Просвещенная Фемина

Европейское Просвещение завершило формирование особого, ни на что не похожего типа женщины. Не только мать и хозяйка, не только Прекрасная Дама — предмет для поклонения и завоевания, не просто модель для художников или скульпторов — а женщина-политик, литератор, философ, ученица известных профессоров, содержательница модных салонов, где собирались поэты и писатели. Властительница дум, духовно связанная с развитием культуры и во многом определявшая этот процесс.

Именно в эпоху Просвещения в образованных семьях появляются собственные женские библиотеки, начинают издаваться первые женские журналы, представительницы высших слоев европейского общества начинают писать дневники и мемуары, что свидетельствует об осознании ими ценности своих чувств и мыслей.[3] Современницы Екатерины II и Дашковой зачитывались воспоминаниями королевы Маргариты Наваррской, а знаменитые письма госпожи де Севиньи, придворной дамы Людовика XIV, стали для нескольких поколений пишущих женщин образцом изящного стиля.

В мастерской художника женщины перестали служить только моделями, некоторые из них сами встают к мольберту. В середине XVIII в. большой популярностью пользуются немецкие живописные полотна Анжелики Кауфман и итальянские пастели Розальбы Карьерра. На рубеже XVIII–XIX вв. их известность затмили портреты Виже-Лебрен, много работавшей в России. Даже скульптура — сугубо мужской вид искусства — пропускает женщину-ученицу. В Петербурге побывала и оставила свои произведения ученица знаменитого скульптора Фальконе мадемуазель Коло, которой Медный всадник обязан своей головой. Начиная с 50-х гг. XVIII в. умение рисовать становится частью хорошего женского образования и в России. По отзывам Казановы, прекрасные пейзажи, писала госпожа Сивере, супруга известного екатерининского вельможи.

Попытки дам наравне с мужчинами включиться в научную и художественную жизнь общества вызывали жаркие споры. Известная комедия Мольера «Ученые женщины» содержит язвительное обличение поверхностной дамской образованности и советует пока еще не поздно замкнуть разбушевавшуюся Фемину в строгом домашнем кругу. Однако основные тенденции времени шли явно вразрез с требованием драматурга.[4]

Просвещенные дамы, хотя и не могут обучаться в университетах, сами ищут себе наставников среди знаменитых физиков, астрономов, математиков. Становятся последователями известных оккультистов. Мать Екатерины II, принцесса Иоганна Ангальт-Цербстская была одной из наиболее преданных учениц графа Сен-Жермена в парижский период его жизни.[5] В записках Казановы читатель встречается с госпожой д’Юрфе, доискивавшейся египетских таинств посмертного перевоплощения женской души в мужскую.

Постепенно дам начинают принимать в масонские братства, подтверждая тем самым право женщин на духовное самосовершенствование. «Се я, Руфь, стучу в запертые двери. Отоприте!» — текст французского посвятительного ритуала для дам, звучал очень символично для эпохи Просвещения.[6]

Российское дворянское общество, стремившееся со времен Петра I к европейской образованности, не осталось в стороне от процесса раскрепощения женщин. Еще в конце XVII в. царица Наталья Кирилловна единодушно осуждалась москвичами за любовь ездить по столице в возке с отдернутыми занавесками на слюдяных оконцах, а тем паче за прогулки на берег Москвы-реки посмотреть на кулачные бои. Ее падчерица и политическая соперница царевна Софья Алексеевна, готовясь к провозглашению себя царицей, вышла из церкви и обратилась к стрелецкому караулу со словами: «Ну что, годны ли мы вам?» В ответ она получила глухой ропот неодобрения, а затем выговор патриарха за то, что «непригоже поступает»,[7] нарушая границы своего женского долга и принимая на себя чисто мужские функции.

Пройдет всего полвека, и никому в голову не придет осудить императрицу Анну Ивановну за то, что она не только «постреливает» из ружья по воронам, но и с рогатиной ходит на медведей и кабанов.[8] Охота — страсть анненского царствования — увлекала многих придворных дам. «Малообразованная» и «недалекая» царица увлекалась астрономией и обожала смотреть в телескоп на Сатурн.

Царствование Елизаветы Петровны, на которое пришлась юность наших героинь, прославилось необычными маскарадами, на которых дамы наряжались в мужское, а кавалеры — в женское платье. Подобные метаморфозы, согласно воспоминаниям Екатерины II, вызывали неприязнь у мужчин, но приводили в восторг прекрасную половину двора.

Совсем недавно публика познакомилась с портретами Елизаветы Петровны кисти Л. Каравакка[9] и Е. Р. Дашковой работы неизвестного художника[10] в мужских костюмах. Появилась возможность высказать предположение, что знаменитый Рокотовский «Молодой человек в треуголке» вовсе не портрет сына Екатерины II А. Г. Бобринского и «не переодетая» в мужское платье первая рано умершая жена Н. Е. Струйского, а сама императрица в маскарадном костюме. Изучение картины с помощью рентгеновских лучей обнаружило, что под верхним красочным слоем сохранилось другое изображение — женщина с серьгами, в декольтированном платье. Лишь лицо осталось неизменным,[11] а оно полностью совпадает с лицом великой княгини Екатерины Алексеевны на портрете Пьетро Ротари 1761 г.

Подобные маскарады в символической форме знаменовали собой важную особенность эпохи Просвещения — размывание жестких, непреодолимых рамок, прежде ограничивавших поведение двух различных полов в обществе. Теперь мужчины и женщины могли на время как бы «поменяться местами», пусть пока только в перевернутом мире маскарада. Театральность, зрелищность культуры XVIII в. уже давно замечена исследователями. Чем театральнее становился повседневный быт, тем больше элементов абсурда, перевоплощения впитывала в себя повседневная жизнь. А когда потребность в постоянной игре на публику ушла из жизни европейского общества вместе с серьезным культурным переломом рубежа XVIII–XIX вв., многие элементы метаморфозы, в частности значительное расширение рамок женского мира, уже вошли в привычку, прочно закрепились в повседневной жизни. Для того чтоб отстаивать их, отпала необходимость в форме большого маскарада, но в эпоху Екатерины II и Дашковой она еще существовала, и ее следует учитывать, рассуждая об особенностях дружбы наших героинь.

Примечания:

1

Записки княгини Е. Р. Дашковой. Россия XVIII столетия в изданиях Вольной русской типографии А. И. Герцена и Н. П. Огарева. Лондон, 1859. С. 301–304.

3

Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. СПб., 1994. С. 75–76.

4

Булгаков М. А. Мольер. М., 1991. С. 161.

5

Купер-Оукли И. Граф Сен-Жермен. Тайны королей. М., 1995. С. 212.

6

Соколовская Т. О. Обрядность вольных каменщиков // Масонство. М., 1991.

7

Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого. М., 1991. С. 38.

8

Анисимов Е. В. Анна Иоанновна // Исторический лексикон. XVIII в. М., 1996. С. 9.

9

Опубликован в книге Анисимова Е. В. «Елизавета Петровна». М., 1999.

10

Екатерина Романовна Дашкова. Исследования и материалы. СПб., 1996. С. 175.

11

Ф. Рокотов. Из собрания государственной Третьяковской галереи. Альбом. Автор-составитель Л. А. Маркина. М., 1986. С. 37.