в. монастыря Мавриотиссы, основанного Алексеем I, обнаружил упоминание ?? ??????? ??? ?????????. Эта находка заставляет М. Ласкариса вспомнить «графа по прозвищу Сарацин» Анны Комниной.

520

«Белые церкви» (’?????? ’?????????) находились, видимо, к западу от нижнего течения р. Вардар (Златарски, История..., II, стр. 175, бел. 3; ????????, рец. на «Mathieu, Guillaume de Pouille...», ???. 328).

521

????????? в F; ????????? в С. Дюканж (Ducange, In Alex, р. 520) предполагает, что это Ренальд Муска, упомянутый Вильгельмом Апулийским (Guil. Ар., II, 133).

522

Дюканж (Ducange, In Alex, p. 520) предполагает, что это — Вильгельм, сын Ивона, упомянутый Вильгельмом Апулийским (Guil. Ар., III, 570).

523

Имеется в виду принятый на Западе способ решения спора путем «божьего суда». Рыцарь, на которого возводилось какое-либо обвинение, должен был сразиться с обвинителем или тем, кого обвинитель выставлял вместо себя. Считалось, что бог дарует победу правому.

524

Зима 1082/83 г. См. прим. 529.

525

Присутствие турок в войске Алексея подтверждается свидетельством Вильгельма Апулийского (Guil. Ар., V, 70). {505}

526

Камир (???????). См. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 148.

527

Анна имеет в виду г. Битоль — центр области Пелагония.

528

О захвате Боэмундом этого города сообщает и Вильгельм Апулийский (Guil. Ар., V, 25). О различных попытках идентифицировать это место см. М. Mathieu, Guillaume de Pouilie..., pp. 328, 354. Ср. ?????????, рец. на «Mathieu, Guillaume de Pouille...», ???. 328.

529

23 апреля (1083 г.). Обращает на себя внимание противоречивость свидетельств Анны. Только что писательница сообщала: Боэмунд из Кастории направился к Лариссе (по-видимому, поздней осенью 1082 г.) с намерением провести там зиму. Ниже она утверждает, что осада Лариссы продолжалась 6 месяцев. Ф. Шаландон (Chalandon, Essai..., р. 88, n. 6) предполагает, что войска Боэмунда осадили Лариссу осенью, а сам он появился у города лишь в апреле. П. Безобразов («Боэмунд Тарентский», стр. 66) считает, что Боэмунд подошел к Лариссе 26 ноября 1082 г., т. е. в осенний Юрьев день. Но осенний Юрьев день, насколько нам известно, справлялся лишь на Руси с XI в.

530

Об осаде Лариссы и о сражении за этот город рассказывают также Вильгельм Апулийский (Guil. Ар., V, 26—79) и Зонара (Zon., XVIII, 22).

531

Среди афонских актов сохранились четыре грамоты Алексея, дарующие или подтверждающие дарение Льву Кефале земельных владений. Лев Кефала носит там титулы вестарха, примикирия, проедра и катепана. Грамотой, помеченной 1090 г., Алексей закрепляет за детьми Кефалы владения их отца; следовательно, к этому времени Льва уже не было в живых. Интересно, что в грамоте 1086 г. имения жалуются Кефале как раз за оборону Лариссы, о которой рассказывает Анна (см. Rouillard, Leon Kephalas, рр. 444—450).

532

Большая государственная дорога (? ??????? ???????) — византийское название знаменитой Via Egnatia, соединявшей Диррахий с Константинополем. Однако в данном случае Анна говорит о том, что Алексей свернул с дороги, достигнув областей Лариссы. Таким образом, Алексей должен был покинуть Эгнатиеву дорогу еще у Фессалоники или у Острова (см. карту). Следовательно, под ??????? ??????? здесь подразумевается дорога, соединявшая либо Фессалонику с Лариссой, либо Остров с Лариссой.

533

Влахи — романизованное население Дакии, главным образом кочевые скотоводческие племена. Первые упоминания {506} о влахах на Балканском полуострове (Кекавменом, автором «Стратегикона») относятся к XI в. (См. Jorga, Histoire des Roumains, р. 411 sq.). В 1066 г. влахи вместе с болгарами участвовали в восстании против византийского господства под руководством Никулицы Дельфина (Литаврин, Восстание болгар..., стр. 123 и сл.).

Среди исследователей нет единого мнения о том, что понимают византийские авторы под влахами — этническую группу или вообще кочевников. Судя по этому месту «Алексиады», где говорится о валашском селении, Анна имеет в виду этническую группу. Попытку идентифицировать Эзеву делает М. Дьони (Gyoni, Egy vlach..., р. 22 sq.).

534

Название реки в рукописях не читается.

535

Возможно, имеется в виду Никулица Дельфин — могущественный феодал Фессалии, предводитель восстания 1066 г. (Литаврин, Восстание болгар..., стр. 124 и сл.).

536

Приходится признаться, что нам не удается проследить путь Алексея, ибо поныне не идентифицировано большинство названий, упоминаемых Анной. Ясно только, что в результате Алексей оказался западнее Лариссы у Трикал.

537

По-видимому, имеется в виду знаменитый храм св. Димитрия в Фессалонике (см. прим. 251).

538

Об участии Никифора Мелиссина в этом походе упоминает также Вильгельм Апулийский (Guil. Ар., V, 64).

539

См. прим. 104.

540

В Ер. содержится также следующий рассказ: «Алексей обрядил своего брата Адриана в императорские одежды, дал ему войско и приказал стоять против войска Роберта. Если же Роберт ринется в бой, Адриан должен был повернуть назад и тотчас обратиться в бегство. Вот что приказал Алексей мнимому императору. Сам же он, двигаясь скрытыми путями, во главе остального войска подошел к лагерю франков, напал на него, разграбил палатки и их содержимое и совершил много убийств. Когда же Боэмунд набросился на мнимого императора, Адриан и его войско обратились в бегство и поскакали во весь опор. Варвар стал кичиться и хвастаться своей непобедимостью. В это время ему сообщили о том, что лагерь разорен, а находившиеся в нем воины убиты». Ср. аналогичные сообщения Зонары (Zon., XVIII, 22) и Глики (Clycas, IV, рр. 619—620).

541

Ликостомий (???????????) — вблизи Лариссы, упоминается также Кантакузиным (Ducange, In Alex., p. 524).

542

Ливотанийское ущелье между Оссой и Олимпом.

543

Этого Бриена (?????????) Роберт, отправляясь в Италию, оставил вместе с Боэмундом во главе норманнского войска {507} (Guil. Ар., IV, 526—527; ср. Mathieu, Guillaume de Pouille..., p. 325).

544

Коннетабль (в греч. ???????????) — одна из высших придворных должностей в некоторых западных странах. В XI— XII вв. коннетабль часто — главнокомандующий войском и первое лицо в государстве после короля.

545

Ср. Guil. Ар., V, 34—37: «Боэмунд с холма заметил немалое войско, он решил, что там находится и император. Как ястреб на жаворонков, набросился он на объятых страхом врагов и погнал их».

546

О том, как Алексей занял лагерь Боэмунда, повествует и Вильгельм Апулийский (Guil. Ар., V, 45—49). Но дальнейший рассказ Вильгельма отличается от сообщений Анны. По словам итальянского поэта, через три дня византийцы под командованием Адриана и Мелиссина попытались атаковать норманнов, но в конце концов были вынуждены бежать от них под защиту стен Лариссы. Норманны, однако, не смогли продолжить осаду Лариссы из-за нехватки продовольствия.

547

Знатные западные воины (milites — по терминологии западных хронистов), воевавшие на коне, в XI и особенно в XII в. имели весьма тяжелое вооружение. Железная кольчуга спускалась до колен, ее рукава доходили до кистей рук. Массивный шлем защищал голову, специальная кольчужная юбка закрывала ноги. Естественно, что рыцарь в таком вооружении, оставшись без коня, становился беспомощным (см. Smail, Crusading warfare..., р. 106).

548

Исход, XIII, 20—22.

549

Саламврия — древний Пеней, на котором стоит г. Ларисса.

550

Игра слов: название ??????????? в переводе означает «волчья пасть».

551

Под савроматами Анна имеет в виду в данном случае узов (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 270). Узы (в русских источниках — торки) в середине XI в. переселились из прикаспийских степей и достигли районов нижнего Дуная, а несколько позднее Фессалоники. Узы служили в византийском войске и принимали участие в битве при Манцикерте (Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 90 ff.).

552

Протостратор — в XI—XII вв. одна из высших придворных и военных должностей. В военных походах протостраторы чаще всего командовали авангардом или кавалерийскими отрядами специального назначения (Stein, Untersuchungen..., S. 53 ff.).

553

Ил., III, 23. {508}

554

Имеется в виду племя узов, см. прим. 551.

555

Ил., VII, 238.

556

Ср. Guil. Ар., V, 75—76: «Разделив войско, Боэмунд направился в Авлон достать продовольствия (ad vitae usus), Бриен двинулся в Касторию». Ни о каких требованиях графов Боэмунда Вильгельм не сообщает.

557

Здесь Анна начинает рассказ об Иоанне Итале, богослове и философе, одной из интереснейших фигур в Византии второй половины XI в. Итал оставил после себя большое литературное наследство (93 названия). Написанное им издано лишь частично. Италу посвящено несколько специальных исследований (библиографию см. Beck, Kirche..., S. 542). Рассказ Анны — главный источник для реконструкции биографии Итала.

558

Это сообщение Анны позволяет примерно установить время рождения Итала.

С начала X в. Сицилия находилась под властью арабов. В 1042 г. византийский полководец Георгий Маниак (ср. прим. 73) предпринял попытку отвоевать Сицилию; за короткий срок ему удалось отобрать у арабов восточную часть острова, включая Сиракузы и Мессину. Однако в том же 1042 г., когда к власти пришел Константин IX Мономах, Маниак получил отставку, и на его место был назначен другой военачальник. В ответ на это Маниак поднял восстание и провозгласил себя императором. В феврале 1043 г. он переправился к Диррахию и вскоре погиб в бою с императорскими войсками под Фессалоникой (см. Gay, L’Italia meridionale..., р. 410 sq.). Во время этих событий Итал был еще мальчиком; следовательно, родился он в начале 30-х годов XI в.

559

Перевод терминов, касающихся науки и просвещения, представляет некоторую трудность. Словом «словесность» мы переводим греч. ????? ??????. Прилагательное ??????? употребляется Анной в разных значениях. Так, говоря о ????????? ??????? ????????? (в нашем переводе: «знатоки словесных наук»), которые выдумывают новые наименования ради ясности выражения (III, 4, стр. 123), Анна безусловно имеет в виду «главных по словесным наукам», т. е. филологов. В данном же случае, как это явствует из содержания отрывка, речь идет о словесности в широком смысле слова, включая сюда риторику, философию, литературу, т. е. о примерном круге гуманитарных наук, входивших в trivium.

Другие термины из области науки и просвещения переводятся нами чаще всего следующим образом: ??????? — «просвещение», «образование»; ??????? ?????? — «литературное образование»; ????? — «наука», имеются в виду гуманитарные {509} науки (о разнообразных значениях слова ????? у Анны см. Buckler, Anna Comnena..., р. 170), ????????? — «ученый», «просвещенный».

560

Василий II (976—1025). Ср. характеристику Василия у Пселла: «Он не обращал внимания на ученых и совершенно презирал эту категорию людей (я говорю об ученых)» (Psellos, Chronogr., ?, p. 18).

561

О покровительстве Константина Мономаха ученым рассказывает М. Пселл (Psellos, Chronogr., II, рр. 58—59; ср. Attal., р. 21). Впрочем Пселл, панегирист Мономаха, конечно, значительно преувеличивает заслуги императора. Большой материал по этому вопросу можно найти также в одной из новелл Константина Мономаха (Salac, Novella constitutio, р. 21 sq.; Ср. Hussey, Church and Learning..., p. 51 sq.).

562

Михаил Пселл (1018—1097) — знаменитый византийский писатель и философ. Пселл получил блестящее образование, великолепно знал античную философию и литературу. С 1041 г. Пселл занимал различные высокие должности в Константинополе, был секретарем и доверенным лицом нескольких сменявшихся на троне императоров. Он принимал живейшее участие во многих придворных интригах и добился титулов ипертима и ипата философов (см. прим. 573). Пселл оставил после себя большое число произведений риторических, философских и исторических, посвященных самым разнообразным вопросам (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, Ss. 437—441).

563

М. Пселлу принадлежат три трактата о халдейских оракулах. Два из них опубликованы в PG, 122, col. 1123 sq., третий — у Kroll, De oraculis chaldaicis. Под халдейской премудростью в Византии того времени понимались всевозможные гадания, астрология, магия, демонология и прочие «восточные науки». Пселл по отношению к ним занимает резко отрицательную позицию (Tatakis, La philosophie byzantine. р. 170 sq.).

564

О местонахождении этой церкви высказывались различные мнения. Интересно, что Михаилу Пселлу принадлежит эпиграмма к деве Кириотиссе, т. е. богоматери, почитавшейся в этом храме (Janin, La geographie..., рр. 201—203).

565

Мать М. Пселла, Феодота, действительно сыграла выдающуюся роль в воспитании и образовании сына. Сам Пселл рассказывает в «Панегирике матери», как Феодоту посещали видения, по велению которых она настояла на обучении сына наукам (Безобразов, Михаил Пселл, стр. 1 и сл.).

566

Иоанн Итал учился в университете, где преподавал {510} Пселл (Безобразов, Михаил Пселл, стр. 175 и сл.). О разногласиях между учителем и учеником мы узнаем и из речи самого Пселла «К лонгиварду Италу, побуждающему к быстрейшему изучению наук» (Psellos, Opuscula, рр. 164—166). Пселл говорит о «нраве латинянина», «нетерпеливости южанина» и убеждает Итала в необходимости систематического и последовательного изучения наук. Личные взаимоотношения Итала и Псепла, можно предполагать (помня и о том, что Итал занял после Пселла должность ипата философов; прим. 572, 573), были достаточно напряженными. Что же касается соотношения их философских взглядов, то между ними было много общего: и Пселл и Итал — философы-неоплатоники. Правда, в философии Итала гораздо больше светских элементов (см. Tatakis, La philosophie byzantine, р. 214 sq.).

567

Так мы переводим греческое... ?????????? ???????? ?????????? ??? ??? ?? ?? ???????? ????????? ??? ????? ?????? ????? ?????????????. Это интересное сообщение Анны свидетельствует о том, что византийские философы того времени выступали перед широкой народной аудиторией.

568

Итал состоял в переписке с Михаилом Дукой и его братом Андроником (см. Stephanou, Jean Italos..., р. 17). О дружеском расположении Михаила Дуки к Италу свидетельствует тот факт, что император не пожелал публичного разбирательства дела Итала, когда последний был впервые обвинен в ереси (1076—1077). См. Успенский, Делопроизводство..., стр. 38—39.

569

Пселл был тесно связан с домом Дук. Он принимал активное участие в интригах, благодаря которым императорская власть в 1059 г. перешла к Константину Дуке. Пселл был доверенным лицом Константина и воспитателем его сына, будущего императора Михаила VII. Большую роль играл Пселл и при Михаиле. О близости Пселла к Дукам свидетельствуют мемуары философа, а также его письма к Дукам (см. Безобразов, Михаил Пселл, стр. 95 и сл.).

570

Анна имеет в виду оккупацию Италии норманнами, закончившуюся в 1071 г. захватом г. Бари.

571

Имеется в виду одна из нескольких константинопольских церквей Сорока мучеников (Janin, La geographie..., рр. 498—502).

572

Пселл постригся в монахи и удалился в монастырь в 1055 г., после смерти Константина Мономаха. Однако, как это явствует из «Панегирика матери» и некоторых других источников, Пселл продолжал заниматься преподавательской деятельностью (см. Безобразов, Михаил Пселл, стр. 49, {511} 122 и сл.). Анна говорит о том, что Итал сменил Пселла в должности ипата философов (см. след. прим.), излагая события времени Михаила VII Дуки. Видимо, тогда-то и произошла смена ипата философов. Анна просто не знает даты пострижения Пселла.

573

Ипат философов (?????? ??? ?????????) — крупный государственный чиновник, ведавший делами высшего образования в Византии, возможно, ректор Константинопольского университета (Fuchs, Die hoheren Schulen..., S. 50; Brehier, Les institutions..., p. 50).

574

В других областях словесности он не имел больших дарований — ???? ?? ??? ????? ?????? ??? ????? ?? ???? ?? ?????? ?????. Под ?????? ??? ????? подразумеваются, по-видимому, гуманитарные науки, входившие в trivium (диалектика, риторика, грамматика). Итал был искушен в философии (диалектике), но не имел знаний в двух остальных ?????? ??? ?????, т. е. риторике и грамматике. О невежестве Итала в грамматике и риторике говорит и Михаил Пселл (Psellos, Scripta minora, I, pp. 52—54).

575

Беззвучное произношение окончаний. Так мы переводим ?? ??? ????? ??????. У Б. Лейба — «очень плохое произношение».

576

В оставшемся неопубликованном письме к Абасгу Итал защищается от обвинений в плохом знании греческого языка (Ioannou, Die Definition des Seins..., S. 361, Anm. 4).

577

???????????? ?????????? ??????, т. е. ипатом философов.

578

Прокл, Порфирий, Ямвлих — философы-неоплатоники.

579

??? ’???????????? ??????, т. е. правила, методы Аристотеля. Обращает на себя внимание, что Итал выделяет тех же философов, что и Пселл (Psellos, Chronogr., II, р. 136).

580

??? ?? ??????? ??????????? ??????, т. е. «то, что может быть использовано в качестве орудия». Имеются в виду произведения Аристотеля о логике, собранные под общим названием «Органон». Об интересе византийских ученых к этому произведению Аристотеля свидетельствует одно из писем Пселла (Sathas Bibl. gr., V, р. 499. Ср. прим. 3).

581

Иоанн Соломон — член синклита, позже примкнул к заговору Анемадов (см. Ал., XII, 5, стр. 330).

582

... ??? ????? ’??????? ??? ???????? Дж. Баклер переводит: «...людей, подобных Яситу и Сервлию». Об употреблении множественного числа имен собственных в «Алексиаде» см. прим. 304. Ясит, возможно, муж Евдокии, сестры Анны (см. Zon., XVIII, 22). О форме имени Ясита и о семье Яситов см.: ’???????, ’??????? ...; Laurent, ’??????? (обе работы нам известны по аннотациям в ??, 31, 1931, S. 423). Coxpa-{512}нилось письмо Пселла к куропалату Яситу (Psellos, Scripta minora, II, р. 7 sq.). Может быть, это дед ученика Итала. Сервлий — один из адресатов Феофилакта Болгарского (PG, 126, col. 3211). Любопытно свидетельство о Сервлии Хониата. Обученный Италом в языческом духе (??????????), Сервлий как-то в бурную ночь с криком «Прими меня, Посейдон» бросился в море (см. Tafel, Annae Comnenae supplementa ..., р. 3).

583

Никакой науки не знают досконально, В подлиннике ???????? ????? ?? ???? ’????????? ???????.

584

Дико кривляясь — так мы переводим греческое ??? ?????? ?????????? ???? ?????????? (досл.: «сумасшедшими переносами членов»). Под ?????? можно подразумевать также части речей учеников Итала и понимать эту фразу в другом смысле: «Они изображали из себя диалектиков тем, что в речи употребляли сумасшедшие переходы от одной части к другой».

585

Развивали теории — ?????????????? ??? ????? — может быть, следует переводить: «развивали теории об „идеях“»?

586

Максим Исповедник (580—662) — один из наиболее известных богословов-философов христианского Востока. Максим Исповедник умер мученической смертью и был причислен к лику святых. Его произведения опубликованы в PL, 90, 91 (Tatakis, La philosophie byzantine, pp. 73—90).

587

На это интереснейшее свидетельство Анны биографы Итала, как правило, не обращают внимания. К сожалению, параллельные источники не дают материала для комментирования сообщения писательницы.

588

Начиная со слов «Если где-нибудь...» фраза почти целиком заимствована у Пселла (Psellos, Chronogr., ?, р. 33).

589

Т. е. на суд синода. Сохранилось делопроизводство суда над Италом (см.: Успенский, Делопроизводство...; Grumel, Les regestes..., № 926, 927). В «Делопроизводстве» датируется суд над Италом мартом—апрелем 1082 г. Это противоречит хронологии Анны, следуя которой процесс надо было бы отнести к 1083 г. По мнению Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena, р. 323), «Делопроизводство» и рассказ Анны относятся к разным процессам над Италом. Вряд ли это так, ибо «Алексиада» и «Делопроизводство» содержат целый ряд сходных деталей (Hussey, Church and learning..., р. 93). Бек (Beck, Kirche..., S. 585), или следуя за Анной или просто по ошибке, датирует этот процесс 1083 г. Предпочтение, конечно, нужно отдать датировке «Делопроизводства». (Подробно о процессе см. Stephanou, Jean Italos..., р. 63 sq.). {513}

О волнениях среди народа, якобы возмущенного деятельностью Итала, сообщается также и в «Делопроизводстве» (Успенский, Делопроизводство..., стр. 41).

590

Возможно, отречение Евстратия Гариды в июле 1084 г. (см. Grumel, Les regestes..., № 937) было связано с его пристрастием к учению Итала.

591

Согласно «Делопроизводству» (Успенский, Делопроизводство..., стр. 59—60), Алексею были представлены десять глав (????????), из которых девять Итал должен был публично предать анафеме.

592

Т. е. учение Итала предается анафеме, но его имя при этом не называется.

593

В части Синодика, посвященной Италу, подвергаются анафеме «все вводящие эллинские мнения о душах человеческих, о небе и земле и о прочих творениях, то есть принимающие переселение душ...» (Успенский, Синодик..., гл. 2—4) и «проходящие эллинские науки и усвоившие платоновские идеи» (там же, гл. 7—10). Что касается отношения Итала к иконопочитанию, то большой материал по этому поводу дает делопроизводство суда над Италом (Успенский, Делопроизводство..., стр. 54 и сл.; ср. Успенский, Богословское и философское движение..., стр. 105—107). Никаких сведений о дальнейшей судьбе Итала нет.

Оглавление