Несмотря на преобладание оптимистических оценок достигнутого и перспектив своего развития, в отчетах на съездах КПСС в 70-х — первой половине 80-х годов руководители компартий прибалтийских республик не раз упоминали об идейно-политической борьбе, которая велась вокруг Прибалтики за ее пределами и проявлялась в общественном климате трех республик.

На XXIV съезде КПСС (1971 г.) А.Э. Восс говорил: «Мы не можем ни на минуту забывать, что живем в условиях неутихающей идеологической борьбы, которую ведет против мира социализма империалистическая пропаганда… Идеологические противники всех мастей стремятся поколебать единство народов Советского Союза и стран социалистического содружества, оживить националистические настроения и предрассудки. Выслуживаясь перед империалистическими разведками, злобно клевещут на дружбу и единство советских народов выброшенные на свалку истории главари латышского эмигрантского отребья. Без зазрения совести они распространяют лживые утверждения, будто в СССР существует угнетение национальных меньшинств, будто Россия всегда остается для Прибалтики «чужой страной». На удочку националистических басен попадаются лишь единицы, лишь отдельные политически незрелые люди. Но мы и с этим не можем мириться, мы всегда должны быть бдительны по отношению ко всем и всяким националистическим и антисоветскими проискам… Партийная организация республики… всегда давала и дает решительный отпор буржуазно-националистической пропаганде, лжи и клевете. Мы требуем от всех партийных организаций давать принципиальную политическую оценку любым проявлениям буржуазно-националистических взглядов и разоблачать их носителей».

Об этом же говорил на том же съезде А.Ю. Снечкус. Он, в частности, сказал: «В идеологической работе мы учитывали и впредь должны учитывать, что империалисты в борьбе против нас используют многообразный арсенал пропагандистских средств. Они используют против нас ревизионистские и левацкие элементы, эмигрантские националистические и сионистские организации, постоянно меняют свою тактику, не меняя, разумеется, стратегии борьбы против коммунизма». Внимание к проблеме сионизма было вызвано массовым отъездом из Литвы и Латвии в Израиль граждан еврейской национальности. В значительной степени он был спровоцирован призывом премьер-министра Израиля Голды Меир к евреям СССР в 1970 году вернуться на «историческую родину». (В Эстонии столь массовой эмиграции не наблюдалось. В этой республике было мало евреев, а поэтому выезд нескольких десятков человек в Израиль прошел незамеченным.)

Снечкус продолжал: «Буржуазные идеологи сейчас действуют более изощренно, прикрывая антикоммунизм мнимой заботой о судьбах советских людей. Но там, где им кажется выгодным, они не брезгуют и открытыми услугами уголовных преступников, подчас изображая их национальными героями. Так поступила недавно реакционная националистическая часть литовской эмиграции. Так поступили и их хозяева — американские империалисты». (Речь шла о захвате самолета, совершенного осенью 1970 года бандитами из Литвы Бразинкансами и убийстве ими стюардессы Курченко. Убийцы не были выданы советским властям, а после обретения свободы Бразинканс-сын убил Бразинканса-отца.)

Снечкус обратил особое внимание на следующее обстоятельство: «Прилагаются усилия к распространению яда буржуазного национализма, к притуплению классового сознания людей, подвергается яростным атакам национальная политика нашей партии. Не случайно и многочисленные путешественники, прибывающие к нам из западных и других стран, прежде всего интересуются межнациональными отношениями, состоянием национальной культуры, усиленно ищут подтверждения извращенных положений буржуазной пропаганды и, конечно, его не находят».

На том же съезде И.Г. Кэбин говорил: «Империалисты стремятся идейно разоружить наши народы и, прежде всего, опорочить ленинскую национальную политику, поколебать дружбу советских народов. Эту цель преследуют также стоящие на службе у империалистических разведок реакционные центры эмиграции, в том числе и эстонской, в ряде западных стран. Мы скажем: их потуги напрасны. (Аплодисменты.) Эстонский народ, как и все народы Советского Союза, идет сплоченным в едином строю советских народов, увеличивая свой вклад в строительство коммунизма. (Аплодисменты.)»

Однако через пять лет на XXV съезде КПСС вопросы международной идейно-политической борьбы за умы населения Прибалтики не получили столь активного освещения в речах руководителей компартий трех республик. И.Г. Кэбин лишь отчасти затронул эту тему в связи со своими обвинениями в адрес китайского руководства в том, что оно «оказывает поддержку самым реакционным силам в мире — от чилийских фашистов и южноафриканских расистов до отребьев реакционной эмиграции из Прибалтики». Кэбин заверил, что «коммунисты Эстонии и весь советский народ полностью поддерживают тот решительный отпор, который наша партия дает антисоветчикам любого типа». А.Э. Восс ограничился восхвалением «ленинской национальной политики КПСС, великой дружбы народов Союза ССР». П.П. Гришкявичус же заверил, что «коммунисты Советской Литвы, как и всей нашей страны, полны решимости и впредь делать все для воспитания трудящихся в духе социалистического патриотизма и интернационализма, общенациональной гордости советских людей. Мы и впредь будем делать все для того, чтобы углублялась и крепла ленинская дружба народов — величайшее завоевание социализма».

В таком же духе оценивали успехи своей работы по идейно-политической пропаганде руководители Латвии и Литвы на XXVI съезде КПСС. В своем выступлении А.Э. Восс заверил делегатов в том, что коммунисты Латвии принимают «меры для решительного улучшения всех форм коммунистического воспитания советских людей, повышения их сознательности и творческой активности, для безусловного выполнения постановления ЦК КПСС «О дальнейшем улучшении идеологической, политико-воспитательной работы». Особое внимание в работе партийных организаций республики уделяется вопросам воспитания трудящихся в духе братской дружбы народов нашей многонациональной Родины».

Схожими были и замечания П.П. Гришкявичуса по проблемам идеологической работы Компартии Литвы: «Более наступательный характер приобретает партийная пропаганда и агитация. Мы и впредь будем повышать политическую бдительность, давать решительный отпор инспирируемым из-за рубежа любым проявлениям буржуазной морали, рецидивов буржуазного национализма и антисоветизма, клеветническим выпадам прислужников империализма США — реакционных литовских эмигрантов».

Лишь К.Г. Вайно более подробно остановился на вопросах идеологической борьбы, указав на ее обострение в последнее время. В своем выступлении на XXVI съезде КПСС он указывал: «Эстония в силу своего географического положения находится на переднем крае идеологической борьбы, притом на таком участке, где огонь антисоветской пропаганды имеет очень большую плотность. В последнее время подрывные действия идеологических противников приняли особенно яростный и злобный характер. Они стали более коварными и изощренными. Все это иначе как психологической войной не назовешь. Буржуазные пропагандистские центры в один голос выступают против пролетарского интернационализма, всячески пытаются противопоставить социалистические нации одну другой, разжечь национальное чванство, породить аполитичность и обывательское равнодушие. Ответ на это один — замыслам буржуазных «стратегов» на размывание основ социализма никогда не суждено сбыться. (Аплодисменты.) Никаким идейным противникам — ни политиканам из-за океана, ни пекинским гегемонистам, ни эмигрантскому отребью, а также ни обывателю и мещанину — никому не будет позволено подрывать устои нашего общества, мешать нам жить и работать. (Аплодисменты.)».

Начало курса на перестройку советского общества, провозглашенного в апреле 1985 года новым Генеральным секретарем ЦК КПСС М.С. Горбачевым, не изменило высоких оценок, которые руководители прибалтийских республик давали в своих выступлениях на XXVII съезде КПСС (1986 г.) достижениям их народного хозяйства и помощи советских народов прибалтийским республикам. Судя по их выступлениям, дальнейшее развитие этого края виделось им, как и многим коммунистам и советским людям Эстонии, Латвии и Литвы, как непрерывное движение вперед к новым успехам во всех областях общественного развития. В своих выступлениях они констатировали продолжавшийся рост производства во всех сферах хозяйства, улучшение социального положения населения, расцвет образования, науки, культуры трех республик. Первый секретарь ЦК Компартии Литвы П.П. Гришкявичус в своем выступлении на XXVII съезде КПСС говорил об успешном перевыполнении республикой очередного одиннадцатого пятилетнего плана по промышленному производству: «Почти на 25 % возрос объем товарной продукции промышленности против 22 % по пятилетнему плану. Перевыполнено задание и по повышению производительности труда».

В своем выступлении на XXVII съезде первый секретарь ЦК Компартии Латвии Б.К. Пуго сообщал, что в республике «за три последних года продажа государству молока увеличилась на 33 %, мяса — на 24 и яиц — на 21 %». На этом же съезде К.Г. Вайно говорил: «Сто лет ушло у эстонского крестьянина, чтобы поднять среднегодовой надой от коровы с одной тысячи килограммов до двух. Тридцать лет — чтобы нарастить следующую тысячу, двадцать — чтобы с трех тысяч дойти до четырех. Конечно, каждый следующий килограмм прироста с этого уровня потребует еще больших усилий, иного качества труда. Но темпы в наше время и должны быть другими. Мы считаем, что следующий, 5-тысячный рубеж можно взять уже за две, максимум три пятилетки. Созданный в республике генетический потенциал молочного стада это позволяет. Только нам надо настойчивее наращивать кормовую базу».

Вместе с тем руководители прибалтийских республик в своих выступлениях на этом съезде больше, чем прежде, обращали внимание на возможности не только увеличения объема производства, но и улучшения качества продукции. Отметив в своем выступлении на XXVII съезде, что в Латвии «уже 58 % аттестуемой продукции отмечается Знаком качества и по этому показателю республика вышла на ведущие позиции в стране», первый секретарь Компартии Латвии Б.К. Пуго признал: «Однако качество, конкурентоспособность многих наших изделий на внешнем рынке еще не соответствуют сегодняшним требованиям. Поэтому в республике разработана комплексная программа — «Качество-90». Ее цель — в короткие сроки существенно поднять качество продукции и услуг, делать не только больше, но, главное, — лучше, достичь высшего мирового уровня». Завершение этой программы было намечено на 1990 год.

В своем выступлении на XXVII съезде первый секретарь ЦК Компартии Эстонии К.Г. Вайно рассказывал об эксперименте в легкой промышленности республики, направленном на то, чтобы «теснее увязать производство и торговлю… Год работы в условиях этого эксперимента показал, что надо идти глубже, дальше, с тем чтобы заказы торговли на все товары, в том числе и недорогие, полностью принимались промышленностью и на этом строился бы ее план. Может быть, на первых порах темпы роста производства в рублях и не будут такими, как сейчас. Но зато не будет и затоваривания, оседания товаров мертвым грузом на складах. Потом все это окупится сторицей».

Руководители прибалтийских республик жаловались на то, что выпуску товаров, отвечающих запросам населения на местах, порой мешают центральные московские учреждения. Так, К.Г. Вайно критиковал министра торговли СССР Г.И. Ващенко, которого «приходится уговаривать передать промышленности торговые базы». По словам К.Т. Вайно, «товарищ Ващенко Г.И. прислал письмо, в котором вообще предлагает прекратить эксперимент».

Первый секретарь ЦК Компартии Литвы П.П. Гришкявичус призывал на съезде: «Надо упростить порядок подготовки производства новых изделий массового спроса. Чтобы приступить к выпуску простейших изделий культурно-бытового назначения и хозяйственного обихода, сейчас надо получить согласие до двух десятков различных центральных организаций, которые, кстати, не несут никакой ответственности за скорейшее обновление продукции. Только на это нередко уходит до года».

Высмеивая бюрократические порядки, мешавшие выпуску товаров народного потребления, Б.К. Пуго рассказал такую историю: «Недавно наши конструкторы разработали невесть какой важный, но тоже нужный столовый прибор, который на всесоюзной выставке был признан лучшим. Но по существующему «порядку» его повезли в Свердловск, за тысячи километров от Риги, на согласование в головную организацию НИИчермета, а там у ложек не вписалось в отраслевой стандарт так называемое ребро жесткости… (Оживление в зале.) Вопрос должен быть поставлен именно ребром: не довольно ли возить по стране обыкновенную ложку, за качество которой могут и должны отвечать на месте сами разработчики и изготовители? (Аплодисменты)».

Однако эта критика чрезмерной бюрократизации хозяйственной жизни отнюдь не означала, что руководители прибалтийских республик ставили вопрос о пересмотре отношений между союзными республиками и Центром. В своих выступлениях на съездах партии руководители прибалтийских республик неизменно подчеркивали нерушимость Союза ССР, прочность дружбы советских народов, верность народов Прибалтики своему выбору, сделанному в 1940 году.

Как и на предыдущем съезде, К.Г. Вайно вновь обратил внимание на особое место Эстонии и Прибалтики в этой войне. Эстонский руководитель говорил: «Наша республика находится в прифронтовой полосе той психологической войны, которая развязана империализмом. Когда президент Рейган заявляет, что Соединенные Штаты не признают республик Советской Прибалтики, то это не просто слова. Они преломляются в разного рода провокационные действия. Сколько злобной лжи изливается на нас по разным каналам. Кричат о закате эстонской культуры, о потере самобытности, на разные лады муссируется пресловутый тезис о «русификации». В этой обстановке воспитание политической бдительности, классовую закалку населения, и особенно молодежи, защиту ценностей социализма мы ставим во главу всей нашей идеологической работы».

И все же тревожные ноты, которые можно было заметить в выступлении Вайно, уравновешивались его уверенностью в том, что коммунисты Эстонии сумеют «дать отпор» западной пропаганде. Вайно уверял, что после начала «перестройки» «легче стало вести воспитательную, контрпропагандистскую работу. И мы считаем своей обязанностью максимально использовать эту новую обстановку для повышения эффективности политической работы среди населения республики. Большую помощь в этом оказывает нам и постановление ЦК КПСС «Об участии руководящих кадров Эстонской ССР в политико-воспитательной работе среди трудящихся». Судя же по выступлениям руководителей Латвии и Литвы, не сказавших на съезде ни слова по поводу психологической войны, ее проблемы не казались им достаточно важными в начале горбачевской «перестройки».

Казалось, что перестройка свидетельствует лишь о непоколебимой прочности советского строя и постоянно растущей мощи нерушимого Советского Союза. Такие оптимистические оценки выражал и Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев в своем отчетном докладе XXVII съезду партии, заявив: «Если до войны и в первые послевоенные годы уровень экономики США казался трудно досягаемым, то уже в 70-е годы по научно-техническому и экономическому потенциалу мы существенно приблизились к нему, а по производству некоторых важнейших видов продукции — превзошли». Исходя из поступательного характера советского общества, новая программа партии, принятая единодушно на XXVII съезде КПСС (1986 г.), гласила: «Социализм в нашей стране победил окончательно и полностью».

Между тем за пределами СССР наращивались усилия с целью добиться демонтажа социалистической системы и распада Союза. Борьба за Прибалтику, которая велась за пределами СССР и о которой скупо говорили руководители прибалтийских республик в своих отчетах на съездах КПСС, не прекращалась ни на один день. Еще в 1962 году была создана организация «Американцы — за действия Конгресса с целью освободить балтийские государства». Усилия этой лоббистской группы получили отклик в резолюции № 416 палаты представителей США, в которой подтверждалась позиция Соединенных Штатов о непризнании насильственного включения балтийских государств Эстонии, Латвии и Литвы в Советский Союз. 13 ноября 1965 года в Нью-Йорке состоялся митинг выходцев из прибалтийских стран, завершившийся маршем к зданию ООН. Как сообщали авторы сборника «Латвийцы в Америке», «цель демонстрации состояла в том, чтобы привлечь внимание к советскому империализму в прибалтийских государствах и игнорированию человеческих прав латвийцев, литовцев, эстонцев». После этого митинга была создана организация «Балтийское обращение к ООН» (УБА), информационная служба которой распространяет пресс-релизы для 85 газет, а также радиостанций. Эта организация и ее отдел (Батун), по словам ее руководства, «ведет постоянное наблюдение за деятельностью ООН и проводит тактику лоббизма от имени прибалтов, когда обсуждаются соответствующие вопросы, поддерживает постоянные контакты с дипломатами в ООН. Делегации американских прибалтов наносят официальные визиты в отдельные представительства при ООН и в саму Организацию Объединенных Наций». Аналогичную деятельность вели и эмигрантские организации, выступавшие от имени других прибалтийских республик СССР.

Эта активность постоянно принималась во внимание теми, кто разрабатывал планы военного разгрома Советского Союза. В своем сценарии вооруженного конфликта, изложенном в 1977 году в книге «Третья мировая война. Август 1985 года», военачальники НАТО во главе с генералом сэром Джоном Хэккетом увидели в потенциале антисоветских, националистических движений ту силу, которая сможет разрушить систему социализма, пошатнуть равновесие в случае вооруженного конфликта двух сторон. Массовые забастовки в Польше, внезапные удары тайных сторонников украинского сепаратизма в сочетании с антисоветскими демонстрациями в Алма-Ате под знаком выхода Казахстана из СССР, намеченные на август 1985 года, выступления националистов в других частях СССР должны были нанести ему поражение. Следует отметить, что книга была написана за 3 года до начала движения «Солидарности» и за 9 лет до декабрьских событий 1985 года в Алма-Ате.

Автор широко популяризированной на Западе книги «Доживет ли Советский Союз до 1984 года?» А. Амальрик считал, что вооруженный конфликт на границах СССР вызовет рост национал-сепаратистских настроений в нашей стране. В этом случае ГДР, воссоединенная с ФРГ, и другие страны Восточной Европы предъявят территориальные претензии к СССР: «Польша — на Львов и Вильно, Германия — на Калининград (Кенигсберг), Венгрия — на Закарпатскую Украину, Румыния — на Бессарабию. Не следует исключить возможность того, что Финляндия предъявит претензии на Выборг и Печенгу… а Япония… сначала на Курильские острова, затем на Сахалин, а позже… на часть советского Дальнего Востока… Одновременно резко усилятся националистические тенденции среди нерусских народов Советского Союза, сначала в балтийском районе, на Кавказе и на Украине, затем в Центральной Азии и по Волге». Результатом этого будет «падение режима примерно между 1980 и 1985 годом… На территории бывшего Советского Союза появятся границы новых государств».

Эти идеи разрабатывались и популяризировались людьми, способными оказывать решающее влияние на формирование внешнеполитического курса Запада. В своей книге «План игры. Геостратегические рамки осуществления американо-советского соревнования», выпущенной в 1986 году, 3. Бжезинский предлагал изменить ход политического процесса внутри Советского Союза и ослабить нашу страну путем провоцирования межнациональных противоречий. Бжезинский советовал: «Поощряя нерусских требовать большего уважения к их национальным правам, можно будет постепенно переключить политический процесс в Советском Союзе на сложный и поглощающий внимание вопрос, который лежит в основе современной политической системы: перераспределение политической власти. Разумеется, с точки зрения Запада более желательно, чтобы этот вопрос стал главной заботой советского руководства, а не экономические реформы, которые могут усилить способность Советского Союза в соревновании с Соединенными Штатами».

Чтобы переключить внимание советских людей от вопросов созидательной деятельности на споры по национальным вопросам, Бжезинский предложил активнее использовать радиопропаганду. При этом он ссылался на успех радиопропаганды среди населения стран Восточной Европы. Бжезинский полагал, что передачи западных радиостанций смогут внедрить в массовое сознание требование децентрализации страны. «Децентрализовать империю — значит распустить ее. Русская элита инстинктивно чувствует, что любая значительная децентрализация, даже если она сначала будет ограничена экономической областью, усилит потенциальные сепаратистские стремления нерусских, живущих в Советском Союзе. Экономическая децентрализация неизбежно будет означать политическую децентрализацию, а политическая децентрализация станет ступенью к национальной эмансипации… Более мощное национальное самоопределение внутри Советского Союза неизбежно ослабит как внешний великорусский имперский импульс, так и внутреннюю концентрацию власти в Кремле. Возможно, за этим последует роспуск великорусской империи», — выражал надежду 3. Бжезинский.

Одновременно Бжезинский выдвигал планы возрождения Речи Посполитой в границах начала XVII века. Он заявлял: «Разумеется, представление… о великом польско-литовском содружестве, границы которого проходят к востоку от Смоленска, охватывая большую часть Украины до Черного моря, кажется фантазией в современном мире. Однако это ничего не значит с точки зрения того, как создаются политико-национальные установки. Патриотическая романтика и чувство национального унижения сливаются для того, чтобы питать историческую вражду, которая может оставаться скрытой из-за геополитической необходимости, но может превращаться в силу огромной взрывной мощи, когда неожиданно открываются новые возможности».

Эти возможности, по оценке борцов за освобождение «порабощенных наций», стали открываться в конце 80-х годов по мере активизации выступлений на различных международных форумах под лозунгами защиты человеческих прав в СССР и других социалистических стран. На этих собраниях часто появлялись представители эмигрантских организаций, выступавших в качестве свидетелей по поводу правового статуса их соотечественников в СССР.

Открывая 25 февраля 1986 года работу комиссии палаты представителей по проблемам безопасности и сотрудничества в Европе, ее сопредседатель сенатор А. д'Амато заявил, что лица, которые выступят в качестве свидетелей, являются «старыми друзьями комиссии. Они представляют избирательные округа, в которых существует глубокая озабоченность по поводу условий в Восточной Европе и балтийских государствах… Их активность хорошо известна, и мы высоко их ценим». Постоянными «свидетелями» и «друзьями» комиссии были представитель Латвии в Объединенном балтийском американском национальном комитете Гунар Мейерович, представитель Всемирного конгресса Свободных украинцев Мирослав Смородский, председатель Национального комитета по правам человека Конгресса русских американцев Вера Политис, директор-исполнитель Союза советских евреев Марк Эпштейн, директор-исполнитель Национальной конференции по советскому еврейству Джерри Гудмэн.

Постоянные свидетели комиссии настаивали на изменениях во внешней политике США в отношении СССР, уверяя, что это послужит «освобождению» «порабощенных народов». В своем выступлении Г. Мейерович высказал недовольство, что «развитие сотрудничества в областях экономики, науки и технологии» между странами Запада и СССР не увязывается с давлением на СССР в области «прав человека». Очевидно, что эти требования отвечали интересам не только верхов эмигрантских общин, но и наиболее агрессивных кругов США.

Поэтому неудивительно, что требования Мейеровича и других возымели свое действие. На многочисленных международных форумах США и другие западные страны постоянно ставили вопрос о «вопиющих нарушениях прав человека в СССР», причем проблема «прав человека» прочно увязывалась с изменением государственного строя в Прибалтике и других западных территориях СССР. Эти заявления были неотъемлемой частью «холодной войны», которую вели США и другие страны Запада против СССР и его союзников.

Другим следствием «холодной войны» являлось отставание СССР по объему и качеству потребительских товаров от Запада. Еще в конце 50-х годов на Западе открыто говорили о навязывании Советскому Союзу, отстававшему по общему уровню экономического развития от США, такой гонки вооружений, которая бы потребовала гораздо большего напряжения от советских людей, чем от американцев. Так и получилось. Расходы СССР на вооружение отвлекали значительные силы от развития гражданской экономики, а дискриминация нашей страны в сфере международных экономических связей до предела ограничивала развитие торговли потребительскими товарами. Наконец, обстановка «холодной войны» способствовала консервации в СССР методов руководства, сложившихся за десятилетия чрезвычайных усилий. Попытки же усовершенствовать методы руководства экономикой, предпринимавшиеся в СССР, оказались малоуспешными.

Сложившиеся методы хозяйствования лишь усиливали разрыв между производством товаров потребления и денежными возможностями населения. Существующая система оплаты труда плохо стимулировала высокое качество производства потребительских товаров и услуг. Денежные накопления населения росли, а многие предлагавшиеся рынком товары не пользовались спросом. Многие высококачественные товары производились в недостаточном количестве, и их дефицит стал хроническим явлением советской жизни. Несовершенства в экономической сфере создавали почву для распространения хищений и коррупции.

Эти проблемы обсуждались в ходе дискуссий в печати, на производственных совещаниях, на заседаниях научных советов, в общественных организациях, на партийных и комсомольских собраниях. Проблемы экономического развития страны стали предметом публицистических статей, художественной литературы, театральных постановок и кинофильмов. Ход дискуссий свидетельствовал о том, что советские люди видели возможности решения наболевших проблем в рамках социалистического строя.

В то же время хроническое отставание СССР от стран Запада в производстве товаров потребления рождало представления о неспособности решить эти проблемы в условиях социализма. Советские люди воспринимали многие блага социалистического строя как должное, естественное, а их растущие потребности росли, не получая должного удовлетворения. Между тем «постиндустриальное» общество Запада заметно опережало советскую сферу потребления по количеству и качеству товаров и услуг. Многие иностранцы, посещавшие СССР, замечали, что витрины наших магазинов скудны и заполнены морально устаревшими товарами. При этом объективно мыслящие иностранцы замечали, что в этих витринах нельзя было выставить бесплатность образования и медицинских услуг, дешевизну квартиры, коммунальных услуг и общественного транспорта, отсутствие безработицы. Советские же товары, видимые и осязаемые, свидетельствовали не в пользу социалистической системы. К таким же выводам приходили и советские люди, посещавшие страны Запада. Привозимые ими из-за границы товары невольно становились молчаливыми «агентами влияния» капитализма.

Более того, по мере укрепления советского общества и роста потребностей советских людей росло их стремление обзавестись высококачественными товарами, производимыми на Западе, подражать западным стандартам в быту, в оформлении домашнего интерьера. Особенно сильным такое желание было в трех прибалтийских республиках, сохранивших многие традиции западноевропейской жизни и контакты с Западом, позволявшие им поддерживать такой стиль в быту. В свою очередь, многие советские люди, приезжавшие в Прибалтику на отдых или по иным причинам, видели в прибалтийском стиле быта пример для подражания. При этом обоснованная потребность в качественных товарах и услугах, хорошо организованном быте нередко приобретала господствующее место в системе ценностей людей. В советской печати все чаще стали говорить и писать о «вещизме», или, говоря словами писателей-фантастов А. и Б. Стругацих, о «хищных вещах века».

Культ потребительства и связанная с ним заземленность интеллектуальных интересов, моральных ориентиров и духовных ценностей проявлялись в нетребовательности к себе и своему поведению в обществе, трудовом коллективе, семье, эгоцентризме и преувеличении собственных достоинств, а то и моральной распущенности. В стране росло число разводов, наносивших непоправимый урон психическому и даже физическому состоянию бывших супругов, особенно их детей, быстро увеличивалось потребление спиртных напитков, особенно крепких.

Даже быстрое движение значительной части населения вверх по социальной лестнице, превратившее бывших малограмотных крестьян в городских квалифицированных рабочих, служащих или ученых, имело свою теневую сторону. Приобретение свидетельств об окончании различных учебных заведений рождало нередко иллюзию всезнайства. Владея узкоспециализированными знаниями и лишь поверхностными представлениями о природе и обществе, те, кто гордо именовал себя «интеллигентами», зачастую пытались судить и рядить по всем вопросам жизни, не замечая банальности своих рассуждений и того, как они принимали вздорный вымысел или дремучие предрассудки за последние достижения науки. Нежелание же признаться в собственном невежестве приводило к упорству в приверженности к нелепейшим идеям, касались ли они медицины или истории. В силу этого те, кто именовал себя интеллигентами, зачастую особенно активно распространяли вопиюще лживые росказни на темы истории.

Повышение социального статуса зачастую сопровождалось не усилением требовательности к себе, своей роли в обществе, на работе и в семье, а любованием чисто внешними сторонами своего нового положения, появлением гипертрофированной спеси выскочек, презрения к тем, кто якобы «отстал» от них. На этой почве развивался социальный и профессиональный снобизм, а нередко воскрешались и националистические предрассудки. Горожане в первом поколении нередко третировали крестьян, особенно выходцев из национальных меньшинств, приписывая им «тупость» и «дикость» нравов. Служащие высмеивали «вечно пьяных» рабочих, не замечая собственной склонности к неумеренному питью. Лица умственного труда, преувеличивая значимость своих знаний, с презрением издевались над «глупостью» всех и вся, а особенно начальства.

Все эти негативные стороны советской жизни проявлялись и в Прибалтике. Снобизм тех, кто сравнительно недавно вошел в ряды горожан и интеллигентов, рождал презрение к рабочим, прибывшим на работу из других республик страны, а потому приобретал националистический характер. Ограниченность же духовных и интеллектуальных горизонтов воинствующих обывателей рождала у них, как это обычно бывает, одержимость мыслью о том, что все дурные стороны жизни объясняются присутствием в их окружении «отсталых» и «неразвитых», «диких» и «грязных» людей иной национальности.

В то же время, как это характерно для всех социальных выскочек, запредельное презрение к тем, кто, по их представлениям, был «ниже» их, сочетался с постыдным преклонением перед теми, кто, по их представлениям, был «выше» их. Зная заграничную жизнь по отдельным товарам, восторженным рассказам поверхностных наблюдателей или откровенному вранью радиоголосов и иной пропаганды, не имея понятия о сложности и противоречиях западного общества, о его моральных, социальных, культурных изъянах, социальные выскочки слепо восхищались западными странами, не допускали ни слова критики в их адрес и старались по-провинциальному подражать западному стилю.

Обывательские настроения, о которых нередко с беспокойством говорили на съездах партии руководители прибалтийских республик, были широко распространены в СССР и за пределами Прибалтики. Незаметно происходила эрозия социалистической морали, которая вытеснялась ценностями аполитичного обывателя, корыстного, себялюбивого, самодовольного и ограниченного. Вера во всесилие личного интереса, отторжение приоритета общественных ценностей, невнимание к положению тех, кто особенно нуждается в общественной поддержке, неизбежно вели к возрождению прокапиталистических настроений.

Одновременно по мере роста спекуляции «дефицитными товарами» и хищений государственной собственности в советском обществе медленно, но верно стала складываться «теневая экономика» со своей «подпольной буржуазией». В этой социальной среде складывались идейные и моральные установки, глубоко чуждые социалистическим. Вместе с «теневой экономикой» в социалистическом обществе развивалась и «теневая идеология». В ходе конфронтации с официальной идеологией она бросала вызов принципам социальной справедливости. Медленно, но верно представители этого слоя стремились взять управление страной в свои руки.

Эти настроения получали поддержку из-за рубежа. Западные радиостанции предлагали советской молодежной радиоаудитории продукцию массовой культуры, которую она не получала в СССР. Западные публикации, распространявшиеся в СССР, создавали яркое красочное представление о мире западного потребления. Одновременно советским людям предлагалась альтернатива решения проблем потребления с помощью смены общественно-политического строя. К этому выводу упорно, умело и в течение нескольких десятков лет подводила антисоветская пропаганда радиостанций «Голос Америки», «Свобода», Би-би-си и других, вещавших на СССР на языках всех союзных республик. При этом чисто потребительские цели облекались в красивые фразы о борьбе за свободу и демократию.

При поддержке Запада в СССР создавались диссидентские группы, часть которых выдвигала задачу реставрации капиталистических порядков. Правда, их численность была невелика — не более нескольких сотен человек. Но их деятельность широко освещалась на Западе, создавая впечатление, будто речь идет о многомиллионном движении протеста. Такие группы действовали и в Прибалтике.

Рост подспудных антисоветских настроений во всем Советском Союзе под влиянием этих факторов усугублялся в Прибалтике историческими особенностями развития этого региона. Физическое уничтожение и бегство из трех республик сотен тысяч сторонников Советской власти после поражений в 1918–1920 годах, преследование коммунистов и других левых в 20–30-х гг., новый исход из Прибалтики и уничтожение сотен тысяч сторонников Советской. власти в годы гитлеровской оккупации в 1941–1945 годах, а затем — бандитского террора в 1944–1952 годах сильно уменьшили ряды тех, кто был готов активно защищать социализм. Более того, масштабы прибалтийских республик, не позволявшие людям обрести анонимность, делали многолетний моральный террор против сторонников Советской власти особенно эффективным. В дальнейшем же сказывалась инерция терроризирования тех, кто выступал за советский строй.

В то же время немалое воздействие на общественное сознание оставили буржуазные и шовинистические идеи 20–30-х годов, нацистская идеология 1941–1944 годов, националистические призывы антисоветского подполья с середины 40-х до начала 50-х годов. Это идейное наследие особенно успешно развивалось на почве националистической спеси, ненависти к инородцам, сильно унавоженной расизмом, зоологической ксенофобией и культом бюргерских ценностей. Парадоксальным образом потомки тех, кого веками иностранные угнетатели, немецкие бароны и бюргеры, польские и шведские помещики третировали как «быдло», теперь, получив высшее образование в советское время и став частью советской интеллигенции, претендовали на принадлежность к «избранным», стоящим на недосягаемой высоте над «грязными и дикими простолюдинами». В сознание людей внедрялись мифы об извечной культурной пропасти между эстонцами, латышами и литовцами и «дикими» русскими. Утверждалось, что, в отличие от русских, народы Прибалтики трудолюбивы, аккуратны, чистоплотны и вежливы, а русские и другие народы СССР — ленивы, неряшливы, грубы и много пьют. Утверждалось, что в СССР лишь народы Прибалтики умеют создавать удобные и комфортные условия в домах, а это является чуть ли не главным признаком цивилизованности. Отставание же от Запада в сфере потребления объяснялось исключительно тем, что народы Прибалтики лишены возможности развиваться самостоятельно, что русские и другие народы, в силу своей «отсталости», навязали эстонцам, латышам и литовцам «нецивилизованный» путь развития.

В частных беседах утверждалось, что, поскольку Прибалтика добилась значительных успехов в развитии промышленности и сельского хозяйства, она должна получать больше за свой вклад в валовой национальный продукт. При этом игнорировались и дешевые цены на энергоносители, которые существенно снижали затраты на производство, и усиленные капиталовложения союзного правительства в экономику края.

В то же время ускоренное развитие промышленности также ставилось в вину Советской власти. Вступлением в СССР объясняли наличие различных проблем Прибалтики, которые были характерны не только для этого региона, и даже не только для Советской страны. Указывали на то, что если бы в Эстонии, Латвии и Литве не была создана развитая промышленность, то не возникло бы промышленных отходов и не было бы нанесено урона окружающей среде. О выгодах, полученных тремя республиками от развития в них высокоразвитой промышленности, старались при этом не вспоминать.

Указывали и на то, что, поскольку развитие промышленности потребовало новых рабочих рук, а в Прибалтике не хватало своих трудовых резервов, в три республики прибыло немало советских людей из других республик, прежде всего из России. А это привело к сокращению доли «коренного» населения в Латвии и Эстонии. Действительно, по данным переписи 1989 года, число эстонцев в Эстонии сократилось до 61,5 %, а в Латвии — до 52 %. Однако, как подчеркивал М.Ю. Крысин, за 1961–1989 годы число въехавших в Латвию составило 1 666 400 человек, а число выехавших — 1 296 500, т. е. превышение составило лишь 371 900 человек. Те, кто возмущался «избытком» мигрантов, забывали, что в Латвии и Эстонии всегда была значительна доля «некоренных» жителей. Еще в 1897 году из населения Латвии латыши составляли 68,3 %. Между тем увеличение числа людей, не владевших эстонским, латышским и литовским языками, отличавшихся от местного населения поведенческими чертами, служило почвой для распространения утверждений о «русификации» и подавлении национальных культур.

Эти настроения поддерживались из-за рубежа. Наличие огромной эмигрантской массы из Прибалтики на Западе и руководство этими массами бывшими представителями свергнутых классов, в том числе и теми, кто сотрудничал с гитлеровскими оккупантами, а также правительствами США и других западных стран способствовало тому, что население Эстонии, Латвии и Литвы подвергалось особенно активной обработке из-за рубежа, в том числе и через разнообразные и многочисленные родственные связи. Эта пропаганда идеализировала современную жизнь на Западе, а советскую подвергала огульному поношению.

Эти подспудные настроения то и дело проявлялись на уровне межличностного общения. Многие люди, постоянно жившие в Прибалтике или хотя бы посещавшие три республики, сталкивались с тем, что в корне противоречило лозунгам о нерушимой дружбе народов СССР. Русские люди, жившие в Эстонии, Латвии и Литве, жаловались на недружелюбное отношение к ним и оскорбительные выпады в их адрес со стороны некоторых местных людей. Еще больше обид было вызвано нежеланием некоторых местных руководителей назначать русских и «русскоговорящих» на любые административные должности. Жгучая неприязнь к «неместным» проявлялась в заявлениях о том, что прибалтийские народы гораздо лучше жили без Советской власти, контроля со стороны Москвы, а также без присутствия русских и других народов СССР.

Однако в своих бодрых рапортах на съездах КПСС руководители компартий прибалтийских республик произносили лишь общие слова о «национальном чванстве» либо умалчивали о националистических настроениях. Игнорированию нараставших проблем в межнациональных отношениях способствовала и позиция центрального руководства КПСС. Вернувшись из своей поездки по Прибалтике, Генеральный секретарь ЦК КПСС М.С. Горбачев 23 февраля 1987 года выступил на заседании Политбюро. Судя по протокольной записи, он говорил следующее: «Политическая обстановка, настроения людей в принципе неплохие. И живут неплохо… Оппозиционных настроений не видно. Хотя можно уловить их между слов. Я специально провоцировал на откровенность. Выпадов не последовало, кроме одного ветерана из Таллина, который три года отсидел».

Из слов Горбачева следовало, что этот категоричный вывод он сделал на основании высказываний его собеседников о «перестройке». Он подчеркивал: «Отношение к перестройке небезразличное. Нарастает содержательность вопросов. Приняли по-хорошему при всей остроте постановки нами вопросов. Некоторые даже требовали большей жесткости. Люди готовы участвовать в перестройке». Горбачеву даже не приходило в голову, что в понятие «перестройка» можно вкладывать разное содержание, в том числе и представление о коренной ломке существующих порядков.

Обсуждая межнациональные отношения, Горбачев говорил: «Латвийское руководство, а также Вайно занимают принципиальные позиции, перед активом говорили о необходимости пропагандировать идею «букета культур» в СССР, об их благотворном взаимовлиянии. Есть тенденция к объединению усилий. Но недостает межнационального общения». Однако вину за эти недостатки Горбачев возложил лишь на проживавших в Прибалтике русских и других «неместных» людей. Он поучал: «Тем, кто туда приехал, надо к местному языку проявлять уважение. А некоторые так рассуждают: зачем «ихний» язык знать. Русского хватит. Позор!» Осудил Горбачев и «псевдоученых», которые «навязывают идею слияния наций», и стал рассуждать о том, что «даже прибалтийские народы надо еще сближать друг с другом».

Впрочем, справедливые замечания о пренебрежительном отношении некоторых русских людей к местным языкам и обычаям и нигилистическом отношении некоторых теоретиков к национальному фактору Горбачев даже не попытался уравновесить высказываниями о холодной и всепроникающей неприязни ряда жителей Прибалтики к «чужакам». Он ограничился лишь общими фразами: «Есть, конечно, националистические тенденции. И почва для них есть».

Между тем события в Прибалтике вскоре продемонстрировали поверхностность наблюдений Горбачева и неоправданность его благостных оценок. По словам Д. Блейере и других авторов книги «История Латвии. XX век», именно 1987 год стал переломным в развитии событий, которые привели к падению Советской власти в Прибалтике и ее выходу из СССР. Одной из первых антисоветских акций стало возложение цветов 14 июня к рижскому памятнику Свободы членами диссидентской группы «Хельсинки-86». Демонстрация была приурочена к 47-й годовщине начала предвоенных депортаций.

Это сравнительно небольшое событие, как и всякая провокация той поры, получило широкую огласку за рубежом. В ежегодной прокламации о порабощенных нациях 1987 года, подписанной президентом Р. Рейганом, говорилось: «Только за последний год люди поднялись, чтобы потребовать обеспечения основных человеческих прав в Чехословакии, Восточной Германии, Венгрии, Польше, Казахстане, Латвии, Молдавии и среди крымских татар… Все порабощенные нации желают и просят нашей особой поддержки… Мы должны и будем говорить о бедственном положении порабощенных наций».

В своем выступлении 24 июля 1987 года сенатор Ригль, подчеркнув, что в США уже 28-й раз проводится ежегодная неделя порабощенных народов, особо отметил роль групп контроля за соблюдением Хельсинкского соглашения. «Жизненность группы Хельсинки была ярко продемонстрирована 14 июня, когда 5000 человек из Латвии ответили на призыв руководителей группы принять участие в публичном акте уважения к жертвам депортации балтийских народов 1941 года». Нагнетание радиопропаганды на эту тему лишь способствовало активизации выступлений в Прибалтике и других регионах СССР под лозунгами защиты прав человека.

Тема депортаций и договора 1939 года все шире звучала в диссидентских выступлениях в Прибалтике. Созданная 15 августа 1987 года «Эстонская группа» требовала публикации протоколов к договору Молотова — Риббентропа (МРП — АЭГ). Эта группа объявила о своем намерении провести в Таллине демонстрацию протеста против договора 1939 года. По словам представителя этой группы Мадиссона, «22 августа и Центральное телевидение, и центральная пресса яростно атаковали наши планы демонстрации… С другой стороны, письмо 20 американских сенаторов, организованное сенатором Риглем, к Горбачеву и партийным руководителям в балтийских провинциях, а также сообщения о том, что эмигранты из прибалтийских стран планируют действия солидарности с нами, позволили нам надеяться, что это предприятие пройдет успешно». Констатируя успешное проведение митинга в Таллине 23 августа 1987 года, Мадиссон подчеркивал: «Крайне невероятно, что все бы прошло неожиданно гладко, если бы демонстрации не прошли в других частях мира, если бы международные средства массовой информации не посвятили столько внимания судьбе прибалтийских народов. По крайней мере, 62 газеты в Соединенных Штатах сообщили о демонстрации на первой полосе».

Мадиссон заявил, что он и его единомышленники «полностью сознают, что будущее эстонского и других балтийских народов зависит от общественного мнения свободного мира, а также от позиции правительств Соединенных Штатов, Великобритании, Западной Германии, Франции и других западных держав. Величайшим достижением советской пропаганды явилось укрепление мифа о всесилии Советского Союза и его способности действовать безнаказанно. Эстонское движение сопротивления и борцы за свободу надеются, что в будущем балтийская ситуация привлечет больше внимания в свободном мире. Только бескомпромиссная борьба за человеческие права может принести успех». «От имени эстонского движения сопротивления» Т. Мадиссон «искренне поблагодарил американский народ, президента Рейгана, членов сената и палаты представителей за их поддержку».

Ход обсуждения в комиссии показывал, что любое более или менее значительное политическое выступление в Прибалтике (как и в других западных республиках) находилось теперь под пристальным вниманием печати и законодательных органов Запада, пользовалось их всесторонней поддержкой, а действия советских властей в отношении подобных выступлений немедленно получали их оценку.

От имени членов комиссии сопредседатель комиссия С.Х. Хойер заверил выступивших, что ее члены будут по-прежнему «столь же активны и упорны, будут так же часто выступать, как только ато возможно, по проблемам балтийских государств». Американские конгрессмены гарантировали представителям сепаратистских движений западных республик поддержку их активности всеми имевшимися в их распоряжении средствами. Это свидетельствовало о том, что психологическая война, провозглашенная авторами «доктрины освобождения» и резолюции о «порабощенных нациях», вступила в конце 80-х годов в период исполнения основной задачи — конкретных действий по расчленению Советского Союза. Цели, которые оказались не под силу ФЛА и другим формированиям, теперь пытались осуществить организации, имевшие другие названия, но так же, как и их «лесные» предшественники, рассчитывавшие на всестороннюю помощь из-за рубежа.

События в Прибалтике застали советское руководство врасплох. На заседании Политбюро от 28 сентября 1987 года Е.К. Лигачев говорил: «Неожиданны и события в Прибалтике. Они показали, что актив партии проявил пассивность. А в области истории оказался неподготовленным. Ни один не выступил в защиту Советской власти. Партактиву Эстонии пора идти в парторганизации, в коллективы и объяснять историю республики. Но тут нужны кадры с идейно-политической закалкой».

Но много ли было таких людей с «идейно-политической закалкой», разбиравшихся в истории и готовых защищать принципы социализма? Дальнейшие события показали, что таких людей оказалось мало, и не только в Прибалтике. Более того, в руководстве прибалтийских республик, других союзных республик, а также во всесоюзном руководстве страны было немало людей, которые стремились к демонтажу социализма и развалу СССР. И это было самым мощным подспудным течением, размывавшим основы социализма и СССР.

В управленческом слое росло число лиц, озабоченных прежде всего улучшением собственного положения, а это нередко толкало их к противозаконным действиям, порождало коррупцию. Связанные с ними дельцы «теневой экономики» не только решали свои уголовно наказуемые делишки, но, демонстрируя возможности для материального благополучия, которые открывались даже для буржуазии, загнанной в подполье, вольно или невольно оказывали на управленцев воздействие своими жизненными ценностями и идейными прокапиталистическими установками. В управленческом слое росло число тех, кого не устраивали социалистичесь ie порядки. Хотя представители этого слоя получали более высокую заработную плату, чем средние советские труженики, и имели различные привилегии, они видели, что их материальное положение хуже, чем положение соответствующих лиц в управленческих и властных структурах капиталистических стран. К тому же, в отличие от представителей правящего класса в капиталистических странах, они не могли приобретать предприятия, землю и передавать их по наследству своим детям и внукам. Более того, допущенные ими ошибки в проведении политического курса партии, просчеты в хозяйственном руководстве, безнравственное поведение, а уж тем более преступления, связанные с коррупцией и разбазариванием государственных средств, могли привести к утрате ими властного положения.

Ощущение «обделенности» было особенно сильным в управленческих структурах союзных республик СССР, так как они могли сравнивать свое положение со статусом руководителей небольших независимых государств мира, которые обладали всеми атрибутами личной власти, порой неограниченной. Они знали, какой роскошью окружали себя многие из правителей небольших государств мира, не считаясь с бедственным положением своих сограждан. Но не только амбициозный секретарь республиканского ЦК или обкома мог мечтать о привилегиях диктаторов ряда независимых государств. Такие мечты могли разделять и некоторые рядовые работники республиканского или областного масштаба. Если шансы стать в Советском Союзе министром, послом при ООН или в соседней стране, генералом у них были сравнительно невелики, то они резко повышались в случае предоставления отдельной республике или автономной области независимости.

К тому же руководители местного масштаба знали, что даже в том случае, если они имели поддержку в своем непосредственном окружении, они могли утратить свое положение из-за вмешательства центральных органов партийной или советской власти, вызванного реакцией на возмущение населения этих республик теми или иными нарушениями морали или закона. Такой контроль со стороны Центра за своеволием руководителей на местах они объявляли попранием суверенных прав своего народа. Эти настроения получали поддержку и среди части интеллигенции союзных республик.

Дальнейшие события показали, что немало людей в руководстве страны в Центре и на местах, таких как А.Н. Яковлев, М.С. Горбачев, Б.Н. Ельцин, Э.А. Шеварднадзе, секретарь ЦК Компартии Литвы А.-М.К. Бразаускас, председатель Президиума Верховного Совета Эстонской ССР А.Ф. Рюйтель, сыграли активнейшую роль з демонтаже советской системы. При этом некоторые из них возглавили новые государства, созданные на обломках СССР, и затем неизменно выступали с антикоммунистических позиций.

Тенденции к такому перерождению возникли давно. Еще в 1937 году Сталин, обратив внимание на идейное перерождение многих руководителей правящей партии, предложил срочно развернуть систему политической подготовки всех партийных руководителей на всех уровнях. Тогда он сравнил коммунистическую партию с Антеем, высказав опасение, что она может оторваться от народа и, утратив свою силу, потерпеть поражение в схватке с противником.

Однако если в годы предвоенных сталинских пятилеток, Великой Отечественной войны и послевоенного восстановления народного хозяйства напряженные условия способствовали отбору в ряды партии и ее руководства людей, наиболее преданных общественному долгу, то с годами требования к приему в КПСС новых членов снизились и стали более формальными. Поскольку почти абсолютное большинство руководящих должностей в стране от высших до низших звеньев управленческой системы занимали члены КПСС, было очевидно, что амбициозные люди стали стремиться вступить в партию вне зависимости от своих идейно-политических убеждений.

Поэтому многие руководители в Центре и на местах занимали противоречивую позицию. С одной стороны, стремясь удержаться у власти, они заявляли о борьбе против любых центробежных движений. С другой стороны, их желание демонтировать советскую систему приводило к стремлению закрывать глаза на процессы, дестабилизирующие советское общество. Эти процессы в полной степени проявились и в Прибалтике после «переломного» 1987 года.

Дестабилизация страны была ускорена кризисом горбачевской «перестройки». Как известно, в середине 1985 года М.С. Горбачев обещал добиться перелома в развитии страны за 2–3 года. Между тем к началу 1988 года было очевидно, что почти за три года после провозглашения программы «перестройки» достижений было мало и они явно не соответствовали провозглашенным обещаниям.

Рост недовольства в стране политикой правительства лишь способствовал активизации антигосударственных настроений. В феврале 1988 года начались волнения в Нагорном Карабахе. В апреле 1988 года в Эстонии был создан оппозиционный Народный фронт. Вскоре в Литве было создано оппозиционное движение «Саюдис». 14 июня 1988 года в Риге вновь состоялось возложение венков к памятнику Свободы, 10 июля было создано «Движение за национальную независимость Латвии», а затем началось формирование Народного фронта Латвии. Руководители этих «фронтов» выступали с откровенно шовинистическими речами. Так, член совета сейма «Саюдиса», а впоследствии заместитель Председателя Совета министров Литовской ССР P.A. Озолинь заявил публично 30 июня 1988 года: «Русские дебильны в национальном отношении».

Совершенно очевидно, что эти организации и движения, возникшие, словно по мановению волшебной палочки, из ничего и под внешним руководством неизвестных прежде лиц, кем-то целенаправленно управлялись. (Когда же необходимость в них пропала, эти организации, столь шумно вышедшие на авансцену политической жизни в конце 80-х годов, бесследно ушли с политической арены.)

Уверяя, будто общий кризис, в который погружался Советский Союз, представлял временное явление, а главным является перестройка советского общества, способствующая его небывалому укреплению, М.С. Горбачев часто говорил: «Процесс пошел!» На деле с конца 80-х годов под руководством Горбачева и его союзников пошел процесс развала советского строя и самого СССР. Выступая на XIX Всесоюзной партийной конференции КПСС (28 июня — 1 июля 1988 года), писатель Ю.В. Бондарев сравнил «перестройку с самолетом, который подняли в воздух, не зная, есть ли в пункте назначения посадочная площадка». Он осуждал тех, кто принялся «разрушать старый мир до основания… вытаптывать просо, которое кто-то сеял… разрушать фундамент еще не построенного дворца». Однако речь выдающегося писателя осталась гласом вопиющего в пустыне.

В своих выступлениях на конференции руководители КПСС различных уровней призывали к углублению перестройки. В то же время некоторые руководители союзных республик признавали обострение идеологической борьбы. Так, первый секретарь ЦК Компартии Латвии Б.К. Пуго на той же партконференции признал: «Процессы роста национального самосознания проходят неоднозначно. Кое-кто, неверно поняв принципы социальной справедливости, пытается требовать для себя получше кусок из союзного пирога, хотя куда вернее всем нам вместе прибавить в работе и сделать этот пирог побольше. У нас в республике тоже, к сожалению, находятся люди, которые спекулируют на национальных чувствах, разжигают страсти, пробуждают давние обиды и в итоге порождают новые». «С такими людьми нам не по пути, — решительно заявлял Пуго. — Они тянут в тупик, а мы хотим разумного решения проблем, которые действительно накопились в республике за годы застоя».

В то же время было очевидно, что ряд руководителей национальных республик старался преуменьшить остроту разгоравшейся идейно-политической борьбы. В своем выступлении на конференции первый секретарь ЦК Компартии Литвы Р.-Б.И. Сонгайла осторожно определил политику литовского руководства в отношении «Саюдиса» и других неформальных движений: «Повышение требований к идеологической работе выдвигается и деятельностью неформальных движений и объединений. Они появились и в нашей республике. Выступая за расширение демократии и гласности, эти движения и объединения могут способствовать осуществлению курса партии на перестройку. Но для этого надо усилить партийное влияние на них». В то же время Сонгайла замечал: «Прежде всего, нельзя мириться с теми, кто стремится поставить себя вне нашей политической системы, кто под флагом демократизации и гласности пытается протаскивать чуждые социализму взгляды, диктовать свою волю партийным организациям. Не разобщать, а сплачивать людей на принципах социализма и интернационализма — такова наша линия».

В выступлении же первого секретаря ЦК Компартии Эстонии В.И. Вяляса проблемы обострения идейно-политической борьбы в республике объяснялись исключительно «нежеланием и неспособностью… понять новизну ситуации», «стремлением… действовать старыми методами, подменяя решение назревших проблем частичными уступками». Вяляс говорил, что «в условиях демократизации, гласности, процесса переоценки прежних ценностей происходит рост национального самосознания. Это не простой процесс, не без издержек, некоторых перехлестов, но он закономерен». Иных критических высказываний в адрес растущей активности неформальных движений, многие из которых носили откровенно антисоветский националистический, русофобский характер, Вяляс не высказывал.

Он утверждал, что осуществлявшаяся руководством страны во главе с Горбачевым политика «является надежной гарантией восстановления ленинских норм партийной и государственной жизни». Говоря о первоочередных задачах, Вяляс выдвигал требование: «восстановить ленинские принципы федерализма как основы межнациональных и межреспубликанских отношений» и «переходить на качественно новую форму сочетания местных и общегосударственных интересов». Вяляс утверждал, что «идея регионального хозрасчета, получившая широкую поддержку в народе, заключается в том, чтобы логику хозрасчета и самофинансирования, заложенную теперь в основу работы предприятий, применить также на уровне территорий». По сути, это означало, что руководство Компартии Эстонии ставило вопрос о таком пересмотре существовавших до тех пор отношений между советскими республиками в рамках Союза ССР, которые бы существенно усилили политическую и экономическую самостоятельность республик.

Вяляс замечал, что он выступал не только от имени коммунистов Эстонии, но и от имени организаторов 100-тысячного митинга на Певческом поле в Таллине. Он подчеркивал, что делегация коммунистов Эстонии получила «напутствие на небывалом по эмоциональному заряду и масштабам митинге, организованном по инициативе недавно родившегося у нас массового движения Народного фронта в поддержку перестройки». Делегация Компартии Эстонии представила свои предложения в виде развернутого меморандума.

Предложения «в области экономической и социальной политики» предусматривали передачу функций «управления экономики (кроме сферы обороны)… из союзной компетенции, из совместной компетенции СССР и союзных республик в компетенцию республик. К ведению республик необходимо отнести решение вопросов регулирования цен, тарифов и оплаты труда, финансовой и кредитной политики в пределах произведенного национального дохода». Предлагалось также «конкретизировать понятие государственной собственности в СССР, установив в Конституции СССР, что государственная собственность страны (за исключением сферы обороны) состоит из государственной собственности всех союзных республик, которые являются полноправными распорядителями этой собственности, национального дохода на своих территориях». О том, что значительная часть государственной собственности Эстонии была создана за счет всего СССР, в предложениях не упоминалось.

Явно откликаясь на требования Народного фронта Эстонии и других новых общественных организаций, предложения по национальной политике и межнациональным отношениям содержали требование о праве Эстонии «на свое гражданство и государственный язык». При этом не говорилось, как эти права будут сочетаться с общесоюзным гражданством и статусом русского языка в Эстонии. Хотя предложение о регулировании «демографической ситуации в сторону увеличения доли коренного населения» в Эстонии прямо не говорило о вытеснении «некоренного населения», трудно было представить, каким иным образом авторы документа собираются реализовать свою программу об «увеличении доли коренного населения».

Первым в программе «в области демократизации государственной и общественной жизни» стояла задача: «осудить массовые репрессии периода культа личности (в Эстонии в 1941 и 1949 годах) как преступления против человечности». (Вопрос о депортациях постоянно использовался в пропаганде Запада на Прибалтику.) Особо оговаривалась необходимость для Эстонии и других республик «иметь… свои представительства в соседних странах и государствах с многочисленной эмиграцией (имея в виду эмигрантов этой национальности)». Программа предусматривала «определить статус общественных организаций и других форм проявления гражданской инициативы», установления «гарантий их участия в разработке политического курса и управления общественными и государственными делами». Программа требовала «шире привлекать их к разработке и осуществлению важных государственных решений».

Руководство Компартии Эстонии делало вид, будто не видит противоречий между «ленинизмом» и программами Народного фронта Эстонии и других организаций. Как показали дальнейшие события, под покровом «восстановления ленинских норм» выдвигались требования, отвечавшие планам отделения Эстонии от СССР.

Однако на партийной конференции выступление Вяляса, его меморандум, так же как и речи Пуго и Сонгайло, не привлекли особого внимания многих из миллионов советских людей, которые в те дни напряженно следили за ее работой. Гораздо больше внимания привлекли события вокруг конфликта между Б.Н. Ельциным и остальными членами Политбюро. А выступление Вяляса запомнилось скорее тем, что первый секретарь ЦК Компартии Эстонии поддержал критику Ельцина, рассказав о его некорректном поведении во время поездки в Никарагуа, где некоторое время работал Вяляс. Никто на конференции не попытался обратить внимание на сходство различных положений меморандума, представленного делегацией Эстонии, с давнишними требованиями, выдвигавшимися эмигрантами и их западными покровителями. (Разница была лишь в том, что последние не прикрывали свои требования выхода из Эстонии фразами о «восстановлении ленинских норм».)

Вскоре стало ясно, что такое невнимание центрального руководства партии или, во всяком случае, его наиболее влиятельных деятелей объяснялось их сознательным попустительством национал-сепаратистским тенденциям в Прибалтике. В ходе своей поездки в Прибалтику член Политбюро и секретарь ЦК КПСС А.Я. Яковлев летом 1988 года и состоявшихся там его бесед с партийными руководителями и интеллигенцией, по сути, открыл «зеленую улицу» курсу на выход Эстонии, Латвии и Литвы из СССР. В своих публичных выступлениях в Риге и Вильнюсе, опубликованных в газетах «Советская Латвия» и «Советская Литва», Яковлев недвусмысленно осудил недавнее заявление Е.К. Лигачева, который сказал: «Мы исходим из классового характера международных отношений… Иная постановка вопроса вносит лишь сумятицу в сознание советских людей и наших друзей за рубежом». Публичное осуждение того, что еще недавно считалось аксиомой советской идеологии, означало отказ от непримиримой борьбы с идейно-политической кампанией, которую страны Запада при помощи выходцев из Прибалтики вели в течение десятков лет против Советской власти в Эстонии, Латвии и Литве. Одновременно в ходе своих бесед Яковлев дал понять, что надо поддерживать неформальные общественные движения вне зависимости от их идейно-политической ориентации. Во время своего пребывания в Риге, как свидетельствует М.Ю. Крысин, А.Н. Яковлев назвал осуждение националистических настроений «аморальным».

Такая позиция Яковлева отвечала его идейным убеждениям, которые он до поры до времени тщательно скрывал, публично выступая как борец против антикоммунизма и автор резко антиамериканской книги «От Трумэна до Рейгана». Зная его ближе, тогдашний председатель КГБ СССР и член Политбюро В.А. Крючков вспоминал: «Яковлев не воспринимал Союз, считал нашу страну империей, в которой союзные республики были лишены каких бы то ни было свобод. К России он относился без тени почтения, я никогда не слышал от него ни одного доброго слова о русском народе… Я ни разу не слышал от Яковлева теплого слова о Родине, не замечал, чтобы он чем-то гордился, к примеру, нашей победой в Великой Отечественной войне… Видимо, стремление разрушать, развенчивать все и вся брало верх над справедливостью, самыми естественными человеческими чувствами, над элементарной порядочностью по отношению к Родине и собственному народу… Именно Яковлев сыграл едва ли не решающую роль в дестабилизации обстановки в Прибалтике… В прибалтийских республиках он всячески поддерживал националистические, сепаратистские настроения, однозначно поддерживал тенденции на их отделение».

В своих взглядах Яковлев был не одинок. Как свидетельствовал в своих воспоминаниях помощник М.С. Горбачева A.C. Черняев, он попытался подтолкнуть Генерального секретаря ЦК КПСС к более решительной поддержке Яковлева. Хотя тогда Горбачев, к неудовольствию Черняева, воздержался от открытого выступления на стороне Яковлева, он и не осудил его заявления.

В дальнейшем, стараясь добиться изменения оценки советско-германского договора о ненападении 1939 года, Черняев осуждал подготовленную для публикации в «Правде» статью, в которой излагалась обычная оценка этого договора. Черняев же требовал снять эту статью или же написать иную «в рамках нашей линии на разоблачение ошибок и просчетов Сталина». Черняев считал необходимым дать возможность представителям Прибалтики освещать этот вопрос. Он писал: «Самое главное — прибалтийская сторона вопроса…Надо предоставить возможность разобраться зо всем том, что касается Прибалтики, самим прибалтам.

Должны поработать — и они уже работают — прибалтийские общественники, литераторы, историки, партийцы». Как утверждал Черняев, «Горбачев со мной согласился». Он «согласился со мной, что договор 23 августа порочен в принципе и принес нам только беду и вред».

Статья, вызвавшая осуждение Черняева и Горбачева, была опубликована в «Правде» 1 августа, и это было расценено им как «победа лигачевской линии». Однако было очевидно, что высший руководитель страны и его помощник уже летом 1988 года были готовы поддержать атаку на договор 1939 года, который уже полвека служил для антисоветской эмиграции объектом нападок и поводом для заявлений о незаконности вступления трех республик в СССР.

Тем временем очередная годовщина советско-германского договора 1939 года была использована новыми общественными движениями для заявлений на митингах о том, что вступление трех республик в СССР было осуществлено в соответствии с этим договором. Получив поощрение из Москвы, национал-сепаратистские силы становились все активнее и уже не скрывали своих намерений о выходе из СССР. Это проявилось в ходе учредительного съезда Народного фронта Латвии 8–9 октября 1988 года. Органом фронта стала газета «Атмода» («Пробуждение»), развернувшая шумную националистическую пропаганду.

Рост антисоветских и националистических настроений проявился в ходе посещения трех прибалтийских республик членами Политбюро Чебриковым, Слюньковым и Медведевым осенью 1988 года. По воспоминаниям Черняева, вернувшись в Москву, они возмущались антисоветскими выпадами в их адрес. «Все трое — в ужасе, — писал Черняев. — Днем и ночью дома, где они жили, осаждались пикетчиками. Плакаты: «Русские, убирайтесь вон!», «КГБ, МВД, Советская Армия — в Москву!», «Долой диктатуру Москвы», «Немедленный выход из СССР!», «Полный суверенитет!» и т. п. Интеллигенты в беседах лицом к лицу говорили разумные вещи, а на митингах те же люди в тот же день в присутствии Медведева, Слюнькова, Чебрикова, с которыми они только что беседовали, выкрикивали прямо противоположное в духе этих самых плакатов». В беседе с Горбачевым Черняев говорил: «Дело далеко зашло, раз даже знаменитая, любимая всей страной народная артистка СССР Артмане публично говорит о «40-летней оккупации Латвии».

Такие выступления пугали руководителей страны, но, по словам Черняева, Горбачева «больше беспокоила реакция русского населения. Он не раз мне говорил, что русские не простят «развала империи» (выражался именно так), «великодержавные силы урчат все сильнее». Черняев возражал ему, уверяя, что «в русском народе верх уже берет не «единая и неделимая», а национализм как таковой: пошли они, мол, все эти инородцы… обойдемся без них, бремя на шее России и т. п. Но антиперестроечные силы действительно могут и обязательно поднимут знамя спасения «великого нашего завоевания — Союза» — от развала».

На самом деле против национал-сепаратизма выступали и многие литовцы, латыши и эстонцы. Не случайно Горбачев постарался убрать Пуго из Латвии, под предлогом недовольства им местными коммунистами (как объяснял Черняев). Поддержку руководство страны во главе с Горбачевым оказывало тем, кого Черняев называл «действительно национальными лидерами», «разумными» и «ответственными», «типа Бразаускаса, Прунскене, Горбунова, Вяляса». На деле такие лидеры возглавили движение прибалтийских республик к выходу из СССР и ликвидации социализма.

Никаких шагов для того, чтобы остановить откровенно антигосударственные выступления, не предпринималось. Руководители страны ограничивались общими фразами. 13 октября 1988 года на заседании Политбюро Горбачев заявлял: «Идут сложные процессы в Прибалтике, в Киргизии, Казахстане, в Молдавии, на Украине — и везде возникают большие вопросы». Был придуман фальшивый аргумент о том, что поощрение национал-сепаратистских выступлений лишь поможет «выпустить пар», а на деле никто в Прибалтике не захочет покидать СССР. Черняев уверял: «Если дать эстонцам, как и латышам, литовцам, полную свободу, не навязывать ничего, они проголосуют за Союз, но за самостоятельное пребывание в нем».

На деле в ноябре 1988 года Верховный Совет Эстонии принял декларацию о суверенитете республики, которая фактически объявляла о готовности выйти из СССР. В ответ на эту декларацию на заседании Политбюро 24 ноября в ходе обсуждения текста своего предстоящего доклада на сессии Верховного Совета Горбачев заявил: «Не надо драматизовать, что происходит, например, в Эстонии. Но нельзя и игнорировать недовольство тем, что развернулось в прибалтийских республиках и как страна реагирует на происходящее в Прибалтике, в Армении и т. д. Недовольство в России большое. Задают вопрос: почему один миллион эстонцев диктует двумстам миллионов в СССР? То, что беспокоит эстонцев или литовцев, это беспокоит и все 200-миллионное взрослое население нашей огромной страны. Но беспокоит по-разному. И это тоже надо учитывать в рамках интернационализма».

На состоявшейся в конце 1988 года сессии Верховного Совета СССР эстонские депутаты откровенно демонстрировали свою оппозиционность, голосуя против решений сессии. В ответ Горбачев, по словам Черняева, «пошел эстонцам на большие, с его точки зрения, уступки, прельстил заявлением, что это только первый этап политической реформы, потом «пойдем дальше». Черняев писал: «Я в эти дни чувствовал в нем сильное стремление пойти навстречу прибалтам». На деле уступки осуществлялись национал-сепаратистам в Прибалтике, как и в других регионах СССР.

Весной 1989 года Черняев записал в своем дневнике: «Горбачев развязал необратимые процессы «распада»… Идеологии, как таковой, уже нет. Распадается федерация… Рушится партия, потеряв свое место правящей и господствующей… Власть расшатана до критической точки. Взамен пока нигде ничего не оформляется. Протуберанцы хаоса уже вырвались наружу… грозные законы, призванные удерживать дисциплину, никто уже не в состоянии заставить исполнять». Отчасти происходившее стало следствием утраты Горбачевым инициативы, отчасти следствием его субъективного стремления к разгрому советских порядков. Позже анализируя происходившее, Черняев признавал: «Что это было: «объективная ли логика» или «замысел». И то и другое».

Как и в ряде других союзных республик, зима 1988/89 года в Прибалтике прошла под знаком дальнейшей активизации национал-сепаратистских сил и роста антисоветских настроений. На заседании Политбюро 27 апреля 1989 года Горбачев признавал: «В Прибалтике в магазинах русским не продают товаров, не прописывают приезжих жен военных и не принимают их на работу. Национализм очень серьезный и все серьезнее проявляет себя. Бразаускас сообщил мне, что 10 тысяч офицеров-литовцев подали рапорты об увольнении из армии. Милиция, набранная из латышей, не выступает против националистических эксцессов. Бездействуют».

На том же заседании А. Лукьянов сообщил: «Эстонцы требуют, чтобы над Кремлевским дворцом съездов во время Съезда народных депутатов были подняты флаги республик, а не один флаг Союза… Эстонцы ведь требуют… вернуть прежний буржуазный флаг». Но Лукьянова тут же одернул Горбачев: «Не надо так, Анатолий Иванович. Это флаг эстонской государственности. При чем тут буржуазия? Законно они восстанавливают свой исторический флаг. И это в компетенции республик по Конституции. Вот приедет эстонская делегация в Москву, увидит старый красный флаг Эстонской ССР, потребует заменить. А мы не согласимся, уйдут со съезда. Ты этого хочешь?»

Стремясь уйти от конфликта с сепаратистами, Горбачев на заседании Политбюро 11 мая 1989 года выражал сомнение в оппозиционности «народных фронтов». Он говорил: «Народный фронт — это что, оппозиция к КПСС? Как бы нам тут не просчитаться! Нужна точность. Как бы не отбросить Народный съезд во враждебный КПСС лагерь, не смешать с действительно враждебными крыльями в этом Народном фронте. Если он, Народный фронт, объединяет все силы нации, надо же думать об отношениях с ним. А мы видим одно крайнее крыло в этом Фронте и распространяем на все движение. Тут очень важен точный политический анализ, чтобы не получилось так, что все эти движения Народных фронтов мы зачислили «не туда». А экстремистов — преследовать по закону. Власть должна действовать. А в Народные фронты идти и работать — и словом, и делом». Горбачев успокаивал: «Да куда они денутся? Перебесятся».

Тем временем шесть членов Политбюро подготовили записку о положении в Прибалтике, в которой констатировалась утрата инициативы со стороны руководства трех компартий перед лицом наступления «народных фронтов», требовавших выхода из СССР. По словам Черняева, записка шести членов Политбюро в конце мая обсуждалась на его заседании. «Были приглашены все три первых секретаря ЦК Компартий Эстонии, Литвы, Латвии — Вяляс, Бразаускас, Варгас». Судя по его комментариям, Черняев был на стороне приглашенных: «Прорабатывали их беспощадно. Но они не давали себя в обиду. С достоинством, спокойно вроде бы, «воспитанно», в своей национальной манере отстаивали позиции и… «стреляли» неотразимыми аргументами».

Как отмечал Черняев, Горбачев полностью поддержал руководителей трех республик. Черняев так записал тезисы его заключения: «Доверяем всем трем, иначе быть не может… Нельзя Народные фронты, за которыми идет 90 % народа республик, отождествлять с экстремистами. И с ними надо уметь разговаривать… Вовлекать лидеров Народных фронтов в государственную деятельность, в правительства, ставить на посты: пусть покажут, как у них со «словом и делом»… Думать, как на деле преобразовывать нашу федерацию. Иначе действительно все распадется… Если объявить референдум, ни одна из трех, даже Литва, не «уйдет».

Через полгода после того, как Черняев запечатлел в своем дневнике уверенность в том, что ни одна из прибалтийских республик не собирается выходить из состава СССР, он резко изменил свое мнение. В мае 1989 года он писал: «Я не верил, что прибалтийские республики можно было удержать в Союзе. Более того, считал, что и не нужно, нецелесообразно их пребывание с Союзе, что неизбежно их превращение в самостоятельные государства». Защищая трех руководителей компартий, помощник Горбачева на деле поощрял их капитуляцию перед национал-сепаратизмом. Такую же позицию в это время занимал и Горбачев, но лицемерно прикрывал ее заявлениями о своем «неверии» в выход трех республик из СССР.

Такая позиция Горбачева полностью отвечала интересам национал-сепаратистов. Выступая на заседании Политбюро 22 мая, Бразаускас, который к этому времени явно поощрял развитие оппозиционных сил, заявил: «В Литве все за Михаила Сергеевича — за то, чтобы он был Председателем Верховного Совета, а пост Генсека чтобы у него был на втором месте. Для Литвы нет ему альтернативы».

Для сомнений Черняева в верности руководства прибалтийских республик союзным узам были в то время веские основания. В мае 1989 года состоялась Балтийская ассамблея руководящих органов «Саюдиса» и Народных фронтов Латвии и Эстонии. 18 мая 1989 года Верховный Совет Литовской ССР принял Декларацию о суверенитете Литвы. В ней утверждалось, что в 1940 году Литва была присоединена к СССР насильственно и на основе договоренностей между Германией и СССР, достигнутых осенью 1939 года. В ходе выборов на Съезд народных депутатов большинство в Прибалтике получили национал-сепаратисты. В Латвии 80 % мандатов получили кандидаты от Народного фронта. Они провалились лишь на выборах в Ленинградском районе Риги и в Даугавпилсе.

Первый Съезд народных депутатов СССР, открывшийся 25 мая 1989 года, продемонстрировал стремление подавляющего большинства представителей прибалтийских республик придать собранию народных избранников страны характер конфронтации с властями. Сразу же после открытия съезда на его трибуне оказался депутат из Латвии, потребовавший почтить память жертв событий 9 апреля 1989 года в Тбилиси вставанием. Он же передал запроо по поводу ответственности властей за кровопролитие в Тбилиси. Уже на следующий день делегация Литвы объявила о своем отказе голосовать за общий список членов Верховного Совета СССР.

Как свидетельствовал в своих воспоминаниях тогдашний Председатель Совета Министров СССР Н.И. Рыжков, в рамках избранного Съездом Верховного Совета СССР «некоторые республики, особенно прибалтийские, использовали малейшую возможность, чтобы ослабить центральную власть. Действовали они широким фронтом: в экономике, политике, науке, образовании, культуре. Роли у их представителей были заранее распределены — каждый отвечал за свой участок». (На деле депутаты из Прибалтики действовали так с молчаливого ведома Горбачева, Яковлева и других.) «В качестве примера приведу диалог, состоявшийся в июне 1989 года при рассмотрении структуры правительства. Речь шла об общесоюзном Министерстве культуры. Некоторые из выступавших были против его создания». Рыжков привел отрывок из стенограммы съезда:

«Петере Я.Я., писатель, председатель Правления Союза писателей Латвийской ССР, г. Рига, член Верховного Совета СССР: «Товарищ Рыжков… Вы настаиваете на функционировании общесоюзного Министерства культуры параллельно с министерствами культуры каждой суверенной республики. У меня по этому поводу два вопроса: 1. Как в духе современности вы представляете управление национальными культурами из центра? 2. Не получится ли укрощения культурной жизни и поощрения монокультуры в духовной жизни нашего общества?» Фактически демагогические заявления Петерса отрицали огромный подъем культуры, расцвет национальных культур Латвии и других прибалтийских республик с 1940 года.

Н.И. Рыжков так изложил свой ответ: «Нам необходимо общесоюзное Министерство культуры, которое представляло бы в правительстве всю гамму культурной жизни нашей страны. Какие у него должны быть функции и будет ли Министерство культуры подменять министерства культуры союзных республик? Я думаю, что вообще недопустимо, чтобы министерство культуры насаждало в стране какую-то определенную монокультуру. Это недопустимо в нашем многонациональном государстве. Каждая национальность имеет свою культуру, она должна развиваться и т. д. Это не значит, что надо подменять одно другим. Но я убежден, что недопустима и замкнутость одной культуры. Без общей культуры, которая обогащает каждую национальность мировыми, общесоюзными ценностями, не обойтись. Я убежден, что общесоюзное министерство ни в коем случае не должно оказывать административное или какое-то другое давление на культуру того или иного народа, и в то же время мы должны пользоваться и благами развития общей культуры нашей страны». Такая позиция вытекала из традиционных советских представлений о соотношении национального и интернационального, общесоюзного.

Однако было очевидно, что в сфере культуры и в других областях жизни общества представители прибалтийских республик в Верховном Совете держали курс на выход из общесоюзной орбиты. Явное стремление делегатов из Прибалтики вести «свою игру» вызвало раздражение даже у ряда депутатов из РСФСР, кто был в рядах оппозиции к правительству. Так, член Межрегиональной группы писатель И. Залыгин осудил с трибуны съезда депутатов из Прибалтики за их нежелание действовать единым фронтом с другими оппозиционерами. Было очевидно, что, осознавая поддержку их национал-сепаратистских планов со стороны Горбачева, Яковлева и других видных советских руководителей, депутаты от трех республик последовательно шли на конфронтацию с другими республиками СССР.

Особую активность депутаты из Прибалтики предпринимали по пересмотру советско-германского договора 1939 года. К этому времени в Прибалтике развернулась шумная пропаганда вокруг этого договора полувековой давности. Орган Народного фронта Латвии «Атмода» от 10 июля 1989 года опубликовал «экспертную оценку» этого договора, сделанную четырьмя латвийскими кандидатами исторических наук. Они утверждали, что «договором был произведен империалистический раздел сфер влияния — это был пакт раздела… В советско-германском договоре уже было запрограммировано уничтожение суверенитета Эстонии, Латвии, Литвы и их включение в состав СССР».

Утверждая, что договор стал основанием для установления советского контроля над Прибалтикой, депутаты Съезда народных депутатов из Эстонии, Латвии и Литвы требовали признать его незаконным. По их настоянию съезд создал специальную депутатскую комиссию для оценки правовых и политических аспектов этого договора. Комиссию Съезда народных депутатов по правовой оценке советско-германского договора о ненападении 1939 года возглавил А. Яковлев. Между тем его разрушительная роль становилась понятной даже для тех, кто первоначально осуждал его активно. 14 июля в своем выступлении на Политбюро Рыжков сказал, обращаясь к Яковлеву: «У меня такое ощущение, что ты готов всех распустить. Тебя нельзя пускать в Прибалтику».

Между тем для многих в стране, в том числе и для автора этих строк, становилось ясно, что кампания против договоров 1939 года направлена на распад СССР. В статье «Август 39-го. До и после», опубликованной в газете «Советская Россия» от 6 августа 1989 года, автор данной книги писал: «Не может не тревожить, что уже сейчас на многочисленных митингах в Эстонии, Латвии, Литве вступление советских войск на территорию Прибалтики рассматривается как оккупация, что сознательно игнорируются или не учитываются обстоятельства, связанные с событиями 1939–1940 годов. Более того, дело доходит уже до объявления «лесных братьев», которые до сих пор рассматривались как фашисты или соучастники фашистов, борцами за свободу и справедливость». Одновременно обращалось внимание на растущие «требования выселения «неместного населения», создания дискриминационных условий для его жизни», принятие соответствующих «законодательных актов» в Эстонии и Литве.

В статье указывалось на то, что вступление советских войск в три прибалтийских государства было осуществлено после подписания Советским Союзом договоров с Эстонией, Латвией и Литвой. В статье подчеркивалось: «Никаких сомнений в законном характере этих международных договоров не было и нет. Они были подписаны полномочными представителями соответствующих правительств и ратифицированы парламентами четырех стран». Обращалось внимание и на то, что советско-литовский договор от 10 октября 1939 года предусматривал передачу Литве Вильнюса и прилегающего к нему района.

В статье говорилось об исторических условиях, в которых был подписан договор и которые неизбежно превращали Прибалтику в поле боя между гитлеровской Германией и Советской страной. Рассказывалось и о том, что принесла германская оккупация прибалтийским республикам.

В заключение был поставлен вопрос: «Что означает теперь для нас признание договора незаконным?» Ответ гласил: «Такой пересмотр ставит под вопрос законный характер существующих границ СССР. Если рассматривать изменения в советской западной Государственной границе после 23 августа 1939 года как следствие незаконного договора, то автоматически результатом отказа от договора 1939 года должно быть восстановление советской западной границы на момент 23 августа 1939 года. Это будет означать утрату советского суверенитета над тремя прибалтийскими республиками, западными областями Украины и Белоруссии, Северной Буковины и Молдавии, северной частью Ленинградской области…» Признание договора 1939 года незаконным, указывалось в статье, «позволяет поставить под сомнение законность пребывания на землях Прибалтики и других западных территориях миллионов советских граждан, переселившихся туда после 1939 года…придать более благообразную морально-политическую окраску… дискриминационным мерам» против «некоренного» населения.

В ту пору такие перспективы многим казались неправдоподобными. Однако позиция автора получила поддержку в руководстве парторганизаций Москвы и Ленинграда. Руководство Ленинградского обкома КПСС пригласило меня в Ленинград, чтобы выступить 22–23 августа 1989 года, в том числе на активе обкома. В ходе выступлений в Ленинграде я убедился, что не только в обкоме, но и в массовых аудиториях советские люди поддерживали призывы к решительным действиям против национал-сепаратистов.

Еще до публикации этой статьи соответствующая записка, подготовленная мной, была направлена руководству Московского горкома КПСС. Мне говорили, что в конечном счете моя записка была переправлена и центральному руководству КПСС, где с ней ознакомились и положительно оценили. (Кто ознакомился и оценил записку положительно, я так и не узнал.)

Совершенно очевидно, что в это время многие советские люди осознали угрозу использования событий полувековой давности для развала СССР. Однако в тогдашней обстановке страх прослыть ретроградом, а уж тем более сталинистом терроризировал значительную часть советской интеллигенции, в том числе и тех, кто был хорошо осведомлен о договоре 1939 года и его последствиях. Эти противоречия отразились, в частности, в дискуссии на заседании «круглого стола» в «Правде», материалы которой были опубликованы в этой газете 11 августа 1989 года. С одной стороны, как подчеркивал один из участников дискуссии Л.А. Безыменский, они стремились воздержаться от конъюнктурных попыток заменить знак «плюс» знаком «минус» в оценках действий советской дипломатии 1939 года. С другой стороны, многие участники дискуссии постоянно напоминали о необходимости осудить «сталинизм» и поэтому утверждали, как заявлял Безыменский, что «многое оказалось извращенным в 1939 году».

С одной стороны, все участники дискуссии признали, что «советско-германский договор о ненападении нельзя рассматривать как изолированное явление, как голый факт в отрыве от событий, которые тогда происходили в мире». Было признано, что «договор о ненападении — совершенно нормальное явление». Было отмечено, что достигнутые в результате подписания договора и секретных протоколов советско-германские соглашения «ставили предел распространению фашистской экспансии в Восточной Европе, а следовательно, их можно рассматривать как направленные не против, а в защиту Литвы, Латвии и Эстонии» (выступление Чрезвычайного и Полномочного Посла СССР Ф.Н. Ковалева). При этом Ковалев решительно осуждал попытки некоторых его коллег «осудить» договоры 1939 года.

С другой стороны, доктор юридических наук P.A. Мюллерсон и кандидат исторических наук A.C. Орлов требовали осуждения договора от 28 сентября 1939 года. При этом Мюллерсон подчеркивал, что «секретные протоколы затрагивали интересы суверенных государств — Польши, Латвии, Литвы, Эстонии, Финляндии. Такие протоколы, будь они секретными или нет, являются неправомочными».

Нечеткость позиции советских историков контрастировала с однозначным и яростным протестом против договоров 1939 года в Прибалтике. По мере приближения 50-летия подписания «пакта Молотова — Риббентропа» в Прибалтике развертывалась кампания, в ходе которой осуждение договора 1939 года использовалось в качестве основного лозунга для выхода трех республик из СССР. 22 августа 1989 комиссия Верховного Совета Литовской ССР объявила советско-германские договоры 1939 года незаконными. Заодно были объявлены незаконными Декларация народного сейма Литвы о вступлении ее в состав СССР от 21 июля 1940 года и Закон СССР о принятии Литовской ССР от 3 августа 1940 года.

В это время руководство оппозиционных движений открыто устанавливало связи с эмигрантскими кругами, в том числе и с бывшими пособниками гитлеровцев. В развитии этих связей принимали участие и представители руководства компартий Прибалтики. Свидетельством тому стало заявление, подписанное в Швеции 6 августа 1989 года представителями «Саюдиса» (В. Ландсбергис, К. Мотека, А. Бурачас, И. Кудаба), председателем «Лиги свободы Литвы» А. Терляцкасом, заведующим идеологическим отделом ЦК КП Литвы Ю. Палецкисом и бывшим нацистским коллаборационистом председателем Верховного комитета по освобождению Литвы К. Бобялисом. Это заявление гласило: «Заслушав сообщения о современном политическом, экономическом и социальном положении оккупированной Советами Литвы, о проблемах культуры, образования и воспитания молодежи, а также о роли церкви в процессе возрождения нации и обменявшись с участниками… мыслями о возможных путях и способах решения этих проблем, согласились: жизненная цель литовцев всего мира — восстановление независимого литовского государства!»

Блокирование с гитлеровцами отражало переход литовских националистов в «Саюдисе» и ряда руководителей компартии на откровенно шовинистические позиции. Все беды Литвы, уверяли руководители «Саюдиса», вызваны русскими. Как утверждал В.В. Ландсбергис в своем интервью «Вашингтон пост» от 20 августа 1989 года, «русский народ в течение многих лет и даже веков был проникнут идеями мессианской роли России». Эти идеи, очевидно, мешали русскому народу правильно видеть свои реальные возможности и считаться с интересами других народов. Литовцы попали под иго державы, деспотической по своей природе, заявлял 28 июня член совета сейма «Саюдиса» Б.К. Гензялис, ибо «дорогой деспотизма Россия шагает со времен Калиты».

В 1989 году журнал «Пяргале» писал, что «воспоминания русских о войне — лишь свидетельство того, что им больше нечем гордиться». Характерными чертами русского народа, по мнению этого журнала, является его низкий интеллект и примитивность душевного устройства. Журнал радовался, что наконец вынесен «обвинительный акт против русского тупоумия, лени, близорукости, равнодушия и многих черт национального характера».

Один из лидеров «Саюдиса» — Озолас писал в газете «Волна возрождения» от 9 августа: «В братских республиках говорить об этом (как и о многом другом, что касается старшего брата) запрещается. За границей — нельзя: было бы невежливо — о госте говорят только положительно. Вот и танцуют народные ансамбли, и поют счастливые частушки, и показывают «новейшие успехи», и никто им не скажет, что все, что они показывают, — это ужас, жуть. А ведь и на Западе, и на Востоке миллионы это понимают, интересуются, как интересуются танцем и пением гориллы». Такова, по мнению P.A. Озоласа, «мировая норма оценки русского искусства».

Атака на русских не ограничивалась грубой бранью. Скрытая дискриминация нелитовского населения, которая всегда существовала в Литве и о которой еще в 1959 году было известно Н.С. Хрущеву, теперь приняла вопиющие масштабы. Выпускники русских школ в Литве оказались лишены возможности поступать в высшие учебные заведения, так как от них требовали знаний в том объеме, который предоставляют лишь литовские школы (прежде всего идеальное владение литовским языком). В ПТУ по той же причине нелитовцы могли стать лишь каменщиками, сантехниками, трубогнутщиками. Если же выпускник желал получить профессию за пределами литовского города, он терял местную прописку, для возобновления которой ему требовалось заплатить 18 тысяч рублей. Это напоминало порядки на Юге США, установленные расистами для негритянского населения и существовавшие там до начала борьбы против сегрегации в середине 60-х годов XX века.

Очевидно, подражая западным стандартам, национал-сепаратисты старались вести себя так, как, по их представлениям, поступают «передовые» люди Запада по отношению к «отсталым» народам. Так проявлялась вульгарная спесь, типичная для выскочек. В насаждении же расистских порядков сказывалось и влияние нацистского духовного наследия времен оккупации.

Как и гитлеровцы, национал-сепаратисты исходили из планов, построенных на угнетении этнических меньшинств, ограблении богатств СССР и даже захвата на советской земле «жизненного пространства». Осуществление программы хозяйственного самообеспечения Эстонии ее авторы откровенно связывали с надеждами на то, что СССР будет оплачивать многочисленные финансовые претензии этой республики. Советскому Союзу предлагали выплатить компенсацию за депортацию эстонцев в 1941 году и 1944–1952 годах, ее «аннексию» в 1940 году, «привязывание к чужеродной экономической системе» и т. д. Аналогичными подсчетами были заняты в Литве и Латвии. В случае реализации этих планов остальная часть Союза должна была превратиться в эстонско-латышско-литовскую колонию.

Грандиозные суммы «контрибуции», которую собирались взять лидеры националистических движений у СССР, дополнялись не менее обширными аннексионистскими планами. Созданный при Президиуме Верховного Совета Литовской ССР «Совет по делам Малой Литвы» провозгласил Калининградскую область частью Литвы. На карте, опубликованной в литовских газетах, Калининградская область была объявлена «Малой Литвой», Калининград был назван Караляучас, Советск — Тильже, Неман — Рагайне.

Экспансионистские планы отдельных деятелей выходили за пределы государственных границ СССР. Ж. Симанавичюс в газете «Республика» требовал «отрезать от Польши Сувалкские, Аугуставские, а также другие… территории». Настаивая на аннексии Калининградской области, он великодушно предлагал «разрешить» РСФСР построить «в самой юго-западной части» Калининградской области порт, который бы соединялся с Белоруссией экстерриториальной автомагистралью и железной дорогой.

Газета «Межойа Литува» («Малая Литва») была не столь великодушна. В опубликованной на ее страницах карте европейская территория СССР была разделена на три «зоны интересов»: Эстонии, Латвии и Литвы. Калинин^' радская область, Западная Белоруссия и Украина доставались Литве. Москва входила в латвийскую зону.

Впрочем, отдельные литовские деятели не намерены были делиться со своими прибалтийскими соседями. Словно следуя совету 3. Бжезинского, литовские картографы поспешили отпечатать карту Великой Литвы, восточная граница которой проходила по рубежам Московской области и реке Оке.

В атмосфере, насыщенной воинствующей русофобией, расизмом и национальной спесью, 23 августа 1989 года была проведена антисоветская акция в масштабах всей Прибалтики. Через три республики на протяжении 600 километров была создана непрерывная цепь из людей, державшихся за руки. В этой цепи стояло около 2 миллионов человек. Эта акция, получившая название «Балтийский путь», широко освещалась не только за рубежом, но и в советских средствах массовой информации.

В ответ на эти события ЦК КПСС 27 августа 1989 года выступил со специальным заявлением, в котором резко осуждалась растущая антисоветская направленность выступлений в Прибалтике. В заявлении подчеркивалось: «На определенном этапе обстановкой демократии и открытости воспользовались здесь националистические, экстремистские группировки и постепенно начали вносить в развитие событий нездоровое начало… Очень скоро выявился антисоциалистический, антисоветский характер их замыслов. Кое-где появились организации, напоминающие политические формирования буржуазного периода и времен фашистской оккупации. Началось фактически создание параллельных органов власти. Вошли в практику запугивание, прямой обман и дезинформация, а то и просто моральный террор, дискредитация всех несогласных, каждого, кто остается верен интернационализму и идеям целостности Советского Союза. Часть органов массовой информации оказалась источником насаждения националистической атмосферы…

«Воспользовавшись свободой международных связей, националистические деятели вошли в контакт с зарубежными организациями и центрами, вовлекая, по существу, их во внутренние дела своих республик, сделали их своими консультантами и советчиками, будто эти люди с Запада лучше понимают, что действительно нужно для прибалтийских народов, будто они руководствуются не собственными тайными и явными помыслами в отношении нашей страны, а на самом деле пекутся о благе советских людей…

Деятельность националистических сил уже привела к очень серьезным потерям в экономике республик, к межнациональной и социальной напряженности. Кое-где налицо реальная угроза настоящего гражданского конфликта, массовых уличных столкновений с тяжелыми последствиями. Дело зашло далеко. Судьбе прибалтийских народов грозит серьезная опасность. Люди должны знать, к какой пропасти их толкают националистические лидеры. Если бы им удалось добиться своих целей, последствия могли бы быть для народов катастрофическими. Сама их жизнеспособность могла бы оказаться под вопросом».

Заявление обвиняло руководителей компартий прибалтийских республик в неспособности взять ситуацию под контроль. «Надо сказать, руководители этих республик не сумели сделать всего, чтобы удержать процесс в нормальном русле перестроечных перемен. Им не удалось остановить негативные тенденции, переломить ситуацию, отстоять принципиальные позиции, убедить людей в пагубности планов и практики оппозиционных сил… Нельзя не признать, что часть партийных комитетов и работников спасовала перед трудностями, опустила руки, а некоторые начали даже подыгрывать националистическим настроениям, ослабили противодействие сепаратистским планам».

Заявление обращалось с призывами к народам Прибалтики: «Не верьте тем, кто пытается доказать, будто стоит «изгнать мигрантов», поставить в неравноправное положение русских, украинцев, белорусов, поляков, евреев и других, кто живет и трудится вместе с вами, «отделиться от СССР», как жизнь литовцев, латышей или эстонцев сразу станет зажиточной и комфортной. Это — заведомая неправда! Это — обман… Каждая республика, каждый регион соединены тысячами хозяйственных, общественных, культурных, научно-технических и просто человеческих связей с другими, со всей страной. Что же произойдет, если одним махом эти связи порубить? Совершенно ясно: никому не будет лучше… Сохраним единую семью советских народов, единство рядов Коммунистической партии Советского Союза».

Однако заявление ЦК КПСС было немедленно подвергнуто нападкам в средствах массовой информации прибалтийских республик. В поддержку их выступали и многие средства массовой информации в России. Ряд газет в центральных городах страны публиковали подборки писем с осуждением заявления. «Огонек» опубликовал восторженный репортаж о «Балтийском пути», а литературно-общественное движение московских писателей «Апрель» выступило со своим заявлением, в котором говорилось: «В 1939–1940 годах судьба Латвии, Литвы, Эстонии была решена циничным, хищным сговором Сталина и Гитлера о разделе сфер влияния… Аннексия прибалтийских республик в 1940 году — бесспорный факт. Так же, как и их захват гитлеровцами в 1941 году… В заявлении ЦК КПСС, опубликованном 27 августа 1989 года, мы находим строки ультимативного характера, намекающие на возможность прямой расправы».

Е.К. Лигачев вспоминал: «Уверен, если бы Центр и средства массовой информации начали тогда работать в духе заявления, дальнейшие события развивались бы совершенно иначе и не привели бы к политическом кризису в Прибалтике. Но, увы, судьба заявления ЦК КПСС была плачевной: по нему открыли мощный огонь лидеры Народных фронтов, их поддержали некоторые центральные органы печати. А Центр, ЦК КПСС снова проявили непозволительную пассивность. Создавалось впечатление, что кое для кого заявление было просто формальной акцией, а незавидную судьбу для него уготовили для того, чтобы еще более вдохновить прибалтийских сепаратистов».

Не только Народные фронты, но и руководство компартий Прибалтики атаковало заявление ЦК КПСС. На заседании Политбюро от 13 сентября 1989 года Вяляс заявил: «Заявление ЦК КПСС… вызвало шок в республике своим языком, и не только — неожиданностью. Мы ничего не знали о подготовке такого шага». Вагрис (Компартия Латвии) говорил: «Реакция на заявление негативная. Ее можно назвать сопротивлением… Народный фронт Латвии опубликовал свой проект новой программы: «Латвия — вне Союза». Безусловно, нужен новый, обновленный Союзный договор».

Говоря о положении в Литве, Бразаускас успокаивал: «Экономическая жизнь в республике протекает нормально». Однако тут же оговаривался: «Налицо обострение общественно-политической ситуации. Многие в республике трактуют суверенитет как независимость». Председатель Совета министров Бресис обвинял союзное правительство в диктате. Он говорил о нежелании «союзных органов учитывать национальные интересы республик» и требовал «экономической самостоятельности». Председатель Президиума Верховного Совета Латвии Горбунов туманно рассуждал о неясностях «в правовом статусе, суверенитете республик».

Подводя итоги выступлениям, Горбачев говорил: «Сегодняшняя встреча подтверждает взаимное стремление найти решение возникших проблем. Со своей стороны мы доверяем нынешнему руководству республик, но это не освобождает от откровенного разговора и критики. Надо нам активнее идти вперед и в проблемах экономической самостоятельности республик, и в решении других вопросов, которые найдут практическое воплощение в платформе КПСС по национальному вопросу, в том числе и в вопросе об определении статуса суверенитета республик. Здесь говорили, что заявление по Прибалтике вызвало шок в республиках. Но хочу сказать, что оно было вынуждено насущной необходимостью. Нужна ясность позиций в вопросах самоопределения в рамках сохранения Союза. Главное — держаться ближе к народу, не поступаясь принципами». Как всегда, Горбачев пустыми словами о движении вперед и об интересах народов прикрывал распад страны, начавшийся при его активном участии.

Тем временем национал-сепаратисты Прибалтики все решительнее бросали вызов центральным властям. В октябре 1989 года было принято решение Вильнюсского городского совета «Саюдиса», в котором говорилось, что совет не имеет «основания отмечать годовщину так называемой Октябрьской революции… Тем более не за что это праздновать литовскому народу: он в 1918–1920 годах должен был упорно бороться с оккупационными отрядами «революционеров». В этой связи городской совет «Саюдиса» предложил сделать нерабочим днем «день возрождения независимости Литвы», то есть 16 февраля, день, когда под контролем немецких оккупантов была провозглашена «независимость» Литвы под протекторатом кайзеровской Германии.

В начале ноября 1989 года Горбачев вновь встречался с представителями Эстонии и Латвии. 9 ноября, рассказывая об этой встрече своим коллегам по Политбюро, он сказал, что у его собеседников «ощущение, что деваться некуда, надо выходить из СССР. Никакие попытки с республиканским хозрасчетом не дадут им самостоятельности. Так они считают. И убеждены, что Центр не готов дать настоящую самостоятельность, а следовательно, не будет и настоящего хозрасчета. Это используется для оправдания выхода из СССР».

Горбачев уверял, что это просто «шантаж». Он говорил, что руководство страны может «держать инициативу в своих руках. Опыт показывает, что даже самые отпетые националисты далеко не пойдут». Горбачев объявлял о решительных мерах, которые он якобы был готов принять против сепаратистов: «Завтра мы отменим законы, принятые республиками об их самостоятельности». Но тут же делал оговорку: «Однако надо иметь в виду, что наряду с сепаратистскими происками есть и реальные вещи, по которым надо принимать решения. Чтобы нам не пришлось соглашаться на новый «похабный Брестский мир». Деваться действительно некуда, но исходить надо из своей концепции. И проводить ее в жизнь, а не топтаться на месте и упускать время. Мы должны показать: кто становится на путь разрыва, тот обрекает свой народ на прозябание. Народ это должен почувствовать. Нам надо занять прогрессивную позицию в целом, а не по частям торговаться».

Однако эти уверенные заявления сопровождались невольным признанием о тяжелом экономическом положении страны и влиянии этого на события в Прибалтике. Горбачев говорил: «В связи с ухудшением во всей стране экономической ситуации у прибалтов появился новый мотив: «Не хотим погибнуть в этом общем хаосе».

Оценивая общую обстановку более мрачно, Н.И. Рыжков считал, что три республики не шантажируют, а всерьез готовятся к отделению. Он говорил: «Все у них нацелено на подготовку к выходу из СССР. Все эти дискуссии с нами — это только предлоги, оттяжка времени. Как только победят на выборах — вынесут решение об уходе. Что делать? Ввести общий свободный рынок между изолированными республиками? Но это — хаос. Надо бояться не Прибалтики, а России и Украины. Пахнет общим развалом. И тогда нужно другое правительство, другое руководство, уже иной страны. В русских коллективах Прибалтики начинается эволюция — от конфронтации к единству с местным населением».

Но В.А. Медведев считал, что надежда на сохранение Прибалтики в составе СССР еще не потеряна: «Единственный путь — действовать через экономику. Не думаю, что однозначно и обязательно все проголосуют за выход».

Его поддержал Горбачев, вновь заявлявший о возможности остановить процесс распада: «Первая задача — также и для средств массовой информации — пропагандировать нашу платформу. Все, что там заложено, мы будем отстаивать. Тут есть отставание… Убеждать, что мы готовы сделать шаг, и этот шаг будет существенным навстречу к решению национальных вопросов… Может быть, иметь типовой проект республиканского хозрасчета? Типовой. И с комментариями опубликовать. Обсудить на Верховном Совете СССР. Мы должны действовать на опережение. А проблема отделения — это не проблема одной республики, эту проблему будет решать вся страна».

16 ноября 1989 года Политбюро обсудило вопрос о Литве. По словам составителей протокола, «Бразаускас сделал уклончиво неопределенное сообщение с неким двойным содержанием. Более открыто, по сути дела, с сепаратистских позиций, выступил Березов (секретарь ЦК КП Литвы). Уравновешенность продемонстрировал Пожела — президент Академии наук республики. Крайне критически оценили обстановку и поведение ЦК КП Литвы Балтрунас, Сакалаускас, Гейдрайтис».

Суммируя свои впечатления от сказанного, В.А. Медведев заявил: «Руководство Компартии Литвы не замечает или не хочет замечать фактической утраты своего политического влияния, поддается нажиму и диктату «Саюдиса», идет у него на поводу. Нынешнему составу ЦК уготована определенная роль — быть использованными «Саюдисом» и затем выброшенными с политической сцены». (Были также выступления Крючкова, Рыжкова, Пуго, Воротникова, Лигачева, Язова, но остались не запротоколированными.)

Однако Горбачев предпочел более мягкие оценки: «Речь идет не об отлучении, а о выработке единого подхода. Подходить к ситуации надо с широких позиций. Мы сегодня должны принять политический документ — спокойный, основательный, конструктивный, проникнутый заботой о сохранении единства партии и страны. Готовить в этом духе и письмо Генерального секретаря к коммунистам Литвы».

Тем временем комиссия, избранная Съездом народных депутатов, готовила доклад о последствиях договоров СССР с Германией от 23 августа и 28 сентября 1939 года. Еще 31 июля 1989 года на Политбюро в ходе обсуждения тезисов доклада А.Н. Яковлева на будущем Съезде народных депутатов В.А. Медведев говорил: «Оценка договоров 1939 года должна даваться не только и не столько с прибалтийского угла зрения, а в общем мировом и европейском контексте». Иначе, говорил Медведев, «можно подумать, что и договоры года заключались только для того, чтобы прихватить Прибалтику. Безапелляционное осуждение договоров означало бы, что мы принимаем на себя основную вину за развязывание Второй мировой войны. Что касается протоколов, то необходимо разграничение юридической и историко-по-литической сторон. А историко-политическую сторону, по моему мнению, можно и нужно анализировать. Нет жесткой связи между протоколами 1939 года о разделе сфер влияния и присоединением прибалтийских республик к СССР в 1940 году. Это подтверждается и самими текстами протоколов (в частности, упоминанием о том, что будут признаваться хозяйственные связи Германии с Литвой), и фактическим ходом событий. Ведь секретными протоколами Финляндия также была отнесена к сфере влияния СССР, но сумела отстоять свою независимость. Нельзя не учитывать и того, что советскому ультиматуму прибалтийским правительствам в 1940 году непосредственно предшествовал разгром Франции и вторжение в нее фашистских войск через нейтральную Бельгию».

Выступивший затем Горбачев изобразил готовность идти в бой против тех, кто в Прибалтике требовал признания договоров 1939 года незаконными: «Продолжать разговор в духе состоявшегося обмена мыслями… И не идти на поводу у демагогов». Далее пошли отрывочные замечания на прибалтийскую тему: «А то получается, что из-за нищенской Литвы мы воевали во Второй мировой войне. Снечкус… вырвал у Москвы 27 миллиардов рублей только на мелиорацию… У Вилиса Лациса в романе «Сын рыбака» читали, какой там «рай» был до присоединения». Затем прозвучали ритуальные призывы времен «гласности» и «перестройки»: «Встанем на путь правды. А правда у нас такая… по главным ориентирам перестройки!»

Однако «путь правды» и «главные ориентиры перестройки» уводили Горбачева и Яковлева далеко от поиска объективной истины. Характеризуя позицию Яковлева в своих воспоминаниях, тогдашний председатель КГБ СССР и член Политбюро В.А. Крючков писал: «Видимо, у многих в памяти, как он старался доказать «преступность» соглашения Молотова — Риббентропа — пакта о ненападении между Германией и Советским Союзом, заключенного в 1939 году. Как только он не корил Сталина, а заодно и Советский Союз, за «преступный сговор с фашизмом», за «предательство дела мира», забывая о том, что к тому времени положение Советского Союза было, мягко выражаясь, деликатным. Практически он был изолирован, ни на какие серьезные переговоры с Советским Союзом западные державы не шли. Советский Союз был оставлен один на один с Германией, а последнюю всеми силами натравливали на Советский Союз. В этих условиях Сталин, разумеется, искал выход. Он прекрасно понимал, что страна исторически не готова к войне, неизбежность которой была очевидна для многих, в том числе и для Сталина. Ему нужно было во что бы то ни стало хотя бы на короткое время оттянуть начало войны с тем, чтобы лучше к ней подготовиться… И Сталин поступил правильно, добившись для своей страны какой-то отсрочки во времени… Но… Яковлев изо всех сил старался доказать, что Советский Союз был агрессором в отношении Прибалтики».

Уже упоминавшийся выше бывший сотрудник КГБ СССР Валентин Сидак в беседе с обозревателем «Правды» Виктором Трушковым говорил, что А.Н. Яковлев и его заместители Ю.Н. Афанасьев, В.М. Фалин, Э. Лимаа работали спаянной командой. Им оказывали поддержку и другие комиссии, такие как враг СССР и России В. Ландсбергис, а также В. Коротич, главный редактор журнала «Огонек», который регулярно распространял клеветнические материалы против советского прошлого. По словам В.А. Сидака, «всем несогласным с… выработанной на самом верху политической линией выкрутили руки — и ученым, и привлеченным экспертам. Об этом в июне прошлого года (т. е. 2006 г. — Авт.) поведал ведущий специалист по советско-германским отношениям, президент Ассоциации историков Второй мировой войны О. Ржешевский. Комиссия опрашивала каких-то липовых свидетелей, занималась, по сути, детской самодеятельностью, а серьезная экспертиза так и не была проведена — говорю об этом вполне ответственно. Эксперты КГБ, также привлекавшиеся к работе комиссии, рассказали руководству ведомства немало интересных деталей о царившей там атмосфере».

Правда, в своем выступлении с докладом комиссии на II Съезде народных депутатов СССР А.Н. Яковлев не решился объявить договоры 1939 года незаконными (на чем настаивали в Прибалтике), так как это противоречило общему мнению большинства членов Политбюро, высказанному еще 31 июля. Он заявил: «В конкретных условиях того времени договор был правомерен политически. Политика Германии и Японии, позиция западных демократий не оставляли Советскому Союзу иного выхода. Руководство СССР обязано было принять меры для обеспечения безопасности страны, хотя бы оттянуть начало войны и использовать выигранное время для укрепления экономики и обороны… Сам по себе договор с юридической точки зрения не выходил за рамки принятых в то время соглашений, не нарушал внутреннего законодательства и международных обязательств СССР. Юридически он утратил силу».

Но тут же Яковлев переходил к разбору протоколов к договорам 1939 года. По словам В.А. Сидака, «А.Н. Яковлев вешал народным депутатам СССР лапшу на уши, когда утверждал, что «графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию протокола подтверждают факт его существования и подписания». Ничего они не подтверждают!»

Как указано выше, 31 июля 1989 года В.А. Медведев обращал внимание на нечто обратное: несоответствие многих последовавших событий содержанию протоколов. В.А. Сидак же вообще сомневается в существовании протоколов. Он указывал: «Любой грамотный юрист, любой эксперт-криминалист тотчас предметно и убедительно докажет, что достоверность документа по копии (тем более по фотокопии!) установить нельзя. Подобные виды экспертных исследований проводятся исключительно по оригиналам документов: только они имеют доказательную силу в суде и иных юридических инстанциях». Сидак добавлял, что, «несмотря на давление председателя комиссии А.Н. Яковлева», специалисты Научно-исследовательского института КГБ отказались «признать достоверность материалов по фотокопиям. Сомневается, кстати, в подлинности секретных протоколов и внук Молотова, известный политолог В. Никонов, ссылаясь как на материалы Ф. Чуева, так и на собственные беседы с дедом».

В духе выступлений «Саюдиса» и Народных фронтов Эстонии и Латвии Яковлев в своем докладе постарался обвинить Сталина в проведении «имперской» политики. Он утверждал, что, заключая договоры с Германией, Сталин отнюдь не заботился об интересах СССР. Он уверял: «Главным его мотивом было не само соглашение, а именно то, что стало предметом секретных протоколов: то есть возможность ввода войск в прибалтийские республики, в Польшу и Бессарабию, даже в перспективе в Финляндию. То есть центральным мотивом договора были имперские амбиции… Секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года существовал, хотя его оригинал не обнаружен ни в советских, ни в зарубежных архивах… Будучи принят в обход внутренних законов СССР и в нарушение его договорных обязательств перед третьими странами, протокол являлся изначально противоправным документом, представлял собой сговор, выражавший намерения подписавших его физических лиц… Метод выработки протокола и примененные в них категории и понятия… были явным отказом от ленинских принципов советской внешней политики. Встав на путь раздела добычи с хищником, Сталин стал изъясняться языком ультиматумов и угроз с соседними странами… В великодержавной манере осуществили возвращение в состав Союза Бессарабии, восстановление Советской власти в республиках Прибалтики».

В.А. Сидак резюмировал: «Народных депутатов… попросту говоря, надули и провели на мякине — отсюда их голосование по докладу комиссии. Ну что же, свой вклад в подготовку развала СССР они внесли, поэтому сегодня поздно каяться и посыпать голову пеплом». Хотя съезд не объявил договор незаконным, он поддержал обвинения Яковлева и фактически подтверждал правильность обвинений в адрес СССР, которые звучали в речах сепаратистов. Те понимали, что им открыта «зеленая улица».

Широкомасштабное отступление перед национал-сепаратизмом в Прибалтике стало возможным после завершения встречи М.С. Горбачева и Дж. Буша-старшего на Мальте 2–3 декабря 1989 года. Анатолий Громыко назвал эту встречу «политическим и дипломатическим Чернобылем». Одним из важнейших вопросов в ходе переговоров стал вопрос о Прибалтике. По словам A.A. Громыко, оба участника встречи «уединились за плотно закрытыми дверями и провели секретную беседу по Советской Прибалтике».

Судьба Прибалтики, подчеркнул Буш, глубоко волнует США, и с нажимом добавил, что США никогда не признавали ее присоединение к Советскому Союзу. «Если Москва допустит там насилие, то это вызовет негодование в Америке. Нам не хотелось бы создавать для вас большие проблемы», — без обиняков заявил президент. Ан. Громыко писал: «Никто не вспомнил, в первую очередь Михаил Сергеевич, что до 1917 года весь Прибалтийский регион веками входил в состав России и никогда не имел, за исключением спорного вопроса с Литвой, своих государственных образований, что силами всей страны здесь были построены промышленность, современные порты и военные базы, что к началу 90-х годов здесь многие десятилетия проживали сотни тысяч русских и других славян».

Сделка на Мальте между Горбачевым и Бушем предусматривала невмешательство союзного правительства в процессы, развивавшиеся в Прибалтике при активном участии США и других стран Запада. «На Мальте, — указывал Анатолий Громыко, — Горбачев проиграл по всем статьям, однако демонстрировал наигранный оптимизм и считал, что наконец-то может доверять Бушу. Вопреки здравому смыслу Горби считал, что США не будут форсировать объединение Германии и не поставят советско-американские отношения в зависимость от «прибалтийской проблемы». У него укрепилось мнение, что «дядя Сэм» оплатит сдачу советских позиций хорошей финансовой помощью. Горбачев так ее и не дождался… Встреча на Мальте войдет в историю дипломатии как «советский Мюнхен». После него, как любил говаривать Михаил Сергеевич, «процесс пошел». Как Нерон сжег Рим, так и Горби, наслаждаясь властью, ослепленный ею, разваливал свое государство и судьбы миллионов соотечественников… В современной мировой истории нет более печальных и постыдных страниц, чем издевательство над СССР, допущенное после Мальты».

Последствия капитуляции на Мальте не заставили себя долго ждать. Получив соответствующие сигналы из Вашингтона, сепаратисты перешли в решительное наступление.

25–26 декабря 1989 года состоялся внеочередной пленум ЦК КПСС. Срочность его созыва была вызвана решением XX съезда Компартии Литвы отделиться от КПСС. Высказав обычные для него похвалы перестройке и заявив, что «мы выходим на самое острие проблем, от решения которых зависит судьба социализма», М.С. Горбачев в своем докладе на Пленуме сказал: «Что преподнесли нам наши литовские товарищи? Они нанесли тяжелый удар по КПСС, которая находится сейчас с самом трудном положении, удар и по перестройке. Но я бы не хотел считать, что процесс там уже завершился. И я призываю товарища Бразаускаса и других должным образом еще раз обдумать».

Горбачев спрашивал собравшихся: «Что же делать? Отменять сейчас будем решение XX съезда КП Литвы? Или сделаем перерыв в нашем Пленуме и поручим генсеку и членам ЦК выехать в Литву, провести там дискуссии? Со всем уважением к литовскому народу, к Компартии Литвы… Ведь настоящего-то разговора с ними еще не было. Не уверен, что вы, литовские руководители, адекватно выразили здесь мнение коммунистов Литвы. В партию пробрались оппозиционеры и навязали там такие взгляды. А с народом вы не поговорили. А ведь решаете не свой вопрос, а взяли на себя фактически решать вопрос, касающийся всей страны. Сколько веков шли к единству! Не последние 40 лет, не 50, 200 лет Литва была в составе России. Это все прямо надо народу говорить. У нас большие планы: в настоящей федерации мы еще не жили. А уже начинаем рушить, что есть… Я уверен: у народа есть здравый смысл! У каждого! Несерьезно сейчас, прямо вот здесь, требовать от Бразаускаса за ночь изменить позицию».

После этого путаного выступления слово взял В.А. Медведев, который зачитал проект постановления, объявлявший неправомерными все решения, связанные с созданием самостоятельной Компартии Литвы. Пленум стал обсуждать вопрос о персональном составе комиссии, которая должна была разработать конкретные шаги для преодоления кризиса.

Первоначально было предложено, чтобы в комиссию вошли 4 члена Компартии Литвы, выступавшие за ее отделение от КПСС, и 4 члена, выступавшие против этого шага. Некоторые члены ЦК стали выступать против включения в состав комиссии Бразаускаса и других сторонников отделения. Заместитель министра иностранных дел СССР Никифоров, первый секретарь Адыгейского обкома Джаримов предложили исключить из партии Бразаускаса, Березова, Палецкиса.

Против таких мер выступил Б.Н. Ельцин, заявив: «Нельзя не считаться с реальной обстановкой в Литве. Надо искать выход из положения с учетом этого и необходимости консолидации, объединения всех демократических сил. Если будет нажим на республику, принуждения и исключения, тем более какие-то крайние меры, они могут еще более восстановить население республики против Центра, против Москвы. Надо поехать в Литву Горбачеву, Шеварднадзе, Маслюкову. Главное — не расколоть страну. Поддерживаю доклад Горбачева».

В заключение выступил Горбачев. Он сказал: «Предлагаю, одобрив доклад, отложить принятие окончательных решений. Но после Пленума группе членов Политбюро и членов ЦК, включая Генерального секретаря, выехать в Литву для встреч с коммунистами и трудящимися республики. А по возвращении вновь обсудить этот вопрос и принять необходимые решения». Фактически ЦК КПСС опять ушел от решения ключевых вопросов в отношениях с Прибалтикой.

В середине января 1990 года М.С. Горбачев выехал в Литву, где провел два дня на совещаниях и встречах. К этому времени от руководства Компартии Литвы отделились противники раскола, создавшие ЦК «на платформе КПСС». Выступая 13 января на партийном активе, Горбачев признавал разгул сепаратистских настроений в Литве: «Пущены в ход такие большие понятия, как «свобода», «независимость», «самостоятельность»… Причем это стало своеобразным тестом: ты — за свободу или против? Ты — за самостоятельность или против? Ты — за независимость? Ты — за независимость или нет? Если да, ты наш человек. Если начинаешь размышлять по этому поводу, уже надо подумать, наш ли… Вот лежат передо мной письма, записки, в которых приводят факты таких высказываний: вот, мол, вы нас 70 лет оккупировали, так теперь, мол, мы вас проучим и т. п…. Если… этот бытовой национализм… войдет в политику… тогда, товарищи, нас ждут худшие времена».

В качестве выхода из кризиса Горбачев предлагал «изменить все — и федерацию, и КПСС — так, чтобы то, что вы хотите, могли решать… Я уверен, что, если мы выйдем на такое понимание федерации и новой роли КПСС, ее внутреннего построения и взаимоотношений всех звеньев КПСС, это удовлетворит всех… Давайте стараться услышать друг друга. Давайте использовать шанс для совместного размышления… Сегодня надо быть и очень ответственными, и очень решительными в достижении наших целей».

Однако эти «решительные» слова на деле прикрывали готовность Горбачева выполнять мальтийские договоренности. Бывший член Бюро ЦК Компартии Литвы Юозас Ермолавичюс вспоминал позже: «В январе 1990 года, когда Горбачев приезжал к нам и встречался с членами Бюро ЦК Компартии Литвы, я понял, что он отлично знает механизм разрушения Советского Союза. И чем дальше, тем больше я убеждался, что он ведет себя таким образом, чтобы не помешать действию таких механизмов. Более того, сам действует в соответствии с той же реакционной логикой международного антикоммунизма, под управлением тех же зарубежных сил. Нам в Литве особенно хорошо была видна его игра. Как в кукольном театре: артисты и режиссеры за океаном дергают за ниточки, а марионетки у нас дома повторяют все их замыслы по разрушению государства».

Очевидно, что эти хитрости Горбачева разгадал не только Ю. Еромолавичуюс, но и руководители национал-сепаратистов. Они не воспринимали всерьез болтовню Горбачева о реформе КПСС и СССР, не желали его слушать и «размышлять» вместе с ним. Они уже давно устремились прочь из КПСС и СССР и на всех парах мчались на Запад. И они были очень «решительными» в движении к своим целям.

19 января 1990 года один из лидеров «Саюдиса» В.Ю. Чепайтис на страницах западногерманской газеты «Ди Вельт» утверждал, что лишь три народа Советского Союза — эстонский, литовский и латвийский — прошли фазу национального самоопределения и современной государственности в 20–30-х годах, а поэтому имеют право на первоочередное вселение в общеевропейский дом». Видимо, по мнению В.Ю. Чепайтиса, фашистские режимы Сметоны, Пятса, Ульманиса, существовавшие тогда в Прибалтике, в наибольшей степени соответствовали современному уровню развития демократии в Европе. Чепайтис призывал не бояться падения Советского Союза и доказывал, что развал Советской страны пойдет на благо «европейского дома».

Осуждение Яковлевым и II Съездом народных депутатов СССР предвоенной политики СССР вдохновляло сепаратистов. В программе «Саюдиса», опубликованной перед выборами в Верховный Совет Литовской ССР, 24 февраля 1990 года, говорилось, что «в 1940 году СССР нарушил двухсторонний договор и совершил агрессию против Литовской республики, свергнул законное ее правительство, насильственным и сфабрикованным голосованием создал Народный сейм. Последний, присвоив суверенные права нации, провозгласил декларации, послужившие прикрытием для аннексии Литвы, ее инкорпорации в состав СССР, превращения ее жителей в граждан СССР». Как подчеркивалось в заявлении «Саюдиса» о восстановлении государственности Литвы, «литовское государство в 1940 году было насильственно и незаконно включено в состав Советского Союза».

После этого, как констатировала предвыборная программа «Саюдиса», «в 1941–1944 годах Литва была оккупирована армией Германии». В обзоре исторических событий это происшествие не вызвало никаких комментариев. Видимо, по сравнению с «агрессией СССР 1940 года» события 1941–1944 годов не стоили внимания, и создавалось впечатление, что ничто не затронуло интересы литовского парода в эти годы.

В результате разгрома вермахта, говорилось в программе, «в 1944 году армия СССР снова оккупировала Литву, а по завершении войны оккупации не прекратила. Необъявленной войной против литовского народа СССР уничтожил его усилия возродить государство Литва». Из этого заявления следовало, что те, кто с литовской стороны вел «необъявленную войну» против частей Советской Армии после изгнания немцев из Прибалтики, якобы прилагали «усилия возродить государство Литва», с которыми и солидаризировался теперь «Саюдис».

В заявлении сейма «Саюдиса» о восстановлении государственности Литвы было подчеркнуто, что «литовское государство, восстановленное 16 февраля 1918 года, сохранило юридическое признание своей независимости». Судя по этому заявлению, «Саюдис» является идейным и политическим преемником тех же сил, которые стояли у истоков «литовского государства», провозглашенного в тот зимний день, то есть пособников кайзеровских оккупантов.

На выборах в Верховный Совет Литовской ССР «Саюдис» одержал убедительную победу, получив 119 мандатов из 141. Лишь 23 места получила Компартия Литвы во главе с Бразаускасом. Председателем Верховного Совета был избран В. Ландсбергис.

11 марта 1990 года на заседании Верховного Совета Литовской ССР было принято решение о провозглашении независимости Литвы. После оглашения результатов голосования по этому решению герб Литовской ССР, закрепленный на задней стене зала заседаний, по чьему-то сигналу стали медленно закрывать занавесом. А когда заседание закончилось, герб был сорван, брошен на мостовую и депутаты толпой прошлись по металлическому изображению, попирая его ногами. Это тщательно отрежиссированное (а возможно, и не раз отрепетированное) действо, которое должно было, видимо, продемонстрировать «тонкий» «европейский» вкус и молчаливое отречение от советского строя, напоминало ритуал из языческого прошлого литовцев.

Решение литовского Верховного Совета открыло новую фазу в остром политическом кризисе, вышедшем за пределы СССР. Действия литовского руководства сопровождались активными выступлениями за выход из состава Союза во многих республиках и областях страны. Требования об отделении своих республик выдвинули Верховные Советы Эстонии и Латвии, многие деятели Белорусского Народного фронта и украинского движения «Рух».

Состоявшийся 15 марта внеочередной III Съезд народных депутатов СССР признал недействительными принятые Верховным Советом Литовской ССР законодательные акты о «восстановлении независимого Литовского государства», а также об отмене действия Конституции Литовской ССР и Конституции СССР на территории республики. Вместе с тем в постановлении Съезда подтверждалось «право каждой союзной республики на свободный выход из СССР».

В заявлении Советского правительства от 20 марта, подписанном Н.И. Рыжковым, говорилось: «Сведения, поступающие из республики, показывают, что там в экстренном порядке разрабатываются планы изменения статуса предприятий союзного подчинения, передачи государственных предприятий в частную собственность, введения собственной валюты, создания таможенной службы и т. д…

Последствия таких действий могут пагубно сказаться на общей социально-экономической обстановке в республике, положении трудящихся и других слоев населения».

Заявление подчеркивало, что «все объекты союзного подчинения, находящиеся на территории Литовской ССР, являются собственностью Союза ССР… Органам Совета Министров СССР, министерствам и ведомствам СССР дано указание не вступать в какие бы то ни было переговоры о передаче подведомственных им предприятий и организаций в ведение Литовской ССР». Перечислялись и другие меры по установлению твердого контроля над союзной собственностью.

Вместе с тем в конце грозного заявления содержались реверансы в адрес национал-сепаратистов и говорилось о том, что союзное правительство относится «с пониманием… к проблемам политического, социально-экономического и национально-культурного развития Литовской ССР», уважает «стремление ее народа к обновлению общества и укреплению суверенитета республики».

Литовские власти не только игнорировали эти решения союзного правительства, но демонстрировали свое намерение действовать как независимое государство. 5 апреля Верховный Совет Литвы принял закон «Об удостоверении гражданина Литовской республики», который вопиющим образом попирал советское законодательство. Правительство Литвы распорядилось запретить деятельность военкоматов по осуществлению весеннего призыва.

Только тогда было опубликовано заявление президента СССР М.С. Горбачева и Председателя Совета Министров СССР Н.И. Рыжкова, в котором говорилось: «Искусственно и противоправно созданная руководством Литовской ССР проблема положения республики в союзном государстве все более затягивается в тугой узел, приобретает характер политического тупика… Со стороны других союзных республик правомерно ставится вопрос — почему они должны в ущерб своим нуждам поставлять в Литву продукцию, в то время как ее руководящие органы продолжают антиконституционные действия, пренебрегают законными интересами единого народнохозяйственного комплекса и граждан страны».

«В создавшейся обстановке мы вынуждены сделать следующее предупреждение: Если в течение двух дней Верховный Совет и Совет Министров СССР не отменят свои вышеназванные решения, то будут даны указания о прекращении поставок в Литовскую ССР из других союзных республик тех видов продукции, которые реализуются на внешнем рынке на свободно конвертируемую валюту». Так как декларация о независимости не была отменена, то объявленный запрет на ввоз ряда товаров в Литву был введен.

Тем временем дрейф к выходу из СССР совершали и две другие прибалтийские республики. Еще 2 января 1990 года Н.И. Рыжков в своем выступлении на заседании Политбюро заявил: «Сессия Верховного Совета Эстонии не утвердила разработанный правительством бюджет и приняла решение о повышении цен в республике. Надо немедленно отменять это решение. Оно может привести к серьезным экономическим последствиям».

19 марта состоялась встреча Горбачева и других членов ЦК КПСС с членами и кандидатами в члены Бюро ЦК Компартии Эстонии. Судя по опубликованному коммюнике по итогам этой встречи, ее участники отметили, что «общественно-политическая ситуация в республике остается сложной, идет поляризация политических позиций вокруг проблем суверенитета республики и самостоятельности Компартии Эстонии». Концовка коммюнике создавала впечатление о полном взаимопонимании участников встречи, и говорилось о необходимости «быстрейшего принятия решений, которые бы давали ясный и полный ответ, каким реальным содержанием будут наполняться обновляющаяся федерация и самостоятельность компартий республик. Отмечалась также необходимость нового союзного договора».

О том, как понимали руководители Компартии Эстонии необходимость «быстрейшего принятия решений», свидетельствовало принятие 30 марта Верховным Советом Эстонской ССР Декларации о независимости. Правда, в отличие от Литвы, Эстония объявляла лишь о начале переходного периода к независимости.

Еще 27 июля 1989 года Верховный Совет Латвийской ССР принял Декларацию об экономической независимости, а 3 мая на своей сессии этот орган одобрил Декларацию о «демократической и независимой Латвии». Были восстановлены некоторые положения конституции 1922 года, и теперь Латвия больше не была «советской и социалистической», а стала просто «республикой». Председателем Президиума Верховного Совета Латвийской республики был избран активный сепаратист Анатолий Горбунов. На сепаратистских позициях стоял и новый председатель Совета министров Латвии Ивар Годманис. Против этих решений в стенах Верховного Совета и за его пределами выступали сторонники недавно организованной партии «Равноправие» и «Интерфронта», но они были в меньшинстве.

В апреле 1990 года, как отмечал М.Ю. Крысин, «главы правительств Эстонии, Латвии и Литвы подписали соглашение об экономическом сотрудничестве, а в мае того же года на встрече в Таллине договорились о возобновлении действия Балтийского договора о единстве и сотрудничестве от 1934 года. В своих действиях по расколу СССР руководители трех республик получали большую поддержку от руководства РСФСР». Как писал М.Ю. Крысин, уже в июне 1990 года «главы правительств прибалтийских республик встретились с недавно избранным председателем Верховного Совета РСФСР Б.Н. Ельциным и заручились его поддержкой в борьбе за независимость».

Попытки Горбачева привлечь Прибалтику своими проектами реформированного Союза успеха не приносили. 12 июня 1990 года вновь созданный орган Союза ССР — Совет Федерации — начал обсуждение вопроса о проекте Союзного договора. Однако Председатель Верховного Совета Эстонии Рюйтель сразу же заявил, что у него «нет полномочий» для такого обсуждения. Как свидетельствует протокольная запись, «Горбачев настойчиво требует от Рюйтеля приостановить Декларацию о независимости, даже угрожающе спрашивает: «Вы что, напрашиваетесь на введение президентского правления?!»

В протоколе записано: «Рюйтель (твердо стоит на своем): «Политическая ситуация уже не позволяет сделать то, что можно было сделать еще полгода назад. Реальность такова, что время ушло. Мы должны позаботиться о том, чтобы оставить нашим народам хорошие отношения между собой».

Рюйтеля поддержал Ландсбергис, заявивший: «СССР подошел к рубежу, когда перестройка должна перекатиться через барьер национально-государственного устройства». Ему отвечал Горбачев: «Приостановите Декларацию, и мы тут же отменим все блокадные меры». Ландсбергис давал понять, что никакие планы реформировать Союз его не устраивают: «Будет ли нынешний СССР определяться как федерация или сообщество, все равно Литва сохранит свой путь как суверенный субъект международного права».

Далее, судя по протоколу, «Горбачев настойчиво высказывается за приостановление Декларации хотя бы на год. Ландсбергис упорствует. Горбачев: «Тогда придется продолжать меры против вас. Подумайте, взвесьте». (В июне 1990 года Литва объявила о временной приостановке Декларации о независимости на 6 месяцев, а Совет Министров СССР снял запрет на ввоз ряда товаров в Литву.)

Дискуссия продолжалась. Последовавшее в ходе ее замечание Яковлева раскрывало то, что на самом деле определяло его позицию в прибалтийском вопросе: «Мы во многом в плену прошлого. Рынок все изменит». Таким образом, он давал понять, что главным для него были ликвидация социализма и реставрация капиталистических отношений, вне зависимости от цены таких перемен.

В заключение выступил Горбачев, который, как обычно, от гневных грозных слов перешел к общим словам и туманным фразам, по сути, поддерживая Яковлева: «Мы с самого начала формировались как многонациональное государство. Этот процесс наложил отпечаток на весь характер общества. Переплелись человеческие судьбы. Я убежденный сторонник сохранения общего государства. Обеспокоенность республик понятна. Сепаратистские (если не нравится это слово — самоуправленческие) решения не дают выхода в интересах всех. Если будем искать выход в рынке, свободном общении, самостоятельности — это будет укреплять Союз. В противном случае — распад, развал, от которого все пострадают. Нам нужна федерация с разной степенью свободы. Я — за формулу «Союз суверенных социалистических государств». Горбачев не знал, что через полтора года он будет смещен с поста президента СССР, а сам Союз будет ликвидирован под прикрытием формулы «Содружество независимых государств», которая так напоминала ту, что он огласил 12 июня 1990 года.

Отказ руководителей трех прибалтийских республик обсуждать вопрос об участии в Союзе, прежнем или реформированном, происходил в то время, когда они уже перешли к прямым контактам со странами Запада в своих усилиях заручиться их поддержкой. В 1990 году было открыто представительство Латвии в Великобритании. Как отмечал М.Ю. Крысин, 30 июля 1990 года председатель Совета министров Латвийской республики Ивар Годманис и министр иностранных дел Янис Юрканс «прибыли с частным визитом в Вашингтон, чтобы заручиться поддержкой Дж. Буша (старшего) в своем стремлении к отделению от Советского Союза. Годманис прямо признал в беседе с журналистами, что его политика… преследует цель «мирного и постепенного перехода к независимой рыночной экономике и политическому суверенитету…» «Мы хотим полностью восстановить нашу независимость», — сказал Годманис, правда, уточнив при этом, что «обретение независимости будет постепенным процессом, так как потребует определенного времени».

По словам М.Ю. Крысина, «Годманис и Юрканс выразили пожелание, чтобы США создали свой информационный центр в Риге… оказали экономическую поддержку частному сектору в Латвии… содействовали американским капиталовложениям в экономику Латвии и помогли в подготовке специалистов по политологии, экономике и международному праву».

Одновременно в Прибалтике активизировались бывшие пособники Гитлера. В Латвии и Эстонии были сооружены памятники в честь тех, кто сражался на стороне гитлеровской армии. Как напоминал М.Ю. Крысин, «27 ноября 1990 года министр обороны СССР Д. Язов выступил по Центральному телевидению с заявлением, в котором, в частности, сказал, что командующим военных округов отдан приказ «решительно противодействовать сооружению памятников и других форм прославления фашистов и их наймитов, ликвидировать уже имеющиеся символы такого рода». Во исполнение этого приказа 5 декабря 1990 года «в четырех поселках Латвии прогремело четыре взрыва, уничтожившие памятники латышским легионерам СС».

Нарастало и сопротивление политике национал-сепаратистов и от значительной части населения Прибалтики. Помимо «Интерфронта» и «Равноправия», в Прибалтике были созданы и другие движения в защиту «некоренного населения». Против национализма выступала Компартия Литвы (на платформе КПСС), многие коммунисты Латвии и Эстонии, являвшиеся представителями местного населения. Несмотря на моральный террор, угрозы и нападения, они выступали за сохранение Союза. Они обращались к Москве за помощью. 6 декабря 1990 года Вселатвийский комитет спасения обратился к Горбачеву с просьбой ввести в Латвии президентское правление. Аналогичные призывы к союзному правительству шли также из Эстонии и Латвии.

Однако Москва молчала. Более того, национал-сепаратисты получали моральную и материальную поддержку от тех, кто разваливал СССР из Москвы. «Межрегиональная группа» депутатов во главе с Ельциным, Афанасьевым, Поповым, Станкевичем постоянно декларировала свою солидарность с национал-сепаратистским движением в Прибалтике. Предательскую роль играли и некоторые высшие чины в союзном правительстве. М.Ю. Крысин пишет: «По инициативе В. Бакатина, возглавлявшего в это время МВД СССР, «добровольцы «Саюдиса» получили стрелковое оружие, автотранспорт, помещения из ведомства КГБ, а для их подготовки открыли в Литве военную академию. Из них были сформированы отряды боевиков так называемого Госдепартамента охраны края — что-то вроде аналога МВД или КГБ при правительстве Ландсбергиса. Создав вооруженные силы добровольцев, Ландсбергис заявил, что «между Литвой и Советским Союзом — состояние войны».

Обстановка в Прибалтике накалялась. С 12 по 24 декабря 1990 года в Латвии произошло восемь терактов. Были произведены взрывы возле ряда общественных зданий, в том числе около Общественно-политического центра ЦК Компартии Латвии, зданий райкомов партии, военного училища, военной комендатуры, республиканского КГБ.

Эти события требовали ответа Москвы. В.А. Крючков вспоминал: «В конце декабря 1990 года на совещании у Горбачева было принято решение применить силу против действий экстремистов в Латвии и Литве, пытавшихся явочным порядком сменить общественный строй, покончить с Советской властью и выйти из Союза. Горбачев вел себя решительно, но это не прибавило уверенности в нем… Горбачев дал указания Язову, Пуго и мне ускорить подготовку конкретных мероприятий, но к вечеру того же дня нам было дано уточнение: «Вы особенно не горячитесь, поделикатнее все взвесьте, потом еще раз обсудим». По словам Болдина, до этого у Горбачева состоялся продолжительный разговор с Яковлевым».

И все же, как писал М.Ю. Крысин, в ответ на декабрьские теракты последовали «действия военных и КГБ. 2 января 1991 года автоматчики внутренних войск МВД СССР по просьбе ЦК Компартии Латвии заняли Дом печати в Риге… 8 января в Вильнюс прибыли подразделения воздушно-десантных войск… чтобы обеспечить проведение весеннего призыва в ряды Советской Армии».

В.А. Крючков вспоминал: «Начало 1991 года выдалось тяжелым. Январские события в Литве, в частности в Вильнюсе, явились отражением спровоцированного кризиса в республике, охватившего все стороны жизни литовского общества. Многочисленные случаи нарушения прав человека, попытки решить проблему обретения независимости Литвы, не считаясь с законными интересами Союза, с обязательствами перед ним, с волей и интересами значительной части населения самой республики, ухудшение экономического положения и, как следствие, снижение жизненного уровня и другие негативные явления породили глубокий и всесторонний кризис. Усилилось противостояние политических сил, их позиции, их взгляды становились все более полярными».

После резкого повышения цен, осуществленного правительством Казимиры Прунскене, 8 января в Вильнюсе произошла массовая демонстрация против роста дороговизны. Демонстранты требовали отставки правительства. К. Прунскене с ее кабинетом ушла в отставку, но волнения продолжались.

10 января М.С. Горбачев обратился к Верховному Совету Литвы. В обращении говорилось: «Надо смотреть правде в глаза и видеть истинные причины создавшегося положения. Они коренятся в грубых нарушениях и отступлениях от Конституции СССР, Конституции Литовской ССР, попрании политических и социальных прав граждан, в стремлении под лозунгами демократии провести политику, направленную на восстановление буржуазного строя и порядков, противоречащих интересам народа».

Обращение требовало восстановить действие Конституции ССР и Конституции Литовской ССР, отменить другие антиконституционные акты. Оно завершалось предупреждением о необходимости сознавать меру ответственности перед народом Литвы и всех народов СССР.

Однако, как замечал В.А. Крючков, «это обращение не возымело своего действия. У литовского руководства была полная уверенность в том, что Москва не пойдет ни на какие решительные действия с целью реализации предупреждений, содержащихся в обращении. В этихусловиях 10 января Горбачевым было дано указание министру обороны Язову, министру внутренних дел Пуго и мне, как председателю Комитета госбезопасности, применить силу и направить в Вильнюс небольшую группу спецподразделения КГБ, известного как группа «Альфа». Группа должна была действовать в зависимости от обстановки совместно с подразделениями МО и МВД СССР».

Как отмечал М.Ю. Крысин, «11 января созванный в эти дни «Конгресс демократических сил» Литвы направил в Верховный Совет республики «Ультиматум трудовых коллективов и демократических сил», в котором высказывалось требование… восстановить действие Конституции Литовской ССР и СССР на территории республики».

В тот же день состоялся разговор по телефону Михаила Горбачева с Джорджем Бушем-старшим. Словно отчитываясь и одновременно оправдываясь перед президентом США, Горбачев говорил: «Сейчас на меня и на Верховный Совет оказывается давление в пользу введения президентского правления. Я пока держусь, но, откровенно говоря, Верховный Совет Литвы и Ландсбергис, похоже, не способны ни на какое конструктивное встречное движение. В ответ на то давление, которое на меня оказывается, вчера я обратился к Верховному Совету Литвы с тем, чтобы они сами восстановили действие Конституции. Однако ситуация и сегодня развивается неблагоприятно. В Литве забастовки, нарастает напряженность».

Выступая на следующий день, 12 января, на заседании Совета Федерации, М.С. Горбачев заявил: «Остался один шаг до кровопролития». Он предложил послать в Вильнюс представителей Совета Федерации Дементея и Нишанова.

В своем выступлении Б.Н. Ельцин полностью поддержал Ландсбергиса и «Саюдис». Он говорил: «Послание президента Верховному Совету Литвы составлено не в тех выражениях, которые требовались. Это не ультиматум, но и не призыв к соглашению. В затягивании переговоров с Литвой виноват во многом Союз, в том числе президент. Надо находить пути к сближению, а не к конфронтации. Если будут введены войска, это приведет к непоправимой беде для всей страны. Нужен диалог, а не сила. Не стоит включать в делегацию Нишанова. На первом этапе исключить любую демонстрацию военной силы. Президиум Верховного Совета РСФСР сделал специальное заявление по этому вопросу».

Премьер-министр Эстонии Сависаар выразил обеспокоенность возможностью ввода войск в Эстонию. Он говорил: «Мы нашли с Язовым компромисс по вопросу призыва в армию. Я спросил: у нас тоже надо ждать десантников? Он сказал: категорически нет. Час назад мне сообщили, что такие части уже высажены. Предлагаю принять решение о прекращении использования военной силы против республики и немедленном выводе войск из Вильнюса. Совет Федерации должен заявить, что вопрос может и должен быть урегулирован путем переговоров».

Отвечая Сависаару, Язов заявил: «Десантники в Эстонию не направлялись и не будут направляться. Силу не надо применять, надо применить закон». Одновременно он поставил вопрос о необходимости военного призыва в Прибалтике, заметив: «В Вооруженных силах 500 тысяч недокомплекта. Почему в прибалтийских республиках создаются свои военно-политические академии, вооружаются?»

Отвечая Ельцину, Горбачев говорил: «Вы, Борис Николаевич, не должны выступать с такими заявлениями… Вы встречаетесь с Брофманом и говорите ему, что, поскольку президент не пользуется популярностью, надо иметь дело с Россией… Или мы будем реформировать Союз, или будет накаляться обстановка, усиливаться напряжение… Ошибка думать, что можно поднять всю Прибалтику против Союза, — это ошибка… Борис Николаевич взял конф-ронтационный тон, а я — за разумное решение».

О том, что Ельцин активно «разыгрывал» «прибалтийскую карту», а сепаратистские силы опирались на его поддержку, свидетельствует прибытие Бориса Николаевича в тот же день в Таллин. Демонстрируя свою полную поддержку сепаратистских сил, Ельцин подписал с А. Рюйтелем договор о признании Россией независимости Эстонии, а затем такие же договоры с Латвией и Литвой. Одновременно Ельцин вместе с представителями трех прибалтийских республик обратился в ООН с жалобой на вмешательство союзного правительства в дела Литвы.

В тот же день, 12 января, началось противостояние у стен Верховного Совета Литвы между сторонниками «Конгресса демократических сил» и «Саюдиса», которое сопровождалось потасовками. Сторонники «Саюдиса» вытеснили своих противников от парламента.

Вновь созданный «Комитет национального спасения», за которым, по словам М.Ю. Крысина, стояла Компартия Литвы (на платформе КПСС), обратился к рабочим Вильнюса и войскам с призывом взять под свой контроль телевидение. «В ночь на 13 января 1991 года, — писал В.А. Крючков, — дружина «Комитета национального спасения» из числа местных жителей направилась к телецентру. К месту событий были подтянуты армейские подразделения, части МВД СССР и бойцы указанной спецгруппы КГБ численностью около 30 человек. Благодаря вмешательству армейцев и группы «Альфа» удалось предотвратить столкновение дружины с противоборствующими силами, что неминуемо обернулось бы куда большей кровью… Немногим более двух часов потребовалось для овладения Вильнюсским телецентром. При прохождении к центру наши армейцы, группы военнослужащих МВД СССР и «Альфы» подверглись неспровоцированному нападению со стороны хулиганствующих элементов, по ним стреляли с крыш близлежащих домов, в результате пострадали гражданские лица и военнослужащие».

По оценке М.Ю. Крысина, в ходе вооруженных столкновений 13 января погибло 13 человек и 144 было ранено. Как подчеркивал В.А. Крючков, «к августу 1991 года Прокуратура СССР практически завершила расследование и установила виновность гражданских лиц, учинивших беспорядки в районе телецентра. Также было установлено, что бойцами группы «Альфа» не было сделано ни одного выстрела».

В ту ночь войска ВДВ, МВД сумели взять также телеграф, но их попыткам взять Верховный Совет помешала толпа из 20 тысяч человек, собравшихся вокруг здания парламента. Как отмечал М.Ю. Крысин, «осада литовского парламента продолжалась до тех пор, пока не вмешались Соединенные Штаты и их союзники по НАТО… Сенат США принял резолюцию с призывом к президенту СССР «воздерживаться от дальнейшего применения силы против демократически избранных правительств Литвы, Латвии и Эстонии». «Такая тактика принуждения, — говорилось в резолюции, — неприемлема в сообществе демократических стран и особенно в то время, когда мир объединен в оппозиции насильственной аннексии другой небольшой страны, Кувейта, его жестоким соседом Ираком».

Как отмечал М.Ю. Крысин, «к призыву США присоединились все прозападные силы в Москве — Ельцин, Яковлев, Бакатин, Новодворская, Попов, Станкевич, Гдлян и другие». По Москве прошла демонстрация, во главе которой был Станкевич. Люди шли под плакатами, осуждавшими действия против сепаратистов. В Институте международного рабочего движения АН СССР, где я тогда работал, был организован митинг солидарности с Литвой. Тех, кто ^отказывался идти на митинг, осуждали. Долго на стенах некоторых домов в Москве и Подмосковье белели надписи: «Руки прочь от Литвы!»

На другой день эпицентр политической бури переместился в Ригу. 14 января члены Народного фронта Латвии собрались у здания парламента, чтобы оборонять его от возможного нападения со стороны ОМОНа. Одновременно под охрану членов фронта были взяты здание МВД, телецентр и радиостанция. Однако никаких нападений не происходило.

М.Ю. Крысин писал: «И что удивительно, несколькими днями позже рижский ОМОН действительно предпринял попытку переворота. 20 января группа из 40 военнослужащих ОМОНа в зеленой камуфлированной форме и черных беретах начала штурм здания МВД Латвии в Риге… Охранявшие милиционеры открыли ответный огонь. В ходе перестрелки погибло 5 человек, еще несколько было ранено… Латышские милиционеры не смогли бы продержаться долго против превосходящих сил омоновцев, но тут на помощь националистам неожиданно пришли советские войска. «Почему — мы до сих пор не знаем точно, — рассказал впоследствии один из милиционеров, оборонявших здание МВД, Ренарс Залайс. — Очевидно, Горбачев знал, что иначе могла бы произойти огромная резня».

В этой атмосфере шла подготовка к проведению Всесоюзного референдума о будущем СССР. В состоявшемся 17 марта 1991 года референдуме приняли участие 148,5 миллиона человек, то есть 80 % имеющих право голоса. Из них за сохранение Союза проголосовало 113,5 миллиона человек, или 76,4 % от принявших участие в голосовании. Хотя в Латвии, как и в Литве, Эстонии, Грузии и Молдове, местные власти воспротивились проведению референдума, сторонники сохранения Союза все же сумели организовать его. В референдуме приняла участие 501 тысяча человек. Из них 95 % проголосовало за сохранение Союза. Однако большая часть населения республики в референдуме не участвовала. Зато на состоявшемся 3 марта 1991 года вселатвийском опросе о независимости 73,8 % участвовавших в опросе проголосовали за независимость Латвии. В ходе аналогичного голосования в Эстонии 77,8 % избирателей выступили за независимость Эстонии (в нем приняло участие 82,9 % населения республики). Схожие результаты были получены в ходе аналогичного голосования и в Литве. Из этого был сделан вывод, что, в противоположность большей части населения СССР, большинство латышей, литовцев и эстонцев выступают за выход из Союза.

После этого союзное правительство приступило к переговорам с правительствами трех республик о дальнейших отношениях. Однако создание 19 августа 1991 года ГКЧП, в состав которого вошел бывший первый секретарь ЦК Компартии Латвии Б.К. Пуго, изменило обстановку. В Прибалтике распространялись слухи, что союзное правительство намеревается ввести войска. В этой обстановке 20 августа Верховный Совет Эстонии провозгласил «полную независимость». Однако 22 августа 1991 года было объявлено о победе Ельцина и его сторонников над ГКЧП. Вскоре почти все они была арестованы, кроме Б.К. Пуго, который вместе со своей супругой покончил жизнь самоубийством.

22 августа Исландия, первой из западных стран, признала независимость трех прибалтийских республик. В тот же день три прибалтийские республики признали независимость друг друга. 24 августа независимость трех республик признало правительство России. 2 сентября такое признание пришло от США.

Выступая на заседании Внеочередного Съезда народных депутатов СССР 2 сентября 1991 года, постоянный представитель Латвии Я.Я. Петере обратился лично к Горбачеву с просьбой издать президентский указ о признании независимости Латвии.

Одновременно сепаратисты не оставляли надежд на то, что в тогдашней обстановке всеобщего сумбура депутаты легко согласятся признать правоту претензии трех республик на компенсации и тем самым Россия станет их вечным должником. В своем выступлении на Внеочередном съезде депутат от Эстонии М.Л. Бронштейн 3 сентября заявил: «Мы не раз говорили с этой трибуны, что нужно признать исторический факт, что по отношению к Прибалтике были применены методы государственного бандитизма… Без признания этого факта невозможно считать, что закончилась Вторая мировая война. Чем скорее мы это сделаем, тем скорее выполним свой человеческий долг, долг депутатов. Этим мы откроем совершенно новую фазу дружественных отношений Прибалтики с другими республиками, с Советским Союзом, который будет реформирован в целом».

Откликаясь на эту просьбу, депутаты съезда поспешили еще раз осудить «секретные протоколы» и извиниться за них перед народами Прибалтики, хотя обещаний выдать им денежные компенсации дано не было. А вскоре последовали заявления Горбачева о признании независимости Латвии, Литвы и Эстонии.

Выход трех республик из СССР стал началом конца Союза. На пресс-конференции двух сопредседателей совещания по мирному урегулированию на Ближнем Востоке в октябре 1991 года Горбачев, обращаясь к Бушу, сказал: «Теперь вы — хозяин». Комментируя эти слова Горбачева, автор его биографии М.Я. Геллер писал: «Президент СССР констатировал не свою личную слабость, а исчезновение Советского Союза как супердержавы, делившей с США власть в мире». Вскоре Джордж Буш-старший официально объявил о победе США в «холодной войне».

Подписание Беловежского соглашения о создании СНГ и ликвидации СССР в декабре 1991 года завершило то, к чему так упорно стремились сепаратисты, направлявшиеся из столиц ведущих западных стран. В уничтожении великой державы национал-сепаратисты Эстонии, Латвии и Литвы сыграли роль передового отряда, вроде тех, что посылали гитлеровцы в глубь советского тыла в первые же дни Великой Отечественной войны. В то же время вряд ли их диверсионная работа достигла бы столь впечатляющего результатов, если бы не поддержка, которую они постоянно получали из других союзных республик, в том числе от руководства России и лично Б.Н. Ельцина.

Через некоторое время после полного восстановления досоветских порядков и вывода российских частей три республики покинули СССР и вошли в Европейский союз и НАТО. Казалось, за несколько лет изменилось время и пространство: происшедшие события повернули течение времени вспять, а границы в европейском пространстве сместились на Восток. Снова, как это было до Северной войны и разделов Речи Посполитой, после 1920 года до 1940 года, а затем в 1941–1944 годах, Эстония, Латвия и Литва оказались на Западе. С 1991 года Россия стала для них «заграницей».

Тогда, в 1991 году, большинство населения республик Прибалтики не сомневалось в правильности выбора, сделанного их правительствами. Те, кто поддержал сепаратистов, были убеждены в том, что в СССР они не жили, а прозябали. Они были уверены, что достаточно их республикам перестать быть советскими и социалистическими, и в считаные дни они заживут гораздо более зажиточно, а образ жизни большинства эстонцев, латышей и литовцев станет похожим на тот, что характерен для лиц среднего класса в странах Скандинавии, в которых высокий уровень доходов населения сочетается с высокоразвитой системой социального обеспечения. Они считали, что будут полностью независимы от внешнего влияния. В этом их убеждали западная пропаганда, а затем витии «Саюдиса» и Народных фронтов Эстонии и Латвии.

Признание крушения надежд, которые вдохновляли национал-сепаратистов, и провала их многолетних усилий прозвучало в устах бывшего диссидента Валдаса Анелаускаса, эмигрировавшего из СССР в 1989 году. М.Ю. Крысин приводит его слова: «Двадцать лет тому назад я ни за что не поверил бы, что такое возможно. Я тогда за свободную, независимую Литву боролся, за права человека, за демократию. А теперь формально «независимая» Литва находится в еще большей зависимости, чем когда она была частью СССР… Я всегда предполагал, что свободная Литва станет относительно гуманной и демократической страной, похожей на Данию или Голландию. К сожалению… литовцы теперь в якобы свободной Литве порабощены преступниками… В Литве сейчас новый президент… американец… Делами в Литве управляет целая армия советников, консультантов и им подобных из Америки, представляющих Мировой банк, МВФ, ФБР, ЦРУ — список можно продолжить». Оторвавшись от России, малые страны Прибалтики вновь, как и после 1918 года, оказались в зависимости и даже под жестким контролем влиятельных международных сил и ведущих держав Запада. Вновь независимость стран Прибалтики стала фикцией и обернулась тяжелым игом для значительной части населения края.

Через полтора десятка лет независимого существования Литвы в ходе проведенного там социологического опроса, оценивая советскую систему по 10-балльной шкале, 32 % опрошенных заявили, что дают ей 7 баллов и выше. Если же к этому добавить еще 22 %, оценивших советский строй в 5–6 баллов, то получается, что 54 % опрошенных вынесли советскому строю положительную оценку. Получается, что более половины жителей Литвы хотели бы вернуться в СССР.

В Литве, в которой в конце 80-х годов лидеры «Саюдиса» русских именовали не иначе как «дебильными», их искусство сравнивали с плясками горилл, а многие одобряли эту брань, в ходе проведенного в 2005 году опроса оказалось, что русских людей литовцы оценивают значительно выше представителей других народов. Отвечая на вопрос: «Представителей какой национальности вы оцениваете наиболее положительно?», 1,3 % выбрали немцев, 1,8 % — евреев, 2 % — англичан, 2,7 % — эстонцев, 5,1 % — поляков, 14,5 % — латышей, а 44,5 % — русских.

Такие суждения были высказаны в Литве, где и сейчас атаки на советское прошлое, Россию и русских непременно входят в ежедневное меню всех средств массовой информации. Подобные перемены в настроениях характерны и для других республик Прибалтики. В чем же причина таких перемен?

Ответ прост. Уход на Запад не превратил Прибалтику в Скандинавию. Авторы сочинения по истории Латвии, к которому написала предисловие президент республики Вайра Вике-Фрайберге (то есть данный труд является официальным, почти правительственным), констатировали: «Латвия — одна из беднейших стран Европейского союза, средний уровень доходов на одного жителя примерно в 4–5 раз ниже, чем в благополучных странах Европы, при несовершенной системе социальной помощи». Авторы апологетического труда все же признали, что средний уровень безработицы составляет в Латвии 7–9 %, а «в Балвском, Даугавпилсском, Краславском, Лудзенском, Прейльском, Резекнском районах — 20–29 %… Большинство безработных — женщины, особенно много в возрасте от 30 до 49 лет… По сравнению с советскими временами, когда различие в доходах между разными профессиями и социальными слоями было гораздо меньшим… сейчас различия стали намного значительнее и нагляднее… Согласно статистике, более половины населения живет за чертой официального прожиточного минимума». Волшебной трансформации Латвии в Данию, Швецию и Норвегию за 15 лет «освобождения» от «советской оккупации» явно не получилось.

О. Вайно из Таллина напоминает, что на собраниях Народного фронта пели песню со словами: «Лучше быть голодными, но свободными». Сегодня, пишет О. Вайно, когда «эти самые «поющие» превратились в пенсионеров, в работников со среднестатистической зарплатой или безработных, на себе ощутивших всю прелесть обещанной свободы в голодном царстве… «поющие» вспоминают, что в Советской Эстонии образование всех ступеней было бесплатным, существовала мизерная плата за содержание детей в дошкольных учреждениях. Сегодня эту «роскошь» получить под силу далеко не каждой семье. Отсутствовала детская беспризорность, о бомжах никто ничего даже не слышал».

О. Вайно напоминает о том, что «при Советской власти здравоохранение было бесплатным. А сегодня — не дай Бог заболеть». Подтверждая эти слова прейскурантом запредельных цен на элементарные медицинские услуги, она замечает: «О протезировании приходится только мечтать».

По подсчетам О. Вайно, получается, что хотя в Эстонии пенсия выросла по сравнению с советским временем в 40,75 раза, но зато цены увеличились в 205 раз, а стало быть, жить стало хуже в 5 раз. «А это значит; — замечает О. Вайно, — что жизнь простого народа ухудшилась немыслимо. Кто из простого народа может сейчас позволить себе расходы простого советского пенсионера? Никто».

Как указывает О. Вайно, «опубликованные данные опроса населения Эстонии показывают, что эстонцы начинают приходить в себя после националистического угара. Уже 30 % эстонцев, певших песню «Лучше быть голодными, но свободными!», заявляют, что в советское время жизнь была лучше. В большинстве своем это крестьяне и люди с небольшими доходами». Это подтверждает и руководитель Таллинского союза граждан России П.М. Рожок: «Народ теперь добром вспоминает времена Советской власти. Многие эстонцы кусают локти: «Эх, не знали, не понимали, как хорошо жили».

Вступление в «европейскую семью народов» дорого обошлось трем прибалтийским республикам. Хозяйству, находившемуся на высоком уровне развития в советское время, были нанесены сокрушительные удары. В то время как в соседней Белоруссии уровень развития экономики достиг 130 % от 1991 года, уровень экономического развития Латвии — 70 %. Как сообщал председатель Социалистической партии Латвии А. Рубикс, промышленность Латвии «в тяжелом состоянии». Но не в лучшем положении находится и сельское хозяйство. По словам Рубикса, «Евросоюз выделил квоту на производство такого количества сахарной свеклы в Латвии, которое в 6 раз меньше, чем то, что собирали в советское время». «А это значит, — замечал А. Рубикс, — что свеклосеющие хозяйства бедствуют, сахарные заводы закрываются. Евросоюз платит крестьянину 120 евро за каждый неиспользованный гектар… Хочешь получить дармовые деньги — ничего не сей, а только скоси траву (так ее девать некуда, ибо скот давно вырезали)».

П.М. Рожок так охарактеризовал состояние эстонской экономики: «Мощные заводы, созданные при Советской власти, уничтожены. До недавнего времени теплилась еще жизнь на знаменитом машиностроительном заводе имени Лауристина. Там в свое время работали до 3200 рабочих. В последнее время — 300. Так вот предприятие окончательно обанкротили, рабочих выбросили на улицу без выходного пособия. Это значит, в стране закрылось последнее машиностроительное предприятие. Все! Крупная промышленность ликвидирована… Не лучше положение дел и в сельском хозяйстве. В свое время Эстония давала сельхозпродукции на душу населения больше, чем США. А сейчас в Таллин потоком идут молоко и молочные продукты из Литвы, лук и картошка — из Польши, мясо и колбасные изделия из других стран Евросоюза. Эстонский фермер не выдерживает конкуренции и разоряется. Поля зарастают. Деревни и хутора пустеют. Крестьяне разбегаются кто куда».

Однако и сельское хозяйство Литвы, откуда поступает молоко в Эстонию, тоже в бедственном положении. Юлюс Янулис сообщал из Вильнюса: «Одна треть плодородных земель республики осталась бесхозной, никем не обрабатываемой, заросла дикими травами. А на обрабатываемых полях насчитывается около 400 тысяч единоличных хозяйств, подавляющее большинство которых имеет по 3–5 гектаров земли. Литовская деревня полностью задавлена нищетой».

Экономический крах отбросил некогда процветавшие советские республики Прибалтики назад в своем развитии, породил массовую нищету. Рубикс сообщал: «В советские времена, по данным ООН, Латвия находилась по уровню жизни на 35–37-м месте в мире. А сейчас — на 80-м… После вступления в Евросоюз стало еще тяжелее. Все подорожало… 92 % пенсионеров (а это около полумиллиона человек) живут ниже прожиточного минимума. В целом же ниже этого минимума живет чуть ли не три четверти населения. В столице это не так ощущается, ибо там процветает теневая экономика. А вот на селе картина печальная. Квалифицированные специалисты уезжают за границу. Но там эмигрантам платят меньше, чем местным гражданам с такой же квалификацией. Шведские профсоюзы вообще выступили против наплыва рабочей силы из Прибалтики, ибо это отнимает у них возможность вести с работодателями переговоры о повышении зарплаты… О процветании Латвии не может быть и речи, — продолжал А. Рубикс. — Какое процветание, если дети не ходят в школу, а молодежь вообще не имеет перспектив в жизни».

Как говорил П.М. Рожок, от отчаянной жизни «эстонцы бегут за границу. Бегут прежде всего специалисты. Только в прошлом году уехали около 450 врачей и медсестер. Для маленькой Эстонии это огромная потеря. Бегут водители, электросварщики, станочники, ибо в Эстонии безработица на уровне 12 % и продолжает увеличиваться. Да, нация просто вымирает. Зимой только в Таллине замерзло в подвалах, в сараях и на свалках больше 100 бомжей-эстонцев. Правительство признает, что страна вышла на второе место в Европе по количеству ВИЧ-инфицирован-ных на 100 тысяч населения. Очень может быть, что эта цифра занижена, ибо почти половина населения услугами поликлиник и больниц воспользоваться не может».

Во всех странах Прибалтики распространялась наркомания и число погибших от этой пагубной страсти росло. Увеличивалось число людей, сводивших счеты с жизнью. В середине первого десятилетия XXI века Литва вышла на первое место в Европе по числу наркоманов и самоубийц на 100 тысяч населения.

Однако в то время, когда многие в Прибалтике разорялись и кончали жизнь самоубийством, в трех республиках появились люди, разбогатевшие на людской нужде. Вновь, как и в межвоенное время, у власти в прибалтийских странах оказались группировки, зависимые от иностранных держав и преступавшие законы своих государств. Эти верхи малочисленны. Рубикс указывал, что «процветает… тончайшая прослойка. В Латвии на 2,4 миллиона населения — 350 миллионеров».

Источником обогащения этих и ряда других людей в Прибалтике стала спекуляция на транспортировке товаров из России на Запад. «Поющая» Эстония, — замечал П.М. Рожок, — превратилась в «спекулирующую». Не имея собственных полезных ископаемых, Эстония одно время занимала 4-е место в мире по экспорту цветных металлов. Откуда? Да все украдено в России и перепродано через Эстонию. Но это мелочи. Главный источник наживы — транзит российской нефти. Вот уж где всласть грабят Россию. В 2002–2004 годах через порты Эстонии перегоняли на Запад до 37 миллионов тонн нефти в год. Какое-то бешенство было. Гнали составы с нефтью день и ночь со скоростью курьерских поездов. Сейчас часть нефти ушла в новые порты в Ленинградской области. Но все равно через Эстонию сейчас идет 19,5–20 миллионов тонн нефти в год…

Можете себе представить? В крошечной Эстонии около 10 тысяч фирм и фирмочек занимаются нефтяным транзитом. Как-то были опубликованы данные, что в Эстонии 150 миллионеров. И все они разжирели на транзите нефти, угля, леса, химических удобрений из России».

Раскрывая механизм обогащения новых хозяев Эстонии, О. Вайно писала: «В маленькой Эстонии есть большой концерн Eesti Gaas. Акционером его является российский «Газпром», которому принадлежит более 37 % акций концерна… В 2003 году Eesti Gaas продал 741 млн кубометров российского газа, в 2004 году — 752 млн кубометров, а в 2005-м планирует продать 781 млн кубометров. Покупает Eesti Gaas у «Газпрома» газ по цене 50 долларов за 1000 кубометров, а продает его своему населению по спекулятивной цене — в 4 раза дороже, то есть по 200 долларов за 1000 кубометров. В результате прибыль от перепродажи составляет 150 долларов за каждые 1000 кубометров. За счет спекулятивных цен на перепродаже российского газа власти Эстонии ограбили жителей своей республики в 2003–2005 годах почти на 350 000 000 долларов».

Обирая свой народ искусственным завышением цен, новые хозяева прибалтийских стран не гнушались и откровенным грабежом. Юлюс Янулис сообщал: «Первым выпадом контрреволюции в литовской деревне стало преступное разграбление колхозного добра. За несколько месяцев воры и спекулянты опустошили колхозные фермы, отправляя основную массу скота на мясокомбинаты западных стран Европы. Вслед за этим на Запад покатились железнодорожные составы с «металлоломом», а по сути, с колхозной техникой. Потом наступила кампания по разворовыванию леса, вплоть до дефицита деловой древесины в самой Литве». Прежде такое творилось лишь во времена нашествий в Прибалтику кайзеровских и гитлеровских грабителей.

Пытаясь скрыть от глаз народа механику его ограбления и истинные причины его бедственного положения, власть имущие постоянно твердят об ужасах «советской оккупации». Говоря о советском периоде истории, авторы упомянутой выше книги «История Латвии. XX век» утверждают: «В судьбе жителей Латвии произошел трагический и чрезвычайно опасный виток. Они были оторваны от европейской цивилизации, стали объектом социалистического эксперимента, их столкнули на путь отсталости и недостойного человека существования». Авторы «Истории» уверяют, что «длительное пребывание Латвии в подчинении Востоку — России оставило весьма тяжелое наследие и немало трудноразрешимых проблем». Более того, утверждается, будто постсоветское «развитие Латвии было осложнено тем, что ей досталось более тяжелое наследие советского режима, чем другим странам Балтии».

Впрочем, получалось, что и в межвоенный период, когда Латвия была независимой, Россия портила ей жизнь: «С 1923 года, когда Россия своей политикой обособления развеяла всяческие иллюзии относительно прибыльных транзитных сделок, Латвия главный акцент сделала на сельское хозяйство, которое на протяжении всего межвоенного периода оставалось ведущей отраслью экономики». Оказывается, не участие в блокаде России, не переориентация Латвии на западные рынки, а «подлая» политика Советской страны помешала Латвии в 20-х годах получать прибыли от транзитной торговли.

Объясняя нынешние проблемы «тяжелым наследием советского прошлого», власть имущие Латвии и других прибалтийских республик стараются скрыть свою ответственность за развал промышленности и сельского хозяйства, бедственное положение большинства населения. В то же время назойливое возвращение к обстоятельствам вступления в состав СССР связано с маниакальным стремлением поживиться за счет России, предъявив ей счет за «оккупацию».

Как отмечает М.Ю. Крысин, «12 мая 2005 года сейм Латвии принял постановление об осуждении «советского тоталитарного режима в Латвии», предполагающее также требование о денежной компенсации от правительства России — за «оккупацию», депортации и прочее… Председатель комиссии по международным делам Александр Кирштейс заявил, что «сумма претензий к России колеблется в пределах от 60 до 100 миллиардов долларов». Правда, комиссия по выяснению этого ущерба начала работу только через три месяца после заявления Кирштейна и должна была завершить свою работу только в ноябре 2005 года. Ее задачей было подсчитать не только ущерб, нанесенный депортациями послевоенных лет, но и, например, ущерб для экологии Латвии от деятельности автозавода RAF, созданного на общесоюзные средства; ущерб для «исторического облика Риги» от советских многоэтажек и даже ущерб для культуры Латвии от советской цензуры».

Свои претензии спешат предъявить и другие прибалтийские страны. По словам М.Ю. Крысина, «парламент Эстонии в июне 2005 года также выдвинул требования не только о признании «незаконности советской оккупации», но и о материальной компенсации за «советскую оккупацию» — примерно на такую же сумму, которую запросили латыши. Правда, эстонские парламентарии скромно согласились получить ее «натурой» — например, взяв в аренду несколько участков леса в Сибири… В конце концов Эстония пока остановилась на требовании в 4 миллиарда долларов за нанесенный Советским Союзом экологический ущерб. А еще ее власти хотели бы получить компенсацию в 75 тысяч долларов за каждого из 180 тысяч потерянных страною граждан, то есть еще 13,5 миллиарда долларов».

Литовцы, по словам М.Ю. Крысина, «сначала оценили размер компенсации в 278 миллиардов долларов, но потом все же уменьшили его на порядок, и в итоге сейм принял резолюцию, обязывающую литовское правительство вести с Россией переговоры о выплате компенсаций в 20 миллиардов долларов».

Три прибалтийские страны стремятся использовать любое международное мероприятие для того, чтобы внести в резолюции положения, которые можно было бы использовать для признания законными их фантастических претензий. Эта цель преследовалась при разработке резолюции Парламентской ассамблеи Европейского совета от 25 января 2006 года. В резолюции говорилось, что «жертвы преступлений» «тоталитарных режимов», «которые все еще живы, или их семейства, заслуживают симпатии, понимания и признания их страданий».

Одновременно три прибалтийские страны предъявляли свои территориальные претензии к России. Латвия долго не соглашалась подписать договор с Россией о границе, не желая отказываться от претензий на Пыталовский район Псковской области (он входил в состав Латвии до 1944 года) и половину Качановского района. Хотя Эстония в конечном счете сняла свои претензии на Печерский район Псковской области, включая город Псков, и район к востоку от Нарвы, включая Ивангород, при ратификации договора о границе эстонский парламент внес поправку к договору об осуждении «советской оккупации Эстонии».

Постоянные претензии к России и обвинения ее в извечном стремлении поработить Прибалтику используются и для травли русского меньшинства в трех республиках. В уже цитированном выше официальном труде по латвийской истории утверждается: «Редко когда в Латвии был столь сложным, острым и доведенным до крайности отдельными безответственными политиками национальный вопрос, как это наблюдается сегодня. В основе сложной ситуации лежит нежелание крупнейшего в Латвии национального меньшинства — русских (29 % населения страны) смириться с политической реальностью и потерей привилегированного положения. Часть русских считает, что они в политическом, культурном и языковом положении дискриминированы. Им трудно свыкнуться с мыслью, что они живут не в Советском Союзе, а в независимой Латвии. Стабилизацию положения затрудняет и Россия, превратившая в декоративный элемент своей внешней политики защиту местного русского населения». Одновременно авторы «Истории» обвиняют в дестабилизации обстановки в стране движения, выступающие «в качестве защитников неграждан» и за «признание русского языка в качестве второго государственного языка».

В этих заявлениях все поставлено с ног на голову. Известно, что в советское время русское население в Латвии не имело никаких привилегий. Более того, зачастую оно становилось объектом скрытой дискриминации.

Нынешняя «демократическая» Россия на деле не осуществляла никакого давления на Латвию с тем, чтобы покончить с дискриминацией русского населения, которая стала осуществляться в этой республике после 1991 года. Нельзя не согласиться с Дмитрием Кондрашовым, который в своей статье «Оранжевый национал-демократизм против «русского мира»: взгляд из Прибалтики» утверждал: «Влияние России на постсоветском пространстве — это миф. Ни в одной из европейских стран Содружества независимых государств и Прибалтики Россия никакого влияния не имела с 1991 года. Существовала только капризная, снисходительная лояльность элит бывших республик СССР, которую Россия была вынуждена с огромным уроном для своей экономики сторицей оплачивать энергоносителями».

Разумеется, неверно считать, будто живущие в Латвии русские все поголовно страдают психическими расстройствами, «забыв» про исчезновение СССР и не отдавая себе отчета в реальностях сегодняшнего дня. Борьба русского населения Латвии за свои права, которую осуждают авторы официальной «Истории», является абсолютно законной и правомерной, как всякая борьба любого народа против его дискриминации.

Приняв 15 октября 1991 года постановление «О восстановлении прав граждан Латвии и об основных условиях натурализации», парламент Латвии отделил «некоренное население» (30 % население) от «граждан» Латвии, объявив его «негражданами». Одновременно, как писал из Риги доктор технических наук Михаил Леках, «русский язык, который звучит на территории Латвии с XVI века и которым пользуется более 90 % населения, был признан иностранным». Новые власти стремились действовать по принципу «разделяй и властвуй», натравливая этнические группы друг против друга и изображая себя защитниками большинства. Одновременно они делали бесправными огромную массу населения, политическая активность которой могла бы отстранить от власти правящую верхушку.

Из полумиллионного «русскоязычного» населения с 1991 года лишь 100 тысяч получили статус граждан. Для получения этого статуса надо пройти определенную проверку. А. Рубикс объяснял: «Мало того что нужно сдавать экзамен на знание латышского языка (который не каждый латыш сможет сдать), так еще и требуют, чтобы потенциальный гражданин подтвердил свою лояльность государству. А что такое «лояльность»? Если человек состоит в оппозиционной партии или критикует политику правительства — это может считаться «нелояльным» поведением».

На 1 января 2006 года в Латвии проживало 418 440 неграждан. Они лишены права участвовать в выборах. На них действует 38 запретов на профессии. Неграждане не могут занимать многие должности, ограничено их право на собственность, на занятие частным предпринимательством. Часть из этих запретов совпадает с запретами, накладываемыми на уголовных преступников. По сути, 400 с лишним тысяч человек приравнены к уголовникам.

Э. Буйвид увидел в этом делении проявление тевтонского наследия, когда все население было разделено на немцев и ненемцев. Он напоминает, что в Средние века «представители коренных народов никакими правами не обладали — это просто имущество немцев — и полностью соответствовали негражданам»… «Это нормально, — иронизирует Буйдвид. — Теперешние граждане ведь терпели 700 лет и заслужили это, могут потерпеть и неграждане. Не европейцы же». В то же время Буйдвид видит предоставление латышам высшего статуса «граждан» следствием векового «жгучего стремления из ненемцев любыми средствами пролезть в немцы».

Схожие требования при установлении статуса «граждан» были установлены и в Эстонии. В настоящее время до 100 тысяч населения Эстонии являются «негражданами». М.Ю. Крысин замечает: «С начала 1990-х годов законодательство требует от всех своих граждан обязательного знания эстонского языка, без чего невозможно устроиться на работу, не говоря о штрафах за незнание языка для госслужащих… Жертвами разжигания межнациональной розни здесь становятся не только русские и русскоязычные граждане, но и, к примеру, евреи, которых в современной Эстонии насчитывается около 3 тысяч человек».

Проводимые в Эстонии и Латвии школьные реформы направлены на привитие у школьников ненависти к советскому прошлому и к России. Д. Кондрашов указывал: «В Эстонии в русских школах силами соросовских молодежных организаций ведется активная антироссийская пропаганда». Объясняя подспудный смысл дискриминации русского языка, публицист Д. Кленский из Эстонии писал: «Нам навязывают (или уже навязали) реформу русского образования — переход на обучение на двух языках. А почему нельзя сохранить обучение на русском языке и параллельно преподавать на высшем уровне эстонский язык? Ответ прост: нам хотят навязать чуждую нам ментальность, лишить нас русскости».

Хотя, как подчеркивает М.Ю. Крысин, «в Литве проблема национальных меньшинств является менее острой… и здесь эта проблема присутствует и раздувается… властями… После 1991 года слова философа А. Мацейкиса стали ведущим принципом, которым руководствовались новые лидеры Литвы от «Саюдиса» в своей национальной политике: «Литовцы — это истинные члены государства. Живущие внутри нации чужестранцы должны быть или включены в культуру нации до полного лишения их национального облика, или выселены в свое государство, или оставлены как гости с правом пользоваться как бы убежищем». Едва придя к власти, «Саюдис» начал проводить внутри страны политику дискриминации с тем, чтобы устранить от решения любых политических вопросов потенциальную оппозицию из числа нацменьшинств. Жертвами этой политики стали не только русские или белорусы, но и поляки».

Принятие прибалтийских республик в Европейский союз было обусловлено приведением законодательства этих стран в соответствие с законодательством ЕС, а поэтому дискриминационные законы и правила следовало отменить. Однако на деле ничего не было сделано. Более того, в последние годы в Латвии развернулась кампания по закрытию русских школ вопреки массовым протестам школьников и учителей.

Фактически в Прибалтике были восстановлены расистские порядки, царившие в южных штатах США до середины 60-х годов и во времена режима апартеида в Южной Африке. Расистская идеология, которая распространялась с 30-х годов в Прибалтике, а затем внедрялась в сознание людей в 1941–1944 годах, стала воплощаться на практике в конце XX и начале XXI века в Латвии и Эстонии.

Поэтому неудивительно, что в Прибалтике подняли голову бывшие гитлеровцы и их поклонники. В центре Риги регулярно устраиваются шествия бывших эсэсовских легионеров. Часто в центре Таллина устраивают собрания поклонники нацистов и ветераны эстонского легиона СС. В 2005 году в Таллине с большой помпой был открыт памятник эстонским солдатам и офицерам, сражавшимся на стороне гитлеровской Германии. Он официально назван мемориалом «памяти воинских частей, оборонявших Эстонию в 1944 году».

15 июня 1998 года сейм Латвии провозгласил день 16 марта «Днем латвийских воинов». М.С. Крысин писал: «Именно в этот день в 1944 году под Волховом была проведена совместная операция двух дивизий Латышского легиона СС… С этого дня каждый год 16 марта бывшие легионеры и полицаи, а также представители радикальных партий и молодежных организаций Латвии официально отмечают этот день торжественным маршем и возложением венков к мемориалу в Лестене, где захоронены бывшие легионеры, а также к могиле группенфюрера СС Рудольфа Бангерскиса, чьи останки были в 1990-е годы перезахоронены на почетном месте на Братском кладбище в Риге у подножия монумента «Матери Латвии»… Отношение официальных властей Латвии к подобным датам… несколько изменилось лишь в 2000 году, в связи с предстоявшим тогда вступлением Латвии в Европейский союз. Но, увы, лишь временно и в основном на словах».

В Эстонии день освобождения Таллина от немецко-фашистских захватчиков был объявлен траурным. Одновременно власти трех республик не раз подчеркивали, что они не считают день победы над гитлеровской Германией поводом для праздника.

Новым проявлением профашистских симпатий правительства Эстонии стал демонтаж памятника освободителям Таллина в канун Дня Победы вопреки активным протестам в Эстонии и за ее пределами. Одновременно в законодательном порядке была запрещена советская символика, которая присутствует на многих могилах советских воинов-освободителей в Эстонии. Власти Латвии и Литвы солидаризировались с позицией эстонского правительства.

Причина для насаждения фашистских порядков в Прибалтике и почитания гитлеровцев ясна. Последовательное отторжение всего советского и коммунистического открыло дорогу для наиболее последовательного вида антисоветизма и антикоммунизма — фашизма. Реставрация досоветских порядков не могла не привести к восстановлению фашизма времен прибалтийских диктаторов и германской оккупации. Возвращение к временам вражды с Россией, лютой ненависти к ее народам не могло не привести к возрождению фашистской и нацистской идеологии. «Стоит ли удивляться, что в заново переписанных национальных историях бывших коммунистических государств и советских республик новые герои — фашисты, эсэсовцы и шовинисты, чья единственная «заслуга перед мировой демократией» — борьба против России», — писал составитель сборника «Россия и «санитарный кордон».

Перед лицом возрождения в Прибалтике расистских порядков, демонстрации своих симпатий к гитлеровцам и ненависти к тем, кто победил гитлеровскую Германию, страны Запада проявляли поразительную слепоту. Михаил Леках писал: «Страны Европейского союза и структуры ЕС в упор не хотят видеть апартеид в Латвии. Так, в июне 2006 года Европейский парламент одобрил резолюцию, посвященную усилению борьбы со всеми видами дискриминации. Но тот пункт, где страны ЕС призывают предоставить негражданам право участия в муниципальных (местных) выборах, был из документа вычеркнут».

Более того, как отмечал М. Леках, влиятельная организация «Фридом Хаус», распространяющая свои оценки «уровня развития демократии», в своем докладе, в котором по 7-балльной шкале (лучшая оценка — 1, худшая — 7) определялась «степень демократичности» тех или иных стран мира, выставила Латвии оценку 2,07. Белоруссия же получила 6,71.

В то время как даже попь тки усомниться в методах, которые использовали нацисты для уничтожения евреев и других своих жертв, стали караться в ряде стран мира в уголовном порядке, прибалтийские страны, где в честь палачей еврейского народа, а также других народов Европы устраиваются пышные праздники, шествия, сооружаются монументы, даже не удостоились какого-либо упрека со стороны Западной Европы или США.

Более того, фашистские настроения прибалтийских властей получают открытую поддержку Запада. В ответ на вопиющее кощунство эстонских властей по отношению к захоронениям советских воинов и памятнику воину-освободителю в Таллине, Европейский парламент 23 мая 2007 года принял резолюцию в поддержку действий правительства Эстонии. Резолюция содержала угрозы в отношении России. «Европейский парламент напоминает российским властям, что невоздержанная и враждебная риторика, использовавшаяся в отношении Эстонии, абсолютно не соответствует принципам международного поведения и отразится на отношениях России и Евросоюза», — говорилось в резолюции. За эту резолюцию проголосовало 460 депутатов, против — 31, воздержалось — 38. Комментируя это решение, обозреватель «Советской России» Вячеслав Тетёкин справедливо писал: «Решение это знаковое. Впервые за 62 года после окончания Второй мировой войны крупный европейский орган дает «зеленый свет» возрождению нацизма в Европе».

Как можно объяснить это поведение «демократического» Запада по отношению к фашистской политике прибалтийских режимов? Вспомним, что двойные стандарты в отношении гитлеровцев из Прибалтики и гитлеровцев из Германии и других стран на Западе стали применять давно. И это не случайно. Начало «холодной войны» привело к тому, что США, Великобритания и другие страны Запада в своей борьбе против СССР стали опираться на тех, кто в этом регионе являлся наиболее яростным врагом Советской власти. Со свойственными им циничным прагматизмом и способностью называть белое черным, правительства США и других стран Запада с необыкновенной легкостью перекрашивали пособников Гитлера и палачей в самоотверженных патриотов своих народов и мужественных борцов против коммунистической тирании, одновременно оказывая им моральную и материальную помощь.

Поскольку же теперь три государства Прибалтики используются как ударные отряды Запада в продолжающемся наступлении против России, то руководители США, Великобритании, время от времени посещающие страны Прибалтики, готовы закрыть глаза на «шалости» их верных вассалов. Более того, отдавая отчет, какое значение для русского народа и других народов России имеет память о Великой Отечественной войне, державы Запада могут приказывать своим верным агентам унижать Россию, давая ей понять, насколько она беспомощна, если малочисленная клика, управляющая маленькой Эстонией, может оскорблять достоинство великой страны и оставаться при этом не только безнаказанной, но и оправданной в глазах мировой общественности.

Нет причины удивляться тому, что западные «демократии» мирятся с прибалтийским фашизмом, терпят его. Не мирилась ли Великобритания с нацистской Германией, когда в 1935 году подписывала с ней военно-морское соглашение, отдавая Гитлеру Балтийское Mцpe и открывая ему дорогу на Восток? Не мирились ли Великобритания и Франция с нацистской Германией в 1938 году в Мюнхене? Не держал ли Черчилль в 1945 году наготове неразору-женные гитлеровские войска, чтобы Запад мог использовать их против СССР? Наконец, так ли «демократичен» современный Запад и так ли он враждебен фашизму и нацизму?

Напомним, что одним из важнейших принципов нацизма является неистребимая ненависть к марксизму. В своей книге «Майн кампф» Гитлер провозглашал неприятие социалистических идей, благодаря которым во всем мире был достигнут социальный и политический прогресс, приняты меры по защите трудящихся и нуждающихся, осуществлены демократические преобразования. Гитлер не скрывал, что его ненависть к коммунистической и социалистической идеологии объясняется его отторжением идеи равенства между людьми, его убежденностью в вечности разделения людей на господ и рабов. Поражение социализма в СССР и ряде стран Европы открыло путь для возвращения идеологии, основанной на принципах неравенства людей и отказа от социальных преобразований. Поляризация богатств, растущая безнаказанность олигархии и коррумпированного чиновничества являются почвой, на которой расцветает на Западе фашистская идеология.

Нацистский принцип неравенства людей освящен расистскими лжетеориями, исходящими из неравенства народов мира. Противопоставление народов «золотого миллиарда» другим народам мира, усиливающееся вооруженное вмешательство Запада во внутренние дела других стран под предлогом борьбы с международным терроризмом, бесправное положение мигрантов в развитых странах Запада — вот почва для эволюции западных стран к идеям неравенства народов, идеологии расизма.

Как известно, Гитлер пытался на основе своей идеологии установить «новый порядок» на планете. При этом главным направлением гитлеровской экспансии являлась Россия, которую он собирался разделить, уничтожив значительную часть населения и онемечив другую часть, а затем использовать ее богатства в интересах Германии. Создатели «нового мирового порядка», по сути, продолжают осуществление целей Гитлера и по тем же направлениям. Составитель сборника «Россия и «санитарный кордон» имеет основания заявлять: «Мир с позиции силы» обращен к России единственным на планете географически выстроенным фронтом, в строительстве которого нет перерывов: постколониальный эшелон против СССР сменился посткоммунистическим эшелоном против России, а тот — новым, постсоветским «санитарным кордоном». Россия реформировалась, либерализовывалась, демократизировалась, исполняла условия, соглашалась с капризными ревизорами, научилась терпеть двойные стандарты, встроилась, наконец, в коалицию против террора — строительство «санитарного кордона» не останавливалось ни на секунду. И его движение в глубь России само уже не остановится никогда… Нескрываемой целью «злых полицейских» является расчленение России, а целью «добрых полицейских» — «внешнее управление», установление международного контроля над ее ядерной самообороной».

Гитлер исходил из того, что главным инструментом для управления является пропаганда, фактически основанная на полном пренебрежении к истине. Использование ложных расистских и геополитических теорий, вульгарное искажение истории, лживая демагогия, объявлявшая жертв его террора и агрессии преступниками, служили Гитлеру для прикрытия своих бесчеловечных планов. Сейчас мы становимся свидетелями вопиющего насилия над правдой, которую творят властители Запада во имя реализации своих планов. Под предлогом «вопиющих нарушений демократии» готовится свержение существующего строя в Белоруссии. Агрессия против Югославии осуществлялась под прикрытием защиты албанцев. Нападение на Ирак состоялось под предлогом поиска там ядерного оружия, которого не было. Вторжение в Афганистан было предпринято под предлогом поиска там международных террористов. Под предлогом осуждения «тоталитарных режимов» принята резолюция ПАСЕ, открывающая дорогу для взыскивания компенсаций с России. При этом коммунистическая теория, история международного рабочего и коммунистического движения, а также история СССР и других социалистических стран грубо искажены. На Западе усиленно распространяются ложные версии мировой истории, которые оправдывают агрессию стран «золотого миллиарда» против остальной планеты.

Нацизм принес с собой массовое уничтожение людей и террор. Теперь во имя «демократии» сотни тысяч людей были уничтожены войсками западных коалиций в Югославии, Ираке и Афганистане. Под этим же предлогом тысячи людей, захваченных в Ираке и в Афганистане, были без суда и следствия брошены в местные тюрьмы или лагерь в Гуантанамо, где подвергались издевательствам и пыткам.

Продолжая рядиться в камуфляж «демократии», страны Запада давно проводят политику, не отличающуюся по своей сути и методам от гитлеровской. Поэтому их молчаливое одобрение фашистских порядков в Прибалтике, прославление там гитлеровских палачей является закономерным следствием фашизации Запада, которое умело прикрывается болтовней о «демократии», «свободах» и «защите прав человека».

Более того, прибалтийские государства оказались передовыми отрядами в реализации фашистских планов новых господ планеты. Дмитрий Кондрашов справедливо обратил внимание на то, что после вступления в Евросоюз новых членов, в том числе и из Прибалтики, «ЕС превращается в постепенно фашизирующееся агрессивное образование. Идеологическая модель европейского «нового порядка» сейчас отрабатывается в традиционной соросовской политической лаборатории — Эстонии, где, кроме эффективного применения демократических основ Евросоюза, в качестве правовой базы для геноцида инородцев российского происхождения закладываются и идеологические основы европейского светлого завтра — национал-демократии».

Как замечал составитель сборника «Россия и «санитарный кордон», прибалтийские государства и ряд других новых членов ЕС «горды… своей новой задачей — своим прифронтовым положением и самозваным статусом «главных посредников» и «специалистов» по постсоветским странам и России. Но Россия к посредничеству их не приглашала, хорошо помня, что в оккупационной жестокости против нас лидировали именно «национальные» формирования СС».

Именно прибалтийские члены ЕС играют ведущую роль в перекройке истории на фашистский лад. Анонимный автор статьи «Новая дипломатия Эстонии: оправдание нацизма» (из сборника «Россия и «санитарный кордон») писал о ведущей роли эстонского национал-демократа Тунне Келама в разработке резолюции ПАСЕ, принятой 25 января 2006 года. Автор справедливо увидел в этих усилиях Келама «единственный способ… принятия официальной внешнеполитической доктрины ЕС, направленной на осуждение России и легализацию эстонского реваншизма».

Но еще до полного возрождения фашистских порядков и фашистской идеологии в Прибалтике стала осуществляться политика, по сути, продолжавшая ту, что осуществляли оккупанты на территории «Остланда». Русских и других «русскоязычных» вытесняют или подвергают ассимиляции под предлогом защиты «коренного» населения. Известно, что до осени 1991 года националисты постоянно твердили об «исчезновении» «коренных» народов под «натиском» русских. Но вот прошло 15 с лишним лет. Что же изменилось в положении народов, которые обрели «свободу» от «русского нашествия»?

На деле ясно, что и по отношению к собственным народам власть имущие в трех прибалтийских республиках проводят гитлеровскую политику геноцида, которая предусматривала резкое сокращение эстонцев, литовцев и латышей. А. Рубикс говорил осенью 2005 года о том, что в Латвии «наметилась тенденция к сокращению числа латвийцев». П.М. Рожок в своем интервью газете «Советская Россия» напоминал, что в советское время, когда население Эстонии составляло 1 миллион 559 тысяч, а русскоязычных было — чуть больше 600 тысяч, «в Таллине мечтали, что вот-вот на свет появится миллионный эстонец, и очень много делали для этого, выклянчивая из общесоюзного бюджета больше денег, чем получали остальные республики СССР… Сейчас численность эстонцев — 750–760 тысяч. То есть за 15 лет «самостийности» их число сократилось примерно на 110 тысяч. Явно не от хорошей жизни. О миллионном эстонце уже и мечтать перестали».

Юлюс Янис писал из Вильнюса: «Начиная с 1992 года вымирание литовского народа идет в нарастающем темпе. Если в 1994 году в республике было зафиксировано на 3,5 тысячи смертей больше, чем рождений, то в 2004 году смертей стало уже на 7 тысяч больше. Из-за геноцида народа многие деревни полностью опустели. Спасаясь от уничтожения, более 300 тысяч эмигрировали из Литвы в страны Запада, где стали чернорабочими или пополнили армию лишних людей. Всего за годы «независимости» численность населения республики уменьшилась на 10 процентов. Вымирание литовской деревни угрожает как завершением ее истории, так и прекращением существования всей литовской нации в целом».

Приведенные выше сведения позволяют сделать вывод, что сорванная освобождением Прибалтики Красной Армией нацистская программа по уничтожению и вывозу половины эстонцев, латышей и почти всех литовцев успешно осуществляется. Развитие событий по гитлеровскому сценарию стало возможным в результате событий конца 80-х — начала 90-х годов, которые многие люди, в том числе и в России, до сих пор считают благими для дела свободы и демократии.

Как и во времена, когда гитлеровская Германия осуществляла свои планы покорения всего мира, а прибалтийские страны оказались оккупированы и использовались в качестве плацдарма для продвижения на Восток, ныне военно-политические структуры Запада опираются на Прибалтику в своих экспансионистских планах. Если Гитлеру понадобилось два месяца, чтобы захватить Прибалтику, и лишь потом он смог развернуть наступление на Ленинград, то теперь, после установки американских ракет на территории Прибалтики, они могут нанести роковой удар по крупнейшим городам нашей страны в течение нескольких минут. К тому же тогда врагам нашей общей Родины противостояла мощь великой Советской державы, готовность ее лучших сынов, в том числе патриотов Прибалтики, отстоять свою свободу и независимость и спасти человечество от гибели.

Ныне ситуация стократ хуже, чем в 1941 году. Разрушение СССР и крушение социалистического строя стало катастрофой вселенского масштаба. Сознавая это, Валдае Анелаускас, внесший в прошлом свой вклад в разрушение великой державы, позже говорил: «После развала СССР весь мир покатился в пропасть. Я почти 20 лет боролся против советской системы, а теперь всем говорю, что развал СССР — это просто катастрофа для всего человечества. То, что сейчас происходит в России, Литве, да и во всем остальном мире, — лучшее подтверждение этому». Горькие слова прозревшего человека! Сумеет ли человечество выстоять перед лицом нового массированного наступления идейных наследников Гитлера, покажет будущее. Многое зависит от России, ее руководства и народа.