61.

25 апреля 1957 г.

Москва

Здравствуй, моя бесценная Наташа!

Вчера утром В. П. принес мне книгу на немецком языке «Начала индийской философии» и говорит: «Вы отправьте эту книгу В. Э. Наверно, ему будет интересно». Я очень обрадовался и тут же пошел на телеграф и отправил бандеролью. В. П. я давно просил купить книгу по индийской философии, если он встретит таковую где-нибудь. А после обеда пришли письма — твое и В. П. Спасибо, моя хорошая, за сочувствие. Ты напрасно говоришь В. Э. все то, что происходит со мной. Зачем беспокоить людей? Я никогда не говорю всего плохого своим близким, ибо боюсь, что они будут мучиться и переживать, а своим врагам говорю о собственных несчастьях, так как они этому только радуются. Я считаю, что обрадовать их хотя бы таким способом очень хорошо. Так как теперь уже нет моих врагов, то «хвастаться» некому. Но ты у меня стоишь на особом месте, и поэтому я не могу скрывать от тебя ни свои радости, ни свое горе.

Прошу, моя родная, не говори никому всего того, что я пишу тебе. Меня очень тронуло письмо В. Э. и перевод на сто рублей. В. П. и М. А. бесконечно рады и благодарны ему, и я от души благодарю его, но я напишу ему сам письмо. Я согласен с твоими Доводами насчет невозможности моего приезда в Вильнюс. Но ты помнишь, как зимой предлагала мне ехать в Вильнюс, в случае, если туда поедет Алеша. И ты предлагала не так давно, чтобы я приехал в Вильнюс на несколько дней. А теперь опасаешься моей встречи с Ванюшкой. Мне это непонятно. Теперь он, видимо, знает о наших отношениях или уже стал официально твоим мужем? После твоего письма, когда в мою голову пришла мысль о последнем, в глазах Потемнело. Ну, что ж, если это еще не произошло, то произойдет.

Твое замужество должно изменить мою жизнь в диаметрально противоположную сторону. Поэтому я жду этого удара и даже внутренне тороплю, потому что мои нервы, мой организм устал от того и другого, хочу, чтобы скорее пришел этому конец. Начиная со 2 октября 1956 г., моя жизнь имела смысл только тогда, когда ты принадлежала мне и моим убеждениям. Для меня совершенно ясно, что твой уход в замужество, поиск «полноты жизни», означает для меня потерять тебя навсегда как друга (жену), как ищущую Пути.

После того, как я услышу, что ты вышла замуж, если останусь в живых, посвящу себя всецело созерцанию. Тогда мне не нужны ни Ленинград, ни Москва. Мне не потребуется ни одежды, ни еды в таком количестве, как на сегодняшний день. Но только — выбор места; если речь пойдет о территории СССР: или в тюрьме, или на воле. Тюрьма имеет свои положительные стороны, т. е. там я не буду тратить энергии и времени на добывание пищи и одежды. Недостаток единственный — отсутствие литературы. А на воле есть литература (во всяком случае можно найти) и есть возможность писать. Не писать мне трудно, ибо голова заполнена идеями, которые необходимо изложить на бумаге, но зато здесь требуется колоссальное время для доставания еды и примитивного одеяния. Если окажусь на воле, я несомненно буду писать; если не издадут в СССР, а это будет именно так, то буду рукописи отправлять за границу. Для всего этого не требуется мне ни Ленинград, ни Москва. Тогда я буду настоящим отшельником (анахоретом).

Но боюсь, что все это кончится тем, что я отправлюсь в могилу, а ты — в объятия властелина мира. Я буду надеяться, что 2/Х-56 г. был роковым днем для моей земной жизни, но зато он будет лучшим днем для моего неземного существования. Все мои страдания пусть служат искуплением моих грехов и в следующие жизни пусть соединят меня с тобою на путях к нирване. Но проклинаю всех тех, кто мешает тебе совершенствоваться.

Недавно из Монголии прибыла делегация, которая должна отправиться в Рангун на съезд азиатских буддистов за мир, куда попал один знакомый мне йог Дибангара — ученик моего отца; он-то и отыскал меня через М. А. по поручению моей матери. Я полагал, что он умер. Оказалось, что с 1937 по 1954 г. он ушел в лес (на родине) и там созерцал Калачакру. Он был в постоянной связи с родственниками, которые доставляли ему (тайком) пищу из колхоза. А в 1954 г. он был обнаружен охотниками и арестован, передан в руки МГБ. Его подержали три месяца в улан-удэнской тюрьме и отпустили с Богом, а теперь он едет как делегат на рангунский съезд буддистов.

Последние две ночи подряд вижу неотступно Александра Македонского: то он стоит передо мною, то в руке у него отрубленная голова женщины, то моя комната заполнена безголовыми или разрубленными пополам трупами, он всегда стоит в красном плаще и угрожает изгнать меня из мира, если я не откажусь от тебя. Я не собираюсь отступать И так постоянно приходится испытывать словесный поединок с ним. С появлением света в моей комнате он исчезает и вновь появляется, когда исчезает свет. Так до самого утра. Этот дьявол не оставляет меня ни днем, ни ночью. Днем преследует в виде властей, а ночью приходит как дьявол. Надоел он мне изрядно.

Да, вся моя жизнь зависит от твоего поступка. Сегодня, т. е. 25 апреля, Позняков переезжает в свою комнату, я остаюсь у хозяина один. За комнату плачу 250 рублей в месяц. Я тут живу с 18 апреля.

Получил письмо из Ленинграда от сотрудницы Института востоковедения. Она пишет, чтобы не отчаивался, чтобы я ждал положительный ответ из института.

Чувствую себя психологически не совсем хорошо, вся моя душа наполнена одной тобою. Переживаниям моим нет предела, да еще этот проклятый дьявол стал меня мучить по ночам. Но несмотря ни на что, я стараюсь быть тем же, кем был. Забыть и отказаться от тебя даже под пыткой не могу. Только твое замужество может положить конец моим письмам (моей связи с тобою). Сейчас я жду из Ленинграда ответ, дело идет. Все будет нормально; до тех пор пока я не услышу роковой вести о том, что ты ушла от меня к другому. На этом будет конец моим земным стремлениям. Извини меня, моя Наташенька, что пишу тебе отчаянные письма; естественно, иных писем я не могу писать, особенно в эти дни. Ты понимаешь, что я переживаю ужасную трагедию.

Когда я переехал к П. (Познякову — ред.), то заявил ему: «Я не могу терпеть присутствие в моем обществе тех людей, которых принимаете Вы». Он обещал, по крайней мере, на это время не принимать их у себя. Очень доволен, что сегодня он уезжает от меня совсем. Через день бываю в Москве и отгоняю от себя тяжелые мысли чтением тех книг в библиотеке им. Ленина. Но излагать тебе эту литературу пока я не буду, ибо еще не составил как следует план моего изложения йогизма. Черт возьми, в эти дни голова постоянно занята изнемогающим меня весьма тяжелым переживанием. Спасибо тебе, моя Ната, вернее, твоей бабушке за гадание на картах. Тут, конечно, карты ни при чем, все дело сводится к медиумистической способности гадальщика: не карты играют главенствующую роль, а интуиция, открытая посредством карты. Иначе говоря, гадальщица безраздельно верит в карты, а эта вера открывает ей интуицию, она посредством выпадания различных карт определяет будущее. Только таким образом я верю в эту историю. Верю в нее и поэтому благодарю. Если бы нашелся Оскар Лаутензак или сам черт и сказал бы мне, что я не потеряю тебя, мой ангел, я бы пошел в жизнь радостным, как никогда. Мне кажется, тогда я устроился бы сразу, где только хочу. Увы, этого нет.

Хоть пару слов по этике я напишу, а то давно об этом не говорили

(Продолжение.)

В раннем буддизме насчет женщин были такие курьезы.

Когда Ананда спросил Будду, как должен вести себя мужчина в присутствии женщины, Будда ответил: «Избегай смотреть на нее… Если необходимо смотреть, не говори с ней; если необходимо говорить, тогда держись настороже». Когда царица, вдова Шуддходаны, решила вступить на путь отшельнической жизни и пришла к Будде, прося обратить ее, в сопровождении жен пятисот князей, Будда трижды отказывал, считая, что принятие женщин в орден смутит дух многих, вступивших в него прежде. Когда они пришли снова, ноги их кровоточили, одежда была в пыли, Ананда спросил: «Разве Будды рождаются в мир только ради блага мужчин? Несомненно, они рождаются и на благо женщин». После этого они были приняты. Поскольку земное страдание касается всех, кто хотел бы на него стать, то путь тоже должен быть открыт для всех. Но беда в том, что не все они хотят и не все понимают ответственность и важность дела.

«Сангха, — говорит Радхакришнан, — организованное братство, состоящее из монахов и нищих. Аскеты брахманской религии не обладали такой организованностью. Организованность буддистов объясняется духом прозелитизма, сознательно усвоенного ими. Буддийский монах не имеет власти спасти или осудить человека. Он не творит чудеса, он не посредник между Богом и человеком, но всего лишь проводник, руководитель. В сангху входят как мирские члены, так и монахи». Мирской член, признающий учение Будды и посвященный в дандари, должен быть женат или замужем только за тем, кто является тоже членом сангхи. «Правила буддийской сангхи заимствованы из брахманских (орденов — Б. Д.) сводов правил, но приспособлены для миссионерских целей. Отношение между Буддой и его учениками или между монахами и последователями учения — это отношение между учителем и учеником».

(Продолжение следует.)

Скоро я закончу этику, тогда, очевидно, придется начинать изложение йогизма.

Ах, как было бы хорошо, если бы я знал, что ты не свернешь с пути совершенствования! Не беспокойся за меня, моя хорошая и добрая Наташенька. Целую тебя, мой ангел, моя богиня.

Твой всегда Биди.

P.S. Скоро выяснятся мои земные дела.

Деньги, посланные мне В. Э., я еще не получил, но скоро получу.

Б.