Сорок четыре

Мы переехали дальше на север и начали жить в доме, снятом на деньги Мэри Кинозвезды, которые Лесли теперь настоятельно предлагала считать нашими общими деньгами. Как непривычно чувствовать, что у тебя нет ни одной собственной монеты!

Она была в такой же мере бережливой и предусмотрительной, в какой я был когда-то расточительным. Расчетливость и экономность — эти качества никогда не присутствовали в моем списке качеств родной души. Но от вселенной можно было ожидать такого предвидения: кто-то один из магической пары должен восполнять то, чего может не хвать другому.

С самого первого момента, когда на меня свалились большие доходы, мне очень не хватало непритязательной обстановки. Если человек не готов заранее к такому переходу, неожиданное благополучие окружает его многообразной запутанной паутиной вещей, хитросплетение которых перегружено изощренными усложненностями. Простота, как ртуть, исчезает сразу же, как только ее начинают выдавливать.

Теперь же простота застенчиво постучала по косяку, там, где раньше была дверь. «Привет, Ричард! Я никак не могла заметить, что твои деньги сплыли. Посмотри-ка на это небо теперь! И на эти облака! Взгляни, как красиво Лесли сажает цветы, даже если это не ее сад! А разве не прекрасно наблюдать, как твоя жена снова начала работать с компьютером?»

Все это было прекрасно. В теплые дни Лесли одевала самую простую одежду — белые парусиновые брюки и легкую блузку — и садилась работать рядом со мной в нашем маленьком кабинете. Какое тонкое это было удовольствие — повернуться к ней и спросить, как правильно пишется слово «совмистимый»! Как я люблю простоту!

Не все, неприятности закончились, однако. Наступило наконец время, когда поверенный в делах моего банкротства, которому было поручено распродать все мое бывшее имущество, прислал нам извещение, что он объявил о продаже моих авторских прав на книги. Все семь из них теперь можно было купить. Как и всякий другой человек, мы могли бы участвовать в покупке, если бы пожелали.

Мы поменялись ролями. Я стал осмотрительным, а Лесли после месяцев ожидания внезапно была готова раскошелиться.

— Давай не будем предлагать большую сумму, — сказал я. — Три книги в последнее время не публиковались. Кто даст за них много денег?

— Не знаю, — сказала она. — Я не хочу рисковать. Мне кажется, что мы должны предложить все что у нас есть, до последнего цента.

Я замер.

— Все до последнего цента? А как же мы будем платить за жилье, как мы будем жить?

— Мои родители сказали, что одолжат нам деньги, — сказала она, — до тех пор, пока мы сами не поднимемся на ноги. — Лесли была исполнена решительности.

— Давай, пожалуйста, не будем одалживать денег. Я могу теперь вернуться к работе. Кажется, уже можно писать новую книгу.

Она улыбнулась.

— Я тоже так считаю. А помнишь, как ты сказал, что твоя миссия закончена? Помнишь, как ты говорил мне, что можешь умереть в любой момент, потому что написал уже все то, для чего пришел?

— Я был глупым гусем. Мне тогда не было зачем дальше жить.

— А теперь есть?

— Да.

— В таком случае не забывай об этом, — сказала она. — Ведь если ты умрешь, будет два трупа! Я не собираюсь оставаться здесь, когда ты уйдешь.

— Ладно, но ведь два трупа будет еще раньше, если ты потратишь все деньги на старые авторские права, и не с чем будет сходить за продуктами!

— Переживем. Мы ведь не можем позволить всем нашим книгам уйти, так и не пытаясь спасти их.

Около полуночи мы пришли к компромиссу. Мы предложим все, что у нас есть, до последнего цента, и одолжим денег на жизнь у родителей Лесли. На следующее утро, прежде чем я успел убедить ее в том, что это слишком много, она послала заявку поверенному.

Поверенный разослал другим претендентам вопрос: Дадите ли вы за авторские права больше?

В доме, который мы снимали, воцарилась такая осязаемая тревога, что, казалось, ее можно было рубить топором.

Через неделю зазвонил телефон.

Она не дыша побежала вверх по лестнице.

— Вуки! — закричала она. — Они у нас! Они у нас! Книги снова наши!

Я сжал ее в своих объятиях. Мы визжали, кричали, прыгали и смеялись. Я не знал, что возвращение домой наших бумажных детей будет значить так много для меня.

— А сколько дал самый богатый претендент? — сказал я.

Она сонно посмотрела на меня.

— Претендентов больше не было? Никто даже не послал заявку? Вообще?

— Никто.

— Не было даже заявок! Ура!

— Не ура, — сказала она.

— Почему?

— Ты был прав! Нам не следовало предлагать такую большую сумму. Я потратила наши деньги на продукты на следующие сто лет!

Я снова обнял ее.

— Совсем нет, маленький вук. Твое предложение оказалось таким устрашающим, что никто другой даже не рискнул послать заявку. Вот и случилось! Если бы ты предложила меньше, они бы тоже вступили в борьбу и дали бы на десять центов больше, чем ты!

Она засияла так же, как и странное свечение над нашим будущим.