Введение

1. Поток времени в своем неудержимом и вечном течении влечет за собою всесущее. Он ввергает в пучину забвения как незначительные события, так и великие,достойные памяти; туманное, как говорится в трагедии[1], он делает явным, а очевидное скрывает. Однако историческоеповествование служит надежной защитой от потока времени и как бы сдерживает егонеудержимое течение; оно вбирает в себя то, о чем сохранилась память, и не даетэтому погибнуть в глубинах забвения.

Это осознала я, Анна, дочь царственных родителей Алексея и Ирины, рожденнаяи вскормленная в Порфире[2]. Я не только нечужда грамоте, но, напротив, досконально изучила эллинскую речь, не пренебреглариторикой, внимательно прочла труды Аристотеля и диалоги Платона[3] и укрепила свой ум знанием четырех наук[4] (следует открыто заявить, и это не является бахвальством, отом, что мне дали природа и стремление к знанию[5], о том, что мне свыше уделено богом и что я приобрела современем). И вот я решила в этом сочинении поведать о деяниях своего отца, ибонет оснований обойти их молчанием и дать потоку времени увлечь их в морезабвения; я расскажу о его деяниях после вступления на престол и о тех, которыеон совершил до увенчания диадемой, находясь на службе у других императоров.

2. Я приступаю к рассказу не с целью выставить напоказ свое умение владетьслогом, а чтобы столь величественные деяния не остались неизвестными дляпотомков. Ведь даже самые значительные дела исчезают в мраке молчания, если ихне сохраняет для памяти историческое повествование[6].

Мой отец, как это явствует из самих его поступков, умел властвовать, а внеобходимой мере и подчиняться властвующим[7].Я решила описать его деяния и испытываю страх: не {53}заподозрили бы меня, не подумали бы, что под видом рассказов о своем отце, япревозношу себя самое и не сочли бы все содержание моей истории за ложь ивосхваление, когда я буду восхищаться его делами. Если же сам отец даст к томуповод и факты принудят меня осудить те или иные его поступки (не из-за негосамого, а ради сути дела), то и тогда могут найтись насмешники, которыеприравняют меня к Хаму, сыну Ноя[8], ведьнасмешники на всех косятся по своей злобности и зависти, не замечают ничегохорошего и, говоря словами Гомера, «обвиняют невинного»[9]. Когда кто-нибудь берет на себя труд историка, ему следуетзабыть о дружбе и неприязни и сплошь и рядом с величайшей похвалой отзываться оврагах, если они этого заслужили своими подвигами, и порицать самых близкихлюдей, если к тому побуждают их поступки. Поэтому не надо проявлятьнерешительность ни в порицании друзей, ни в похвалах врагам[10]. Одних мои слова больно заденут, другие согласятся сомною. Но тех и других я хочу убедить в своей правоте, призвав в свидетели самидела и тех, кто был их свидетелем.

Ведь отцы и деды некоторых ныне здравствующих людей были очевидцамиописываемых событий.

3. Главное же, что побудило меня приступить к описанию деяний отца,заключается в следующем: у меня был муж, с которым я сочеталась законнымбраком, кесарь Никифор из рода Вриенниев[11],человек, намного превосходивший окружающих и необыкновенной красотой своею, ибольшим умом, и красноречием. Он казался настоящим чудом всем, кому довелосьвидеть или слышать его. Но чтобы повествование не сбилось со своего пути,расскажу обо всем по порядку.

Будучи во всех отношениях выдающимся человеком, он участвовал в войнахвместе с моим братом, самодержцем Иоанном, водившим войско в поход противразличных варварских народов, вторгшихся в Сирию, и возвратившим под своювласть Антиохию[12]. Кесарь и в тяжких трудахне пренебрегал литературными занятиями и написал различные сочинения, достойныепамяти. Но своим основным долгом он считал, повинуясь императрице[13], описывать все то, что касалось моего отца,самодержца ромеев Алексея, и излагать в книгах деяния его царственности. Делалон это тогда, когда обстоятельства позволяли ему, забыв о войне и отложив всторону оружие, обратиться к писанию и литературному труду[14]. Свое повествование он начал со старых времен, и в этомподчинился он повелению госпожи, а именно с самодержца ромеев Диогена[15], и дошел постепенно до того, о ком собиралсяписать. При Дио-{54}гене мой отец только достиг цветущегоюношеского возраста, до этого же он не был еще и юношей и не совершил ничегодостойного описания, если только кто-нибудь не вздумает превозносить егодетские забавы.

Такова была, как это показывает само сочинение, цель кесаря. Но несвершились его надежды, не закончил он свою историю, а остановился, доведярассказ до времени императора Никифора Вотаниата[16]. Не позволили ему обстоятельства продолжать своесочинение, и этим был нанесен ущерб событиям, оставшимся вне повествования, чтолишило удовольствия читателей. Поэтому я сама решила описать подвиги моегоотца, дабы столь великие деяния не пропали для потомства.

Все, кому приходилось читать сочинение кесаря, знают, какой гармонией иизяществом обладал его слог. Однако, не завершив, как я сказала, своегоповествования, он набросал его начерно и привез нам с чужбины полузаконченным.Увы, он привез вместе с ним и смертельную болезнь, которую приобрел там из-забезмерных страданий то ли в результате постоянных военных трудов, то ли попричине несказанной заботы о нас — ведь заботливость была ему свойственна, атяжкие труды кесаря не имели конца. К тому же губительные колебания климата[17] приготовили ему смертельный напиток. Тяжелобольной, отправился он воевать в Сирию и Киликию; затем сирийцы передали его,разбитого недугами, киликийцам, киликийцы — памфилийцам, памфилийцы — лидийцам,Лидия — Вифинии, а Вифиния — царственному городу[18] и нам. В это время у него от многочисленных невзгод ужераспухли внутренности. Совершенно не имея сил, он хотел тем не менее поведатьобо всем, что с ним произошло. Однако он не мог этого сделать и из-за болезни ипотому, что я препятствовала ему, опасаясь, как бы рассказами он не разбередилсвоих ран[19].

4. Дойдя до этого места, я почувствовала, как черная ночь обволакивает моюдушу, а мои глаза наполняются потоками слез. Какого советчика потеряли ромеи!Сколько он приобрел тонкого опыта в делах! Какое знание науки! Скольмногосторонняя эрудиция (я говорю как о христианских, так и о светскихнауках)![20] Какое изящество сквозило во всейего фигуре, а его внешность, как утверждали люди, была достойна не земноговладыки, а напоминала о божественной, о высшей доле[21].

Что касается меня, то с самих, как говорится, «порфирных пеленок» явстречалась со многими горестями и испытала недоброжелательство судьбы, если несчитать за улыбнувшееся мне доброе счастье то обстоятельство, что родитель иродительница мои были императорами, а сама я выросла в Порфире.{55} В остальном, увы, были лишь волнения и бури. Орфей своимпением привел в движение камни, леса и вообще всю неодухотворенную природу,флейтист Тимофей[22], исполнив Александрувоинскую мелодию, побудил македонца тотчас взяться за меч и щит. Рассказы жеобо мне не приведут в движение вещи, не сподвигнут людей к оружию и битве, ноони могут исторгнуть слезы у слушателей и вызвать сострадание не только уодухотворенного существа, но и у неодушевленной природы. Я скорблю по кесарю;его неожиданная смерть ранила меня в самую душу.

Все предыдущие горести можно сравнить с этим огромным несчастьем, как каплис Атлантическим океаном или волнами Адриатического моря. Более того, тегорести, видимо, только предваряли скорбь: до меня как бы заранее доходили дымот печи огненной[23], жар этого несказанногопекла, пламень ежедневно пылающего страшного пожара. О невидимое, ноиспепеляющее пламя! Пламя, которое распространяется тайно, горит не истощаясьи иссушает сердце. Внешне кажется, что мы остаемся неопаленными, хотя пламяпроникает до мозга костей, до самых глубин души. Однако, вижу я, чувства моиувели меня в сторону от предмета повествования: кесарь предстал передо мною, искорбные воспоминания о кесаре влили в меня огромную скорбь.

Смахнув с глаз слезы и взяв себя в руки, я продолжу повествование и, какговорится в трагедии[24], буду иметь двойнойповод для слез, в несчастье вспоминая о несчастьях. Ведь вести рассказ о такомимператоре — значит вызвать воспоминания о добродетели этого великого человекаи о его чудесных подвигах, а эти воспоминания исторгают у меня горячие слезы, ия рыдаю вместе со всей вселенной. Воспоминание о нем и рассказ о егоцарствовании для меня — источник слез, для других — напоминание о понесеннойутрате. Итак[25], следует начать повествованиео моем отце с того места, откуда это всего удобнее сделать, а удобнее всегооттуда, откуда мой рассказ будет наиболее ясным и соответствующим законамисторического сочинения.

Примечания:

Порфира — особая, украшенная пурпуром палата Большого дворца, где рожали императрицы (см.: Janin, Constantinople byzantine..., р. 121 sq.; Treitinger, Die ostromische Kaiser- und Reichsidee..., S. 58). Анна подробнее говорит о ней ниже: VI, 8, стр. 188; VII, 2, стр. 205. Порфирородными назывались дети императоров, рожденные в Порфире. Феодор Продром в стихах, обращенных к Анне, именует ее порфирородной (Пападимитриу, Феодор Продром, стр. 89).

Аристотель всегда был почитаемым византийцами автором. Отношение к Платону было более настороженным. В XI в. византийская интеллигенция обратилась к изучению Платона: митрополит Евхаитский Иоанн Мавропод в одной из эпиграмм взывает к Христу с просьбой признать Платона и Плутарха «своими» (Iohannis Euchaitorum..., р. 24); Михаил Пселл называл себя учеником Платона (Psellos, Scripta minora, II, р. 252, 5—6) и защищал его от нападок Иоанна Ксифилина (Sathas, Bibl. gr., V, р. 444, 5—8). Феодор Продром в речи к Исааку Комнину хвалит последнего за то, что тот изучил Аристотеля и Платона (Praechter, Beziehungen zur Antike in Theodoras Prodromos Rede..., S. 317). Однако и среди современников Анны оставалось немало ортодоксально настроенных людей, которые, подобно Михаилу Глике, признавали авторитет лишь одного античного философа — Аристотеля (Krumbacher, Michael Glykas, S. 394 sq.).

Анна имеет в виду квадривиум наук, включавший в себя арифметику, геометрию, астрономию и музыку.

Природа (греч. ?????) и стремление к знанию (? ???? ??? ????????? ??????). Ниже писательница утверждает, {437} что приступает к рассказу не с целью показать свое умение владеть слогом (греч. ? ???? ?????? ???????). Все три термина, которыми в данном случае пользуется Анна [?????, ???????? (?????), ???????], восходят к античным теориям ораторского искусства (см. Isocr., XIII, 14—15; Dionys, De imitat., II, 27; Aristid, XLV, 114). По мнению древних авторов, совокупность этих качеств необходима истинному оратору. Анна обладает всеми достоинствами настоящего оратора, однако выступает против смешения жанров историографии и риторики (см. прим. 131).

Начиная со слов «... а чтобы... » текст представляет собой скрытую цитату из Иоанна Епифанийского (Hist. gr. min., I, p. 376).

Намек на «Политику» Аристотеля (1277в14). Анна вообще находится под большим влиянием этических представлений Аристотеля (см. Предисл., стр. 37).

Бытие, IX, 18—27.

Ил., XI, 654; XIII, 775; Од., XX, 135.

Начиная со слов «Когда кто-нибудь...» текст представляет собой скрытую цитату из Полибия (Polyb., I, 14). Провозглашение истины (???????, ????????) целью или законом историографических сочинений — общее место у античных авторов (Avenarius, Lukians Schrift..., S. 40 sq.). Приверженность истине, как правило, декларируется и византийскими историками (см., например, Theoph. Cont., р. 353; Cedr., ?, p. 3). Заверения в приверженности истине повторяются в «Алексиаде» с гораздо большей назойливостью, чем у других авторов (см. I, 10, стр. 75; XIV, 7, стр. 391—392 и др.). Эти декларации служат писательнице своего рода ширмой для прикрытия истинной цели ее произведения — прославления царствования Алексея (см. Предисл., стр. 31—32). Обращает на себя внимание то обстоятельство, что Анна нигде не говорит, что историческое сочинение должно приносить пользу читателям. Между тем тезис о полезности исторических сочинений (????????, ??????) постоянно встречается у античных писателей (Scheller, De hellenistica..., р. 43). Византийские авторы, как правило, провозглашают пользу первой и главной целью исторических сочинений, что соответствует назидательному характеру византийской литературы вообще (см.: Georg. Mon., col. b. 44; Theoph., р. 6; Theoph. Cont., pp. 4—5, 211; Attal, р. 8; Nic. Chon., p. 4 sq.). «Забывчивость» Анны кажется тем более странной, что тезис о полезности историографии неоднократно декларируется Полибием, историографическим теориям которого писательница следует во многих случаях. Видимо, в представ-{438}лении Анны главная задача историографии не морально-назидательная, а фактографическая.

Никифор Вриенний, муж Анны, — сын или внук мятежника Никифора Вриенния Старшего, о котором писательница рассказывает в дальнейшем (ср. прим. 750). До замужества с Вриеннием Анна была обручена с малолетним сыном Михаила Дуки Константином (см. Предисл., стр. 11).

Император Иоанн II Комнин (1118—1143) вел длительные войны с сербами, печенегами и венграми, но главными его врагами были норманны, владевшие Сирией. В данном случае Анна имеет в виду так называемый сирийский поход, во время которого Иоанн захватил Киликию и Антиохию. О дате этого похода см. ниже, прим. 19.

Анна говорит о своей матери, жене Алексея — Ирине Дукене. Ирина была одной из трех дочерей протовестиария Андроника Дуки, сына кесаря Иоанна, о котором Анна неоднократно упоминает в своей истории. Алексей Комнин женился на Ирине в 1077 г. Инициатива этого брака исходила от семьи Дук, и он был заключен вопреки воле царствовавшего тогда Михаила Дуки и особенно матери Алексея, Анны Далассины, враждебно относившейся к дому Дук (Nic. Br., III, 6). Об Ирине см. Диль, Византийские портреты, вып. 2, стр. 41—65.

Исторический труд Никифора Вриенния носит название ??? ????????, т. е. «Материал для истории». Единственная рукопись сочинения Никифора, которая легла в основу существующих изданий, ныне утеряна (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, I, Ss. 443—444). В I и II книгах «Алексиады» Анна широко пользуется трудом своего мужа (см. Предисл., стр. 19).

На самом деле сочинение Вриенния начинается с рассказа о первых Комниных — Мануиле и его сыновьях Исааке и Иоанне. Затем Вриенний действительно переходит к повествованию о царствовании Романа Диогена (1068—1071).

Произведение Никифора Вриенния кончается изложением событий 1079 г. О Никифоре Вотаниате см. прим. 57.

Климат Сирии византийцы считали непереносимым. См., например, описание путешествия в Сирию младшего современника Анны, Константина Манасси: «О дурной из дурных, всем ненавистный Тир! Какой язык ритора опишет твой тяжелый, удушливый воздух и губительный жар солнца?» (Horna, Das Hodoiporikon..., S. 335).

Царственный город, царица городов — так византийцы называли Константинополь.

Дата смерти Никифора Вриенния и соответственно время похода Иоанна II в Киликию и Сирию определяются недо-{439}статочно точно. Авторы общих работ (см., например, Ostrogorsky, History..., р. 336) относят обычно экспедицию в Киликию к весне 1137 г. Однако Никифор умер не позднее 1136 г., так как его имя включено в поминальный список в типике монастыря Пандократора, составленном в октябре 1136 г. (см. Каждан, Еще раз о Киннаме..., стр. 14, прим. 3). Следовательно, и начало Киликийского похода надо относить ко времени до 1136 г. В свете этих данных представляется весьма сомнительным предположение Б. Лейба (Leib, Alexiade, ?, р. 169), что Вриенний принимал участие во взятии Иоанном II Антиохии (лето 1137 г.). По-видимому, он вернулся в Константинополь еще до конца экспедиции.

Я говорю как о христианских, так и о светских науках — ??? ??????? ??? ??? ???????? ?????. Слово ? ???? Анна употребляет в значении «вера», «религия» (см.: XIII, 12, стр. 364; XIV, 8, стр. 396—397). ?. Доуэс (Dawes, Anna Comnena) неверно переводит ???? буквально: yard «двор».

О божественной, о высшей доле (???? ??? ????????? ??? ??????????). Переводим с учетом конъектуры Бьюри (Bury, Some notes..., № 2). Параллельные места из произведений Пселла и Зонары в подкрепление чтения Бьюри приводит Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., р. 32, n. 5). ?????? ??? ’????? ?????????? («внешность... достойна неземного владыки») — цитата из Еврипида (Эол, фр. 15; ср. Nic. Br., IV, 15).

Этот образ дважды встречается у Анны (IX, 5, стр. 253; ср. Nic. Br., III, 17). Трудно сказать, откуда писательница заимствовала этот эпизод. Античные памятники ничего не сообщают о флейтисте Александра Македонского Тимофее. Возможно, этот эпизод заимствован из какой-нибудь средневековой версии «Александрии».

Анна пользуется распространенным библейским образом, «см. «Greek-english lexicon of the New Testament», s. v. ???????.

Еврипид, Гекуба, 518.

Здесь начинается флорентийская рукопись (F).

Оглавление