Книга X

1. Затем церковь, подобно грязному потоку, захлестнул Нил[920], он привел в смятение души всех людей и многих увлек впучину своей ереси (человек этот, ловко носивший маску добродетели, пришел — незнаю откуда — в столицу, где жил замкнуто, в неустанном изучении священныхкниг, как будто посвятил свою жизнь одному только богу и себе). Он былсовершенно незнаком с эллинской наукой; не имея наставника, который с самогоначала раскрыл бы ему сокровенный смысл священного писания, он прилежно изучалсочинения святых отцов, но так как не был искушен в словесных науках[921], то извратил смысл писания.

Этот самозванный учитель благодаря показной добродетели, суровому образужизни и учености, которую ему приписывали, собрал вокруг себя немало учеников ипроник в знатные дома. На самом же деле он не знал, что означает у нас«таинство ипостасного соединения», и вообще не в состоянии: был понять, ничтотакое «соединение», ни что такое «ипостась»; он не мог понять ни в отдельностисмысла слов «ипостась» и «соединение», ни смысла целого: «ипостасноесоединение»[922]; не усвоив учения святыхотцов о том, как обожествилось человеческое естество, он в своем заблуждениизашел так далеко, что учил, будто оно обожествилось по природе[923].

Это не укрылось от самодержца. Как только ему стало известно о Ниле, онрешил применить быстродействующее лекарство. Призвав к себе этого человека, онстал корить его за дерзость и невежество и при помощи многочисленных доводовчетко разъяснил ему, что означает ипостасное соединение богочеловека-слова,рассказал, как происходит обмен свойств и поведал о том, как человеческоеестество было обожествлено милостью свыше. Но Нил крепко держался за своелжеучение и был готов скорее претерпеть любые муки, пытки, тюрьму и увечья, чемотречься от своего учения, что человеческое естество было обожествлено поприроде. {264}

В это время в столице было много армян. Нил явился искрой среди их готовоговспыхнуть нечестия. Нил стал вести частые беседы с Тиграном и Арсаком[924], которых его учение особенно сильнопобуждало к нечестию. Что же потом? Самодержец, видя, что нечестие охватило ужемногие души, что заблуждения Нила и армян сплелись между собой и повсюдуоткрыто провозглашается, будто человеческое естество обожествилось по природе,что все написанное по этому поводу святыми отцами отвергается, а ипостасноесоединение почти никем не понято, счел нужным решительно пресечь зло и, собравсамых видных представителей церкви, постановил созвать синод дляразбирательства этого дела.

Собрались все епископы и сам патриарх Николай[925]. Нил предстал перед ними вместе с армянами. Былиоглашены его догматы. Нил изложил их ясным голосом и твердо отстаивал, приводямногие аргументы. Что же потом? Чтобы освободить души многих верующих от еголжеучения, синод предал Нила вечной анафеме и во всеуслышание провозгласилдогмат об ипостасном соединении в соответствии с традиционным учением святыхотцов[926].

После него или, вернее говоря, вместе с ним был осужден некий Влахернит,разделявший, несмотря на свой священнический сан, нечестивые и чуждые церквивзгляды. Он общался с сектой «энтузиастов»[927], заразившись их скверной, он многих вовлек в обман,пролез в знатные дома столицы и распространял там свои нечестивые взгляды.Самодержец не раз призывал его к себе и наставлял, но Влахернит нисколько неотступал от своего лжеучения; тогда самодержец и его предал церкви; послетщательного расследования Влахернита тоже признали неисправимым и предаливечной анафеме как его самого, так и его учение[928].

2. И вот самодержец, как хороший кормчий, благополучно преодолел непрерывныйнатиск волн, смыл с себя мирскую грязь и привел в порядок церковные дела, азатем погрузился в новую пучину войн и бурь. Все время, как один вал за другим,набегали на императора потоки бед, и Алексей, как говорится, не мог ни свободновздохнуть, ни сомкнуть глаз.

Могут заметить, что я зачерпнула лишь малую каплю из Адриатического моря искорее бегло упомянула, чем рассказала о деяниях императора, который боролсятогда со всеми ветрами и всеми бурями, пока попутный ветер не вывел корабльимперии в спокойную гавань. Но кто бы мог достойно воспеть его дела — сильныйглас Демосфена, или стремительный Полемон[929], или все музы Гомера? Я бы сказала, что ни самПла-{265}тон, ни вся Стоя и Академия вместе не смогли бысоздать что-либо достойное его души. Еще не утихли бури и нескончаемые войны,и еще неистовствовала непогода, как уже разразилась новая буря, ничуть неслабее предыдущих.

Какой-то человек, не принадлежавший к знатному роду, происходивший из низов,в прошлом воин[930], объявил себя сыномДиогена, хотя настоящий сын Диогена был убит еще в то время, когда ИсаакКомнин, брат самодержца, сражался с турками у Антиохии[931] (желающих узнать об этом подробней я отсылаю к сочинениюзнаменитого кесаря). Многие пытались заткнуть рот самозванцу, но он не умолкал.Он явился с Востока в овчине, нищий, подлый и изворотливый; обходил город домза домом, улицу за улицей, рассказывая о себе небылицы: он де сын прежнегоимператора Диогена, тот самый Лев, который, как уже было сказано, был убитстрелой под Антиохией. И вот, «воскресив мертвого», этот наглец присвоил себеего имя и стал открыто домогаться императорской власти, вовлекая в обманлегковерных. И это тоже было тягостным прибавлением ко всем невзгодамимператора: сыграв с ним злую шутку, судьба послала ему этого несчастного.Подобно гурманам, которые, насытившись, лакомятся на закуску медовымипряниками, судьба ромеев, досыта насладившись множеством бед, стала разыгрыватьимператора такими вот лжеимператорами[932].

Между тем самодержец совершенно пренебрегал всеми слухами. Но этот вояка[933] все время болтал на улицах и перекрестках,и слух о нем дошел до сестры императора Алексея, Феодоры, вдовы погибшего сынаДиогена. Она не смогла стерпеть этих выдумок. После смерти мужа она приняламонашество и, предав себя одному богу, вела жизнь строго аскетическую.Поскольку этот обманщик не успокоился ни после второй, ни после третьей попыткиего образумить, самодержец отослал его в Херсон и приказал взять под стражу. Ноон, очутившись в Херсоне, стал по ночам подниматься на городскую стену и,высунувшись, заводил беседы с куманами, которые обычно туда приходили торговатьи покупать нужные им товары. Обменявшись с ними клятвами, однажды ночью онобвязал себя веревкой и спустился по стене вниз.

Куманы вместе с ним отправились в свою страну[934]. Он прожил там довольно долго и достиг того, что куманыуже стали называть его императором. В жажде хлебнуть человечьей крови, вкуситьчеловечьего мяса[935] и унести из нашейстраны богатую добычу, они решили «под предлогом этого Патрокла» вторгнутьсявсем войском в Ромейскую землю, {266} чтобы посадить его натрон, якобы принадлежавший его отцу. Такие у него были намерения, и они неостались неизвестными самодержцу. Поэтому Алексей как можно лучше вооружилвойска и приготовился к войне с варварами. Как мы уже говорили, он еще раньшеукрепил горные долины, которые на языке простонародья называются клисуры.

Спустя некоторое время, узнав, что куманы вместе с самозванцем вторглись вПаристрий, он собрал главных военачальников, а также своих родственников исвойственников и спросил их совета, идти ли ему на врага. Все егоотговаривали. Однако Алексей, который не доверял даже самому себе, не хотелруководствоваться и соображениями своих ближних; он возложил все надежды набога и просил его решения.

И вот Алексей созвал воинское и священническое сословие и вечером отправилсяв Великую церковь в сопровождении самого патриарха Николая (он взошел напатриарший трон в седьмом индикте 6592 года после отречения Евстратия Гариды)[936].

Император написал на двух дощечках по вопросу, следует ли выступать противкуманов или нет, запечатал их[937]и велелкорифею[938] положить на святой престол. Ночьпрошла в пении молитв. На рассвете в алтарь вошел положивший дощечки, взялодну из них, вынес и на виду у всех вскрыл и прочел. Это решение самодержецпринял как божий глас[939], он с головой ушелв заботы о предстоящем походе и стал письмами собирать отовсюду войско.

И вот, хорошо подготовившись, он двинулся навстречу куманам. Собрав всевойско, он прибыл в Анхиал, вызвал к себе своего зятя кесаря НикифораМелиссина, Георгия Палеолога и его племянника Иоанна Таронита[940], послал их в Боруй и приказал стоять на страже, дабыобеспечить безопасность города и окрестностей. Затем Алексей разделил войско,во главе отрядов поставил своих лучших военачальников — Даватина, ГеоргияЕвфорвина и Константина Умбертопула и послал их охранять клисуры в окрестностяхЗига. Сам же он прибыл в Хортарею[941] (такназывается одна из клисур Зига) и объехал весь Зиг, проверяя, все ли егопрежние приказания исполнены теми, кто взял на себя их выполнение;незаконченное или сделанное кое-как он исправлял, чтобы преградить путькуманам. Уладив все дела, он ушел оттуда и разбил лагерь возле так называемогоСвященного озера[942], неподалеку от Анхиала.Ночью пришел некий Будило[943], из знатныхвлахов, с известием, что куманы перешли Данувий. Тогда император решил нарассвете собрать наиболее достойных своих родствен-{267}никови военачальников и обсудить, что делать. Все сказали, что нужно занять Анхиал,и император немедленно послал с наемниками (Скалиарием Илханом[944] и другими отборными воинами) Кантакузина и Татикияохранять так называемые Фермы[945], а самотправился в Анхиал.

Узнав, что куманы рвутся к Андрианополю, он вызвал всех знатныхадрианопольцев, среди них самыми видными были Тарханиот Катакалон[946] и Никифор, сын Вриенния, домогавшегосянекогда императорской власти[947] (он и сампытался захватить власть, но был ослеплен). Император велел им хорошо охранятькрепость и, когда подойдут куманы, не терять выдержки и не ввязываться с ними всхватку, а быть благоразумными и обстреливать их на расстоянии, почти все времядержа ворота на запоре. Он обещал им многочисленные милости, если они исполнятего приказания[948]. Дав эти наставленияВриеннию и другим, самодержец отослал их преисполненными радостных надежд вАдрианополь. Константину Евфровину Катакалону он письмом приказал взять ссобой Монастру (у этого полуварвара был большой военный опыт) и МихаилаАнемада[949] с их войсками и, как толькокуманы пройдут через клисуры, двинуться вслед и неожиданно на них напасть[950].

3. Между тем куманы узнали от влахов тропы через ущелья и легко перешли Зиг.Когда они приблизились к Голое, жители немедленно заключили в оковы начальникакрепости и передали его куманам, которых они встретили радостнымиприветствиями. Константин Катакалон, который хорошо помнил наставленияимператора, встретившись с куманами, вышедшими за фуражом, отважно на них напали взял в плен около сотни. Император сразу же призвал его к себе и наградилтитулом «новелиссима». Видя, что Голоя во власти куманов, жители соседнихгородов — Диамболя и других — перешли на сторону куманов, радостно встретилиих, передали свои города и славословия Лжедиогену. Он же, получив власть надэтими городами, направился со всем куманским войском к Анхиалу с намерениемштурмовать его стены.

Тем временем император находился в городе. Еще с детских лет приобретябольшой военный опыт, он видел, что сама местность служит препятствием длянападения куманов и является хорошей защитой для городских стен, поэтому онразделил войско, велел открыть ворота крепости и поотрядно выстроил своихвоинов снаружи тесным строем, у края боевого строя куманов... часть ромейскойфаланги, крича...[951] обратили в бегство ипреследовали до самого моря. Самодержец, {268} видя это и неимея сил дать отпор такому множеству врагов, приказал воинам сохранятьсомкнутый строй и не выходить из рядов. Куманы тоже стояли в строю, лицом клицу с ромеями и тоже не нападали на них. Это длилось в течение трех дней сутра до вечера; расположение местности мешало куманам начать сражение, хотя онии хотели этого, а из ромейского войска никто не нападал на них.

Крепость Анхиал расположена следующим образом. Справа находится Понт, слева— каменистая, труднопроходимая местность, усаженная виноградниками, неудобнаядля движения конницы.

Что же было потом? Варвары, видя твердость императора и потеряв надеждуосуществить свой план, избрали другой путь и отправились к Адрианополю.Самозванец их обманывал, говоря: «Как только Никифор Вриенний услышит, что япришел в Адрианополь, он откроет ворота и примет меня с большой радостью; ондаст мне денег и окажет всевозможные милости. Хотя он и не родственник моемуотцу, но питал к нему братские чувства. Когда же крепость перейдет к нам, мыотправимся дальше, прямым путем к царственному городу». Он называл Вриенниясвоим дядей, сочиняя ложь, имевшую вид правды. Действительно, император РоманДиоген знал этого самого Вриенния как человека, превосходящего умом всех своихсовременников и, ценя его прямоту и неизменную искренность в словах и делах,решил сделать его своим братом; это и было исполнено при взаимном согласии[952]. Это была всем известная правда, носамозванец дошел до такого бесстыдства, что на самом деле называл Вриенниясвоим дядей.

Таковы были уловки самозванца. Куманы же, которым, как и всем варварам,легкомыслие и непостоянство присущи от природы, верили его словам; онинаправились к Адрианополю и расположились у стен города. Сорок восемь днейпродолжались сражения, ибо молодежь, рвущаяся в бой, каждый день делала вылазкииз города и непрерывно завязывала сражения с варварами. Никифор Вриенний,которого окликнул снизу самозванец, наклонился с башни и, услышав незнакомыйголос, ответил, что не признает в нем сына Романа Диогена (как уже былосказано, названного брата Вриенния — ведь подобное случается нередко) и чтоподлинный сын Романа убит под Антиохией. С этими словами он отослал прочьпристыженного обманщика.

Между тем время шло, осажденные стали уже испытывать лишения и письмомпопросили помощи у самодержца. Он тотчас приказал Константину Евфорвину выбратьиз подчинен-{269}ных ему комитов[953] достаточно сильный отряд и ночью войти с ним вАдрианополь со стороны Калафад: Катакалон немедленно выступил по дороге наОрестиаду в надежде пройти незаметно для куманов. Но его план не удался.Куманские всадники заметили ромеев и, намного превосходя их численностью,напали на них, отбросили назад и стали яростно преследовать. При этом сынКатакалона, Никифор (впоследствии он стал мне зятем, женившись на моей сестре,Марии Порфирородной[954]), потрясая длиннымкопьем, внезапно поворачивается к преследовавшему его скифу и поражает егопрямо в грудь. Тот сразу же упал замертво. И в самом деле, Никифорпо-настоящему умел владеть копьем и прикрываться щитом. Видя Никифора на коне,можно было принять его за уроженца Нормандии, а не ромея. Верхом на коне этотюноша был настоящее чудо; природа щедро одарила его; он был почтителен к богу,мягок и кроток с людьми.

Не прошло и сорока восьми дней, как по приказанию Никифора Вриенния (в егоруках находилась вся власть в Адрианополе) отважные воины внезапно открыливорота и напали на куманов. В завязавшемся упорном бою погибло много ромеев;они мужественно сражались, пренебрегая жизнью, и убили много врагов. Как толькоМариан Маврокатакалон[955]заметил Тогортака(это предводитель куманского войска), он, потрясая длинным копьем, во весь опорпомчался прямо на него; еще немного, и он убил бы его, если бы окружавшиеТогортака куманы не поспешили на выручку, едва не убив и самого Мариана. ЭтотМариан, хотя и был очень юн и совсем недавно вышел из отрочества, часто выезжализ ворот Орестиады, чтобы сразиться с куманами, и всякий раз возвращалсяпобедителем, ранив или убив кого-нибудь из врагов. Это, действительно, былдоблестный воин; доблестный сын, он как наследство получил от доблестныхродителей свое мужество. Спасшись от грозившей ему смерти, он, кипя гневом,кинулся на Лжедиогена, который стоял на берегу реки, там, где сражался сварварами и Мариан. Мариан, увидев, что Лжедиоген одет в пурпур и царскиеодежды, а окружавшие его люди рассеялись кто куда, поднял свой кнут и стал безжалости стегать его по голове, называя самозванцем.

4. Император, узнав, что куманы упорствуют в осаде Адрианополя и что тампостоянно происходят бои, решил, что и ему следует перейти туда из Анхиала. Ивот он, созвав лучших военачальников и видных горожан, просил их посоветоватьему, что делать. Тут выступил некий Алакасей и сказал: «Мой отец был когда-тоблизок с отцом самозванца. Я могу {270} пойти, заманитьсамозванца в какую-нибудь крепость и там схватить его». Алакасея спросили, какон осуществит этот замысел. Он предложил самодержцу способ, каким действовалвоин Кира, Зопир[956]. Он объявил, чтообезобразит себя, обрежет бороду и волосы, отправится к самозванцу и скажет,будто бы пострадал от самодержца.

Может быть, он сказал и не сделал, обещал и не выполнил своего обещания?Нет, не успел самодержец одобрить его предложение, как Алакасей был уже наголоострижен, а тело его изранено. В таком виде он и явился к мнимому Диогену.Напомнив ему об их прежней дружбе и многом другом, он сказал: «Я вытерпел многозла от императора Алексея и, полагаясь на старинную близость моего отца к твоейцарственности, пришел, чтобы помочь тебе достичь цели». Он воспользовался этимильстивыми словами, дабы вернее завлечь самозванца.

Расскажу об Алакасее подробней: он у самодержца Алексея взял пропуск иудостоверительное письмо к начальнику крепости Пуца[957], гласящее: «Исполни без колебаний все, что предложит тебепредъявитель этого письма, и слушайся его» (самодержец верно угадал, что куманыиз Адрианополя явятся именно в эту крепость). Затем Алакасей пришел ксамозванцу, как я уже сказала, наголо остриженный и сказал: «Много бед яперенес, из-за тебя терпел я позор и оковы, из-за тебя много дней провел втюрьме. Когда ты перешел ромейские границы, самодержец счел меняподозрительным, ибо знал о твоей дружбе с моим отцом. И вот я, освободившись отоков, тайно убежал к тебе, моему господину, и хочу послужить тебе полезнымсоветом».

Самозванец хорошо принял его и спросил, что нужно делать для достиженияцели. Алакасей ответил: «Видишь там крепость и широкую равнину? Там можно найтикорма для коней на все то время, какое ты пожелаешь отвести для отдыха себе исвоему войску. Не стоит пока двигаться дальше; лучше задержаться немного здесь,завладеть этой крепостью, куманы в это время добудут фураж, а ты потомотправишься к царственному городу. Если тебе нравится мой план, я увижусь сначальником крепости — он мой давний друг — и устрою так, что он сдаст тебекрепость без боя».

Этот замысел понравился Диогену. Ночью Алакасей привязал письмо императора кстреле и пустил ее в крепость. Прочтя письмо, начальник приготовился сдатькрепость. На рассвете Алакасей первым приблизился к воротам и притворился, чтобеседует с начальником, — заранее он условился {271} сДиогеном о знаке, по которому тот немедля должен был войти в крепость.Некоторое время Алакасей делал вид, что беседует с начальником, а затем подалсамозванцу условленный знак; увидев его, Диоген с немногими воинами без страхавошел в крепость. Жители радостно встретили самозванца; начальник Пуцыпригласил его в баню, и тот по настоянию Алакасея сразу же согласился. ПотомДиогену и его куманам была предложена пышная трапеза. Попировав вволю и выпивмного вина из полных мехов, куманы легли спать и захрапели.

Алакасей, начальник крепости и другие тотчас окружили их, забрали у нихоружие и коней, Диогена же оставили храпеть на своем месте, а его спутниковубили и бросили в ров, ставший для них естественной могилой.

Тем временем Катакалон, следовавший по приказу императора за куманскимвойском, увидел, как Диоген вошел в крепость, а куманы рассеялись для добычифуража, и разбил лагерь вблизи названного города. Алакасей же побоялся датьвесть самодержцу о происшедшем — повсюду сновали куманы, — а вместе с Диогеномотправился прямо в Цурул, чтобы оттуда двинуться в царственный город. Когда обэтом узнала находившаяся в царском дворце госпожа, мать императора, онанемедленно послала друнгария флота, евнуха Евстафия Киминиана, чтобы тот принялДиогена и доставил его в столицу. Евстафий имел при себе одного турка по имениКамир[958], которого он использовал дляослепления Диогена[959].

Между тем император, все еще находившийся в Анхиале, получил сведения, чтокуманы рассеялись для добычи фуража по близлежащей территории, и выступил изАнхиала в Малую Никею. Однако, узнав, что Кица, один из предводителейкуманского войска, разослал двенадцать тысяч воинов для добычи фуража, захватилбогатую добычу и подошел с куманами к ущелью Таврокома, император собрал своиотряды, спустился к берегу реки, текущей по этому ущелью, и расположился тамлагерем. Это место было густо покрыто чебрецом и молодой древесной порослью.Расположив там войско, он выделил большой отряд турок, опытных стрелков излука, и послал их против куманов в расчете на то, что турки завяжут бой скуманами и увлекут их после нескольких конных атак вниз по склону. Но куманынапали на турок и неудержимо преследовали их вплоть до ромейской фаланги, азатем, немного придержав коней, восстановили строй и приготовились напасть наромеев. {272}

Император заметил, как какой-то куман дерзко выехал из рядов и разъезжаетвдоль строя, как будто вызывая противника для поединка; Алексей не могстерпеть, что и левое и правое крыло его войска бездействуют, отделился отостальных и во весь опор помчался на жаждавшего боя варвара. Он ударил копьемкумана, по рукоять вонзил ему в грудь меч и сбросил с коня. В этот деньимператор отличился скорей как воин, чем как полководец. Этим он сразу вселилмужество в ромейское войско и страх в скифское. Как башня двинулся он на скифови рассек их ряды. Таким образом строй варваров был разорван, а сами они вбеспорядке и смятении бежали во все стороны. Куманов в тот день погибло околосеми тысяч, в плен было уведено три тысячи.

Отнятую добычу император не разрешил, как обычно, поделить между воинами —совсем недавно она была награблена в окрестностях, и Алексей велел вернуть еежителям. Как птица, облетел приказ императора окрестности, и каждый, кто былограблен, приходил, узнавал свое добро и забирал его. Ударяя себя в грудь, смольбой воздевая к небу руки, они просили у бога благ для самодержца. И слышенбыл слившийся воедино глас мужчин и женщин, долетавший до самой луннойсферы.

Но достаточно об этом. Сам же император, исполненный радости, собрал своевойско и вернулся в Малую Никею. Там он пробыл два дня, а на третий ушел вАдрианополь, где провел немало дней в доме Сильвестра. В это время всепредводители куманов решили обмануть самодержца и, покинув остальное войско,пришли к нему якобы по собственной инициативе, будто бы с целью немедленнозаключить с ним мир. Они рассчитывали, что за время переговоров куманскоевойско успеет подтянуться к своим передовым отрядам. Пробыв у императора тридня, на четвертый они ночью отправились к себе.

Распознав обман куманов, самодержец спешно послал скороходов сообщить тем,кому была поручена охрана проходов Зига, чтобы они не ослабляли внимания, анапротив, особенно бдительно несли стражу и постарались схватить беглецов. Самже он, узнав, что куманское войско движется вперед со всеми имевшимися при немвоинами, явился в место под названием Скутари[960], в восемнадцати стадиях от Адрианополя, а на другой день— в Агафонику[961]. Узнав, что куманскийлагерь все еще находится у Аврилево[962](место недалеко от упомянутых городов), он отправился туда, но еще издалиувидел бесчисленные огни, зажженные куманами, призвал {273}Николая Маврокатакалона и других высших военачальников, чтобы обсудить с ними,что делать. Было решено послать за предводителями наемников Узой (изсавроматов), скифом Карацой и полуварваром Монастрой и приказать им, выходя излагеря, распорядиться зажечь у каждой палатки по пятнадцати и более костров;тогда куманы, увидав такое множество огней, решат, что ромейское войскоогромно, и не станут больше на него нападать с такой смелостью. Костры вселилибольшой страх в души куманов. На рассвете самодержец с войском в полномвооружении выступил на врага; в завязавшемся бою куманы обратили тыл. Тогдасамодержец разделил войско, легковооруженные отряды послал вдогонку и самнеудержимо устремился за бегущими. Настигнув их у клисуры Сидиры, он многихубил, а еще больше взял в плен.

Посланные вперед отряды отобрали у куманов всю добычу и вернулись.Самодержец, спасаясь от непогоды, провел ночь на горной вершине над Сидирой, ана рассвете прибыл в Голою. Здесь он остался на сутки, чтобы вознаградить своихмужественных воинов и почтить их дорогими подарками. Осуществив своенамерение, он отпустил их всех домой, исполненных радости, и через двое сутоквернулся в императорский дворец.

5. Едва самодержец передохнул от многочисленных трудов, как до него дошлавесть, что турки совершают набеги на Вифинию и все там грабят. Алексей,которого отвлекали дела Запада, куда было обращено почти все внимание, задумалдуму великую, достойную его души; он обеспечил безопасность Вифинии и следующимобразом оградил ее от набегов турок. Об этом следует рассказать.

Река Сангар и морской берег, который тянется прямо до Хили[963] и сворачивает к северу, ограничивают весьма большуютерриторию. Эту территорию из-за отсутствия защитников издавна без трудаграбили наши беспокойные соседи исмаилиты[964]; они проходили через земли мариандинов[965] и жителей другого берега Сангара, переправлялись черезреку и наседали на Никомидию. Император, желая остановить натиск варваров изаставить их прекратить набеги на эти земли, а главное, обезопасить Никомидию,нашел ниже озера Ваана[966] длинный ров,прошел по нему до конца и заключил по его расположению и форме, что это — неслучайно возникшее углубление и не природное образование, а дело человеческихрук. Он стал узнавать подробности и выяснил, что ров действительно вырыт поприказанию Анастасия Дикура[967]. Никто немог сказать, зачем это было сделано, но императору показалось, что{274} самодержец Дикур хотел отвести воду из озера вискусственный канал. Придя к этой же мысли, самодержец Алексей приказалзначительно углубить ров.

Опасаясь, что в месте слияния двух протоков может образоваться переправа, онвоздвиг очень прочное укрепление, отовсюду одинаково надежное, защищенноеводой, а также высотой и толщиной своих стен; поэтому оно и стало называтьсяСидира[968]. И теперь эта железная башня —город перед городом и стена его стен. С утра до вечера наблюдал самодержец запостройкой укрепления, несмотря на сильную жару (солнце в это время проходилотропик Рака). Он терпел зной и пыль и не жалел расходов, чтобы стенастановилась все прочней и несокрушимей; за каждый камень он щедро вознаграждалвсех, кто его притащил, было ли их пятьдесят человек или сто. Поэтомуперетаскивание камней привлекло не случайных людей, а всех воинов и слуг: иместных жителей и пришельцев, — ведь они видели, что их ждет щедроевознаграждение и что сам император распоряжается работами наподобие афлофета.Это была уловка, при помощи которой ему удалось обеспечить большое стечениенарода и, таким образом, облегчить перетаскивание огромных камней. Вот какимбыл самодержец, глубочайший в замыслах, величайший в свершениях.

Так, как описано выше, продолжалось правление самодержца до...... индикта...... года[969]. Не успел он немногоотдохнуть, как до него дошел слух о приближении бесчисленного войска франков.Он боялся их прихода, зная неудержимость натиска, неустойчивость инепостоянство нрава и все прочее, что свойственно природе кельтов и неизбежноиз нее вытекает: алчные до денег, они под любым предлогом легко нарушают своиже договоры. Алексей непрестанно повторял это и никогда не ошибался. Носамодержец не пал духом, а все делал для того, чтобы в нужный момент бытьготовым к борьбе. Однако действительность оказалась гораздо серьезней истрашней передаваемых слухов. Ибо весь Запад, все племена варваров, сколько ихесть по ту сторону Адриатики вплоть до Геркулесовых столбов, все вместе сталипереселяться в Азию; они двинулись в путь целыми семьями и прошли через всюЕвропу[970]. Причиной такого огромногопередвижения было следующее.

Один кельт, по имени Петр, по прозвищу Кукупетр[971], отправился на поклонение гробу господню и, натерпевшисьмного бед от разорявших всю Азию турок и сарацин, едва вернулся в свои края. Нежелая мириться с неудачей, он решил вновь отправиться в тот же путь. Но Петрпонимал, что ему {275} нельзя больше идти ко гробу господнюодному, дабы не случилась беда, и поэтому он прибегнул к ловкой выдумке. Петрсделал следующее. Он возвестил во всех латинских странах: «Глас божий велел мнеобъявить всем графам во Франкии, чтобы они оставили свои дома и отправились напоклонение гробу господню и все сделали для освобождения Иерусалима из рукагарян».

И выдумка удалась ему. Петр как будто покорил все души божественным гласом,и кельты начали стекаться отовсюду, кто откуда, с оружием, конями и прочимвоенным снаряжением. Общий порыв увлек их, и они заполнили все дороги. Вместе скельтскими воинами шла безоружная толпа женщин и детей, покинувших свои края;их было больше, чем песка на берегу и звезд в небе, и на плечах у них быликрасные кресты[972]. Как реки, хлынувшиеотовсюду, всем войском двинулись они на нас через Дакию.

Приходу этого множества народов предшествовало появление саранчи, которая нетронула пшеницу, однако страшно опустошила виноградники[973]. Как объясняли тогда толкователи знамений, это означало,что кельтское войско, вторгшись к нам, воздержится от вмешательства в делахристиан, но грозно обрушится на варваров-исмаилитов, рабов пьянства, вина иДиониса. Ибо все это племя, преданное Дионису и Эроту, чрезвычайно склонно ковсякому блуду; оно не обрезает вместе с плотью свою похоть и есть не что иное,как раб, трижды раб всех пороков Афродиты. Вот почему они боготворят и почитаютАстарту и Астарота[974], и вот почему онивыше всего ставят изображение звезды[975] исвоей золотой Хобар[976]. Пшеницу жерассматривали как христианский символ, потому что она — трезвая и насыщающая.Вот как толкователи объясняли виноградники и хлеба.

Но достаточно о знамениях. Они сопровождали приход варваров, и умные людипредвидели наступление каких-то новых событий. Все это множество людей пришлоне сразу и не по одному пути (да и как могла такая огромная толпа из разныхмест вся разом переправиться через пролив Лонгивардии?); сначала одни, затемдругие, потом следующие, — постепенно все совершили переправу и двинулись посуше. Как я уже говорила, перед каждым войском двигались тучи саранчи.Неоднократно наблюдая это, все понимали, что саранча — предвестница франкскихотрядов.

Когда отдельные отряды уже переправились через пролив Лонгивардии,самодержец собрал некоторых военачальников ромейского войска и отправил их врайон Диррахия и Авлона {276} с приказом дружелюбно встретитьпереправившихся, в изобилии поместить на их пути запасы продовольствия[977], доставленные из всех областей, а такжеследовать и наблюдать за варварами и, если они станут нападать и грабитьблизлежащие земли, обстреливать и отгонять их отряды. С посланными были и люди,знающие латинский язык, чтобы улаживать возможные столкновения.

Но чтобы мой рассказ был ясным и подробным, приведу повсюдураспространившийся слух, что первым, кто продал свои земли и пустился впредстоящий путь, был Готфрид[978]. Он былчеловеком очень богатым, весьма гордившимся благородством, храбростью изнатностью своего рода — ведь каждый кельт стремится превзойти всех остальных.И вот у мужчин и женщин возникло стремление, подобного которому не знала ничьяпамять. Люди простые, искренние хотели поклониться гробу господню и посетитьсвятые места. Но некоторые, в особенности такие, как Боэмунд и егоединомышленники, таили в себе иное намерение: не удастся ли им в придачу костальной наживе попутно захватить и сам царственный город. Боэмунд в угодусвоей давнишней ненависти к самодержцу стал смущать души многих благородныхлюдей[979]. Между тем провозгласивший этотпоход Петр с двадцатью четырьми тысячами пехоты и ста тысячами всадников раньшевсех переправился через пролив Лонгивардии[980] и пришел в столицу через Угрию. Племя кельтов — вообще,как можно догадаться, очень горячее и быстрое — становится совершеннонеобузданным, когда к чему-то стремится.

6. Узнав про все, что Петр вытерпел раньше от турок[981], император посоветовал ему дождаться прихода остальныхграфов[982], но тот не послушался, полагаясьна большое количество сопровождавших его людей, переправился через пролив иразбил свой лагерь под городком, называвшимся Еленополь[983]. За ним последовало около десяти тысяч норманнов[984]. Отделившись от остального войска, онистали грабить окрестности Никеи[985],обращаясь со всеми с крайней жестокостью. Даже грудных детей они резали накуски или нанизывали на вертела и жарили в огне, а людей пожилых подвергаливсем видам мучений[986].

Жители города, узнав о происходящем, открыли ворота и вышли сразиться снорманнами. Но так как норманны сражались с большим упорством, они послежестокого боя вернулись назад в крепость. Норманны же, забрав всю добычу,возвратились в Еленополь. Там между ними и теми, кто оставался в городе,началась ссора; зависть, как обычно в таких случаях, {277}стала жечь души оставшимся, и между ними и норманнами произошла драка.Своевольные норманны снова отделились и с ходу взяли Ксеригорд[987].

Султан[988], узнав о случившемся, послалпротив них Илхана[989] с крупными силами.Илхан, подступив к Ксеригорду, сразу взял его[990], норманнов же частью сделал добычей мечей, частью увел вплен. Не забыл Илхан и об оставшихся с Кукупетром. Он устроил в удобных местахзасады, чтобы на них неожиданно наткнулись и погибли те, которые будутдвигаться в сторону Никеи. Кроме того, зная жадность кельтов, он послал двухпредприимчивых людей в лагерь Кукупетра и поручил им возвестить там, чтонорманны, взяв Никею, занялись разделом добра.

Слух дошел до лагеря Петра и привел всех в большое смятение. Услышав одележе и богатстве, они тотчас же, забыв и свой воинский опыт и боевоепостроение[991], бросились в беспорядке подороге к Никее[992]. Ведь племя латинян,вообще, как сказано выше, очень жадное на богатство, теряет рассудок истановится совершенно неукротимым, если задумает набег на какую-нибудь землю.Двигаясь неправильным строем и не отрядами, они наткнулись на турок, устроившихзасаду около Дракона, и были убиты самым жалким образом[993]. Жертвой исмаильских мечей стало такое множество кельтови норманнов, что те, кто собирал валявшиеся повсюду трупы заколотых, сложили изних не холм, не бугор, не горку, а огромную гору, необыкновенную по высоте итолщине; вот какой курган костей они набросали. Позднее люди того же племени,что и убитые варвары, воздвигли стену в виде города и вперемешку с камнями, какщебень, заложили в нее кости убитых, и город стал для них гробницей. Он стоитдо сих пор, окруженный стеной из камней, смешанных с костями.

Итак, все они стали добычей мечей, и только Петр с немногими другимивернулся в Еленополь[994]. Турки сноваустроили засаду, чтобы схватить их. Самодержец, получив точные сведения об этомизбиении, не мог допустить, чтобы и Петр был пленен. Поэтому он немедленнопослал за Константином Евфорвином Катакалоном, о котором я уже много разупоминала, погрузил на военные корабли большое войско и отправил его черезпролив на помощь Петру. Турки, завидев приближение Катакалона, обратились вбегство. Катакалон же, нисколько не медля, взял Петра и его людей, а их былонаперечет, и доставил невредимыми к императору.

Когда император напомнил Петру о его прежнем неблагоразумии и о том, что онснова попал в беду, оттого что не послу-{278}шался егопредостережений, Петр с заносчивостью латинянина сказал, что не он виновникэтих бедствий, а те, которые не подчинились ему и следовали собственнымприхотям[995]; он назвал их разбойниками играбителями, потому-де спасителю и было неугодно, чтобы они поклонились гробугосподню.

Латиняне, подобные Боэмунду и его единомышленникам, давно жаждавшиезавладеть Ромейской империей, подчинить ее себе, нашли, как я уже сказала, впризывах Боэмунда хороший предлог и возбудили все это движение; они обманывалипростодушных людей, прикидываясь, что отправляются против турок мстить за гробгосподень, и продавали свои земли[996].

7. Некто Гуго, брат короля Франкии[997],кичившийся, как Новат, своей знатностью, богатством и силой, собираясь у себяна родине в путь к гробу господню и стремясь заранее обеспечить себе блестящуювстречу, велел передать императору такие безумные слова: «Знай, — сказал он, —император, что я — царь царей и самый великий из живущих под небом[998]. Поэтому, когда я прибуду, ты долженвстретить меня с подобающей торжественностью и оказать прием, достойный моегопроисхождения».

Это услышал император. В это время дукой Диррахия был Иоанн, сынсевастократора Исаака (о нем говорилось выше), а дукой флота — НиколайМаврокатакалон; он расставил корабли вокруг порта Диррахия на известномрасстоянии друг от друга и сам выезжал из города, наблюдая за морем, чтобы ниодин пиратский корабль не мог проплыть незамеченным. Им обоим самодержец тотчасже отправил по письму[999], где приказывалдуке Диррахия ожидать прибытия Гуго с суши или с моря, немедленно известить оего появлении императора и встретить Гуго с подобающей торжественностью, а дукефлота — не ослаблять своего внимания, не поддаваться беспечности и быть всевремя настороже.

Гуго, благополучно достигнув берегов Лонгивардии, тотчас же отправил дукеДиррахия послов, числом двадцать четыре, одетых в золотые латы и поножи; с нимибыли также граф Церпентирий и Илья[1000],бежавший от самодержца из Фессалоники. Послы сказали дуке: «Да будет тебе,дука, известно, что господин наш Гуго вот-вот прибудет и что он несет с собойиз Рима золотое знамя святого Петра[1001].Знай также, что он — глава всего войска франков. Поэтому приготовься принятьего и войско так, как подобает по его достоинству, и устрой ему должнуювстречу».

Пока они сообщали это дуке, Гуго прибыл, как сказано, через Рим вЛонгивардию[1002]. При переправе из Бари вИлли-{279}рик он попал в сильную бурю и потерял большую частьсвоих кораблей вместе с гребцами и воинами; лишь один челн, как раз тот, вкотором находился Гуго, наполовину разбитый, был выброшен волнами на берегмежду Диррахием и Пали. Здесь чудом спасшегося Гуго встретили двое из тех, ктопо приказу дуки ожидал его прибытия, и обратились к нему со словами: «Дука ждеттвоего прихода и очень хочет тебя видеть». Гуго тотчас же потребовал коня, одиниз этих двоих спешился и с готовностью отдал своего коня Гуго.

Дука принял его, целого и невредимого, поприветствовал, расспросил, как иоткуда он прибыл; узнав о несчастье, приключившемся в плаванье, ободрил Гугодобрыми надеждами и предложил богатое угощение. После пира он предоставил емуволю, но не полную свободу[1003]. Тотчас жеизвестив о нем самодержца, дука ждал, что ему будет предписано дальше.Самодержец, узнав обо всем, спешно послал Вутумита в Эпидамн, который я частоназывала Диррахием, с поручением доставить Гуго в столицу, держа путь ненапрямик, а в объезд через Филиппополь, так как боялся продолжавших прибыватькельтских толп и отрядов.

Император принял Гуго с почетом, всячески выражая ему свою благосклонность,дал много денег и тут же убедил стать его вассалом и принести обычную у латинянклятву[1004].

8. Но весь этот рассказ про Гуго — только вступление. Не прошло ипятнадцати дней, как Боэмунд, о котором часто упоминалось выше, высадился наберег у Кавалиона[1005] с многочисленнымиграфами[1006] и с войском, ни с чем несравнимым по величине. Местность эта находится вблизи Виусы (таковы названиямест в тех краях). Пусть не упрекают меня в том, что я пользуюсь варварскимиименами, которыми приходится пятнать ткань исторического повествования, — ведьи Гомер не считал зазорным приводить ради исторической точности имена беотийцеви названия разных варварских островов[1007].

По пятам Боэмунда прибыл к берегам Лонгивардии граф Брабанта[1008]. Он тоже решил переплыть пролив и нанялза шесть тысяч золотых статиров пиратский корабль, очень большой, трехмачтовый,с двумястами гребцов и с тремя лодками на буксире. Опасаясь ромейского флота,он отплыл не к Авлону, как все остальные латиняне, а, отчалив, слегкаотклонился в сторону, воспользовался попутным ветром и направился прямо кХимаре.

Но, боясь дыма, он попал в огонь, ибо столкнулся не с теми моряками, чтонепрерывно сторожили в проливе Лонгивардии, а с самим дукой всего ромейскогофлота Николаем Маврока-{280}такалоном. Дука, уже извещенный обэтом пиратском корабле, вышел в море со всеми диерами, триерами своего флота инесколькими дромонами и бросил якорь у Кавалиона, напротив Асона, из которогоон отправился и где оставил крупный флот. Так называемого «второго комита»[1009] он выслал в море на его собственномкорабле, который называется у моряков «экскуссат»[1010] и приказал ему зажечь сигнальный огонь, как толькогребцы уже упомянутого пиратского корабля отчалят и поплывут по волнам. Комитотплыл и тотчас же выполнил приказ.

Дука Николай, заметив данный ему знак, часть кораблей немедленно окрылилпарусами, часть снабдил веслами на манер сороконожек и устремился навстречупереправлявшемуся графу. Он встретил спешившего к Эпидамну графа, когда тототдалился от суши не больше чем на три стадии; с ним было полторы тысячивооруженных воинов и восемьдесят отборных коней. Заметив дуку, кормчий кораблясказал графу Брабанта: «Этот флот, что плывет на нас, из Сирии, и нам грозитстать жертвой мечей и сабель». Граф велел тотчас же всем надеть латы и упорносражаться.

Несмотря на то, что была середина зимы — в этот день поминается великийсвятитель Николай[1011]— стояла совершенноясная, безветренная погода, и ночь в полнолуние была светлей, чем весной. Ветране было вовсе, пиратский корабль не мог плыть и стоял на воде без движения.

Повествуя об этом, мне хотелось бы сказать несколько слов о подвигахМариана. Он сразу же попросил у дуки флота, своего отца, самые легкие суда,помчался прямо к пиратскому кораблю и попытался захватить его, ворвавшись нанего с носа. Видя Мариана в полном вооружении, к нему тотчас же сбежались людис оружием в руках. Мариан стал уговаривать латинян на их языке ничего неопасаться и не сражаться с единоверцами. Кто-то из латинян прострелил ему шлемиз цангры.

Цангра[1012] — это варварский лук,совершенно неизвестный эллинам. Пользуясь им, не нужно правой рукой оттягиватьтетиву, а левой подавать вперед лук; натягивающий это орудие, грозное идальнометное, должен откинуться чуть ли не навзничь, упереться обеими ногами визгиб лука, а руками изо всех сил оттягивать тетиву. К середине тетивыприкреплен желоб полуцилиндрической формы, длиной с большую стрелу; пересекаятетиву, он доходит до самой середины лука; из него-то и посылаются стрелы.Стрелы, которые в него вкладываются, очень коротки, но толсты и имеют тяжелыежелезные наконечники. Пущенная с огромной силой стрела, куда бы она{281} ни попала, никогда не отскакивает назад, а насквозьпробивает и щит и толстый панцирь и летит дальше. Вот насколько силен инеудержим полет этих стрел. Случалось, что такая стрела пробивала даже меднуюстатую, а если она ударяется в стену большого города, то либо ее острие выходитпо другую сторону, либо она целиком вонзается в толщу стены и там остается.Таким образом, кажется, что из этого лука стреляет сам дьявол. Тот, кто пораженего ударом, погибает несчастный, ничего не почувствовав и не успев понять, чтоего поразило.

И вот стрела, пущенная из цангры, попала в верхушку шлема и пробила его налету, не задев даже волоска Мариана; провидение не допустило этого. Марианбыстро метнул в графа другую стрелу и ранил его в руку; стрела пробила щит,прошла сквозь чешуйчатый панцирь и задела бок графа. Это увидел один латинскийсвященник, тринадцатый по счету из тех, кто сражался вместе с графом. Стоя накорме, он стал метать в Мариана стрелы. Но Мариан не пал духом и продолжаляростно сражаться, побуждая к тому же и своих воинов, так что раненным иизнуренным соратникам латинского священника пришлось трижды сменяться. Но самсвященник, хотя и получил много ран и был весь залит кровью, бестрепетнопродолжал битву.

Представление о священнослужителях у нас совсем иное, чем у латинян. Мыруководствуемся канонами, законами и евангельской догмой: «не прикасайся, некричи, не дотрагивайся, ибо ты священнослужитель»[1013]. Но варвар-латинянин совершает службу, держа щит влевой руке и потрясая копьем в правой, он причащает телу и крови господней,взирая на убийство, и сам становится «мужем крови», как в псалме Давида[1014]. Таковы эти варвары, одинаково преданныеи богу и войне. Так и этот, скорее воин, чем священнослужитель, надел священноеоблачение и, взяв в руки весло, устремился в морской бой, начав битву сразу и сморем и с людьми. Наши же обычаи, как я уже говорила, следуют... Аарона,Моисея[1015] и нашего первого епископа[1016].

Бой продолжался с вечера до середины следующего дня и становился всеожесточенней. Латиняне, хотя и против воли, сдались Мариану, прежде получив отнего обещание сохранить им жизнь. Но этот воинственный священник не прекратилбоя и тогда, когда уже был заключен мир. Опустошив колчан, он схватил булыжники швырнул его в Мариана, который успел прикрыть голову щитом; камень ударился ощит, разбил его на четыре части и пробил шлем. Мариан,оглушен-{282} ный ударом, сразу потерял сознание и долголежал, не издавая ни звука, подобно знаменитому Гектору, когда тот едва неиспустил дух, пораженный камнем Аякса[1017].С трудом придя в себя и собравшись с силами, Мариан стал метать стрелы в своеговрага и трижды его ранил. Но этот, скорей воитель, чем священник, все еще ненасытился битвой. Перекидав руками все камни, оставшись без камней и без стрели не зная, что ему делать дальше, чем защищаться от врага, он стал метаться ибуйствовать, как зверь, терзающий от ярости самого себя[1018]. Все, что попадалось под руку, он тотчас же пускал вход. Найдя мешок с хлебами, он стал их швырять как булыжники, будто свершаяслужбу и превращая битву в богослужение. И вот, схватив один из хлебов, он изовсех сил бросил его в лицо Мариану и расшиб ему щеку.

Вот все об этом священнике, о корабле и его экипаже. Граф Брабанта,сдавшись вместе с кораблем и со своими людьми, с готовностью последовал заМарианом. Когда же они достигли берега и сошли с корабля, этот самый священникстал повсюду разыскивать Мариана; не зная его имени, он искал его по цветуодежды. Найдя, он подошел к нему, обнял, поцеловал и тут же хвастливо сказал:«Если бы вы встретились мне на суше, много вас погибло бы от моих рук».Выпустив Мариана из объятий, он дал ему серебряный кубок ценой в сто тридцатьстатиров. Сказав это и сделав такой подарок, священник испустил дух.

9. В это же время граф Готфрид[1019] сдругими графами и с войском, состоявшим из десяти тысяч всадников и семидесятитысяч пехотинцев, тоже совершил переправу[1020] и, дойдя до столицы[1021], расположил свое войско на берегу Пропонтиды; онорастянулось от моста, находящегося вблизи Космидия[1022], до самого Святого Фоки. Император настаивал на том,чтобы Готфрид переправился через Пропонтиду, тот же откладывал со дня на деньи, приводя причину за причиной, оттягивал время. На самом деле он дожидалсяприбытия Боэмунда и остальных графов. Ибо если Петр с самого начала предпринялвесь этот огромный путь для поклонения гробу господню, то все остальные графы,и особенно Боэмунд, питая старинную вражду к самодержцу, искали только удобногослучая отомстить ему за ту блестящую победу, которую он одержал над Боэмундом,сразившись с ним под Лариссой[1023]; ихобъединяла одна цель, и им во сне снилось, как они захватывают столицу (об этомя часто вспоминала выше); лишь для вида они все отправились к Иерусалиму, наделе же хотели лишить самодержца власти и овладеть столицей.{283}

Но император, уже давно знакомый с их коварством, письменно приказал[1024] наемным войскам и их командирамрасположиться отрядами на территории от Афиры до Филея (это прибрежнаяместность у Понта), и быть настороже; если же будут посланы люди от Готфрида кБоэмунду или к идущим сзади графам или от них к Готфриду, то преградить импуть.

Между тем произошло следующее. Император призвал к себе нескольких графов,спутников Готфрида, и посоветовал им убедить Готфрида принести клятву. Этотразговор занял много времени из-за природной болтливости латинян и их любви кдолгим речам; по их лагерю пронесся ложный слух, что император велел задержатьграфов. Тотчас же на Византии двинулись густые фаланги[1025]; они сразу же разрушили до основания дворцы уСеребряного озера[1026] и начали штурмоватьстены Византия без гелепол (их не было у латинян). Полагаясь на своюмногочисленность, они настолько обнаглели, что дерзнули поджечь ворота,находящиеся под императорским дворцом[1027],недалеко от храма, сооруженного некогда одним из императоров в честь великогосвятителя Николая[1028].

При виде латинских фаланг не только городской сброд Византия, трусливый и незнающий военного дела, но и преданные императору люди принялись стенать,плакать и бить себя в грудь. Они вспоминали тот четверг, когда был взят город[1029], и боялись, что нынешний день станет имвозмездием за то, что было прежде. Все, кто был знаком с военным делом,сбегались в беспорядке к императорскому дворцу. Однако сам император невооружался; он не надел чешуйчатого панциря, не взял щита и копья, не опоясалсямечом, а остался спокойно сидеть на императорском троне, ободряя всех веселымвзглядом, вселяя надежды в души своих приближенных и советуясь с родственникамии военачальниками о том, что предпринять.

Прежде всего он запретил кому бы то ни было выходить из города и вступать вбой с латинянами — отчасти, чтобы не нарушать святость дней (был четверг тойвеликой и святой недели, когда Спаситель принял за всех позорную смерть[1030]), отчасти, чтобы избежатьбратоубийственной бойни. Поэтому он много раз посылал гонцов к латинянам,убеждая их прекратить бой. «Побойтесь, — говорил он, — бога, в этот деньпринесшего себя в жертву за всех нас, не отвергшего ради нашего спасения никреста, ни гвоздей, ни копий—удела преступников. Если же вы стремитесь в бой,то и мы будем готовы к нему на другой же день после святого воскресения». Ноони не только не послушались самодержца, а еще тесней сомкнули своифа-{284}ланги и стали метать стрелы с такой силой, что дажеранили в грудь одного из стоявших у императорского трона. При виде этогобольшинство из тех, кто стоял по обе стороны от императора, отступили назад. Аон продолжал бесстрашно сидеть, ободряя и ласково упрекая их, так что изумлениеохватило всех. Когда же Алексей увидел, что латиняне дерзко подступают к стенами не внемлют его разумным советам, то прежде всего послал за своим зятемНикифором, моим кесарем, и приказал ему взять лучших воинов, опытных стрелковиз лука, и расставить их на стене. Он велел подвергнуть латинян сильномуобстрелу, но не целиться, а метить главным образом мимо, чтобы не убивать, атолько устрашить латинян множеством стрел. Как я уже сказала выше, он боялсянарушить святость дня и не желал братоубийственной бойни.

Других отборных воинов, вооруженных в большинстве своем луками и длиннымикопьями, он послал открыть ворота возле Святого Романа[1031] и изобразить стремительное наступление на латинян,соблюдая при этом следующее построение[1032]. Каждого вооруженного копьем воина самодержец приказалприкрыть с обеих сторон двумя пельтастами и медленно двигаться в таком порядке,а небольшое число опытных лучников велел выслать вперед, чтобы они издалиобстреливали кельтов из лука, часто обращаясь то в одну, то в другую сторону.Когда оба строя сблизятся, лучники должны были тотчас же во весь опорустремиться на латинян, дать знак другим лучникам, следующим за ними, закидатьстрелами не всадников, а их коней — отчасти для того, чтобы сдержать натисккельтов, которые на раненых конях не смогут уже так быстро мчаться на ромеев,отчасти же, и это — главное, чтобы не убивать христиан. Воины с готовностьювыполнили приказ императора, открыли ворота и, то устремляясь на латинян вовесь опор, то сдерживая коней уздой, убили многих; в тот день были ранены инесколько наших воинов.

Но оставим их. Как я уже сказала, мой господин, кесарь, с опытными лучникамирасположился на башнях, чтобы обстреливать варваров. Все они имели меткие идальнометные луки — ведь все это были юноши, не уступавшие во владении лукомгомеровскому Тевкру[1033]. А лук кесаря былвоистину луком Аполлона. Кесарь не тянул тетиву к груди, как те гомеровскиеэллины[1034], и не прилаживал стрелу к луку,чтобы показать, подобно им, свое охотничье искусство, но, как Геракл, слалсмертельные стрелы из бессмертного лука и, наметив цель, поражал ее безпромаха, стоило лишь ему захотеть. В любое время, в битвах и сражениях, онпоражал любую цель {285} и наносил рану именно в то место, вкакое направлял стрелу. Он так сильно натягивал лук и так быстро слал стрелу,что превзошел, казалось, в стрельбе из лука и самого Тевкра и обоих Аяксов. Но,глядя на латинян, которые, прикрываясь щитами и шлемами, дерзко и безрассудноподступали к городским стенам, он при всем своем искусстве, хотя и натягиваллук и прилаживал стрелу к тетиве, однако, уважая святость дня и храня в душеприказ самодержца, нарочно метал стрелы не целясь, то с недолетом, то сперелетом.

Воздержавшись ради такого дня от меткой стрельбы в латинян, кесарь все жеобратил свой лук против одного дерзкого и бесстыдного латинянина, который нетолько метал множество стрел в стоявших наверху, но и выкрикивал на своем языкекакие-то дерзости. Не напрасно полетела стрела из рук кесаря; она пробила щит,прошла через чешуйчатый панцирь сквозь руку и вонзилась в бок. И вот он,безгласный, уже лежал на земле, как сказал поэт[1035], а к небу поднялись голоса тех, кто прославлял кесаря, итех, кто оплакивал убитого. После этого завязалась жестокая и страшная битва;упорно сражались и всадники вне города и те, кто стоял на стенах. Самодержецввел в бой свои собственные войска[1036] иобратил латинские фаланги в бегство.

На другой день Гуго, придя к Готфриду, посоветовал ему подчиниться волеимператора и дать клятву хранить незапятнанную верность, если он не хочет вновьиспытать на собственном опыте военный опыт самодержца. Но Готфрид сказал ему спорицанием: «Ты вышел из своей страны, как царь, с большими богатствами ивойском, и сам низвел себя с такой высоты на положение раба, а теперь, будтосовершив великий подвиг, ты приходишь советовать то же самое и мне». Гугоответил; «Нам надо было оставаться в своей стране и не зариться на чужую; но мыдошли до этих мест и очень нуждаемся в покровительстве императора, нас не ждетничего хорошего, если мы не подчинимся ему». Гуго ушел без всякого результата.Самодержец же, узнав, что идущие позади графы уже приближаются, послал кГотфриду некоторых из своих лучших военачальников с войсками, поручив имубедить Готфрида переправиться через пролив[1037]. Когда их увидели латиняне, они, не выждав ни мгновеньяи даже не узнав их намерений, бросились в бой. В ожесточенной битве,завязавшейся между ними, было много убитых с той и с другой стороны; раненыбыли также воины самодержца, которые дерзко напали на него[1038]. Так как императорские войска сражались с большимупорством, латиняне обратились в бегство. {286}

Таким образом, спустя некоторое время Готфрид подчинился воле императора.Придя к нему, он дал ту клятву, которую от него требовали: все города и земли,а также крепости, которыми он овладеет и которые прежде принадлежали Ромейскойимперии, он передаст под начало того, кто будет назначен с этой цельюимператором. Поклявшись в этом, он получил много денег и стал гостем исотрапезником императора[1039]. После пышныхпиров он переправился через пролив и разбил свой лагерь под Пелеканом[1040]. Самодержец же распорядился, чтобы им визобилии доставлялось всякое продовольствие[1041].

10. Вслед за Готфридом прибыл граф по имени Рауль[1042]с пятнадцатью тысячами всадников и пехотинцев; со своимиграфами он расположился лагерем у Пропонтиды, возле так называемого Патриаршегомонастыря[1043], а остальные войска растянулвплоть до самого Сосфения. На уме у Рауля было то же, что и у Готфрида, и оноткладывал переправу с намерением дождаться идущих позади графов. Император же,предвидя будущее и опасаясь их прихода, всеми средствами побуждал Рауля кпереправе. Он позвал к себе Опоса (это был человек благородного ума, никому неуступавший в воинском искусстве) и, когда тот явился, велел ему по сушеотправиться с другими доблестными воинами к Раулю и заставить его переправитьсячерез пролив. Когда Опос увидел, что Рауль вовсе не подчиняется предписаниямимператора, говорит о нем с дерзостью и держит себя надменно, он выстроил своихвоинов в боевом порядке, с оружием в руках, чтобы испугать варвара. Он думал,что этим он убедит его переправиться на другой берег. Но Рауль быстрей, чемслово сказывается, выстроил в боевом порядке своих кельтов и, «радостьювспыхнув, как лев, на добычу нежданно набредший», тотчас же завязал с Опосомбольшое сражение.

В это время с моря подъехал Пигасий, чтобы переправить отряды Рауля на тусторону. Видя, что на суше идет бой и кельты с яростью нападают на войскоромеев, он высадился на берег и напал на кельтов с тыла. Много кельтов былоубито, еще больше было ранено, а оставшиеся стали просить о переправе.Император, человек весьма предусмотрительный, не хотел, чтобы они соединились сГотфридом и настроили его против самодержца, рассказав о случившемся. Поэтомуон с радостью согласился на просьбу кельтов и, погрузив их на корабли, отправилморем к гробу спасителя, к чему они и стремились. Он отправил послов и к темграфам, которые были еще в пути, передал им дружелюбные слова и вселил в них{287} добрые надежды. Придя, они с готовностью исполнили всеприказы.

Вот все, что касается графа Рауля. Вслед за ним приближалось новоебесчисленное множество людей, смешанное по составу, собранное почти изо всехкельтских земель, во главе с предводителями — королями, герцогами, графами идаже епископами[1044]. Самодержец, человек,удивительно умевший предвидеть будущее и заранее принимать нужные меры,отправил к ним послов с поручением дружелюбно их встретить и передать добрыеслова. Он распорядился доставлять им в пути продовольствие и поручил этоспециально назначенным людям, чтобы у латинян не возникало ни малейшего поводаи никакой причины к неудовольствию. Все они устремились к столице. И казалось,было их больше, чем звезд на небе и песка на морском берегу. «Тьмы, как листына древах, как цветы на долинах весною»[1045], по словам Гомера, — столько было их, и все онистремились в Константинополь.

Я охотно привела бы имена их предводителей, но лучше, полагаю, этого неделать. Язык мой немеет, я не в силах произносить нечленораздельные варварскиезвуки, и меня пугает масса варварских имен. И к чему мне стараться перечислитьтакое множество имен людей, один вид которых наполняет отвращением окружающих?Когда они, наконец, достигли столицы, их войска расположились, по советусамодержца, у монастыря Космидия, растянувшись вплоть до Иерона[1046].

Не девять глашатаев созывали их, как некогда эллинов, своим криком, а многосильных воинов, повсюду следуя за ними, призывали их исполнять повелениясамодержца. Император, желая склонить графов к той клятве, которую уже принесГотфрид, стал приглашать их к себе по отдельности, с глазу на глаз объяснять имсвои намерения, стараясь через благоразумных повлиять на непокорных. Но они,выжидая прибытия Боэмунда, не поддавались уговорам, а находили разные способыуклониться от клятвы и выдвигали то одно, то другое требование. Император легкоопровергал все их аргументы и, пустив в ход разные средства убеждения, побудилих, наконец, дать ту же клятву, что и Готфрид, а его самого вызвал по морю изПелекана, дабы клятва была подписана в его присутствии.

Когда все, в том числе и Готфрид, были уже в сборе и когда все графы даликлятву, кто-то из знати осмелился сесть на императорский трон[1047]. Император стерпел это, не сказав ни слова, так какдавно знал надменный нрав латинян. Но граф Балдуин[1048] подошел к этому человеку, взял его за руку{288} и, заставив встать, сказал с упреком: «Нельзя такпоступать, ведь ты обещал служить[1049]императору. Да и не в обычае у ромейских императоров, чтобы их подданные сиделирядом с ними. Тот же, кто, поклявшись, стал слугой его царственности, долженсоблюдать обычаи страны». Тот ничего не сказал Балдуину, но, пронизав егонедобрым взглядом, проговорил про себя на родном языке: «Что за деревенщина!Сидит один, когда вокруг него стоит столько военачальников».

От императора не ускользнуло движение губ латинянина. Подозвав одного изпереводчиков с латинского языка, он спросил его о значении сказанного. Узнавсмысл слов, он до времени ничего не сказал латинянину, но сохранил его слова впамяти. Когда же все прощались с императором, он подозвал к себе этогонадменного и бесстыдного латинянина и спросил, кто он такой, откуда происходити какого рода[1050]. Тот ответил: «Я —чистокровный франк знатного рода, и мне известно одно: в той местности, откудая родом, есть храм на перекрестке, сооруженный в древние времена. Туда приходиткаждый, кто хочет сразиться на поединке. Вооруженный для единоборства, онпросит там помощи у бога и остается в ожидании того, кто отважится принять еговызов. Я тоже провел долгое время на этом перекрестке, ожидая того, ктосразится со мной, но никто не дерзнул».

Император, выслушав его, сказал: «Если раньше ты искал и не находил битвы,то теперь пришло твое время насытиться битвами. Я советую тебе не находиться нив задних рядах, ни в голове фаланги, а держаться в середине вместе сгемилохитами[1051], ибо я давно уже знаю,как сражаются турки». Этот совет он давал не только ему; всем другим он тожеговорил о том, что ждет их в пути, и советовал, когда бог пошлет им победу, неподдаваться порыву и не преследовать варваров, чтобы не попасть в засаду и непогибнуть.

11. Вот все о Готфриде, Рауле и их спутниках. Боэмунд же с другими графамидостиг Апроса. Он знал, что не принадлежит к знатному роду и не имеет из-занедостатка денег многочисленного войска; поэтому, желая приобрести расположениесамодержца и в то же время скрыть свои истинные намерения, он опередил всехостальных графов и в сопровождении лишь десяти кельтов поспешил прибыть вцарственный город[1052]. Император, давнознакомый с его интригами, с его коварным и обманчивым нравом, тоже торопилсявстретиться с ним, раньше чем прибудут остальные графы, хотел выслушать его иубедить переправиться через пролив до их прихода, ибо опасался, что Боэмунд,соединившись с теми, кто вот-вот {289} должен был появиться,может обратить их мысли в дурную сторону.

Император встретил Боэмунда веселым взглядом и спросил, как прошел его путьи где он оставил графов.

Боэмунд отвечал ему в соответствии со своим нравом. Алексей шутя напомнил отом, как дерзко Боэмунд сражался против него под Диррахием и Лариссой и об ихпрежней вражде[1053]. Боэмунд на этоответил: «Раньше я действительно был твоим врагом и противником, теперь же япришел к тебе как друг твоей царственности». Самодержец коснулся в разговоремногих тем и попытался выведать его мысли; видя, что Боэмунд готов принестиклятву верности, он сказал: «Сейчас ты устал с дороги, пойди и отдохни. Вскоремы поговорим обо всем, о чем хотим».

От императора Боэмунд отправился в Космидий, где ему было приготовленожилье; для него был накрыт богатый стол со всякими мясными блюдами и закусками.Затем повара принесли сырое мясо животных и птиц и сказали: «Мы приготовили этиблюда, как видишь, по нашим обычаям, но если они тебе не нравятся, то вот сыроемясо — его приготовят так, как ты захочешь». Сделать и сказать это велел им самсамодержец. Обладая способностью угадывать характеры, император понял, чточеловек этот злобен и недоброжелателен. Чтобы не было никаких недоразумений, ондаже велел подать ему сырое мясо, ибо желал рассеять этим всякие подозрения. ИАлексей не ошибся.

Коварный Боэмунд не только не отведал кушаний, но даже не захотелдотронуться до них кончиками пальцев. Он тотчас оттолкнул их от себя и, необмолвившись и словом о своем подозрении, стал раздавать блюда присутствующим;он делал вид, что милостиво одаряет всех, а в действительности, как было видновсякому проницательному человеку, готовил им смертельный напиток. Он даже нескрывал, что хитрит, до такой степени Боэмунд презирал своих людей. Сырое жемясо он велел приготовить собственным поварам по обычаям своей страны. Надругой день он спросил тех, кому роздал кушанья, как они себя чувствуют. Ониответили: «Даже очень хорошо», и сказали, что не испытывают никакогонедомогания. Тогда Боэмунд открыл свои тайные мысли и произнес: «А я, помня освоих войнах с Алексеем и о прежней битве, побоялся: не решил ли он умертвитьменя, подмешав к еде смертельный яд».

Вот все о Боэмунде. Никогда я не видела дурного человека, который бы неудалялся от правильного поведения во всем, что бы он ни говорил и ни делал. Иботот, кто отошел от сере-{290}дины, навсегда останется далек отдобродетели, к какой бы крайности он ни отклонился[1054].

Позвав к себе Боэмунда, император и ему предложил принести обычную у латинянклятву. Боэмунд понимал свое положение, знал, что не происходит от знатныхпредков и не имеет ни денег, ни, вследствие этого, большого войска — с нимпришли лишь немногочисленные кельты; кроме того, Боэмунд вообще был лжив поприроде и поэтому с большой готовностью подчинился воле самодержца[1055]. Тогда император выделил одну комнату водворце и устлал весь пол разного рода ценностями[1056], одеждами, золотыми и серебряными монетами и другими,менее дорогими вещами. Комната оказалась настолько заполненной, что из-замножества вещей нельзя было сделать ни шагу. Император приказал тому, ктодолжен был показать все это Боэмунду, открыть двери внезапно. И вот Боэмунд,пораженный зрелищем, воскликнул: «Если бы у меня было столько богатств, я быдавно овладел многими странами». Тогда тот: «Это все пожаловал тебе сегодняимператор».

Боэмунд принял богатства с огромной радостью и, поблагодарив, отправилсяотдыхать в отведенные ему покои. Когда же ему принесли дары, он, забыв о своемпрежнем восхищении, сказал: «Никогда я не ожидал такой обиды от императора.Возьмите это все и отнесите тому, кто вас послал». Император же, знаянепостоянный нрав латинян, ответил ему народной поговоркой: «Пусть злоба егообратится против него же»[1057]. И вотБоэмунд, который недавно сам с негодованием от всего отказался, узнав об ответеимператора и увидев слуг, потребовавших назад ценности, изменил тактику, веселовзглянул на слуг и, подобно полипу, преобразился в одно мгновенье. Этотчеловек, негодяй по природе, был очень находчив в любых обстоятельствах, аподлостью и бесстрашием настолько превосходил всех прошедших через нашу странулатинян, насколько уступал им в количестве войска и денег. Но, выделяясь средилатинян необычайной ловкостью, он обладал общим им всем природным качеством —непостоянством. Те самые богатства, от которых он отказался, принял теперь сбольшой радостью.

Настроен он был очень враждебно. Не владея никакими землями, он покинулродину для вида — ради поклонения гробу господню, на самом деле — чтобы добытьсебе владения и, если удастся, то даже захватить трон Ромейской державы (ведьон следовал заветам своего отца). Но пустив, как говорится, в ход все средства,он сильно нуждался в деньгах. Самодержец, зная его злобу и недоброжелательство,искусно {291} старался устранить все, что могло способствоватьего тайным замыслам. Поэтому, когда Боэмунд, думая перехитрить хитрого[1058], хотел получить восточный доместикат[1059], он его не получил. Император боялся,что, обретя власть и подчинив, таким образом, всех графов, он в будущем легкосможет склонять их ко всему, что задумает. Однако, не желая дать понятьБоэмунду, что его замыслы уже раскрыты, император тешил его добрыми надеждами,говоря: «Еще не время, своей энергией и верностью ты достигнешь и этого».

Поговорив с графами и милостиво наделив их всевозможными дарами и титулами,он на другой день воссел на императорский трон. Позвав к себе Боэмунда и всехдругих графов, он рассказал им о том, что их ждет в пути, дал полезные советы,сообщил о способах ведения боя, какими обычно пользуются турки, научил, какнужно выстроить войско и как расположить засады, а также остерег их далекопреследовать турок, когда те обратят тыл. Смягчив дарами и речами дикий нравлатинян, дав им полезные советы, император побудил их к переправе.

Из всех латинян император выделил Исангела[1060], которого полюбил за выдающийся ум, за искренностьсуждений и за чистоту жизни; он знал также, что больше всего Исангел дорожилправдой и не предпочел ей ничто иное. Всеми этими качествами он выделялся средидругих латинян, как солнце среди звезд. По этой причине император удержал егопри себе. Когда все графы заключили договор с самодержцем[1061] и через пролив Пропонтиду отбыли на Дамалис, самодержец,избавившись от тех хлопот, которые они ему доставляли, стал часто приглашать ксебе Исангела; он подробно поведал ему о том, что ждет латинян в пути, а такжераскрыл свои подозрения относительно намерений франков. Об этом он частоговорил с Исангелом. Как бы открыв ему ворота своей души и все объяснив, онпросил его неусыпно помнить о коварстве Боэмунда и, если тот захочет нарушитьклятву, удержать его и любым способом расстроить козни. Исангел ответилсамодержцу: «От своих предков Боэмунд как некое наследство получил коварство ивероломство, и будет величайшим чудом, если он останется верен своей клятве. Ноя сделаю все, чтобы выполнить твое поручение». И, заключив договор ссамодержцем[1062], он уехал, чтобысоединиться с кельтским войском.

Самодержец тоже, конечно, хотел выступить вместе с кельтами против варваров,но опасался их неисчислимого множества. Поэтому он решил отправиться в Пелекан,чтобы, находясь вблизи Никеи, знать как идут дела у кельтов, и{292} вместе с тем следить за вылазками турок и за положениемв самой Никее. Он считал для себя позором не отличиться каким-нибудь воинскимподвигом и решил, если представится удобный случай, самому захватить Никею, ане получать ее от кельтов во исполнение клятвы. Но этот замысел он от нихскрывал. Обо всех своих приготовлениях и о том, для чего они нужны, знал онодин, свой план он доверил одному лишь Вутумиту. Его Алексей отправил споручением привлечь на свою сторону варваров в Никее, обещав им всякие блага иполное прощение и в то же время пригрозив, что их ждут всяческие беды и что онистанут жертвой мечей, если их захватят кельты. Император давно знал надежностьи предприимчивость Вутумита в подобных делах. Так начались и так развивалисьэти события.

Примечания:

9

Ил., XI, 654; XIII, 775; Од., XX, 135.

10

Начиная со слов «Когда кто-нибудь...» текст представляет собой скрытую цитату из Полибия (Polyb., I, 14). Провозглашение истины (???????, ????????) целью или законом историографических сочинений — общее место у античных авторов (Avenarius, Lukians Schrift..., S. 40 sq.). Приверженность истине, как правило, декларируется и византийскими историками (см., например, Theoph. Cont., р. 353; Cedr., ?, p. 3). Заверения в приверженности истине повторяются в «Алексиаде» с гораздо большей назойливостью, чем у других авторов (см. I, 10, стр. 75; XIV, 7, стр. 391—392 и др.). Эти декларации служат писательнице своего рода ширмой для прикрытия истинной цели ее произведения — прославления царствования Алексея (см. Предисл., стр. 31—32). Обращает на себя внимание то обстоятельство, что Анна нигде не говорит, что историческое сочинение должно приносить пользу читателям. Между тем тезис о полезности исторических сочинений (????????, ??????) постоянно встречается у античных писателей (Scheller, De hellenistica..., р. 43). Византийские авторы, как правило, провозглашают пользу первой и главной целью исторических сочинений, что соответствует назидательному характеру византийской литературы вообще (см.: Georg. Mon., col. b. 44; Theoph., р. 6; Theoph. Cont., pp. 4—5, 211; Attal, р. 8; Nic. Chon., p. 4 sq.). «Забывчивость» Анны кажется тем более странной, что тезис о полезности историографии неоднократно декларируется Полибием, историографическим теориям которого писательница следует во многих случаях. Видимо, в представ-{438}лении Анны главная задача историографии не морально-назидательная, а фактографическая.

92

Версию о том, что инициатором ослепления Вриенния был Алексей, поддерживает враждебный Алексею Зонара (Zon., XVIII, 19). Следует отметить, что современник этих событий, панегирист Вотаниата Атталиат (Attal., рр. 291—292) сообщает, что Вриенния ослепили палачи, посланные Вотаниатом. Таким образом, в данном случае у нас нет оснований не доверять сообщению Анны.

93

Магистр и протопроедр Василаки был назначен дукой Диррахия после Никифора Вриенния Старшего. Во время восстания Никифора (осень—зима 1077/78 г.) Василаки под {449} предлогом борьбы с мятежником собрал большое войско, куда входили норманнские, болгарские, франкские, а позднее и печенежские отряды. Примерно в марте Василаки занял Фессалонику и открыто восстал против Вотаниата (см.: Attal., рр. 297—300; Nic. Br., IV, 16—28; Skyl., pp. 739—741; Zon., XVIII, 19; Glycas, IV, р. 617; Guil. Ар., IV, 88—121. Ср. Скабаланович, Византийское государство и церковь в XI в., стр. 122—123).

94

Т. е. к Фессалонике.

95

Тифон — страшное чудовище греческой мифологии.

96

Т. е. Эгейское море. О Вардаре см. Дуйчев, Едно кратко описание...

97

С. Пападимитриу («Феодор Продром», стр. 120, прим. 15; стр. 258), ошибочно датировавший рождение Продрома 1070—1075 гг., неверно отождествляет этого Иоанникия с одним из адресатов Продрома.

98

?? ?? ?????????? ??? ???????????? досл.: «В энтимемах и эпихиремах», т. е. «в предположительных и сжатых умозаключениях» (термины Аристотеля). Вряд ли, однако, Анна употребляет эти слова в их строгом научном значении.

99

Аристофан, Облака, 192.

100

Об этой военной хитрости Алексея и о ночном бое рассказывается также у Вильгельма Апулийского (Guil. Ар., IV, 93—121).

101

Ил., III, 362—363.

102

Торники — знатный византийский род, находившийся в родстве с армянским царским домом Таронитов. Владения Торников находились в Македонии. В 1047 г. Лев Торник, опираясь на адрианопольских феодалов, пытался овладеть престолом, но его войско было разбито (см. о нем: Дуйчев, Проучвания..., стр. 30 и сл.). О Петре Торнике (возможно, потомке Льва Торника) других сведений нет (см. Adontz, Les Taronites a Byzance, р. 35 sq.).

103

Вриенний (Nic. Br., IV, 26) называет Мануила племянником Василаки.

104

Куртикий был родом из Адрианополя (V, 5, стр. 167). Анна упоминает его в числе участников заговора Анемадов (XII, 5, стр. 330). Вриенний называет его племянником Никифора Вриенния Старшего. Род Куртикиев, возможно, армянский; некоего Куртика из Армении упоминает продолжатель Феофана (Theoph. Cont., p. 383).

105

У Вриенния (Nic. Br., IV, 27) роль посредника исполняет Симеон, игумен Ксенофонтова монастыря на горе Афон. Психологически ошибка Анны легко объяснима: писатель-{450}ница помнит из «Истории» Вриенния (своего единственного источника в этой части «Алексиады»), что посредником был монах, но путает его с уже упоминавшимся Иоанникием.

106

Внутренняя часть большинства византийских городов представляла собой крепость, которую именовали иногда на античный лад акрополем, иногда же — восточным термином «куле» (qule см. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 166; ср. еще Wittek, The Castle of Violets..., p. 605, n. 9). Кекавмен рекомендует феодалу собрать в куле съестные припасы, достаточные для его семьи, рабов и свободных слуг, и в случае восстания горожан обороняться в акрополе (Cec., р. 63 sq.). Василаки как раз и действовал в соответствии с советом Кекавмена. Фессалоникский акрополь находился в восточной части города, на склонах холма (см. Tafrali; Topographie de Thessalonique, р. 81 sq.).

920

Имя Нила упоминается в «Синодике», в главе, непосредственно следующей за разделом, посвященным Италу (Успенский, Синодик..., стр. 19). Никаких сведений об учении Нила в «Синодике» не содержится.

921

В словесных науках... ???????? ??????? (ср. прим. 559). Б. Лейб переводит: «l’art de raisonner».

922

Речь идет об ипостасном соединении в Христе двух начал: божественного и человеческого. Интересно, что превратное толкование этого положения было одним из главных обвинений против Итала (Успенский, Синодик..., стр. 14—15; ср. свидетельство Никиты Хониата об Итале; Tafel, Annae Comnenae suplementa..., р. 2. Об учении Нила см. Успенский, Богословское и философское движение..., стр. 145 и сл.).

923

Богословская проблема, как произошло обожествление принятой Христом плоти, по природе или сверхъестественно, «составляет центральное место всего философского движения Византии XII в.» (Успенский, Богословское и философское движение..., стр. 150). ?. Успенский приводит обширный материал по этому вопросу из богословских сочинений XII в. (там же, стр. 148 и сл.).

924

?. Успенский («Богословское и философское движение...», стр. 146) замечает по поводу этого места «Алексиады»: «В названных здесь именах мы должны, конечно, усматривать не представителей армянской национальности, но выразителей того противоцерковного учения, которое принято называть {551} армянским и которое имеет связь с распространенными на Востоке тайными учениями и сектами». Хорошо известно, что многие еретические учения зародились в Армении, непонятно только, почему Ф. Успенский не хочет замечать, что приведенные Анной имена — типично армянские.

Сохранилась речь императора Алексея о заблуждениях армян, направленная, вероятно, против последователей Нила (см. Papadopulos—Kerameus, ’????????..., ?, pp. 116—123; ср. Beck, Kirche..., S. 610).

925

Николай III Грамматик (1084—1111), сменивший на патриаршем престоле Евстратия Гариду.

926

См.: Grumel, Les regestes..., № 945; Salaville, Philosophie et theologie..., p. 148. Грюмель и другие исследователи датируют этот Синод временем около 1087 г. Рассказ Анны — единственное свидетельство о Ниле. Необходимо отметить, что слова писательницы не дают никаких оснований для более или менее точной датировки этих событий. С одной стороны, Анна замечает, что Нил появился вскоре после того, как было осуждено учение Итала, и это заставляет датировать события временем сразу после 1082 г.; с другой стороны, писательница помещает данный эпизод среди событий примерно 1094 г. Скорее всего, сама Анна не имела точного представления о том, когда было осуждено учение Нила.

927

Энтузиасты, или мессалиане (см. прим. 1557). Мессалиане так назывались потому, что, согласно их учению, верующий может постигнуть высшие тайны лишь в состоянии исступления.

928

Grumel, Les regestes..., № 946 (ок. 1087 г.). Никаких иных свидетельств о ереси Влахернита не сохранилось. Дата событий гипотетична (прим. 926). В византийских источниках упоминается несколько лиц, носящих имя Влахернит (см. Литаврин, Болгария и Византия..., стр. 1.37).

929

Стремительный Полемон (?????? ?????????), досл.: «стремительность Полемона»; ср. XIV, 7, стр. 392. Полемон — знаменитый греческий софист II в. н. э. Интересно, что выражение ?????? ????????? встречается и у ?. Пселла (Psellos, Scripta minora..., p. 159). Пселл сопоставляет ?????? Полемона, ???????? («мастерство») Демосфена (у Анны ??? «сильный глас») и ?????? («обаяние») Исократа (ср. у Анны XIV, 7, стр. 392). По-видимому, в данном случае это «общее место», заимствованное Анной у Пселла. О ?????? Полемона говорит в дальнейшем и Никита Хониат (Nic. Ghon., p. 29).

930

В прошлом воин — ?? ??? ??????? ????????? (досл;: «из лагеря происходящий»). По мнению Дж. Баклер (Buckler, {552} Anna Comnena..., р. 373, n. 9), под ????? Анна имеет в виду город Харак, откуда был родом этот солдат.

931

Т. е. еще до вступления на престол Алексея (прим. 186). Настоящее свидетельство Анны противоречит ее собственным словам (Ал., IX, 6, стр. 255) о том, что Алексей, став императором, осыпал Льва благодеяниями и добился его дружеского расположения. По сообщению Вриенния (Nic. Br., II, 29), на которого ссылается здесь Анна, под Антиохией погиб не Лев, а другой сын Романа Диогена — Константин, муж Феодоры, сестры Алексея Комнина (Nic. Br., I, 6). Именем Феодора называет жену погибшего сына Романа Диогена и сама Анна. Б. Лейб (Leib, Alexiade, I, 155), считает, что имя Льва в этом месте — результат неверного исправления переписчика. М. Матье (Mathieu, Les faux Diogenes, p. 135) обращает внимание на то, что в некоторых русских летописях под 1116 г. рассказывается о походе на Византию Льва Дивгенича, и полагает, что Анна путает двух Псевдодиогенов: Константина и Льва.

932

По-видимому, об этом самозванце говорит и Феофилакт Болгарский (Gautier, Le discours..., р. 115—116) в речи к Алексею. В. Васильевский («Византия и печенеги», стр. 110, прим. 2) предполагает даже, что речь Феофилакта послужила одним из источников рассказа Анны. При этом ученый ссылается на лексические совпадения в текстах Феофилакта и Анны. Нам, однако, не удалось обнаружить никаких убедительных совпадений. Писательница здесь, как и в ряде других случаев, начиная повествование о каком-то новом событии, возвращает свой рассказ к «истокам» этого события.

933

Вояка (?????????). Может быть, следует переводить «житель Харака»? (см. прим. 930). Аналогичное словообразование в среднегреческом языке: ????????? (от ??????? «замок», «город»), О значении этого термина см. Литаврин, Болгария и Византия..., стр. 129—132.

934

Ок. 1092 г. (см. Васильевский, Византия и печенеги..., стр. 111).

935

Примерно в тех же выражениях описывала Анна жестокость манихеев (см. Ал., VI, 14, стр. 201).

936

1084 г.

937

Запечатал (?????????????). ?. Доуэс и Б. Лейб в своих переводах опускают это слово. А. Грегуар в рецензии на перевод Е. Доуэс (Byz., 4, р. 691) указывает на его важность в данном контексте. Только благодаря этому слову становится понятным, почему текст таблички воспринимается как глас божий.

938

Так мы переводим ?? ???????? ??????. По мнению А. Грегуара (Byz., 4, р. 691), — это патриарх. {553}

939

Аналогичным образом вопрошал Алексей божественную волю и позже (см. Ал., XV, 4, стр. 407; об этом обычае см. Васильевский, Византия и печенеги, стр. 169—175). Интересно, что в России такого типа гадания происходили еще в XIX в. В рукописном дневнике деревенского священника Нижегородской губернии И. Миловского (середина XIX в.) сообщается, как он выбирал себе невесту. Священник положил за икону две записки с именами девушек, долго молился, а затем, не глядя, вынул одну из записок. Та, чье имя стояло в ней, и стала невестой священника (этот факт сообщила владелица дневника ?. ?. Владимирская).

940

Иоанн Таронит — сын Михаила Таронита (см. прим. 312) и старшей сестры Алексея, Марии (см. о нем: Leroy-Molinghen, Les deux Jean Taronites..., pp. 147—153; Adontz, Les Taronites a Byzance, рр. 26—27).

941

По мнению К. Иречека (Jirecek, Die Heerstrasse..., S. 147), Хортарей — это нынешний Айтосский перевал.

942

В. Златарский («История...», II, стр. 213, бел. I) считает, что это Атанасовское озеро к западу от Анхиала (ср. Gyoni, La premiere mention..., р. 497, n. 6).

943

Кекавмен упоминает некоего ???????? как одного из предводителей восстания влахов в 1066 г. (см. Gyoni, La premiere mention..., р. 502, n. 39).

944

Скалиарием Илханом — ??? ?? ?????????? ??? ’?????. Б. Лейб переводит: «с ханом Скалиарием». Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., р. 160, n. 8) предлагает читать ??? ?? ?????????? ??? ??? ’?????, т. е. «со Скалиарием и Илханом» (см. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 277).

945

Фермы (?????) — римское Aquae Calidae, к западу от Анхиала, между Айтосом и Бургасом (см. Златарски, История, II, стр. 213, бел. 2).

946

У Никифора Вриенния Тарханиот — наместник Адрианополя (Nic. Bz., III, 7).

947

Отец мятежника Никифора Вриенния Старшего (см. прим. 58).

Император Михаил Стратиотик назначил его стратигом Каппадокии и Македонии. В 1057 г. он участвовал в заговоре, имевшем целью посадить на престол Исаака Комнина, однако был схвачен и ослеплен (см. Wittek-de-Jongh, Le cesar Nicephore Bryennios, р. 466).

948

См. Dolger, Regesten..., 1174 (1094 г.). Исследователи расходятся во мнениях о времени этих событий. Ряд ученых предлагает датировать их 1095 г. (см. Gyoni, La premiere mention..., рр. 497—498). {554}

949

Михаил Анемад — будущий заговорщик (см. о нем прим. 1246).

950

Многие исследователи отмечают противоречивость рассказа Анны. Как сообщала писательница в начале этой главы, Алексей, узнав о враждебных намерениях куманов, хорошо укрепил горные проходы через Балканы. Затем, когда ему стало известно, что куманы вторглись в Паристрий (т. е. переправились через Дунай), он выступил в Анхиал. А после этого Анна пишет, что к Алексею явился Будило и сообщил о переправе куманов через Дунай! По мнению В. Васильевского («Византия и печенеги», стр. 113, прим. 1) и И. Пича (Pic, Zur rumanisch-ungarischen Streitfrage, S. 47), Будило сообщил Алексею не о переправе через Дунай, а о проходе куманов через Балканы и о выходе их в верховья Тунджи. В этом случае становится понятным, почему Алексей был обеспокоен судьбой Адрианополя, расположенного значительно южнее Балканских гор. Однако такому исправлению текста Анны мешают ее дальнейшие сообщения, что Алексей приказал Константину Евфорвину Катакалону, Монастре и Михаилу Анемаду двинуться вслед за куманами, как только те перейдут Балканы. М. Дьони (Gyoni, La premiere mention..., р. 502 sq.), разделяющий точку зрения Пича и Васильевского, стремится доказать, что этот приказ Алексей отдал раньше, до прихода Будило. При этом ученый ссылается на частицу ???? в тексте «Алексиады», которую он переводит «еще раньше». Но, во-первых, ???? не имеет такого значения, во-вторых, в начале следующей главы Анна пишет о проходе куманов через Балканы (и это сообщение уже никак не может быть отнесено к прошлому). Трудно здесь прийти к окончательному выводу. Скорее всего, в первом случае Анна имела в виду вторжение в Паристрий отдельных отрядов, а Будило принес весть о переправе всего куманского войска.

951

Обе лакуны отмечает Б. Лейб вслед за А. Райффершайдом.

952

В Византии существовал обычай заключения духовного братства перед алтарем (см. Dolger, Byzanz und die europaische Staatenwelt, S. 53 sq.; Der Bulgarenherrscher..., стр. 224, бел. 1).

953

Термин «комит» (?????) у Анны встречается в двух значениях: «граф» (в применении к «людям с Запада») и «комит» (как византийский титул).

Что подразумевает Анна в данном случае, неясно: и то и другое не подходит. Правда, ?????-«граф» Анна употребляет не в строгом значении, а имеет в виду вообще военачальников {555} или знатных людей западного войска. Может быть, поэтому Дюканж (Ducange, In Alex., p. 593) считает, что речь идет о франках, находившихся на службе у Алексея.

954

Мария — младшая сестра Анны.

955

Мариан Маврокатакалон — зять Анны, женатый на одной из сестер Вриенния. Сохранилась печать Мариана без указания титула (см. Васильевский, Византия и печенеги, стр. 113, прим. 3).

956

Персидский сатрап Зопир отрезал себе нос и уши, чтобы обмануть врагов и проникнуть в осажденную персами крепость. Согласно Геродоту, Зопир — сатрап Дария, согласно Ктесию, — Ксеркса (Ctesias Persica, fr. 29).

957

Крепость Пуца к западу от Редесто (Златарски, История..., II, стр. 215).

958

См. Moravcsik, Byzantinoturcica, II, S. 148.

959

О Лжедиогене см. также сообщение Зонары (Zon., XVIII, 23), по словам которого мятежника хитростью завлекли, схватили и ослепили жители одного из фракийских городов. Слух о восстании Лжедиогена дошел даже до русских земель. В Лаврентьевской летописи (ПСРЛ, I, стр. 226—227), под 6603 (1094—1095) г., сказано: «Пошли половцы на греков, воевали на греческой земле; царь схватил Девгенича и велел его ослепить». Это краткое сообщение помогает нам датировать события. Одни исследователи (К. Иречек, П. Мутафчиев, Ф. Шаландон, Н. Йорга и др.) относят их к 1095 г., другие (В. Томашек, Ф. Дэльгер, Г. Острогорский, Б. Лейб) — к 1094 г.

Автор последней работы, затрагивающей этот вопрос, М. Дьони (Gyoni, La premiere mention..., pp. 497—498), решительно высказывается за датировку 1094 г. Впрочем ученый приводит только один аргумент в пользу этой датировки: народы, которые зимой держат коней под открытым небом, совершают походы только в осеннее время, когда кони откормлены, следовательно, и нашествие куманов могло быть только осенью 1094 г.

Однако в «Алексиаде» можно найти немало примеров того, как варварские походы совершались в различные времена года. Об этом говорит словами Пселла и сама Анна (Ал., VII, 2, стр. 205).

960

Скутари — к северо-западу от Адрианополя, около нынешнего Юскюдара (Златарски, История..., II, стр. 218, бел. I).

961

Агафоника — к югу от Адрианополя (Златарски, История..., II, стр. 218, бел. I). {556}

962

Аврилево — к северу от Скутари (Златарски, История.., II, стр. 218, бел. 2).

963

В. Томашек (Thomaschek, Zur historischen Topographie..., S. 75) полагает, что Хили находилось на Босфоре. Б. Лейб (Leib, Alexiade, II, р. 205) весьма неопределенно помещает его «между Сангаром и Аполлонией».

964

Исмаилиты (?? ?? ’?????? ), согласно библейской легенде, — потомки Исмаила, сына Агари, были родоначальниками арабских племен. Под исмаилитами часто имеются в виду вообще мусульмане, и в том числе турки.

965

Мариандины, согласно ряду античных авторов, — народ, обитавший в северо-западной части Малой Азии (см. RE, Hlbd 28, col. 1747—1749).

966

Озера Ваана (??? ?????? ??????). ?. Томашек (Thomaschek, Zur historischen Topographie..., S. 7) и вслед за ним Ф. Шаландон (Chalandon, Essai..., p. 194, n. 8) считают, что Анна таким образом называет оз. Софон к востоку от Никомидии. По мнению Гликаци-Арвейе (Glykatzi-Abr-weiller, Les fortesses..., р. 184, n. 19), Ваан — нынешнее оз. Сапанджа.

967

Анастасий ? (491—518).

968

Сидира, т. е. «железное».

969

Обе лакуны легко восстанавливаются из контекста: 4-й индикт 6604 (1096) г.

970

Анна начинает рассказ о Первом крестовом походе и об основании латинских государств на Востоке. Эти события отражены во многих западных и восточных источниках, им посвящена огромная научная литература (библиографию см. в кн. Mayer, Bibliographie...).

Труд Анны — единственный полноценный греческий нарративный источник о Первом крестовом походе. Зонара посвящает ему 15 строк (Zon., XVIII, 24), Михаил Глика, переписывающий Зонару, — 10 (Glycas, IV, р. 62), Скутариот — 20 (Anon. Syn. Chron., pp. 184—185). Судя по тексту Анны (и Зонары), крестовый поход оказался для Алексея полной неожиданностью. Однако, по сведениям некоторых западных источников, Алексей не только знал о готовящемся походе, но и сам в какой-то степени спровоцировал его. Вопрос об отношении Алексея к организации крестового похода вызвал большую научную полемику. Первое свидетельство того, что император призывал западное войско оказать помощь Византии в борьбе с неверными, — так называемое письмо Алексея Роберту Фризскому, о связях которого с византийским императором сообщала и Анна (см. прим. 777). {557} Это письмо (на латинском языке) сохранилось в большом числе копий (издано Hagenmeyer, Die Kreuzzugsbriefe, Ss. 129—138) и в сокращенном варианте приводится Гибертом Ножанским (RHC occ., IV, рр. 131—133). Подлинность этого письма вызвала серьезные сомнения ученых. Теория В. Васильевского, считавшего письмо плохим переводом греческого оригинала, не нашла последователей. Подавляющее большинство исследователей (Риан, Шлумберже, Шаландон, Колер и др.) сочли это письмо поздней подделкой, имевшей целью побудить крестоносцев к походу на Восток и соблазнить западное воинство богатствами Константинополя. Однако часть исследователей признает возможность того, что Алексей во время печенежской войны обращался к западным властителям с просьбой поддержать его в борьбе с восточными врагами.

О дискуссии, развернувшейся вокруг письма, и его английский перевод см. Joranson, The spurious letter..., рр. 811—812.

Обращение Алексея к Роберту Фризскому относится к 1091 г. Есть также сведения и о более поздних переговорах византийского императора с Западом. Так Эккехард (Ekk. Uraug., рр. 81—83) сообщает об обращении Алексея к папе Урбану II с просьбой защитить восточную церковь. Еще определеннее высказывается Бернольд (MGH SS, V, р. 462), который пишет, что послы Алексея в 1095 г. прибыли на Собор в Пьяченцу и умоляли папу защитить от язычников византийскую церковь. Свидетельство о просьбах Алексея есть и в греческом источнике более позднего времени — «Хронике Скутариота» (Anon. Syn. Chron., рр. 184—185). Эти свидетельства были подвергнуты критике крупными исследователями (Риан, Шаландон, Острогорский и др.), указывавшими, что все они — результат позднейших домыслов, цель которых обвинить Алексея в предательстве (византийский император сам вызвал крестоносцев, но отказался им содействовать).

В недавнее время в защиту достоверности этих свидетельств выступил П. Харанис (см. Charanis, Byzantium, the West...). Следует отметить сильную сторону аргументов Хараниса: вполне оправданное доверие к сведениям Бернольда. Против П. Хараниса выступил П. Лемерль (Lemerle, Byzance et l? croisade, ?. 600, n. 3).

Мы не беремся за окончательное решение этого спорного вопроса. Следует лишь отметить, что нам кажется маловероятным, чтобы Алексей ничего не знал о готовящемся походе. Византийский император был связан с Урбаном II (см., например, Holtzmann, Die Unionsverhandlungen...), и слухи {558} о столь грандиозных сборах крестоносцев, конечно, не могли не дойти до Константинополя.

971

Кукупетр (????????????), т. е. Петр в клобуке [греч. (???????????)]. Так Анна называет Петра Пустынника. Около 1090 г. Петр совершил паломничество в Иерусалим (см. Hagenmeyer, Peter der Eremite, S. 371), которое Анна считает неудавшимся. Однако, согласно Альберту Аахенскому и Вильгельму Тирскому, Петр был в Иерусалиме и даже взял у иерусалимского патриарха письмо к папе римскому, где патриарх призывал папу освободить гроб господень от язычников. Получив это письмо, Урбан II якобы и созвал Клермонский собор. Имя Петра Пустынника овеяно массой легенд, в которых ему приписывается чуть ли не инициатива крестового похода. На самом деле клич к походу бросил на Клермонском соборе в ноябре 1095 г. папа Урбан II, а Петр и другие проповедники развернули пропаганду сразу же после собора, возможно, даже по поручению апостольского престола (см. Заборов, Крестовые походы, стр. 56—57).

Интересно, что Анна, так же как и Альберт Аахенский, считает Петра главным зачинщиком похода и ни словом не упоминает о Клермонском соборе. Возможно, здесь сказывается влияние ее источников — рассказов бывших крестоносцев, народных легенд. Ведь Петр был предводителем крестьянской массы (Анна ниже сама говорит о характере толпы, шедшей за Петром).

О социальном составе войска Петра и его популярности среди крестоносцев см. Duncalf, The peasants’ crusade, р. 440 sq., ср.; Sybel, Geschichte des ersten Kreuzzuges, S. 98, Anm. 3.

Исследователи конца XIX и XX вв. немало потрудились, чтобы выяснить истинную роль Петра в крестовом походе. (Кроме указанных работ., см.: Wollf; Die Bauernkreuzzuge...; Febvre, Pierre l’Ermite...; Gregoire, Pierre l’Ermite...)

972

У них были красные кресты. В оригинале ???????? ????? ??? ????????. ?. Лемерль предлагает читать без ??? (Lemerle, Byzance et la croisade, p. 599, n. 1). Исправление представляется нам безусловным: на одежде крестоносцев были нашиты красные кресты.

973

Ср. Zon., XVIII, 23; Glycas, IV, р. 621. Видимо, Анна, как и Зонара, передает позднейшую народную легенду (ср. Lemerle, Byzance et la croisade, p. 600).

Саранча — частый библейский образ, тучи саранчи — орудие божьего гнева, они предваряют второе пришествие и т. д. (см. «Lexikon fur Theologie...», s. v. Heuschrecken). {559}

974

«Анна, — пишет Дж. Баклер, — по-видимому, не знает, что Астарта и Астарот — это одно и то же божество, которое позднейшие писатели идентифицируют с еще более знаменитой богиней, которую Зигавин называет Афродитой, а сарацины — Хобар» (Buckler, Anna Comnena..., р. 331). См. также слова Никиты Хониата (PG 140, col. 105, 109).

975

Анна имеет в виду Люцифера, которого Зигавин называет ?? ???????? ?????? (Buckler, Anna Comnena..., p. 331, n. 5). См. также слова Никиты Хониата (PG 140, col. 105).

976

Аналогичную оценку нравов восточных народов мы находим в трактате младшего современника Анны Никиты Хониата «Сокровищница православной веры» (PG 140, col. 105 sq.).

977

Запасы продовольствия (??????????). См. прим. 781.

978

Готфрид IV Бульонский (у Анны ????????). Младший сын Евстафия II Бульонского родился около 1060 г.; свой род вел от Карла Великого. Готфрид наследовал владения своего дяди в Нижней Лотарингии. В поход выступил в августе 1096 г., но в отличие от Гуго Вермандуа пошел северным путем, через Белград. К Константинополю прибыл двумя месяцами позже Гуго, ибо его задержал конфликт с венгерским королем Коломаном. Вместе с Готфридом в поход отправились два его брата — Евстафий и Балдуин (см. прим. 1048) и много других знатных феодалов. В западных хрониках Готфрид изображается идеальным рыцарем могучего телосложения и огромной отваги (см.: Andressohu, The ancestry and life...; Grousset, Histoire..., I, pp. 11 sq.).

979

Ту же мысль высказывает Анна и ниже (X, 9, стр. 283). Интересно, что Анна не воспринимает крестоносцев как безликую массу, а выделяет среди них толпы крестьян-фанатиков и алчных рыцарей типа Боэмунда (Lemerle, Byzance et la croisade, p. 599, n. 3).

980

Анна ошибается. Петр Пустынник не переправлялся через Адриатическое море, а двигался по дороге через Ниш, Средец, Филиппополь, Адрианополь (см. Hagenmeyer, Peter der Eremite, S. 151 sq.), В Константинополь Петр прибыл 30 июля 1096 г. (Gesta, 12). Впереди войска Петра шли отряды Вальтера Голяка (ср. Runciman, The First crusaders’ journey..., pp. 207—214).

Западные хронисты иначе, чем Анна, определяют численность войска Петра. В этом отношении нельзя доверять ни Анне, ни западным источникам, явно преувеличивающим число крестоносцев (см. Lot, L’art militaire..., рр. 128—130). Вообще неясно, имеет в виду наша писательница отряд самого Петра или же все крестьянское ополчение, куда входили отряды Вальтера {560} Голяка, Фульшера Орлеанского и др. Кроме того, вызывает недоумение само соотношение приведенных Анной цифр: 100 тысяч конников и 24 тысячи пехотинцев (в войске голытьбы!). Попытку определить численность крестьянского ополчения делает Т. Вольф (Wolff, Die Bauernkreuzzuge des Jahres 1096..., S. 52 sq.). Там же приводятся данные западных хронистов о численности войска Петра.

981

По мнению Ф. Шаландона (Ghalandon, Essai..., р. 169), под турками Анна в данном случае понимает венгров, которые тревожили войско Петра по пути в Константинополь. Однако в тексте говорится, что Алексей узнал о том, чтo Петр вытерпел раньше (???????????), т. е., по-видимому, во время своего первого паломничества, когда, по словам Анны (Ал., X, 5, стр. 275), Петр подвергался нападению турок и сарацин. Таким образом, здесь имеются в виду не венгры, а турки.

982

По словам анонимного автора «Деяний франков» (Gesta, I, 2), Алексей, обращаясь к крестоносцам, сказал: «Не переправляйтесь через Босфор до прибытия главных сил крестоносного войска, ведь вы слишком малочисленны, чтобы одолеть турок».

983

В Ер. читаем дальше: «Он был милостиво встречен императором, его войско нашло в ромейских землях многочисленные ярмарки и щедро угощалось; через страну Петр прошел без боя». По сведениям Альберта Аахенского (Alb. Aq., ?, 15), Петр провел в Константинополе пять дней и, переправившись через пролив, разбил свой лагерь у Кивота.

984

Под норманнами, так же как под кельтами, латинянами, Анна подразумевает здесь вообще «западных людей».

985

После переправы в Малую Азию войско Петра Пустынника разделилось на две враждующие части: норманнов и германцев во главе с Рено де Бреем и франков, оставшихся верными Петру. К Никее отправился отряд Рено (См.: Gesta, I, 2; Alb. Aq., I, 16; Ord. Vit., IX, 4).

986

Описание зверств, которые учиняли крестоносцы, конечно, гиперболично. Однако крестоносцы действительно отличались жестокостью и разнузданностью. На грабежи и насилия жалуется, например, Феофилакт Болгарский, через владения которого прошло западное воинство (PG, 126, col. 324—325).

987

Точное местоположение этого города неизвестно. По сведениям анонимного автора «Деяний франков» (Gesta, I, 2), Ксеригорд был расположен в четырех днях пути от Никеи.

988

Имеется в виду султан Никеи Килич-Арслан (см. прим. 713).

989

Альберт Аахенский (Alb. Aq., ?, 17) ошибочно говорит, {561} что во главе войска находился сам султан Сулейман (в западных источниках Килич-Арслан ибн Сулейман упрощенно называется Сулейманом).

990

Турки осадили Ксеригорд 29 сентября 1096 г. и взяли его на девятый день осады. У осажденных кончились запасы воды, и они вынуждены были сдаться на милость победителя. См.: Gesta, I, 2; Alb. Aq., I, 17; Ord. Vit., IX, 5.

991

??? ??? ???? ???? ????? ????????... ????????. Лакуну отмечает Б. Лейб вслед за А. Райффершайдом. С нашей точки зрения, предполагать лакуну необязательно, ибо фраза понятна: боевой порядок (свойственный) для идущих в наступление.

992

Иначе об этом рассказывает Альберт Аахенский (Alb. Aq., ?, 19). Он сообщает, что крестоносцы знали о поражении у Никеи и о движении турецкого войска, но по настоянию Готфрида Буреля, рыцаря, пользовавшегося большим влиянием в отряде Петра, выступили навстречу туркам (см, Duncalf, The peasants’ crusade, pp. 450—451).

993

По словам автора «Деяний франков» (Gesta, I, 2), турки застали крестоносцев спящими в лагере и многих убили. Оставшиеся в живых бросились бежать к Кивоту, некоторые пытались спастись морем. Турки хотели сжечь пленных, но «господь освободил их от огня». Эти события датируются октябрем 1096 г. (ср. Alb. Aq., I, 19).

994

Анна ошибается: Петра в то время не было с крестоносцами. Он находился в Константинополе, где вел переговоры с Алексеем (см.: Gesta, I, 2; Alb. Aq., I, 18).

995

Петр имел в виду отделившийся от его войска отряд Рено (см. прим. 985).

996

Нельзя не отметить, что Анна весьма трезво оценивает побуждения западных феодалов, которые использовали в корыстных целях фанатизм крестьянских масс. Распродажа и заклад движимого и недвижимого имущества накануне крестового похода приняли на Западе массовый характер; таким образом будущие крестоносцы сколачивали средства для похода (см. Заборов, Крестовые походы, стр. 74).

997

Гуго Вермандуа (у Анны ?????) — младший брат Филиппа I. Гуго был женат на дочери графа Вермандуа. Лишь заключив брак, он приобрел себе небольшие владения. Этот отпрыск королевской семьи стремился, естественно, к богатству и власти и потому одним из первых откликнулся на призыв Урбана II, выступив во главе немногочисленной армии в поход в августе 1096 г. Гуго двинулся в Италию с намерением переправиться оттуда на Балканы (см. Setton..., ? history..., {562} рр. 266—267). Рассказ Анны — наиболее полное из свидетельств об участии Гуго в крестовом походе.

998

Заставляя Гуго приписывать себе такой пышный титул, Анна подчеркивает кичливость франка. Возможно, однако, что содержание этого письма заимствовано Анной из какого-то западного источника. Дело в том, что латинские хроники именуют Гуго magnus («великий»). Этот эпитет Л. Брейе (Gesta, р. 14, п. 3) объяснил как неправильно понятое французское mainsne (moins ne, т. е. младший сын). Может быть, ? ??????, как называет себя Гуго у Анны, и magnus латинских хроник происходят из одних источников.

999

Dolger, Regesten..., 1185 (октябрь 1096 г.).

1000

Граф Церпентирий и Илья. В оригинале: ???? ??? ??????? ????????????? ??? ’????. Может быть, имеется в виду Вильгельм Карпентарий (Гийом Шарпантье; см. о нем Gesta, р. 73, n. 3). В таком случае ??? здесь лишнее, а имя Villhelmus или Willelmus (фр. Guillaume) отождествляется Анной с Ильей. О присутствии Вильгельма Карпентария в войске Гуго говорит также Альберт Аахенский (Alb. Aq., II, 7). Приходится признаться, что мы не в состоянии комментировать следующие слова Анны о том, что «Илья» покинул Алексея в Фессалонике.

1001

В западных источниках мы не могли найти подтверждения этого свидетельства Анны.

1002

Октябрь 1096 г.

1003

Ср. Ord. Vit., IX, 5: «Дука города (Диррахия. — Я. Л.), посоветовавшись с баронами, приказал задержать их (Гуго и его спутников. — Я. Л.) и под стражей доставить к императору». По сообщению Фульшера Шартрского (Fulch., III, 6), Гуго «на не вполне свободном положении» находился в Константинополе. Эти события относятся к ноябрю 1096 г. (см. Hagenmeyer, Chronologie..., № 93).

1004

Стать его вассалом и принести обычную у латинян клятву —???????? ????? ???????? ??? ???? ???????? ?????? ????? ????????????.

Уже в византийских источниках X в. термин ???????? «человек» обозначает понятие «вассал» (см. Каждан, Формирование феодального поместья..., стр. 117). Впрочем, в данном случае на терминологию Анны могли оказать влияние западные образцы, где термин homo (человек) давно укоренился в значении «вассал».

Из дальнейшего рассказа Анны становится совершенно ясным, какого рода клятв требовал Алексей. Византийский император хотел воспользоваться крестовым походом для {563} восстановления Византии в прежних границах и добивался от крестоносцев передачи империи всех ее бывших владений.

О формах вступления в вассальную зависимость на Западе см. Bloch, La societe feodale..., pp. 223—227.

1005

Около Диррахия (см. Ducange, In Alex., p. 601). Может быть, нынешняя Кавая? Асон, расположенный напротив Кавалиона, по-видимому, нынешний остров Асено или Сасенс в заливе Аврона (см. Gregoire, Notes sur Anne Comnena, р. 311).

Боэмунд отплыл из Италии в конце октября 1096 г. (Hagenmeyer, Chronologie..., № 91) и собрал свои отряды в Иллирике в начале ноября (Gesta, I, 4).

1006

О рыцарях, следовавших за Боэмундом, см. Gesta, I, 4; ср. Nicholson, Tancred, p. 21.

1007

Как и другие писатели этого времени, Анна старается приводить античные названия географических пунктов и племен. Не имея возможности дать античный эквивалент названия, она считает своим долгом извиниться перед читателем. Это одно из проявлений антикизирующей тенденции писательницы.

1008

Граф Брабанта (????? ??????????). Большинство старых исследователей начиная с Дюканжа (Ducange, In Alex., рр. 601—602) отождествляют его с Раймундом Тулузским Сен-Жиллем. Такое отождествление лишено оснований, ибо Сен-Жилля Анна регулярно именует Исангелом. По мнению А. Грегуара (Gregoire, Notes sur Anne Comnene, р. 312 sq.), ????? ?????????? — это упоминаемый далее Анной ??????????? (Ал., XIII, 4, стр. 349), он же ?????????? ? ??????????, поставивший свою подпись под Девольским мирным договором императора Алексея с Боэмундом (Ал., XIII, 12, стр. 372). Однако никаких удовлетворительных аргументов в пользу своего мнения А. Грегуар не приводит.

Гораздо более серьезными представляются нам доводы А. Марика (Maricq, Un comte de Brabant..., р. 463 sq.), который под ?????????? понимает не Прованс, а Брабант (у Евстафия Солунского ????????????? «брабанцы») и отождествляет этого графа с Балдуином II Великим. Последнее, однако, нельзя считать абсолютно доказанным. Судя по тому, что работа А. Марика представлена его учителем А. Грегуаром, сам А. Грегуар признает основательность аргументов, выдвинутых против его концепции.

1009

Второго комита (???????? ??????). Так Анна называет второго друнгария флота (см. прим. 1280).

1010

Экскуссат — корабль, освобожденный от пошлины. Экскуссия кораблей — нередкое явление в Византии этого вре-{564}мени (см. Каждан, Экскуссия и экскуссаты..., стр. 191—194), Не совсем ясна в данном контексте лишь оговорка Анны: «так его называют моряки». Может быть, слово «экскуссат» в этом случае выражает какое-то иное понятие? А. П. Каждан (там же, стр. 192) считает, что речь идет не о собственном корабле второго комита, а о частном судне (у Анны ??? ????? ????????), в трудные для империи времена привлеченном к военной службе.

1011

6 декабря 1096 г.

1012

Анна имеет в виду распространенный в средневековой Европе арбалет. Это первое упоминание слова цангра (???????). В византийских памятниках оно представляет собой образование от фр. chancre (арбалет). См.: Gregoire, Notes sur Anne Comnene, рр. 315—317; Staquet, ? ???????...

1013

Колос., II, 21.

1014

Псалт., XXV, 9.

1015

Аарон, согласно библейской легенде, — первый первосвященник у иудеев, старший брат пророка Моисея, который вывел иудейский народ из Египта. Лакуну отмечает Б. Лейб вслед за А. Райффершайдом.

1016

Западные священники, участвовавшие в крестовом походе, действительно часто ничем не отличались от воинов. Так, например, даже папский легат Адемар Монтейльский, по сообщению Роберта Монаха (RGH, occ. III, р. 834), был хорошим всадником, умеющим носить оружие. Анна, конечно, не преминула поставить это в укор западному клиру (прим. 136).

1017

Ил., VII, 270—271.

1018

См. Платон, Федон, 99; Аристотель, Никомахова этика, II, 9.

1019

См. прим. 978.

1020

Совершил переправу (??????????). Анна ошибается. По сообщениям западных хронистов, Готфрид двигался к Константинополю по суше (см. Runciman, The First crusaders’ journey..., р. 214).

1021

Готфрид подошел к Константинополю 23 декабря 1096 г. (Gesta, I, 3; Ord. Vit., IX, 6).

1022

Говоря о мосте около Космидия, Анна, вероятно, имеет в виду какой-то мост через Золотой Рог. Р. Жанен, перечисляя константинопольские мосты (Janin, Constantinople byzantine, рр. 231—234), не отмечает этого свидетельства Анны. Монастырь св. Фоки находился на европейском берегу Босфора, в нескольких километрах к северу от Космидия (ibid., рр. 434—435).

1023

См. Ал., V, 5—6, стр. 165 и сл.

1024

Dolger, Regesten..., 1192 (1097 г., начало января). {565}

1025

Альберт Аахенский (Alb. Aq., II, 9—12) сообщает иную версию о причинах столкновения Алексея с крестоносцами. По его словам, Алексей дважды приглашал к себе Готфрида, уговаривал его явиться во дворец и принести ему клятву верности. Так как Готфрид упорно отказывался это делать, Алексей резко сократил поставки продовольствия крестоносцам и выслал против них отряд туркопулов. В ответ на эти меры крестоносцы осадили Константинополь. (Подробно см. Andressohn, The ancestry and life..., р. 59 sq.) Анна, конечно, выгораживает своего отца. Алексей всеми средствами пытался заставить крестоносных вождей принести клятвы, и отказ Готфрида привел к первому открытому конфликту Византии с крестоносцами.

1026

Серебряное озеро (’?????? ?????). У других авторов ?????????. Это озеро находилось на некотором расстоянии от стен города, недалеко от Влахерн. Никаких иных свидетельств о дворцах в этом районе не сохранилось (См. Janin, Constantinople byzantine, pp. 137, 419).

1027

Имеется в виду Влахернский дворец и ворота того же названия.

1028

См. Janin, La geographie..., рр. 383—384.

1029

Намек на восстание Комниных против Вотаниата (4 апреля 1081 г.), когда воины мятежников учинили грабеж города (см. Ал., II, 10, стр. 110 и сл.).

1030

2 апреля 1097 г. Альберт Аахенский (Alb. Aq., II, 10—14) датирует эти события 13 января. Предпочтение следует отдать свидетельствам западных хронистов. Анна, возможно, путает время этих событий с датой прихода Боэмунда в Константинополь (см. прим. 1052; ср. Andressohn, The апcestry and life..., р. 62, n. 74).

1031

Имеются в виду ворота св. Романа, возле которых находилась церковь этого святого (см. Janin, Constantinopie byzantine, p. 262).

1032

Б. Лейб вслед за А. Райффершайдом отмечает лакуну. Мы не видим необходимости предполагать пропуск: причастие ??????????????? относится к глаголу ???????????.

1033

Тевкр — троянский воин, искусный стрелок из лука.

1034

См. Ил., IV, 105 и сл.

1035

Од., V, 456—457.

1036

Имеется в виду личная гвардия императора.

1037

Зная о приближении войска своего злейшего врага Боэмунда, Алексей, конечно, боялся соединения сил крестоносцев в Константинополе и стремился переправить в Малую Азию хотя бы часть западного воинства. {566}

1038

Были ранены также воины самодержца, которые дерзко напали на него — ???????????? ?? ?? ??? ????????????, ?????? ’??????????????? ???? ??????????. Смысл фразы плохо понятен. Кто подразумевается под ???? («на него»)? Может быть, Готфрид? А. Райффершайд отмечает лакуну перед ??? ????????????.

1039

Ср.: Alb. Aq., II, 16; Gesta, ?, 4. Интересно свидетельство Альберта: Алексей по обычаю своей страны усыновил Готфрида (См. об этом Dolger, Byzanz und die europaische Staatenwelt..., S. 49, Anm. 39).

1040

Относительно точного местоположения Пелекана среди исследователей нет единого мнения (см. Runciman, ? history..., I, р. 152, n. 1).

1041

Продовольствие: ?????????? (см. прим. 781).

1042

О том, кто такой этот Рауль (??????), в научной литературе высказывались различные предположения; наиболее вероятной кажется нам гипотеза С. Рэнсимена (Runciman, ? history..., I, р. 153, n. 1), согласно которой Рауль — это Рено из Туля, один из спутников Готфрида, упоминаемый и Альбертом Аахенским (ср. Setton..., ? history..., р. 269, n. 34).

1043

Точное местоположение этого монастыря не установлено (Janin, La geographie..., р. 406).

1044

Анна преувеличивает: в составе крестоносного войска не было ни одного короля. Так как Анна не называет имен, невозможно установить, каких именно крестоносцев имеет в виду писательница в данном случае.

1045

Ил., II, 468; Од., IX, 51.

1046

Иерон находился на мысе черноморского побережья, на европейском берегу Босфора. Не путать с Иероном на азиатском берегу Босфора (Janin, Constantinople byzantine, рр. 441—442; Ducange, In Alex., р. 611).

1047

Анна употребляет слово ????????, которое в данном случае означает трон (см. Buckler, Anna Comnena..., р. 48).

1048

Балдуин — младший брат Готфрида Бульонского, будущий граф эдесский и король иерусалимский (см. о нем Wollf, Koenig Balduin I ...).

1049

Чтобы выразить отношение принесшего клятву крестоносца к Алексею, Анна употребляет здесь термин ???????; ср. ниже ??????.

1050

По мнению Дюканжа (Ducange, In Alex., p. 612), речь идет о Роберте Парижском. Идентификация весьма гипотетична.

1051

Гемилохит (??????????) — командир «полулоха» (????????). См. Ael. Tact., 5. {567}

1052

Старый враг Византии, Боэмунд имел особые счеты с империей и особые причины для участия в крестовом походе. Роберт Гвискар оставил Боэмунда наследником земель к востоку от Адриатики, земель, которые норманнам фактически не принадлежали и которые еще должны были быть отвоеваны у Византии. В Италии же наследником Роберта стал брат Боэмунда, Рожер Борса.

Боэмунд вступил в борьбу с Рожером Борсой, которого поддерживал его дядя Рожер Сицилийский. Хотя Боэмунд и достиг в этой борьбе определенных успехов, тем не менее он не оставлял мечты осуществить заветы отца и отвоевать себе земли на Востоке. В момент начала крестоносного движения Боэмунд, объединившись со своими врагами (Рожером Борсой и Рожером Сицилийским), осаждал восставшую Амальфи и, по утверждению автора «Деяний франков», даже не знал о подготовке этого похода. Когда же крестоносные войска прибыли в Италию, он с энтузиазмом согласился участвовать в походе и снял осаду города. К Боэмунду присоединилось много знати, и в октябре 1096 г. флот Боэмунда отплыл из Бари. Из Эпира войско Боэмунда двигалось через Касторию и далее по Via Egnatia. 1 апреля Боэмунд дошел до Русия, где оставил свои войска под командованием Танкреда, а сам 9 апреля 1097 г. прибыл в Константинополь (см. Gesta, II, 5; Ord. Vit., IX, 6). Анна утверждает, что войско его было невелико. Этому соответствуют и слова автора «Деяний франков» (Gesta, ?, 4): «Войско Боэмунда было меньше, чем Готфрида, но оно было хорошо вооружено и обучено» (см.: Setton..., ? history..., р. 270 sq.; Runciman, ? history..., ?, p. 154 sq.).

1053

См. Ал., V, 4—7, стр. 162 и сл.

1054

Эта мысль, явно заимствованная у Аристотеля (см., например, «Никомахова этика», II, 2 и сл.), наиболее определенно выражает суть этических представлений Анны.

1055

Ср.: Alb. Aq., II, 18; Rad. Cad., X. По сообщению автора «Деяний франков», Боэмунд вступил с Алексеем в тайное соглашение относительно Антиохии. Впрочем, по мнению А. Крея, это место «Деяний» является поздней интерполяцией. См. Krey, ? neglected passage... (нам недоступно).

1056

Б. Лейб, вслед за А. Райффершайдом отмечает лакуну. Мы не считаем ее обязательной.

1057

Псалт., VII, 17.

1058

Перехитрить хитрого (???? ????? ????????.) Эта пословица дважды встречается у Плутарха.

1059

Согласно этому интересному сообщению Анны, Боэмунд выговаривал себе у Алексея титул доместика Востока. {568} Крестоносцы — вассалы императора, поэтому доместик Востока (т. е. главнокомандующий восточной армией) должен был стать во главе похода.

1060

Исангел (’?????????). Так Анна называет Раймунда IV Тулузского, графа Сен-Жилля (родился около 1041 г.). Предводитель отрядов из Южной Франции, Сен-Жилль был самым богатым и могущественным из крестоносных вождей. Войско Сен-Жилля выступило в октябре 1096 г., перевалило через Альпы, прошло вдоль северного побережья Адриатического моря, пересекло Истрию и Далмацию и по Эгнатиевой дороге добралось до Константинополя (27 апреля 1097 г.). Между воинами Сен-Жилля и местными жителями, а затем и византийскими отрядами происходили частые столкновения. Особенно острый конфликт возник в конце апреля 1097 г., когда сам Сен-Жилль уже находился в Константинополе и вел переговоры с Алексеем. Этот конфликт осложнил отношения графа Тулузского с византийским императором. О Сен-Жилле см. J. Hill, L. Hill, Raimond IV...

1061

???????????? ?? ???????????. Все переводчики понимают эти слова: «простившись с самодержцем». В значении «прощаться» употребляла Анна глагол ??????????? до сих пор (Ал., II, 5, стр. 99; V, 3, стр. 161; VII, 3, стр. 208; спорный случай — X, 10, стр. 288). Однако, с нашей точки зрения, права Дж. Баклер (Buckler, Anna Comnena..., рр. 465—466), отмечающая неудовлетворительность такого понимания в данном контексте. Правильный перевод: «заключив договор с самодержцем» или «принеся клятву самодержцу».

1062

???????????? ?? ??????????? (см. пред. прим.). Представления Анны об отношениях между Сен-Жиллем и Алексеем явно упрощенные. Видимо, зная о дружбе между графом Тулузским и византийским императором, писательница полагает, что между ними с самого начала существовало полное взаимопонимание. Более правдоподобную версию сообщает хронист Сен-Жилля Раймунд Ажильский (Raim. Ag., II; ср. Gesta, II, 6; Alb. Aq., II, 20). Граф Тулузский некоторое время отказывался принести клятву Алексею: видимо, до него дошли слухи о соглашении между императором и Боэмундом, и он не желал оказаться в подчинении у норманна. В конце концов, уступив уговорам других крестоносных вождей, Сен-Жилль поклялся, однако в несколько иной форме, чем остальные крестоносцы. Это произошло 26 апреля 1097 г. По сведениям Фульшера Шартрского (Fulch., 4, 9), Сен-Жилль вовсе не приносил клятвы императору. О взаимоотношениях Сен-Жилля и Алексея см. J. Hill, L. Hill, The convention... {569}