Девятая книга

1. Несправедливый нечестив. Потому что раз природа целого устроила разумные существа друг ради друга, чтобы они были в помощь друг другу сообразно своему достоинству и никоим образом друг другу не во вред, то всякий преступающий её волю нечестив, понятно, перед природой, старшим из божеств. Также и кто лжет, перед тем же божеством нечестив. Потому что природа целого — это природа сущего, а сущее расположено ко всему, что действительно. А ещё называют её истиной, и она первопричина всего, что истинно. Так вот, кто по своей воле лжет, нечестив, поскольку, обманывая, творит несправедливость; а кто невольно — поскольку впадает в разлад с природой целого и не миролюбив, раз противоречит мировой природе — ведь противоречит самому же себе несомый против истины, потому что получил он от природы побуждения, но пренебрегши ими уж и не способен отличить ложное от истинного. Ну а тот, кто гонится за наслажденьями, словно они благие и словно зла избегает мучения, нечестив, потому что такой неизбежно будет часто бранить общую природу, что она-де не по достоинству что-либо делит между негодными и достойными, ибо негодные часто наслаждаются и располагают тем, что производит наслаждение, а достойным выпадает мучение и то, что производит его. Кроме того — кто боится мучения, когда-нибудь убоится и чего-нибудь такого, чему должно произойти в мире — а это уже нечестие; также и тот, кто гонится за наслаждениями, не удержится от несправедливости — тут нечестие очевидно. Между тем к тому, что равно для общей природы (она же не производила бы как то, так и другое, если бы не равно ей было), должно так же ровно расположиться тем, кто хочет следовать природе, храня единомыслие с нею. Так вот, для кого не равны мучения и наслаждения, жизнь и смерть, бесславие или слава, которыми равно распоряжается природа, тот уж явственно нечестив. Я говорю, что общая природа распоряжается этим равно, вместо того, чтобы сказать, что это равно случается в сообразии с тем, что становится или сопутствует по некоему изначальному устремлению промысла, по которому природа от некоего начала устремилась к такому именно мироустроению, восприняв в своё лоно смыслы того, что будет, и определив производящие силы именно таких возникновении, превращений и преемств.

2. Разумеется, весьма было бы изысканно уйти из жизни, не вкусив ни лживых речей, ни всяческого притворства, ни роскоши, ни ослепления. Испустить дух после того, как пресытился этим, — хорошо, но уж не так. Или решиться приложиться к пороку, так что и опыт не убеждает тебя бежать этой чумы? а ведь погибель разума больше чума, чем какая-нибудь там дурная смесь и разворот разлитого вокруг дыхания. Ибо то — чума живых существ, поскольку они живые, а это — чума людей, поскольку они люди.

3. Не презирай смерть, а прими как благо — ведь и она нечто такое, чего желает природа. Ибо каково быть молодым, старым, вырасти, расцвесть, каково появление зубов, бороды, седины, каково оплодотворить, понести плод, родить и прочие действия природы, вызревающие в ту или иную пору твоей жизни, таково же и распасться. Вот как относиться к смерти человеку рассудительному, а не огульно, грубо и высокомерно; нет, ожидать её как одно из природных действий. И как сейчас ожидаешь, чтоб изошло дитя из утробы твоей жены, так надо встречать свой час, когда эта твоя душа выпадет из своей оболочки. Если же нужно тебе ещё и обывательское, сердечное подкрепление, то особенно сговорчивым со смертью сделает тебя рассмотрение тех предметов, с которыми ты расстаешься, и тех нравов, в которые она уже не будет впутана. Только ни в коем случае не ожесточаться против них, напротив, заботиться и сносить тихо. Но помнить все-таки, что не от единомышленников уходишь; ведь единственное (если вообще есть такое), что могло бы ещё привлекать и удерживать в жизни: жить в единении с людьми, пришедшими к таким вот основоположениям. А теперь, видишь, какой утомительный разлад в этой жизни. Только и скажешь: приди же скорее, смерть, чтобы мне и самому-то себя не забыть.

4. Погрешающий погрешает против себя; несправедливый, делая себя злым, себе же делает зло.

5. Часто несправедлив тот, кто не делает чего-либо, а не только тот, кто что-либо делает.

6. Довольно, что есть сейчас постигательное признание, есть общественное деяние, есть в душевном складе благорасположение ко всему, что происходит в соответствии с причинностью.

7. Стереть представление; устремление остановить; погасить желание; ведущее замкнуть в себе.

8. На существа неразумные разделена одна душа, а существам разумным уделена одна разумная душа, подобно тому как одна земля у всего земляного, и одним светом видим, одним воздухом дышим все, сколько есть нас видящих и одушевленных.

9. Что причастно некоей общности, спешит навстречу единородному. Что от земли — тяготеет к земле, все влажное — слиянно, так и воздушное; так что тут нужны бывают препоны, и сильные. Огонь, правда, устремляется вверх из-за первостихийного огня, однако он настолько готов возгораться вместе со всяким здешним огнем, что всякое вещество посуше хорошо возгорается, потому что меньше примешано к нему того, что возгоранию мешает. И уж, конечно, все, причастное общей духовной природе так же, если не больше, спешит к единородному, потому что насколько оно лучше прочих, настолько же более готово смешиваться и сливаться с тем, что ему родственно. Так вот, уже у неразумных были изобретены рой, стадо, семейные гнезда, едва ли не любовь. Там была уже душа, и нарастала в том, что лучше, единительная сила, какой не было ещё у растений, камней, бревен. Ну а у разумных существ — государственность, дружба, дома, собрания и даже во время войн договоры и перемирия. У существ, которые ещё лучше, даже при разделенное тел некоторым образом возникло единение — так у звезд. Вот как путь вверх, к лучшему, сумел произвести единострастие даже в разделенном. Смотри же, что теперь происходит: теперь только в разумном и забыто это усердие и склонность друг к другу, здесь только и не видна слиянность. И все же беглецы схвачены, потому как сильна природа. Присмотришься — увидишь, что я говорю. Легче найти землю, не прилепившуюся к земле, чем человека, отщепленного от человека.

10. Плодоношение у человека, и бога, и мира — в свой час приносят они всякий свой плод. И если в речи это стерто и говорится собственно о лозе и тому подобном, так это не важно. А разум приносит плод — и общий, и собственный; и рождается из него другое, такое же, каков сам разум.

11. Можешь — переучивай их, не можешь — помни, что на то и дана тебе благожелательность. Боги, те тоже благожелательны к таким, в чем-то там даже помогают — в здоровье, богатстве, славе. Видишь, какие хорошие — и тебе так можно. Или скажи, кто тебе мешает?

12. Трудись, не жалуйся. И не из желания, чтобы сострадали, изумлялись; одного желай: двигаться и покоиться так, как почитает за достойное гражданственный разум.

13. Я вышел сегодня из всех испытаний, или, лучше, выбросил все испытания, потому что вовне их не было, а только внутри, в признаниях.

14. Все это для опыта обычно, по времени краткотечно, по веществу мутно, и все сейчас в точности так, как при тех, кого мы схоронили.

15. Вещи стоят за дверьми, сами по себе, ничего о себе не знают, ничего не заявляют. Что же заявляет о них? — Ведущее.

16. Не в переживаниях, а в деятельности добро и зло разумного гражданственного существа, как и добродетель его и порочность в деятельности, а не в переживаниях.

17. Подброшенному камню упасть не зло, да и вверх взлететь не такое уж благо.

18. Пройди к ним внутрь в их ведущее — увидишь, кто судьи, которых боишься, и как эти судьи себя же судят.

19. Все в превращении, и сам ты в вечном изменении, и в каком-нибудь отношении да гибнешь. И весь мир так.

20. Проступок другого надо оставить там.

21. Прекращение деятельности, стремления; прерыв и как бы смерть признания — не беда. Переходи теперь к возрасту: детскому, юношескому, к молодости, старости. Ведь и тут всякая перемена — смерть. Что, страшно? Переходи к жизни, которую ты вел у деда, потом у матери, затем у отца; и всюду находя ещё и другие различия, превращения, прекращения, спрашивай себя: что, страшно? А значит, то же и с прекращением, прерывом и превращением всей твоей жизни.

22. Ты беги к ведущему: твоему, всеобщему, этого человека. К своему, чтобы оно стало разумом правдолюбца; всеобщему — чтобы запомнить твердо, частью чего являешься; к ведущему того человека, чтобы знать, ведает или не ведает, а заодно осознать, что оно родственное.

23. Как ты сам — один из составляющих гражданскую совокупность, так и всякое твоё деяние пусть входит в состав гражданской жизни. А если какое-нибудь твоё деяние не соотнесено — непосредственно или отдаленно — с общественным назначением, то оно, значит, разрывает жизнь и не дает ей быть единой; оно мятежно, как тот из народа, кто, в меру своих сил, отступает от общего лада.

24. Детские распри, забавы; душонки, таскающие своих мертвецов, — перед тобой действительный мир теней.

25. Обратись к качеству причинного и созерцай его, очертив границу с вещественным; определи затем и наибольший срок, который природой дан этому именно свойству.

26. Многое ты претерпел, не довольствуясь тем, чтобы твоё ведущее делало то, ради чего устроено. Довольно.

27. Если другой поносит тебя или ненавидит, если они что-то там выкрикивают, подойди к их душам, пройди внутрь и взгляни, каково у них там. Увидишь, что не стоит напрягаться, чтобы таким думалось о тебе что бы то ни было. Другое дело преданность им — друзья по природе. И боги им помогают всячески — снами, пророчествами; в том, разумеется, к чему те не безразличны.

28. Таков мировой обиход — вверх вниз, из века в век. Мировой разум либо устремляется на каждое дело, в каковом случае принимай то, в чем его устремленность; или он только однажды устремился, а остальное уже наследственно. Что — и в чем? ведь некоторым образом не то атомы, не то амеры! И в целом: если бог, то все хорошо, а если все наугад, то ты будь не наугад. Вот покроет нас всех земля, а там уж её превращение, затем опять беспредельно будет превращаться, а потом снова беспредельно. Пренебрежет всем смертным тот, кто осознает приливы этих перемен и быстроту превращений.

29. Причинность — мощный поток, все увлекает. Как убоги и государственные эти мужи, воображающие, что они философски действуют. Носы бы себе утерли! Знаешь ли, друг, ты делай-ка то, чего от тебя сейчас требует природа. Устремляйся, если дается, и не гляди кругом, знают ли. И на Платоново государство не надейся, довольствуйся, если самую малость продвинется. И когда хоть такое получится — за малое не почитай. Потому что основоположения их разве кто может изменить? А без перемены основоположений, это всего лишь рабство стенающих, которые только притворяются убежденными. Ты, давай, говори мне про Александра, Филиппа, про Деметрия Фалерского. Увидят, как они усмотрели, чего хочет общая природа, и воспитали ль они себя. Если они играли, то никто не приговорил меня им подражать. Просто и скромно дело философа — не подталкивай меня к смешному ослеплению.

30. Сверху рассматривать эти великие тысячи стад и тысячи великих торжеств, и как по-разному плывут в бурю и в тиши; и различия всего, что становится, настало, перестало. Помысли и ту жизнь, что прожита до тебя, ту, что проживут после, и ту, которой ныне живут дикие народы. Сколько тех, кто даже имени твоего не знает, и сколькие скоро забудут тебя; сколько тех, кто сейчас, пожалуй, хвалит тебя, а завтра начн; т поносить. И сама-то память недорого стоит, как и слава, как и все вообще.

31. Невозмутимость перед тем, что происходит от внешней причины, справедливость — в том, что делается по причине, исходящей из тебя самого. Иначе говоря — устремление и деяние, завершающееся на самом общественном делании как отвечающем твоей природе.

32. Много лишнего ты можешь отрезать из того, что тебе досаждает, покоясь всецело на твоем признании. Столько обретешь простора для того, чтобы окинуть умом весь мир и свой век, чтобы осмысливать то, как быстро меняется какою-нибудь своей частью всякая вещь, как коротко все от рождения до распада, как зияет и до рождения, и после распада вечность.

33. Все, что видишь, скоро погибнет, и всякий, кто видит, как оно гибнет, скоро и сам погибнет. По смерти и долгожитель, и кто безвременно умер станут равны.

34. Каково их ведущее, из-за чего они хлопочут, за что они любят и почитают. Считай, что ты видишь их души в наготе. И когда им кажется, что они вредят, если поносят, или помогают, если хвалят, — какое самомнение!

35. Прекращение — не что иное, как превращение. И радуется этому всеобщая природа, в согласии с которой все хорошо происходит, от века происходило единообразно и впредь до беспредельности будет так же. Как же ты говоришь, что все было плохо и все плохо будет? И не нашлось среди стольких божеств силы исправить это, и мир приговорен пребывать в непрестанных бедах?

36. Гнилое вещество, на котором замешан всякий: вода, прах, кости, смрад. И опять же: не мрамор, а желвак почвы; золото, серебро — сгусток; одежда — волосья, порфира — кровь. Таково же и все прочее. И душевное таково же — из этого в то превращается.

37. Хватит этой жалкой жизни, ворчанья, обезьянства. Зачем смятение? Что тут внове? Что из себя выводит? Причинное ли? Рассмотри его. Или вещество? Его рассмотри. А кроме них ничего нет — да и с богами пора тебе стать более цельным и честным. Три года это изучать или сто лет — равным-равно.

38. Если он погрешил, зло там. А может, не погрешил?

39. Либо из единого разумного источника все выпадает всему как единому телу, и не следует части бранить то, что происходит ради целого. Либо атомы и не что иное, как мешанина и рассеяние. Затем ты в смятении? да ты же говоришь ведущему: ты мертво, погибло, одичало, притворствуешь, прибилось к стаду и пасешься.

40. Либо боги ничего не могут, либо могут. Если не могут, зачем молишься? А если могут, почему бы не помолиться лучше о том, чтобы не бояться ничего такого, ни к чему такому не вожделеть и ни о чем таком не печалиться? И совсем не о том, чтобы чего-то не было или что-то было. А уж, конечно, если боги могут содействовать людям, то и в этом могут содействовать. Ты скажешь, пожалуй: боги сделали, чтобы это от меня зависело. — Так не лучше ли тогда распоряжаться свободно тем, что от тебя зависит, чем рабски и приниженно быть небезразличным к тому, что не зависит от тебя? и кто сказал тебе, будто боги не поддерживают нас и в том, что от нас же зависит? Ты начни молить об этом — увидишь. Этот молится: как бы мне спать с нею! А ты: как бы не пожелать спать с нею! Другой: как бы от того избавиться! Ты же: как бы не нуждаться в том, чтобы избавиться! Третий: как бы не потерять ребёнка! Ты: как бы не бояться потерять! Поверни так все твои моления и рассмотри, что будет.

41. Эпикур рассказывает, что болея он не вел бесед о страданиях тела, и, говорит, с приходившими ко мне я не беседовал о чем-нибудь таком, а продолжал вникать в природу первостепенных вещей и пользуясь случаем следил за тем, как мысль, участвуя в таких телесных движениях, остается невозмутимой и охраняет собственное благо. И врачам, говорит, не давал я кичиться, будто они что-то такое делают, а вел жизнь хорошо и счастливо. Вот и ты, болея, если уж заболеешь, или в других каких-нибудь обстоятельствах — непременно как он. Потому что не отступаться от философии в любых испытаниях, не болтать с обывателем тому, кто вник в природу, — это общее при любом выборе. Быть всецело при том, что происходит сейчас, и при том органе, в котором происходит.

42. Когда тебя задевает чье-нибудь бесстыдство, спрашивай себя сразу: а могут бесстыдные не быть в мире? Не могут. Тогда не требуй невозможного. Этот — он один из тех бесстыдных, которые должны быть в мире. И пусть то же самое будет у тебя под рукой и с жуликом, и с неверным, и со всяким как-либо погрешающим, вспомнишь, что невозможно, чтобы не существовал весь этот род, и станешь благожелательнее к каждому из них в отдельности. Очень помогает, если тут же поразмыслишь о том, какая добродетель дана человеку природой против этой погрешности. А ведь дана ею в противоядие, скажем, грубости — мягкость, против другого — другая сила. И вообще можно тебе переучивать сбившегося с пути, потому что всякий заблуждающийся блуждает в своём задании и сбивается. Да и какой тебе вред? ты же среди тех, против кого ожесточился, ни одного не найдешь, кто бы что-нибудь сделал такое, от чего бы стало хуже твоё разумение, а беда и вредное для тебя существует только там. Что же тогда дурного или странного в том, что невоспитанный делает то, что невоспитанные? Смотри-ка лучше, не себя ли надо обвинять, если не ожидал, что этот в этом вот погрешит. Даны же тебе побуждения от разума, чтобы понять, что этот допустит, надо полагать, эту вот погрешность. Ты же, позабыв об этом, впадаешь, когда он погрешил, в изумление. Особенно когда порицаешь кого-либо за неверность или неблагодарность, к самому себе обращайся — тут уж явственна твоя погрешность, раз ты человеку, имеющему такой душевный склад, поверил, что он сохранит верность, или же, оказывая ему услугу, оказывал её не завершительно, не так, чтобы из самого деяния получить весь его плод. Если делаешь добро человеку, чего ещё хочешь? мало тебе сделать нечто сообразное со своей природой — ещё ты мзды себе ищешь? все равно как глаз требовал бы плату за то, что смотрит, или ноги — за то, что ходят. Ибо как те на то родились и когда действуют по своему устроению, своё уже получают, так человек, от природы благодетель, когда благодетельствует или в средних вещах содействует, сделав то, ради чего он устроен, своё получает.