XXV

(Упражнение воли. Выработка манер)

Лондон, 1 апреля ст. ст. 1748 г.

Милый мой мальчик!

За это время три раза уже была почта и ни одного письма – ни от тебя, ни от м-ра Харта; я думаю, что здесь дело исключительно в каких-либо непредвиденных обстоятельствах по пути между Лейпцигом и Лондоном, расстояние-то большое, а таких непредвиденных обстоятельств в пути могло быть немало. Я всегда стараюсь думать, что ты вполне благополучен, когда не узнаю ничего, что бы меня в этом разубедило. Кроме того, как я часто тебе говорил, меня гораздо больше беспокоит, хорошо ли ты себя ведешь, чем хорошо ли ты себя чувствуешь, и когда от тебя не бывает писем, я стараюсь думать, что ты занят каким-либо более полезным делом. Пока ты будешь умерен, ты будешь и здоров, в твоем возрасте природа в достаточной степени заботится о теле, если только ей предоставляют свободу и если невоздержанностью, с одной стороны, и лекарствами – с другой, люди не чинят ей помех. Но с душой дело обстоит совершенно иначе, и она-то у людей твоего возраста требует серьезных и неустанных забот и даже кое-каких лекарств. Каждые четверть часа, в зависимости от того, проведены они хорошо или плохо, принесут ей существенную пользу или вред, и притом надолго. Ей надо тоже много упражняться, для того чтобы обрести здоровье и силу.

Присмотрись к тому, насколько отличаются люди, работавшие над собой, от людей неотесанных, и я уверен, что ты никогда не будешь жалеть ни времени, ни сил на то, чтобы себя воспитать. У какого-нибудь ломового извозчика органы все по состоянию своему, может быть, ничуть не хуже, чем у Милтона, Локка или Ньютона, но по своему развитию люди эти превосходят его намного больше, чем он – свою лошадь. Иногда, правда, рождаются гении, пробивающие себе путь лишь природными данными и не нуждающиеся в образовании, однако такого рода примеры слишком редки, чтобы с ними приходилось считаться. Но даже и эти немногие люди добились бы в жизни значительно большего, если бы у них было еще и надлежащее воспитание. Если бы такой гений, как Шекспир, был облагорожен воспитанием[66], красоты, которыми он так заслуженно вызывает наше восхищение, не нарушались бы сумасбродствами и нелепостями, которые им так часто сопутствуют.

Люди обычно бывают тем, что из них сделали воспитание и общество, когда им было от пятнадцати до двадцати пяти лет; поэтому помни, какое большое значение будут для тебя иметь ближайшие восемь-девять лет: вся твоя последующая жизнь зависит от них. Я совершенно откровенно выскажу тебе все мои надежды и опасения касательно тебя. Мне думается, что из тебя выйдет настоящий ученый муж и что ты сумеешь приобрести большой запас разнообразных знаний, но я боюсь, как бы ты не пренебрег тем, что считается вещами незначительными, хотя в действительности они весьма существенны, – я имею в виду обходительность, приветливость, располагающие к себе манеры: это подлинные и основательные преимущества, и, однако, люди, не знающие света, считают все это пустяками. Мне пишут, что ты говоришь очень быстро и неотчетливо, – это очень неудобно и неприятно для окружающих, и я уже тысячу раз старался тебе это внушить. Пожалуйста, будь внимателен к своей речи и постарайся ее исправить. Когда человек говорит отчетливо и приятно, он гораздо большего может добиться, и мне приходилось слышать немало содержательных речей, которые люди оставляли без внимания из-за того, что у произносивших их была неприятная манера говорить, и не меньше речей пустых, которым, однако, люди рукоплескали только потому, что их было приятно слушать. Прощай.