Лунь юй. «Суждения и беседы» в переводе П. Попова

1. Философ сказал: «Не приятно ли учиться и постоянно упражняться? Не приятно ли встретиться с другом, возвра—тившимся из далеких стран? Не тот ли бла—городный муж, кто не гневается, что он не известен другим?»

2. Ю-цзы сказал: «Редко бывает, чтобы человек, отличающийся сыновнею почти—тельностью и братскою любовью, любил бы восставать против старших, и никогда не бывает, чтобы тот, кто не любит восста—вать против высших, захотел произвести возмущение. Совершенный муж сосредото—чивает свои силы на основах; коль скоро по—ложены основы, то являются и законы для деятельности. Сыновняя почтительность и братская любовь — это корень гуманно—сти».

3. Философ сказал: «В хитрых речах и во вкрадчивом выражении лица редко встреча—ется гуманность».

4. Цзэн-цзы сказал: «Я ежедневно иссле—дую себя в трех отношениях: обдумывая что-либо для других, был ли я предан им, был ли искренен в отношениях с друзьями и усво—ил ли я то, что было преподано мне Учите—лем».

5. Философ сказал: «При управлении кня—жеством, имеющим тысячу колесниц, необ—ходимы постоянное внимание к делам и ис—кренность в отношении к народу, умерен—ность в расходах и любовь к народу с своевременным употреблением его на рабо—ты».

6. Философ сказал: «Молодежь дома должна быть почтительна к родителям, вне дома — уважительна к старшим, отличаться осторожностью и искренностью (правдивостью), обильною любовью ко всем и сближаться с людьми гуманными. Если по исполнении сего останется свободное вре—мя, то посвящать его учению».

7. Цзы-ся сказал: «Если кто из уважения к людям достойным отказывается от похо—ти, служит родителям до истощения сил, государю — до самопожертвования и в сно—шениях с друзьями честен в своих словах, то я, конечно, назову такого ученым, хотя бы другие признали его невежей».

8. Учитель сказал: «Если совершенный муж (цзюнь-цзы) не солиден, то он не будет вызывать уважения к себе в других, и знание его не будет прочно. Поэтому поставь себе за главное преданность и искренность; не дружись с людьми, которые хуже тебя; если ошибся, не бойся исправиться».

9. Цзэн-цзы сказал: «Если мы будем ра—чительны в отдании последнего долга роди—телям и будем вспоминать (т. е. приносить жертвы и проч.) об отшедших, то народная нравственность улучшится».

10. Цзы-цинь спросил у Цзы-гуна: «Фило—соф, прибыв в известное государство, не—пременно собирал сведения об его управле—нии. Домогался ли он этого, или же ему со—общали их?» Цзы-гун отвечал: «Философ приобретал их благодаря своей любезности, прямоте, почтительности, скромности и уступчивости. Не отличался ли его способ собирания их от способа других людей?»

11. Философ сказал: «Кто при жизни отца всматривался в его намерения, а по смерти смотрит на его деяния и в течение трех лет не изменяет порядков, заведенных отцом, того можно назвать почтитель—ным».

12. Ю-цзы сказал: «В приложении цере—моний (житейских правил) дорога естест—венная непринужденность, которая в пра—вилах древних царей признавалась превос—ходной вещью и которой следовали и в малых и в больших делах. Но бывают случаи, что и она не действует, ибо знать только, что она дорога, и ограничиваться ею одною, не регулируя ее церемониями, также невоз—можно».

13. Ю-цзы сказал: «Если условие соглас—но со справедливостью, то сказанное можно исполнить. Почтение, если оно согласуется с нормою, избавляет нас от срама. Если тот, на кого опираются, заслуживает сближения с ним, то его можно взять в ру—ководители».

14. Философ сказал: «О том благород—ном муже, который в еде не заботится о насыщении, в жилище не ищет комфорта, быстр в деятельности, осторожен в речах и обращается для исправления себя к лю—дям нравственным, можно сказать, что любит учиться».

15. Цзы-гун спросил: «Что вы скажете о человеке, который в бедности не пресмыка—ется, в богатстве не заносится?» Философ ответил: «Годится, но он ниже того, кото—рый в бедности весел, а в богатстве благо—пристоен». Цзы-гун сказал: «В „Ши-цзине“ сказано: „Как будто обтесана и обточена (слоновая кость), как будто огранена и отшлифована (яшма)“. Так вот, что это значит!» Философ сказал: «Цы, теперь с тобой можно толковать о „Ши-цзине“, по—тому что скажешь тебе о прошедшем, а ты знаешь и будущее».

16. Философ сказал: «Не беспокойся о том, что тебя люди не знают, а беспокойся о том, что ты не знаешь людей».

1. Философ сказал: «Кто управляет при помощи добродетели, того можно уподо—бить северной Полярной Звезде, которая пребывает на своем месте, а остальные звезды с почтением окружают ее».

2. Философ сказал: «Ши-цзин» хотя и состоит из 300 песен, но они могут быть объяты одним выражением: «Не имей пре—вратных мыслей!».

3. Философ сказал: «Если руководить народом посредством законов и поддержи—вать порядок посредством наказаний, то хотя он и будет стараться избегать их, но у него не будет чувства стыда; если же ру—ководить им посредством добродетели и поддерживать в нем порядок при помощи церемоний, то у него будет чувство стыда и он будет исправляться».

4. Философ сказал: «В 15 лет у меня яви—лась охота к учению; в 30 лет я уже устано—вился; в 40 лет у меня не было сомнений; в 50 лет я знал волю Неба; в 60 лет мой слух был открыт для немедленного восприятия истины; а в 70 лет я следовал влечениям сво—его сердца, не преходя должной меры».

5. На вопрос Мэн-и-цзы, в чем состоит сыновья почтительность, Философ отве—тил: «В непротивлении (послушании)». Ко—гда Фань-чи вез Философа, тот сказал ему: «Мэнь-сунь спросил меня, в чем состоит почтительность, и я отвечал ему: в непро—тивлении». Фань-чи сказал: «Что это зна—чит?» Философ сказал: «Когда родители живы, служить им по правилам, когда они умрут, похоронить их по правилам и по пра—вилам приносить им жертвы».

6. Мэн-у-бо спросил Конфуция о сынов—ней почтительности. Философ сказал: «Отец и мать беспокоятся только о том, не болен ли их сын».

7. На вопрос Цзы-ю о почтительности Философ сказал: «Современная почтитель—ность к родителям означает быть в со—стоянии кормить их; но ведь собаки и лоша—ди также получают пропитание. При от—сутствии почтительности чем же будет различаться кормление родителей от корм—ления собак и лошадей?»

8. На вопрос Цзы-ся о почтительности Философ сказал: «В этом случае трудность заключается в выражении лица (т. е. в том, чтобы постоянно иметь веселый, доволь—ный вид). А что младшие братья и дети бу—дут брать на себя заботы о делах, будут угощать родителей и старших братьев ви—ном и кушаньем, то разве это можно счи—тать сыновней почтительностью?»

9. Философ сказал: «Я разговариваю с Хуэем целый день, и он не возражает, как будто совершенно глуп; но когда после его ухода я вникаю в его частную жизнь, то на—хожу, что он в состоянии уяснить мое Уче—ние. Хуэй неглуп».

10. Философ сказал: «Где может ук—рыться человек, где он сможет укрыться, если мы будем обращать внимание на его деятельность, всматриваться в его побуж—дения и вникать в то, что ему доставляет удовольствие?»

11. Философ сказал: «Кто повторит старое и узнает новое, тот может быть руководителем для других».

12. Философ сказал: «Благородный муж не есть оружие, годное только для одного какого-либо употребления».

13. Цзы-гун спросил: «Кто есть благо—родный муж?» Философ сказал: «Тот, ко—торый сначала действует, а потом гово—рит».

14. Философ сказал: «Благородный муж заботится об общих, а не о партийных инте—ресах, а низкий человек, наоборот, заботится о партийных, а не об общих интересах».

15. Философ сказал: «Учение без раз—мышления бесполезно, но и размышление без учения опасно».

16. Философ сказал: «Исключительное занятие чуждыми учениями может только приносить вред».

17. Философ сказал: «Ю, научить ли тебя Знанию? Что знаешь, то и считай, что знаешь; чего не знаешь, то и считай, что не знаешь — вот это и будет Знание».

18. Цзы-чжан учился с целью добиться жалованья. По этому поводу Философ ска—зал: «Много слушать и оставлять в сторо—не сомнительное, а о прочем говорить осто—рожно, — тогда будет мало обвинений; много наблюдать и оставлять в стороне опасное, а в остальном действовать осто—рожно, — тогда будет мало поводов к рас—каянию; а если из-за речей будет мало обви—нений, а в действиях — мало поводов к рас—каянию, то здесь будет и жалованье».

19. Ай-гун спросил: «Что нужно сде—лать, чтобы народ был покорен?» Философ отвечал: «Если возвышать прямых людей и устранять бесчестных, то народ будет по—корен; если же возвышать бесчестных и устранять прямых людей, то он не будет покорен».

20. На вопрос Цзи Кан-цзы, как заста—вить народ быть почтительным и предан—ным, чтобы побудить его к добру, Философ отвечал: «Управляй им с достоинством, и он будет почтителен; почитай своих роди—телей и будь милостив, и он будет предан; возвышай добрых и наставляй неспособных, и он устремится к добру».

21. Некто, обратясь к Конфуцию, спро—сил: «Почему Вы не служите?» Философ сказал: «Что сказано в „Шу-цзине“ о сы—новней почтительности [Государя Чэня]? „Он был всегда почтителен к родителям, дружен с братьями и распространял это на управляемых (т. е. домашних“, это и бу—дет служба. Почему же только занятие известного поста следует считать служ—бой?»

22. Философ сказал: «Я не думаю, чтобы неискренний человек был годен к чему-либо. Каким образом может двигаться большая телега без перекладины для постромок или малая телега без ярма?»

23. Цзы-чжан спросил: «Можно ли напе—ред знать, что будет в последующие десять поколений?» Философ сказал: «Династия Инь руководствовалась сяскими правилами, и что было в них убавлено или прибавлено, можно знать; династия Чжоу пользовалась иньскими правилами, прибавления и убавле—ния в которых также можно знать. Если бы случилось так, что чжоускую династию сменила бы другая, то далее и на сто поколе—ний вперед можно было бы узнать, что будет».

24. Философ сказал: «Приносить жерт—вы чужим пенатам — это значит выслуживаться. Сознавать долг и не исполнять его — это трусость».

1. Конфуций отозвался о фамилии Цзи, у которой было 8 рядов танцоров, танце—вавших во дворце, что, если у нее на это хва—тило присутствия духа, то на что у нее не хватит его?

2. Три фамилии убирали жертвенные со—суды при звуках песни «Юн» (привилегия им—ператора). Философ сказал: «При царских жертвах соприсутствуют князья, сам им—ператор дышит величием». Какой же смысл употреблять эту песнь в храме трех фамилий?»

3. Философ сказал: «Если человек негу—манен, то что толку в церемониях? Если че—ловек негуманен, то что толку в музыке?»

4. Линь-фан спросил о сущности (осно—ве) церемоний. Философ сказал: «Как велик этот вопрос! В соблюдении церемоний луч—ше быть скромным, а в исполнении траур—ных церемоний лучше проявлять скорбь, чем благолепие».

5. Философ сказал: «У восточных и се—верных варваров есть правители, не то что в Китае, где их нет».

6. Перед отправлением вельможи Цзи на гору Тай-шань для принесения жертвы Фи—лософ, обратившись к Жань-ю, сказал: «Не можешь ли ты переубедить его?» Тот от—ветил: «Не могу». Тогда Философ сказал: «Увы! Ужели дух горы Тай-шань хуже Линь-фана?»

7. Философ сказал: «Благородный муж ни в чем не состязается, а если уж необ—ходимо, то разве в стрельбе; но и в этом случае он поднимается в зал, приветствуя своих соперников и уступая им, а спустившись, — пьет чару вина. И в этом состязании он ос—тается благородным мужем».

8. Цзы-ся спросил: «Что значит стих „Ши-цзина“: „Прелестна ее лукавая улыбка, выразительны ее прекрасные очи, словно разрисованные по грунту?“ Философ ска—зал: „Разрисовка производится после грун—товки“. „В таком случае и церемонии отхо—дят на задний план“, — сказал Цзы-ся. Фило—соф сказал: „Понимающий меня — это Шан (Цзы-ся), с которым только и можно гово—рить о «Ши-цзине“.

9. Философ сказал: «О сяских церемони—ях (правилах жизни) я мог бы говорить, но дело в том, что удел Ци не дает для этого достаточных данных; мог бы я говорить и об иньских церемониях, но сунский удел не дает для этого достаточных данных, по не—достатку записей и творений мудрых лю—дей; если бы их было достаточно, то я мог бы ссылаться на них».

10. Философ сказал: «При великих жертвоприношениях царственному предку и праотцам его, после того, как совершено возлияние ароматного вина, у меня уже нет охоты продолжать смотреть».

11. Некто спросил о значении великого жертвоприношения предку и праотцам его. Философ ответил: «Я не знаю, но кто знал бы его значение, для того управление Вселенной было бы так же легко, как показать это», — и при этом он указал на ладонь.

12. Приноси жертву предкам с таким благоговением, как будто бы они сами при—сутствуют здесь. Приноси жертву духам, как будто бы духи присутствуют при этом.

Философ сказал: «Если я не участвую лично в жертво-приношениях, то это как будто я не приносил их вовсе».

13. Ван-Сун-цзя спросил: «Правда ли то, что говорят: „Лучше угождать духу до—машнего очага, чем духу юго-западного угла комнаты“?» Философ сказал: «Неправда. Если оскорбишь Небо, то некому будет мо—литься».

14. Философ сказал: «Династия Чжоу почерпнула для себя образцы из двух дина—стий, и поэтому так прекрасны ее правила. Я намерен следовать им».

15. Философ, войдя в храм предков, спра—шивал о каждой вещи. Тогда некто сказал: «Кто говорит, что сын цзоуского уроженца знает церемонии? Вступил в Великий храм и расспрашивает о каждой вещи!» Услышав это, Конфуций сказал: «Это-то и есть пра—вило вежливости».

16. Философ сказал: «При стрельбе из лука суть дела не в том, чтобы попасть в центр мишени, а чтобы вообще попасть в мишень, потому что силы не у всех одинако—вы. Это древнее правило состязания».

17. Цзы-гун хотел отменить принесение в жертву живого барана при объявлении в храме предков о наступлении первых чисел каждого месяца. На это Философ заметил: «Цы жаль барана, а мне жаль церемоний».

18. Философ сказал: «Служение Госуда—рю с соблюдением всех правил люди призна—ют за лесть».

19. Князь Дин-гун спросил: «Как Госу—дарь должен обходиться с чиновниками и как последние должны служить Госуда—рю?» Философ ответил: «Государь должен обходиться с чиновниками вежливо, а чиновники должны служить ему с предан—ностью».

20. Философ сказал: «Песнь „Гуань-цзюй“ выражает веселье без излишества и печаль, не переходящую в сокрушение».

21. Ай-гун спросил Цзай-во относитель—но жертвенника духу — покровителю Земли. Цзай-во отвечал: «Сяские государи обса—живали жертвенники соснами, иньские — кипарисами, а чжоуские — каштанами, чтобы заставить народ трепетать». Ус—лышав об этом, Философ сказал: «Когда дело сделано, нечего говорить о нем, делу дан ход, нечего соваться с увещаниями и за прошлое нечего винить».

22. Конфуций сказал: «Гуань-чжун — малоспособный человек!» Некто сказал: «Правда ли, что Гуань-чжун экономен?» На это последовал ответ: «У него был бельведер с тремя входами и разные долж—ности не соединялись в одном лице; как же его можно назвать экономным?» Некто вновь спросил: «В таком случае он, может быть, знает церемонии?» На это Конфу—ций ответил: «У владетельного князя по—ставлен перед воротами щит, и Гуань-чжун также поставил у себя перед воро—тами щит; у владетельного князя есть подставка (буфет) для опрокидывания ча—рок при дружеском свидании двух госуда—рей, Гуань-чжун также устроил такую же подставку. Если он знает церемонии, то кто же тогда их не знает?»

23. Философ, объясняя музыку главному лускому капельмейстеру, сказал: «Музыку, ее можно знать: сначала настраивают ин—струменты, затем звуки должны быть гар—моничны, отчетливы и литься непрерывно до окончания пьесы».

24. Пограничный чиновник города И про—сил дозволения представиться Конфуцию, говоря: «Всякий раз, как благородный муж жаловал сюда, я никогда не лишался воз—можности видеть его». Ученики Конфуция ввели чиновника. По удалении его Конфуций сказал: «Дети мои, чего вы беспокоитесь, что я потерял место? Империя давно уже находится в беспорядке, и Небо хочет, что—бы ваш Учитель был колоколом с деревян—ным языком (провозвестником истины)».

25. Философ отозвался о музыке Шао (Шуня), что она вполне прекрасна и вполне нравственна, а о музыке У-вана, что она вполне прекрасна, но не вполне нравственна.

26. Философ сказал: «Когда правитель не великодушен, в исполнении церемоний невнимателен и во время траура не выра—жает скорби, то где же у меня критерий для суждения о его деятельности?»

1. Философ сказал: «Прекрасна та де—ревня, в которой господствует любовь. Если при выборе места мы не будем селить—ся там, где царит любовь, то откуда мо—жем набраться ума?»

2. Философ сказал: «Человек, не имеющий любви, не может долго выносить бедность и не может постоянно пребывать в радости. Человеколюбивый находит спокойствие в любви, а мудрый находит в ней выгоду».

3. Философ сказал: «Только гуманист может любить людей и ненавидеть их».

4. Философ сказал: «Если у кого есть ис—креннее стремление к гуманности, то тот не сделает зла».

5. Конфуций сказал: «Богатство и знат—ность составляют предмет человеческих желаний, но благородный муж ими не поль—зуется, если они достались незаконным пу—тем. Бедность и низкое положение служат для человека предметом отвращения, но благородный муж не гнушается ими (не от—вергает их), если они не заслужены. Как мо—жет благородный муж пользоваться этим именем без гуманности? Благородный муж ни на час не расстается с гуманностью, в суматохе и в разорении она непременно с ним».

6. Философ сказал: «Я не видел человека, любящего гуманность, который бы ненави—дел негуманность, потому что тот, кто любит гуманность, ставит ее превыше все—го; тот, кто ненавидит негуманность, по—этому и будет поступать гуманно и не доз—волять ничему негуманному прикасаться к нему. Но я не видел, чтобы у человека не дос—тало сил быть гуманным, если бы он хоть однажды смог приложить для этого ста—рание. Может быть, и есть, но я не видел такого».

7. Философ сказал: «Погрешности лю—дей соответствуют их категориям и, на—блюдая погрешности человека, можно знать, гуманен он или нет».

8. Философ сказал: «Если человек поут—ру постигает истинный закон вещей, то ве—чером он может умереть без сожаления».

9. Философ сказал: «С ученым, который, стремясь к истине, в то же время стыдится плохого платья и дурной пищи, не стоит рассуждать об Учении».

10. Философ сказал: «Благородный чело—век в мире (в делах мира) ничего не предре—шает, а действует, сообразуясь со справед—ливостью».

11. Философ сказал: «Благородный муж думает о добродетели, а низкий — о спокой—ствии; благородный муж боится закона, а низкий жаждет корысти».

12. Философ сказал: «Кто поступает корыстно, тот вызывает против себя ро—пот недовольства».

13. Философ сказал: «Если кто сможет управлять государством с уступчивостью, требуемою церемониями, то какие затруд—нения встретит он в этом? Если кто не будет в состоянии управлять государст—вом с уступчивостью, к которой обязывают церемонии, то для чего ему эти церемонии?»

14. Философ сказал: «Не беспокойся, что у тебя нет должности, а беспокойся, каким образом устоять на ней; не беспокой—ся, что люди не знают тебя, а старайся по—ступать так, чтобы тебя могли знать».

15. Философ сказал: «Шэнь! Мое Учение проникнуто одним началом?» «Да», — от—вечал Цзэн-цзы, не задумываясь. Когда Фи—лософ вышел, то ученики спросили его: «Что это значит?» Цзэн-цзы отвечал: «Это значит, что Учение нашего Учителя заключается в искренности и снисходи—тельности».

16. Философ сказал: «Благородный муж; знает долг, а низкий человек знает выгоду».

17. Философ сказал: «При виде достой—ного человека думай о том, чтобы срав—няться с ним, а при виде недостойного — ис—следуй самого себя (из опасения, как бы у тебя не было таких же недостатков)».

18. Философ сказал: «Служа родителям, следует осторожно увещевать их; если за—мечаешь, что они не слушают, увеличь поч—тительность, но не оставляй увещеваний; будут удручать тебя, не ропщи».

19. Философ сказал: «Когда родители живы, не отлучайся далеко, а если отлу—чишься, то чтобы место пребывания непре—менно было известно».

20. Философ сказал: «Кто в течение трех лет не изменит отцовских порядков, того можно назвать почтительным сыном».

21. Философ сказал: «Нельзя не помнить возраста своих родителей, чтобы, с одной стороны, радоваться за их долголетие, а с другой — опасаться, как бы преклонный воз—раст не свел их в могилу».

22. Философ сказал: «В древности не да—вали легкомысленного слова из опасения по—срамиться неисполнением его».

23. Философ сказал: «Редко подверга—ются ошибкам те, которые ведут себя сдержанно».

24. Философ сказал: «Благородный муж желает быть медленным на слова и бодрым на дела».

25. Философ сказал: «Добродетель не бывает одинокою, у нее непременно есть последователи (соседи)».

26. Цзы-ю сказал: «Служа государю, если будешь надоедать ему своими увещева—ниями, то навлечешь срам, а если будешь на—доедать ими другу, то он охладеет к тебе».

1. Философ сказал о Гун Е-чане, что его можно женить, несмотря на то, что он [был некогда] связан [тюремными] узами, ибо это не его вина, с чем и женил его на сво—ей дочери.

2. Философ сказал о Нань-жуне: «В госу—дарстве, где есть закон, он не пропадет; где нет его — избежит казни», — и, вследствие этого, женил его на своей племяннице.

3. Философ сказал о Цзы-цзяне: «Какой благородный муж этот человек! Если бы в Лу не было благородных людей, то откуда у него взялись бы такие достоинства?»

4. Цзы-гун спросил: «А я, Цы, каков?» «Ты полезный сосуд», — сказал Философ. Цзы-гун спросил: «Какой сосуд?» Учитель ответил: «Жертвенный сосуд для хлеба в храме предков».

5. Некто сказал: «Юн — человек гуман—ный, но не говорун». Философ сказал: «К чему нужна говорливость? Парировать лю—дям софизмами — вызывать в них отвраще—ние к себе. О его гуманизме я не знаю, но к чему ему красноречие?»

6. Философ посылал Ци Дяо-кая слу—жить. Тот отвечал: «Я не могу быть уверен в том, что гожусь для этого». Конфуций остался доволен.

7. Философ сказал: «Учение мое плохо распространяется; сяду на плот и достигну по реке моря. Сопровождать меня будет, вероятно, Ю». Цзы-лу, услышав это, обра—довался. Тогда Философ сказал: «Ю! Храб—ростью ты превосходишь меня, но у тебя нет никакой сметки».

8. Мэн У-бо спросил: «Гуманен ли Цзы-лу?» Философ сказал: «Не знаю». Тот спро—сил его в другой раз. Тогда Философ сказал: «В удельном княжестве, располагающем 1000 колесницами, Цзы-лу можно поручить управление войском, но я не знаю, гуманен ли он». Мэн У-бо вновь спросил: «А каков Цю?» Конфуций ответил: «Цю можно сделать правителем города в 100 семей или владения фамилии, имеющей 100 колесниц, но гуманен ли он, я не знаю». «А Чи каков?» — вновь по—интересовался Мэн У-бо. Философ ответил: «Чи, если он наденет пояс и станет во двор—це, то ему можно поручить занимать чуже—земных гостей, но гуманен ли он, я не знаю».

9. Философ, разговаривая с Цзы-гуном, спросил: «А из вас с Хуэем, кто лучше?» Цзы-гун ответил: «Как я осмелюсь сравни—вать себя с Хуэем? Если он услышит о чем-либо одно, то, основываясь на этом од—ном, узнает о нем все. А я, услышав о чем-либо одно, узнаю только вдвое». Фило—соф сказал: «Да, это верно, я согласен, что ты не равен ему».

10. Цзай-юй заснул днем. Философ ска—зал: «Гнилое дерево не годится для резьбы, равным образом стена, сложенная из наво—за, не годится для штукатурки. Стоит ли упрекать Юя?» Потом он добавил: «В сно—шениях с людьми я сначала слушал их речи и верил их действиям, а теперь я слушаю их речи и наблюдаю, смотрю за их поступками. Такая перемена произошла во мне благодаря Юю».

11. Философ сказал: «Я не видал твердо—го человека». «А Шэнь-чэн?» — отвечал кто-то. «Чэн — человек похотливый (со страстями), где же ему быть твердым?»

12. Цзы-гун сказал: «Чего я не желаю, что бы другие делали мне, того я не желаю делать другим». На это Философ сказал: «Цы! Это для тебя недостижимо».

13. Цзы-гун сказал: «Наружные совер—шенства Учителя могут быть известны, но его рассуждения о природе вещей и о небес—ных законах нам не могут быть известны».

14. Цзы-лу боялся услышать что-нибудь новое, прежде чем услышанное им ранее могло быть приведено в исполнение.

15. Цзы-гун спросил: «Почему Кун Вэнь-цзы назвали „образованным?“» На это Фи—лософ сказал: «Несмотря на быстрый ум, он любит учиться и не стыдится обращаться с вопросами к низшим, поэтому-то его и назвали образованным».

16. Конфуций отозвался о Цзы-чане, что он обладал четырьмя качествами благородно—го мужа: скромен по своему поведению, почти—телен к старшим, щедр в пропитании народа и справедлив в пользовании его трудом.

17. Философ сказал: «Янь Пин-чжун был искусен в обращении с людьми, сохраняя к ним почтительность и после продолжи—тельного знакомства».

18. Философ сказал: «Цзан Вэнь-чжун посадил большую черепаху в комнату, в ко—торой на капителях были вырезаны горы, а на столбиках над матицей нарисованы были водяные растения. Каков же его ум?»

19. Цзы-чжан спросил Конфуция, какого он мнения о министре Цзы-вэне, который, трижды занимая эту должность, не выра—жал радости и, трижды покидая ее, не вы—сказывал неудовольствия и при этом непре—менно объяснял новому министру прежние правительственные распоряжения (т. е. свои). Философ сказал: «Преданный чело—век». «А гуманный ли он?» — продолжал Цзы-чжан. «Не знаю, каким же образом он мог быть гуманистом», — ответил Кон—фуций.

Цзы-чжан вновь спросил: «А что Вы ска—жете о Чэнь Вэнь-цзы, который, имея 10 четверок коней, когда Цуй-цзы убил циского князя, бросил их и бежал; прибыв в другое государство и сказав, что „и здесь люди похо—дят на нашего вельможу Цуй-цзы“, оставил это государство и прибыл в другое; и опять, сказав, что „и здесь люди походят на нашего вельможу Цуй-цзы“, он покинул и это госу—дарство?» Конфуций сказал: «Безупречный человек». Цзы-чжан вновь спросил: «А гума—нист ли он?» «Не знаю, — отвечал Фило—соф, — откуда бы ему быть гуманистом?»

20. Цзи Вэнь-цзы трижды подумает, а потом уже исполнит. Услышав об этом, Философ сказал: «И дважды довольно».

21. Философ сказал: «Когда в государст—ве царил закон, то Нин У-цзы был умен, а ко—гда в государстве пошли беспорядки, он ока—зался глупым. С умом его можно поравнять—ся, но с глупостью — нельзя!»

22. Философ, находясь в уделе Чэнь, ска—зал: «Надо возвратиться! Мои детки стали высокоумны и небрежны в деле; хотя внеш—нее образование их и закончено, но они не знают, как сдерживать себя».

23. Философ сказал: «Бо-и и Шу-ци не помнили прежнего зла, поэтому-то на них и роптали мало».

24. Философ сказал: «Кто говорит, что Вэйшэн-гао — прямой человек? Кто-то попро—сил у него уксуса, он выпросил у соседа и дал».

25. Философ сказал: «Цзо Цю-мин сты—дился лукавых речей, вкрадчивой наружно—сти и чрезмерной почтительности, и я так—же стыжусь их. Цзо Цю-мин стыдился дру—жить с человеком, против которого таил в душе неудовольствие, и я стыжусь этого».

26. Философ, обратившись к присутст—вовавшим Янь-юаню и Цзы-лу, сказал: «По—чему каждый из вас не выскажет своих же—ланий?» Тогда Цзы-лу сказал: «Я желал бы иметь экипаж, лошадей и легкую шубу, ко—торыми бы я делился с друзьями и не роптал бы, когда бы они пришли в ветхость». Янь-юань сказал: «Я желал бы не хвастать—ся своими совершенствами и не разглашать о своих подвигах». Цзы-лу сказал: «Мы хо—тели бы слышать о Ваших желаниях». Фи—лософ сказал: «Я желал бы старых успоко—ить, с друзьями быть искренним и малых ле—леять».

27. Философ сказал: «Да! Я не видал чело—века, который мог бы замечать свои погреш—ности и внутренне осуждать за них себя».

28. Философ сказал: «В маленьком селе—нии непременно найдутся люди, преданно—стью и искренностью подобные мне, но не найдется таких, которые любили бы учить—ся, как я».

1. Философ сказал: «Юна можно поста—вить лицом к югу». Тогда Чжун-гун спросил Конфуция о Цзы Сан-бо-цзы; тот отвечал: «Годится — он нетребователен». Чжун-гун спросил: «Разве нельзя управлять народом, будучи внимательным к самому себе и либе—ральным в деятельности? Но быть нетре—бовательным как к самому себе, так и к сво—ей деятельности — разве это не будет уж слишком нетребовательно?» Философ ска—зал: «Слова Юна справедливы».

2. Ай-гун спросил Конфуция: «Кто из Ва—ших учеников любит учиться?» Тот отве—чал: «Был Янь-хуэй, который любил учить—ся, не переносил своего гнева на других и не повторял ошибок. К несчастью, его жизнь была коротка, он умер. Теперь таких нет. Не слышно, чтобы были любящие учиться».

3. Когда Цзы-хуа был отправлен в Ци, то Жань-цзы просил хлеба для его матери.

Философ сказал: «Дай ей один фу (6 мер 4 гарнца)». Жань-цзы просил прибавить. Философ сказал: «Дай ей один юй (16 мер)». Жань-цзы дал ей 5 бинов (80 мешков по 4 пуда 12 фунтов в каждом). Тогда Фило—соф сказал: «Я слышал, что когда Чи (Цзы-хуа) отправился в Ци, то он поехал на сытой лошади и одет был в легкую (бога—тую) шубу. Благородный муж помогает ну—ждающимся, но не прибавляет к богатст—вам богатых».

4. Когда Юань-сы был при Конфуции управляющим и Конфуций давал ему 900 мер хлеба, то тот отказывался. Учи—тель сказал: «Не отказывайся, а возьми и раздай соседям, живущим с тобою в одном хуторе, деревне, селе или волости».

5. Философ отозвался насчет Чжун-гуна следующим образом: «Теленок от пе—строй коровы, если он рыжий и притом с рогами, хотя бы люди и не пользовались им для жертвоприношения, разве духи гор и рек им погнушались бы?»

6. Философ сказал: «О Хуэе я могу ска—зать, что сердце его в течение трех месяцев не разлучается с гуманностью, тогда как у других ее хватает на день, самое большее — на месяц».

7. Цзи Кан-цзы спросил Философа: «Можно ли допустить Чжун-ю до участия в управлении?» Тот ответил: «Ю — человек решительный. Что для него значит участ—вовать в управлении?» Цзи Кан-цзы спро—сил: «Ну, а Цю можно допустить?» Фило—соф сказал: «Цю, он талантливый человек. Какая трудность для него участвовать в управлении?»

8. Цзи-ши посылал Минь-цзы-цяня прави—телем города Ми. Минь-цзы-цянь сказал по—сланному к нему с известием: «Вежливо от—кажись за меня, а если в другой раз будет приглашать меня, то я непременно уйду на реку Вэнь».

9. Бо-ню заболел. Философ, навестив его, взял через окно его руку и сказал: «Ум—рет — такова судьба. Такой человек и уми—рает от такой болезни!»

10. Философ сказал: «Какой достойный человек Янь-Хуэй! Он довольствовался одною чашкою риса и одним ковшом воды и жил в отвратительном переулке. Другой бы не мог вынести этих лишений, а он не изменял своей веселости. Какой достойный человек Хуэй!»

11. Жань-цю сказал: «Не потому, чтобы я не находил удовольствия в твоем Учении, а сил у меня не хватает». Философ сказал: «Те, у которых недостает сил, останавли—ваются на полпути; теперь ты сам себя ог—раничиваешь».

12. Философ, обратившись к Цзы-ся, сказал: «Ты будь благородным ученым, а не низким человеком!»

13. Когда Цзы-ю сделался правителем города У-чэн, Философ спросил: «Что же, достал ли там себе порядочного человека?» Тот отвечал: «Есть некто Тань-тай Ме-мин, который не ходит по тропинкам окольным, а бывает у меня только по делам служебным (общественным)».

14. Философ сказал: «Мэн-чжи-фань не хвастался своими заслугами. Когда его вой—ско обратилось в бегство, он следовал поза—ди его, а при вступлении в город стегнул своего коня, сказав: „Я не смел бы оста—ваться позади, да конь не шел вперед“.

15. Философ сказал: «Без красноречия Чжу-То и красоты сунского принца Чжао трудно избежать ненависти в наш век».

16. Философ сказал: «Кто выходит не через дверь? Но почему же не идет по это—му пути?»

17. Философ сказал: «Когда природа бе—рет перевес над искусственностью, то мы имеем грубость, а когда искусственность преобладает над природой, то мы имеем ли—цемерие; и только пропорциональное соеди—нение природы и искусственности дает бла—городного человека».

18. Философ сказал: «Человек от рож—дения прям, и если потом, искривившись, остается цел, то это по счастливой случай—ности».

19. Философ сказал: «Тот, кто знает Учение, уступает тому, кто находит в нем удовольствие».

20. Философ сказал: «С человеком, спо—собности которого выше посредственных, можно говорить и о высоких предметах, а с тем, у которого они ниже посредственных, нельзя».

21. Фань-чи спросил: «Кого можно на—звать умным?» Философ ответил: «Умным можно назвать того, кто прилагает исклю—чительное старание к тому, что свойст—венно человеку, почитает духов, но удаля—ется от них». «А человеколюбивым?» — спро—сил Фань-чи. «А человеколюбивым, — сказал Философ, — можно назвать того, кто на первом плане ставит преодоление трудного (т. е. победу над собой), а выгоду — на вто—ром».

22. Философ сказал: «Умный находит удовольствие в воде, потому что он видит в ней, вечно текущей, неустанную и никогда не знающую покоя силу ума в его стремлении к познанию истины; тогда как гуманный лю—бит горы как символ постоянства и незыб—лемости тех непреложных и неизменных ос—нов, из которых вытекает гуманизм».

23. Философ сказал: «Одна эволюция в царстве Ци, и оно сравняется в нравствен—ном отношении с царством Лу, одна эволю—ция в этом последнем, и оно достигнет ис—тинного Пути».

24. Философ сказал: «Кубок без грани разве это кубок?»

25. Цзай-во спросил: «Гуманный человек, если бы ему сказали, что в колодце есть че—ловек, спустился бы он за ним?» Конфуций сказал: «Зачем так? Благородного мужа можно заставить отправиться к колодцу, чтобы спасти упавшего в него, но его нельзя заставить спуститься в колодец; его мож—но обмануть, но не одурачить».

26. Философ сказал: «Благородный муж, обладающий обширными познаниями в ли—тературе, может также не уклониться от истины, если будет сдерживать себя цере—мониями».

27. Философ увиделся с Нань-цзы. Цзы-лу был недоволен этим. Тогда Философ ска—зал: «Пусть Небо отринет меня, если я сде—лал что-нибудь худое!»

28. Философ сказал: «Достоинства пря—мого пути и неизменных правил — как они совершенны! Но они давно уже редки среди людей».

29. Цзы-гун сказал: «Вот если бы нашел—ся человек, который, щедро раздавая наро—ду, мог бы помочь всем! Что бы Вы сказали о нем? Можно ли его назвать гуманным?»

«Только не гуманным, — сказал Фило—соф, — но непременно мудрым. Ведь об этом скорбели даже Яо и Шунь. Гуманист сам, желая иметь устои, создает их и для дру—гих; сам, желая развиваться, развивает и других. Быть в состоянии смотреть на дру—гих, как на самого себя, — вот что можно назвать искусством гуманизма!»

1. Философ сказал: «Я передаю старину, а не сочиняю; верю в старину и люблю ее, и позволяю себе сравнивать себя с моим ста—рым Лао-пыном».

2. Философ сказал: «В молчании обога—щать себя познаниями, учиться с ненасыт—ною жаждою и просвещать людей, не зная усталости, — какое из этих трех качеств есть во мне?»

3. Философ сказал: «То, что мы не преус—певаем в добродетели, не уясняем себе изу—чаемого, не можем устремляться на зов долга и не в состоянии исправить свои не—достатки — вот о чем я скорблю».

4. В свободное время Философ имел спо—койный и довольный вид.

5. Философ сказал: «Ужасно я опустил—ся и давно уже не вижу во сне Чжоу-гуна».

6. Философ сказал: «Стремись к истине, держись добродетели, опирайся на гуман—ность и забавляйся свободными искусствами».

7. Философ сказал: «Я никому не отка—зывал в наставлении, начиная с тех, кото—рые приносили гонорар, состоявший из связ—ки сушеного мяса».

8. Философ сказал: «Неретивых я не про—свещаю; не сгорающим от нетерпения получить разъяснения — не объясняю; своих уро—ков не повторяю тем, которые по одному приподнятому углу не отгадывают трех ос—тальных».

9. Когда Философу приходилось кушать подле лиц, одетых в траур, он никогда не на—едался досыта.

10. Философ не ел в тот день, когда пла—кал.

11. Философ, обратясь к Янь-юаню, ска—зал: «Употребляют нас в дело — мы дейст—вуем, устраняют нас от него — мы скрыва—емся. На это способны только мы с тобой».

Цзы-лу спросил: «Если бы Вы предводи—тельствовали армией, то кого бы Вы взяли с собой?» Философ сказал: «Я не взял бы с со—бою того, кто бросается на тигра с голыми руками или пускается без лодки по реке и умирает без сожаления. Я взял бы непре—менно того, кто в момент действия чрезвы—чайно осторожен и, любя действовать об—думанно, достигает успеха».

12. Философ сказал: «Если бы богатства можно было домогаться, хотя бы для этого пришлось быть кучером или погонщиком, я сделался бы им, а как его нельзя домогаться, то я займусь тем, что мне нравится».

13. Философ с вниманием относился к приведению в порядок своих помышлений пе—ред жертвоприношением, к войне и к болезни.

14. Философ во время пребывания в Ци, услышав музыку Шао, в течение трех меся—цев не находил вкуса в мясе, говоря, что он не ожидал, чтобы эта музыка была в такой степени очаровательна.

15. Жань-ю спросил Цзы-гуна: «Учитель за вэйского государя, а?» «Хорошо, — сказал Цзы-гун, — я спрошу его», — и, войдя к Кон—фуцию, он сказал: «Что за люди были Бо-и и Шу-ци?» «Древние добродетельные люди», — отвечал Философ. Цзы-гун снова спросил: «Роптали ли они?» Конфуций отвечал: «Они стремились к гуманности и обрели ее. Чего же им было роптать?» Цзы-гун вышел и сказал Жань-ю: «Учитель не за вэйского государя».

16. Философ сказал: «Есть грубую пищу, пить воду и спать на согнутом локте — в этом тоже заключается удовольствие. Не—праведное богатство, притом соединенное со знатностью, для меня подобно мимолет—ному облаку».

17. Философ сказал: «Если бы мне приба—вили несколько лет жизни для окончания изучения „И-цзина“, тогда у меня не было бы больших погрешностей».

18. Предметом постоянного разговора Философа служили «Ши-цзин», «Шу-цзин» и соблюдение церемоний; обо всем этом он постоянно говорил.

19. Шэ-гун спрашивал Цзы-лу о Конфу—ции. Тот не дал ему ответа. Тогда Философ обратился к Цзы-лу: «Почему ты не сказал ему, что этот человек в своем энтузиазме забывает о пище, весел до забвения печали и не замечает приближения старости? Вот как следовало бы тебе отвечать ему».

20. Философ сказал: «Я не тот, кото—рый обладает Знанием от рождения, а тот, который, любя древность, усердно ищет ее».

21. Философ не говорил о чудесном, о фи—зической силе, о смутах и о духах.

22. Философ сказал: «Если идут вместе три человека, то между ними непременно есть мой учитель, я избираю из них хороше—го и следую за ним, а дурной побуждает меня к исправлению».

23. Философ сказал: «Коль скоро Небо одарило меня высокими качествами, то что может сделать со мною Хуань-туй?!»

24. Философ сказал: «Уж не думаете ли вы, детки, что я скрываю от вас что-ни—будь? Нет, я от вас ничего не скрываю; все мои деяния вам известны. Таков я».

25. Философ учил четырем предметам: письменам, нравственности, преданности и искренности.

26. Философ сказал: «Мудреца мне не уда—лось видеть, но если бы мне удалось видеть одаренных выдающихся талантами и нрав—ственными достоинствами, и то ладно». Фи—лософ также сказал: «Доброго человека мне не удалось видеть, но если мне удалось видеть человека постоянного, и то ладно. Кто не имеет чего-либо и делает вид, что имеет; пуст, а делает вид, что полон; бе—ден, а делает вид, что он богат, — тому трудно быть постоянным».

27. Философ удил рыбу, но не ловил ее сетью; не метал стрел в сидячую птицу.

28. Философ сказал: «Вероятно, есть люди, которые делают что-либо, не зная почему. Я не таков. Я преуспеваю в дости—жении знаний, потому что знаю, как приоб—ретать их. Много слушать, избирать из этого хорошее и следовать ему; много на—блюдать и запоминать — это второсте—пенное знание».

29. С хусянцами трудно было говорить о добре и потому, когда пришел хусянский мальчик, то ученики отнеслись к нему подоз—рительно. Тогда Конфуций сказал: «Человек пришел ко мне, очистив себя, и я допускаю, что он мог очиститься, но, конечно, не могу ручаться за его прошлое; я только допускаю его к себе, но не ручаюсь, что он не сделает чего-нибудь нехорошего по выходе от меня. Это уж было бы чересчур!»

30. Учитель сказал: «Разве человеколю—бие далеко от нас? Если я хочу быть челове—колюбивым, человеколюбие приходит».

31. Чэньский министр спросил Конфу—ция: «Знает ли князь Чжао церемонии?» Тот отвечал: «Он знает их». Когда Конфу—ций удалился, он, приветствуя, ввел У-ма-ци и сказал ему: «Я слышал, что благород—ный муж не партиозен. А ведь случается, что и он бывает партиозен? Государь взял жену в однофамильном с ним уделе У и на—звал ее: У Мэн-цзы (первая госпожа из У). Если он знает церемонии, то кто же не зна—ет их?!» У-ма-ци сообщил об этом Конфу—цию, который сказал: «Как я счастлив! Если мне придется сделать ошибку, то люди не—пременно узнают об этом!»

32. Когда Конфуций бывал в компании с человеком, который пел, то если тот пел хорошо, он заставлял его повторить, а по—том уже сам аккомпанировал ему.

33. Философ сказал: «В письменности я, может быть, и подобен другим. Что же ка—сается личного исполнения мною того, что требуется от благородного мужа, то в этом я совершенно не успел».

34. Философ сказал: «На святость и гу—манность я не смею претендовать; но что я ненасытно стремлюсь к этому и просве—щаю людей, не зная усталости, то это еще можно сказать обо мне, но только это!». «Верно, — сказал Гун-си-хуа, — только мы не в состоянии подражать Вам в этом».

35. Когда Философ заболел, то Цзы-лу просил у него дозволения помолиться духам о его выздоровлении. Философ сказал: «А су—ществует ли правильное предписание на это?» «Существует, — отвечал Цзы-лу, — в одной эпитафии сказано „молимся за тебя духам Неба и Земли“.

Тогда Философ сказал: «Я давно уже мо—люсь».

36. Философ сказал: «Расточитель—ность ведет к непо-слушанию, а бережли—вость — к скаредности; лучше быть ска—редным, чем непочтительным».

37. Философ сказал: «Благородный муж: безмятежен и свободен, а низкий человек разочарован и скорбен».

38. Философ был ласков, но строг; вну—шителен, но не свиреп; почтителен, но спо—коен.

1. Философ сказал: «О Тай-бо можно сказать, что он был в высшей степени доб—родетелен; он трижды отказывался от им—ператорского трона; но так как народу было это неизвестно, то он не мог прослав—лять его».

2. Философ сказал: «Почтительность, не сдерживаемая церемониями (правилами), ведет к трусости; храбрость — к смутам, прямота — к запальчивости. Когда человек, занимающий высокое положение, крепко привязан к родным, то народ проникается чувствами гуманности; когда он не остав—ляет старых друзей, то народ не бывает скаредным».

3. Цзэн-цзы, заболевши, призвал своих учеников и сказал им: «Откройте мои ноги, откройте мои руки. В „Ши-цзине“ сказано: „Блюди себя со страхом и трепетом, как будто бы ты стоял на краю бездны или ступал по тонкому льду“. Теперь я знаю, что я сохранил мое тело (т. е. полученное от родителей) в ценности. Да, мои детки!»

4. Когда Цзэн-цзы заболел, его навестил Мэн-цзин-цзы и осведомился о его здоровье. Цзэн-цзы сказал: «Когда птица при смерти, то пение ее жалобно; когда человек при смерти, то слова его добры. Для человека, за—нимающего высокое положение, в правилах поведения важны три вещи: телодвижения, свободные от грубости и небрежности; вы—ражение лица, близкое к искренности; и тон речи, свободной от вульгарности и несооб—разности. Что касается (расположения) жертвенных сосудов (т. е. разных мелочей), то для этого есть специальные чины».

5. Цзэн-цзы сказал: «Будучи способным, обращаться с вопросами к неспособным; обладая большими знаниями, обращаться с вопросами к малознающим; иметь, как бы не иметь, быть полным, как бы пустым, и не считаться за оскорбления — так посту—пал один мой друг».

6. Цзэн-цзы сказал: «Не есть ли совер—шенный (благородный) муж тот, кому мож—но поручить малолетнего принца, вверить управление небольшим княжеством, и кого нельзя заставить отступить перед великим долгом? Да, это совершенный человек!»

7. Цзэн-цзы сказал: «Ученый не может быть широкою натурой, твердым и вынос—ливым, потому что обязанность его тяжела и путь его далек. Гуманизм он считает своей обязанностью. Разве это не тяжелое бре—мя? Только со смертью оканчивается эта обязанность — разве это не далекий путь?»

8. Конфуций сказал: «Начинай образова—ние с поэзии, упрочивай его церемониями и завершай музыкою».

9. Конфуций сказал: «Народ можно за—ставлять следовать должным путем, но нельзя ему объяснить почему».

10. Конфуций сказал: «Отважный человек, тяготящийся бедностью, произведет смуту точно так же, как и человек, лишенный гуман—ности, если его чрез меру ненавидят».

11. Конфуций сказал: «Пусть человек об—ладает превосходными талантами Чжоу-луна, но если он тщеславен и скареден, то остальные качества его не заслуживают внимания».

12. Конфуций сказал: «Нелегко оты—скать человека, который бы, проучившись три года, не стремился к жалованью».

13. Конфуций сказал: «Искренне веруй и люби учиться, храни до смерти свои убежде—ния и совершенствуй свой путь. В государст—во, находящееся в опасности, не входи; в го—сударстве, объятом мятежом, не живи; по—являйся, когда во Вселенной царит закон, и скрывайся в эпоху беззакония. Стыдно быть бедным и занимать низкое положение, когда в государстве царит закон; равно стыдно быть богатым и знатным, когда в государстве царит беззаконие».

14. Конфуций сказал: «Не в свое дело не мешайся».

15. Конфуций сказал: «Когда капельмей—стер Чжи начал управлять музыкой, то окончание пьесы „Гуань-цзюй“ наполняло слух волною приятных звуков».

16. Конфуций сказал: «Заносчив и не— прям, невежественнен и не кроток, неспосо—бен и неискренен — таких я не признаю».

17. Конфуций сказал: «Учись так, как будто боишься не достигнуть предмета, да еще опасаешься потерять его».

18. Конфуций сказал: «Возвышенны Юй и Шунь, которые, обладая Вселенной, отно—сились к этому безучастно».

19. Конфуций сказал: «Как велик был Яо в качестве государя! Как возвышен он! Толь—ко одно Небо велико и только один Яо соот—ветствовал ему. По своим доблестям он так необъятен, что народ не может изъяс—нить его. Высок он и по своим наружным совершенствам».

20. Конфуций сказал: «У Шуня было пять министров, и Вселенная наслаждалась порядком». У-ван сказал: «У меня десять сановников, устраняющих порядок». Конфу—ций сказал: «Не правда ли, что трудно оты—скать деловитых людей? Но в эпохи Тан и Юй (Яо и Шуня) их было больше, чем при Чжоу, когда было десять министров и из них — одна женщина. Вэнь-ван, несмотря на то, что обладал двумя третями Вселен—ной (Китая), служил династии Инь. Можно только сказать, что добродетели Чжоу были наивысшими добродетелями».

21. Конфуций сказал: «В Юе я не нахожу никакого недостатка. Он употреблял скуд—ную пищу, но в высшей степени был почти—телен к духам; обыкновенное платье было у него плохое, но зато наколенники и корона отличались необыкновенною красотою; дворцовые комнаты были низкие, но зато он прилагал все старание к проведению каналов и арыков. Да, в Юе нет порока».

1. Конфуций редко говорил о выгоде, судьбе и человеколюбии.

2. Человек из деревни Да-сянь сказал: «Как велик Конфуций! Обладая обширною ученостью, он, однако, ни в чем не составил себе имени». Услыхав об этом, Конфуций, обратясь к своим ученикам, сказал: «Чем бы мне заняться: стрельбою или кучерством?»

3. Конфуций сказал: «Церемонии требу—ют пеньковой шапки; но так как в настоя—щее время шелк сходнее, то я последую об—щему примеру. Кланяться внизу, перед за—лою — этого требуют церемонии; но ныне кланяются наверху — это дерзко, и потому, хотя это будет вопреки всем, я буду кла—няться внизу».

4. Философ был свободен от следующих четырех предметов: предвзятого взгляда, уверенности, упрямства и эгоизма.

5. Конфуций, которому угрожали жи—тели местечка Куань, сказал ученикам: «Со смертью Вэнь-вана разве просвещение не находится здесь, во мне? Если бы Небо хо—тело погубить это просвещение, то я не имел бы участия в нем. Следовательно, оно не хочет погубить его; в таком случае что же могут сделать мне куанцы?»

6. Один президент палаты чинов спро—сил у Цзы-гуна: «Ведь философ — мудрец? Как много у него талантов!» Цзы-гун ска—зал: «Верно, Небо щедро одарило его, при—близив к святости, и даровало ему много та—лантов». Конфуций, услышав об этом, ска—зал: «Президент палаты чинов знает ли меня? В молодости я находился в низком положении и потому знал много вульгарных (низких) профессий. Благородному мужу много ли нужно знать? Немного».

7. Лао сказал: «Конфуций говорил о себе: „Меня не испытывали для государственной деятельности, потому я занимался свобод—ными художествами“.

8. Конфуций сказал: «Есть ли у меня Зна—ние? Нет, я не имею его. Но если простой че—ловек спрашивает меня о чем-нибудь, то, как бы ни был пуст вопрос, я беру его с двух противоположных сторон и объясняю чело—веку во всей его полноте».

9. Конфуций сказал: «Феникс не появля—ется, и река не посылает карты. Конец мне!»

10. Конфуций при виде одетого в траур—ное или парадное платье, а также слепого, если сидел, непременно поднимался, а когда проходил мимо них, то проходил быстро.

11. Янь-юань с глубоким вздохом сказал: «Чем более взираешь на Учение Конфуция, тем оно кажется еще выше; чем более ста—раешься проникнуть в него, тем оно стано—вится еще непроницаемее; смотришь — оно впереди, как вдруг — уже позади (неулови—мо). Но Философ — человек систематич—ный; он умеет завлечь человека, обогащает его всевозможными познаниями и сдержи—вает его правилами церемоний. Хотел я ос—тавить Учение Конфуция и не мог; и когда истощил все свои способности, оно как буд—то бы встало предо мною, выдаваясь; хотя бы я хотел последовать за ним (овладеть), но у меня нет для этого средства (пути)».

12. Однажды Конфуций тяжело забо—лел. Тогда Цзы-лу прислал к нему своего уче—ника, чтобы тот состоял при Конфуции в качестве домашнего чиновника. Но Конфу—цию стало лучше, и он сказал: «Цзы-лу, дав—но уже твое поведение фальшиво. Не имея права на чиновника и обладая таковым, кого я обману? Разве Небо? Кроме того, не луч—ше ли мне умереть на руках моих учеников, чем на руках чиновников? Вдобавок допус—тим, что я не удостоюсь пышных похорон, но не бросят же меня на дороге, когда умру?!»

13. Цзы-гун сказал: «Если вот тут пре—красная яшма, — спрятать ли нам ее в ящик или же постараться продать ее за хорошую цену?» «Продать, продать, — ска—зал Конфуций, — я ожидаю покупателя».

14. Конфуций хотел удалиться к восточ—ным варварам. На это кто-то заметил: «Ведь они грубы! Как же можно?» Конфу—ций отвечал: «Там, где живет благородный муж, нет места грубости».

15. Конфуций сказал: «После моего воз—вращения из Вэй музыка исправилась, Оды и Восхваления обрели должное место».

16. Конфуций сказал: «Во внешней жиз—ни служить князьям и вельможам, во внут—ренней — отцу и братьям, не сметь не усердствовать в делах похоронных и не пья—неть от вина — что есть во мне из всего этого?»

17. Конфуций, находясь на реке, сказал: «Все проходящее подобно этому течению, не останавливающемуся ни днем, ни ночью».

18. Конфуций сказал: «Я не видел, чтобы люди любили добро так же, как красоту».

19. Конфуций сказал: «Например, я де—лаю горку, и для окончания ее недостает од—ной плетушки земли, — останавливаюсь, эта остановка моя; возьмем опять для при—мера уравнивание земли; хотя бы вывалена была одна плетушка и я подвинулся в рабо—те на эту плетушку — ведь это я сам подви—нулся».

20. Конфуций сказал: «Всегда внима—тельный к тому, что я говорил — это был Янь-хуэй».

21. Конфуций сказал о Янь-юане: «Жаль мне его! Я видел его двигающимся вперед и никогда не видел, чтобы он останавливался».

22. Конфуций сказал: «Бывают колосья, которые не цветут, а бывают и такие, ко—торые цветут, но не наливаются».

23. Конфуций сказал: «На молодежь сле—дует смотреть с уважением. Почем знать, что будущее поколение не будет равняться с настоящим? Но тот, кто в 40–50 лет все еще не приобрел известности, уже не заслу—живает уважения».

24. Конфуций сказал: «Можно ли не сле—довать резонным советам? Да, но в этом случае важно исправление. Можно ли не быть довольным ласковыми внушениями? Да, но важно, чтобы они понимались. Но если человек доволен внушениями, однако не вникает в их смысл, принимает советы, но не исправляется, — с таким я не могу ничего поделать».

25. Конфуций сказал: «Почитай за глав—ное преданность и искренность, не дружись с не подобными себе; ошибся — не бойся ис—правиться».

26. Конфуций сказал: «У многочисленной армии можно отнять главнокомандующе—го, а у обыкновенного человека нельзя от—нять его воли».

27. Конфуций сказал: «Облаченный в ста—рый посконный кафтан и не стыдящийся сто—ять с одетым в лисью шубу — это Ю (Цзы-лу). В „Ши-цзине“ сказано: „Тот, кто независтлив и неалчен, к чему ему делать зло?“ Цзы-лу всю жизнь потом повторял этот стих. Конфуций же заметил: „Одного этого правила недоста—точно для достижения добра“.

28. Конфуций сказал: «Только с наступ—лением холодного времени года мы узнаем, что сосна и кипарис опадают последними».

29. Конфуций сказал: «Умный не заблу—ждается, гуманист не печалится и муже—ственный не боится».

30. Конфуций сказал: «Человек, с кото—рым можно вместе учиться, еще не есть че—ловек, с которым можно утвердиться в добродетели; человек, с которым можно вместе идти по пути добродетели, еще не есть человек, с которым можно утвер—диться в добродетели; человек, с которым можно утвердиться в добродетели, еще не есть человек, с которым можно взвеши—вать должное (т. е. принимать решение, со—образное с обстоятельствами и требова—ниями времени)».

31. «Колышутся и перевертываются цветы груши… Разве я не думаю о тебе? Ду—маю, да дом далеко». Конфуций сказал: «Не думаешь, а то что за даль!»

1. Конфуций в своей родной деревне имел простодушный вид, как будто бы не мог сказать слова. А в храме предков и при дворе он говорил обстоятельно, но только с осто—рожностью.

2. В ожидании аудиенции в разговоре с низшими вельможами он был тверд и прям, а в разговоре с высшими был любезен. В при—сутствии Государя он выступал с благого—вением, но с должным достоинством.

3. Когда Государь подзывал его и прика—зывал принять иностранных посланников, то он менялся в лице, и ноги у него подкаши—вались. Когда он делал приветствие руками направо и налево стоящим в ряд сослужив—цам, то его платье спереди и сзади сидело гладко; когда спешил вперед в царские по—кои, был подобен птице с растопыренными крыльями. Когда гости удалялись, то он не—пременно докладывал Государю, говоря: «Гости не оглядываются».

4. В ворота княжеского дворца он вхо—дил наклонившись, как бы не помещаясь в них. В воротах он не останавливался и, про—ходя, не ступал на порог. Следуя мимо пре—стола, он менялся в лице, ноги его подгиба—лись, и он говорил, как будто бы у него недос—тавало духа. Подобрав подол платья, он вступал в залу, согнувшись и затаив дыха—ние, словно не дышал вовсе. По выходе, когда он спускался на одну ступеньку, лицо его распускалось и делалось спокойным и весе—лым. Спустившись, он быстро бежал, рас—топырив руки, и благоговейно возвращался на свое место.

5. Конфуций держал символ власти сво—его князя согнувшись, как бы подавленный его тяжестью, подняв его вверх не выше рук, сложенных для приветствия, и не опус—кая ниже рук, словно протянутых для отдавания чего-либо. Лицо его менялось и словно трепетало, он двигался мелкими шажками, на пятках, не поднимая ног; при представ—лении подарков выражение лица его было спокойное. При частных визитах он имел ве—селый вид.

6. Конфуций не оторачивал своего во—ротника темно-красной или коричневой ма—терией. Не употреблял на домашнее платье материи красного или фиолетового цветов (как цветов промежуточных, более идущих женскому полу). В летние жары у него был однорядный халат из тонкого или грубого травяного полотна, который при выходе из дому он непременно накидывал поверх ис—поднего платья. Поверх нагольной шубы из черного барашка он надевал черную одно—рядку, поверх пыжиковой — белую, а поверх лисьей — желтую. У него был меховой ха—лат, длинный, с коротким правым рукавом (для удобства в работе). Он непременно имел спальное платье длиною в 1,5 своего роста. В домашней жизни Конфуций упот—реблял (для сиденья) пушистые лисьи и ено—товые меха. По окончании траура он носил всевозможные подвески.

Если это было не парадное платье, то оно непременно скашивалось вверху. Бараш—ковая шуба и черная шапка не употребля—лись при визитах с выражением соболезно—вания. Первого числа каждого месяца он не—пременно одевался в парадное платье и являлся ко двору.

7. Во время поста после омовения не—пременно надевал чистое полотняное пла—тье; непременно менял пищу и платье (т. е. не ел скоромного, пряностей и не пил водки, до которой он был большой охот—ник), и в комнате непременно менял место сидения.

8. Не гнушался кашею из обрушенного риса и мясом, изрубленным на мелкие куски. Он не ел ни каши, испортившейся от жары или влажности, ни испортившейся рыбы и тухлого мяса; не ел также кушанья с изме—нившимся цветом и запахом, а также приго—товленного не в пору и вообще всего несозревшего; порезанного неправильно (не квадратиками) или приготовленного с несо—ответствующим соусом — не ел. Хотя бы мяса и было много подано, но он не допускал, чтобы оно получало перевес над раститель—ною пищею (рисом); только в вине он не огра—ничивал себя, но не пил до помрачения. По—купного вина и базарного мяса он не ел (опа—саясь, что они не чисты или вредны для здоровья). Он никогда не обходился без имби—ря. Ел немного.

9. Участвуя в княжеских жертвоприно—шениях, он не допускал, чтобы мясо остава—лось более трех дней; в противном случае он его не ел.

10. Во время еды не отвечал; во время спанья не разговаривал.

11. Хотя бы пища его состояла из каши—цы или овощного супа, он непременно отделял из них в жертву и непременно делал это с благоговением.

12. На рогожку, постланную неровно, он не садился.

13. На деревенском пире он не выходил из-за стола ранее стариков.

14. Когда жители его родной деревни прогоняли поветрие (т. е. изгоняли духов), то он в парадном платье стоял на восточ—ной стороне крыльца.

15. Когда отправлял человека в другое владение наведаться о чьем-либо здоровье, то провожал его двукратным поклоном во—след.

16. Когда Кан-цзы послал Конфуцию ле—карства, то тот, приняв его с поклоном, сказал: «Не зная их свойств, я не смею от—ведать их».

17. Когда у него сгорела конюшня, Кон—фуций, возвратившись из дворца, сказал: «Ранен ли кто-нибудь?» — а о лошадях не осведомился.

18. Когда владетельный князь жаловал его кушаньем, то он, непременно поправив рогожку, предварительно отведывал его. Если князь жаловал его сырым мясом, то он непременно варил его и делал предложение предкам; а если князь жаловал живую ско—тину, то он кормил ее. Когда он присутст—вовал при столе у Государя, то Государь приносил жертву, после чего Конфуций пре—жде всех начинал есть.

19. Во время болезни, когда Государь на—вещал его, Конфуций обращал голову на вос—ток и покрывал себя парадным платьем, разложив на нем пояс.

20. В случае приказания Государя явить—ся, он отправлялся пешком, не ожидая, пока для него запрягут телегу.

21. Входя в храм предков, Конфуций спрашивал обо всем.

22. Когда умирал друг, которого было некому похоронить, Конфуций говорил: «Я похороню его».

23. За подарки друзей, хотя бы они со—стояли из телеги и лошади, но не из жерт—венного мяса, он не кланялся.

24. Он не спал наподобие трупа навзничь и в обыденной жизни не принимал на себя важного вида.

25. Увидев одетого в траур, хотя бы и коротко знакомого, он менялся в лице; уви—дев кого-либо в парадной шапке или слепца, хотя бы часто встречался с ними, он непре—менно выказывал к ним вежливость. Когда, сидя в телеге, он встречал одетого в траур, опираясь на перекладину, наклонялся в знак соболезнования; такую же вежливость он оказывал и лицам, несшим списки населения. При виде роскошного угощения он непремен—но менялся в лице и вставал [в знак почте—ния]. Во время грозы и бури он непременно менялся в лице.

26. Поднявшись в телегу, он стоял в ней прямо, держась за веревку. Находясь в теле—ге, он не оглядывался назад, не говорил бы—стро и не указывал пальцем.

Древние люди вообще стояли, [передвигаясь] в телеге или колеснице; сидели только старики и женщины, для которых были особые покойные колесницы.

27. При виде недоброго выражения лица человека птицы поднимаются и летают взад и вперед, а потом опять опускаются.

«Сидящая на этом мосту фазаниха, — ска—зал Конфуций, — действительно знает свое время, знает свое время!» Тогда Цзы-Лу нахо—дился поодаль Конфуция, и они вместе напра—вились к птице, как бы имея намерения пой—мать ее, но она, вскрикнув трижды, подня—лась.

1. Конфуций сказал: «Хотя прежние люди в церемониях и музыке были дикарями, а последующие — людьми образованными, если бы дело коснулось употребления их, то я бы последовал бы за первыми».

2. Конфуций сказал: «Все сопровождав—шие меня в Чэнь и Цай не достигли моих во—рот».

3. Между ними добродетелями отлича—лись Янь-юань, Минь-цзы-цянь, Жань-бо-ню и Чжун-гун, красноречием — Цзай-во, Цзы-гун, в правительственных делах — Жань-ю и Цзи-лу, и ученостью — Цзы-ю и Цзы-ся».

4. Конфуций сказал: «Хуэй — не помощ—ник мне; во всех моих речах он находил удо—вольствие».

5. Конфуций сказал: «Как почтителен Минь-цзы-цзянь! Все посторонние люди не разнятся в своих отзывах о нем с отзывами его родителей и братьев».

6. Нань-жун три раза в день повторял стихотворение «Ши-цзина» о белом ски—петре; поэтому Конфуций выдал за него дочь своего старшего брата.

7. Цзи Кан-цзы спросил у Конфуция: «Кто из Ваших учеников отличается любовию к Учению?» Тот отвечал: «Был Янь-хуэй, любил учиться. К несчастью, он был не—долговечен, умер, а теперь уже нет таких».

8. Когда Янь-юань умер, то Янь-лу (отец его) просил у Конфуция телегу, чтобы на вы—рученную за нее сумму сделать саркофаг. Конфуций сказал: «Каждый почитает своего сына вне зависимости от того, способен он или нет. Когда Ли умер, то у него был гроб, но не было саркофага. Не пешком же мне ходить ради саркофага! Так как я состою в списках вельмож, то не могу ходить пешком».

9. Когда Янь-юань умер, то Конфуций сказал: «Ах! Небо погубило меня! Небо погу—било меня!»

10. Когда Янь-юань умер, то Конфуций горько плакал. Сопутствовавшие ему сказа—ли: «Философ, ты предаешься чрезмерной скорби!» Он отвечал: «Чрезмерной скорби? О ком же мне еще глубоко скорбеть, как не об этом человеке?!»

11. Когда Янь-юань умер, ученики хоте—ли устроить ему богатые похороны. Конфу—ций сказал: «Нельзя!» Но ученики все-таки пышно похоронили Янь-юаня. Конфуций сказал на это: «Хуэй смотрел на меня как на отца, но я не могу смотреть на него как на сына; не я, а вы виноваты в этом!»

12. Цзы-лу спросил о служении духам умерших. Конфуций отвечал: «Мы не умеем служить людям, как же можно служить духам?» Цзы-лу сказал: «Осмелюсь спро—сить о смерти». Конфуций ответил: «Мы не знаем жизни, как же мы можем знать смерть?»

13. Минь-цзы, когда стоял подле Конфу—ция, имел скромный вид, Цзы-лу — воинст—венный, Жань-ю и Цзы-гун имели вид бес—хитростный. Философ был доволен, сказав: «Что касается Ю, то он не умрет естест—венной смертью».

14. Лусцы хотели перестроить длинную кладовую. Минь-цзы-цзянь сказал: «Оста—вить бы no-старому. Как Вы думаете? За—чем перестраивать?» Конфуций сказал: «Этот человек не говорит попусту, но если скажет что-нибудь, то непременно попа—дет в самую точку».

15. Конфуций сказал: «Ю (Цзы-лу) не в моей школе научился играть на гуслях». Уче—ники Конфуция не уважали Цзы-лу. Фило—соф сказал: «Ю вошел в зал, но не вступил во внутренние покои (т. е. не постиг всей сути мудрости)».

16. Цзы-гун спросил Конфуция: «Кто достойнее — Ши (Цзы-чжан) или Шан?» Конфуций ответил: «Ши переходит за се—редину, а Шан не доходит до нее». «В таком случае, — продолжал Цзы-гун, — Ши лучше Шана». Конфуций сказал: «Переходить должную границу то же, что не доходить до нее».

17. Некто сказал: «Фамилия Цзи богаче Чжоу-гуна; и все это благодаря Цю (Жань-ю), который собирал для нее доходы и увеличи—вал ее богатства». «Он не мой ученик, — сказал Конфуций, — детки, бейте в барабан и нападайте на него, он заслуживает этого!»

18. Конфуций сказал: «Чай — он глуп, Шэн — туп, Ши — лицемерен, а Ю — неоте—санный».

19. Конфуций сказал: «Хуэй (Янь-юань) почти близок к Пути (истине) и по своему бескорыстию часто терпит нужду. Цы (Цзы-гун) не мирится с судьбою, приумно—жает свое имущество, и расчеты его часто бывают верны».

20. Цзы-чжан спросил о характеристи—ке доброго человека. Конфуций отвечал: «Он не идет по стопам древних мудрецов и потому не войдет в храмину мудрости».

21. Конфуций сказал: «Признавать ли за благородного человека или же за притворщи—ка того, чьи рассуждения вполне искренни?»

22. Цзы-лу спросил: «Когда услышу о долге, следует ли мне немедленно исполнять его?» «Как можно, — сказал Конфуций, — когда у тебя живы отец и старший брат?» «А мне — следует?» — спросил Жань-ю. «Тебе — следует», — отвечал Конфуций. Тогда Гун Си-хуа сказал: «Когда тебя спро—сил Ю, так ты отвечал ему: „У тебя есть отец и старший брат“; а Цю ты отвечал, что следует. Я в недоумении и осмеливаюсь спросить у тебя разъяснения». Конфуций отвечал: «Цю — труслив, и потому я побу—ждаю его идти вперед, а Ю — стремите—лен, потому я осаждаю его назад».

23. Когда Конфуцию угрожала опас—ность в местности Куан и Янь-юань от—стал, то он потом сказал последнему: «Я считал тебя умершим». На это последо—вал ответ: «Когда Учитель жив, как я смею умереть?!»

24. Цзи Цзы-жань спросил у Конфуция, могут ли Чжун-ю и Жань-ю называться са—новниками. Конфуций сказал: «Я думал, что вы спросите о чем-нибудь необыкновенном, а вы спрашиваете о Ю и Цю! Сановником называется тот, кто служит своему госу—дарю истиною и удаляется, если находит невозможным так служить ему. Ныне Ю и Цю можно назвать сановниками для сче—та». На вопрос, будут ли они повиноваться ему, Конфуций ответил: «Если дело коснет—ся отцеубийства или цареубийства, то и они не исполнят этого».

25. Цзы-лу хотел послать Цзы-гао на—чальником в город Ми. На это Конфуций сказал: «Это значит погубить чужого сына». Цзы-лу сказал: «Там есть народ, ко—торым надо управлять, есть и духи земли и хлебов, которым надо приносить жертвы. Какая необходимость в чтении книг, чтобы научиться этому?» Конфуций сказал на это: «Вот почему я ненавижу краснобаев!» Следует отметить, что Цзы Лу в то время достиг изрядных высот, служа аристократиче—ской патронимии Цзи, и поэтому обладал пол—номочиями назначать управляющих уездами.

26. Цзы-лу, Цзэнь-си, Жань-ю и Гун-си-хуа сидели подле Конфуция, который сказал им: «Не стесняйтесь говорить потому, что я несколько старше вас. Вы постоянно гово—рите, что вас не знают, а что бы вы сде—лали, если бы вас знали?» На это Цзы-лу лег—комысленно отвечал: «Если бы я управлял владением в тысячу колесниц, окруженным большим государством, испытавшим наше—ствие неприятеля, а вследствие этого — удручаемым голодом, то по прошествии трех лет мог бы внушить ему мужество и напра—вить к сознанию долга». Конфуций усмех—нулся: «Ну а ты как, Цю?» Цю отвечал: «Если бы я управлял маленьким владением в шестьдесят — семьдесят ли, а то и в пятьде—сят — семьдесят ли, то в течение трех лет я мог бы довести народ до довольства. Что же касается церемоний и музыки, то для этого пришлось бы подождать достойного человека». «Ну а ты, Чи, что?» Последний отвечал: «Я не скажу, чтобы я мог это, но я желал бы поучиться; и при жертвоприно—шениях в храме предков, при представлениях удельных князей и их сановников желал бы в черном парадном платье и парадной шапке исполнять обязанности младшего церемо—ниймейстера». «Ну а ты, Дянь (Цзэн-си), что скажешь?» Когда замерли звуки гуслей, на которых играл Цзэн-си, он отложил их и, поднявшись, отвечал: «Мой выбор отлича—ется от выбора трех господ». Конфуций сказал: «Что за беда? Ведь каждый выска—зывает свои желания». Тогда Дянь сказал: «Под конец весны, когда весеннее платье все готово, я желал бы с пятью-шестью моло—дыми людьми, да с шестью-семью юнцами купаться в реке И, наслаждаться затем прохладою на холме У-юй и с песнями воз—вращаться домой». Конфуций с глубоким вздохом сказал: «Я одобряю Дяня». Когда трое учеников удалились, Цзэн-си, остав—шись подле Конфуция, спросил: «Что Вы ду—маете о речах трех учеников?» Конфуций сказал: «Каждый из них выразил только свое желание». «Почему Вы улыбнулись, ко—гда говорил Ю?» — продолжал Цзэн-си.

«Хочет управлять государством посредст—вом церемоний, а между тем речи его не ды—шали уступчивостью — вот почему я улыб—нулся», — ответил Конфуций. Дянь спро—сил: «А разве Цю говорил не о государстве?» «Откуда же это видно, что пространство в пятьдесят, шестьдесят или семьдесят ли не государство?» «А разве Чи говорил не о государстве?» «Храм предков и собрание князей разве не касаются князей? Если бы Чи был младшим церемониймейстером, то кто же мог бы быть старшим?»

1. На вопрос Янь-юаня о гуманизме Кон—фуций сказал: «Победить себя и вернуться к церемониям значит стать гуманистом. И в тот день, когда человек победит себя и воз—вратится к церемониям, Вселенная возвра—тится к гуманизму. Быть гуманистом зави—сит ли от себя или от людей?» Янь-юань сказал: «Позволю себе просить Вас указать мне подробности». Конфуций отвечал: «Не смотри на то, что противно правилам, не слушай того, что противно им, не говори того, что противно им и не совершай дей—ствий, противных им». Янь-юань сказал: «Хотя я и не отличаюсь быстротою ума, но попытаюсь осуществить эти слова».

2. На вопрос Чжун-гуна о человеколюбии (гуманности) Конфуций отвечал: «Вне дома веди себя, как будто бы ты принимал знат—ного гостя; распоряжайся народом, как будто бы ты участвовал при великом жертвоприношении; чего не желаешь себе, не делай и другим, и тогда как в государстве, так и дома не будет против тебя ропота». Чжун-юн отвечал: «Хотя я и не отличаюсь быстротою ума, но попытаюсь осущест—вить эти слова».

3. На вопрос Сы-ма-ню о человеколюбии (гуманности) Конфуций отвечал: «Гума—низм — это осторожность в речах». На это Сы-ма-ню сказал: «Осторожность в речах — это ли называется гуманизмом?» Конфуций отвечал: «Что трудно сделать, разве о том можно говорить без осторожности?»

4. На вопрос Сы-ма-ню о благородном муже Конфуций отвечал: «Благородный муж тот, который скорбит и не боится». На это Сы-ма-ню сказал: «Кто не боится и не скор—бит — это ли есть благородный муж?» Кон—фуций сказал: «Если кто, исследуя свой внут—ренний мир, не находит в себе недостатков, чего же ему скорбеть или бояться?»

5. Сы-ма-ню со скорбию сказал: «У всех есть братья, только у меня их нет». Цзы-ся ответил: «Я слышал, что смерть и жизнь зависят от судьбы, а богатство и знатность — от Неба. Если благородный муж постоянно внимателен к себе, почтителен и вежлив к другим, то во всей Вселенной все ему братья. Чего же ему беспокоиться, что у него нет братьев?»

6. На вопрос Цзы-чжана об умном Кон—фуций отвечал: «Умным и даже дальновид—ным можно назвать того, на кого не дейст—вуют ни медленно всасывающаяся клевета, ни жалобы на кровные обиды».

7. На вопрос Цзы-гуна, в чем состоит управление, Конфуций отвечал: «В доста—точности пищи, в достаточности военных сил и в доверии народа». Цзы-гун сказал: «Но если бы предстояла неизбежная необ—ходимость исключить одну из этих трех статей, то какую исключить прежде?» «Военную часть», — отвечал Конфуций. Цзы-гун сказал: «А если бы правительство вынуждено было пожертвовать одною из этих двух, то какою прежде?» «Пищею, — сказал Конфуций, — потому что смерть всегда была общим уделом, а без доверия на—рода правительство не может стоять».

8. Цзи-цзы-чэн сказал: «Благородному мужу нужна только безыскусственность, к чему еще шлифовка?» Цзы-гун сказал: «Увы! Ваши слова — слова благородного мужа; но четверка лошадей не в состоянии догнать слова, сорвавшиеся с языка. Внешнее украше—ние подходит к природе, а природа — к украшению. Шкура барса или тигра без во—лос походит на шкуру собаки или барана».

9. Ай-гун спросил у Ю-жо: «Год голод—ный, средств недостаточно, как быть?» Ю-жо отвечал: «Восстановить бы десяти—ну?» Князь сказал: «Для меня даже двух де—сятин недостаточно; что же я буду делать с одной?» На это Ю-жо отвечал: «Если у народа будет достаток, то каким же обра—зом у государя будет недостаток? Если у народа будет недостаток, то каким же об—разом у государя будет достаток?»

10. Цзы-чжан спросил: «Как возвысить добродетель и отличить заблуждение?» Конфуций отвечал: «Принимать за руководительное начало преданность и искрен—ность и обращаться к справедливости — это значит возвышать добродетель. Любя, кого вы желаете, чтобы он жил, ненавидя, кого вы желаете, чтобы он умер. Коль ско—ро вы желаете жизни и в то же время же—лаете смерти — это будет заблуждение. В „Ши-цзине“ сказано: „Положительно не из-за богатства (он бросил меня), а только из-за разнообразия (т. е. что новая любовь имеет для него особую прелесть)“.

11. В ответ на вопрос циского князя Цзи-на о правлении, предложенный им Конфу—цию, последний отвечал: «Правление есть там, где государь есть государь, ми—нистр — министр, отец — отец и сын — сын». На это князь сказал: «Прекрасно! Действительно, если государь не будет го—сударем, министр — министром, отец — отцом и сын сыном, то хотя бы у меня был хлеб, буду ли я в состоянии пользовать—ся им?»

12. Философ сказал: «Полусловом могу—щий решить судебное дело — это Ю (Цзы-лу). Он никогда не откладывал своих обеща—ний до другого дня».

13. Философ сказал: «Слушать тяжбы я могу подобно другим, но что действительно необходимо, это чтобы не было тяжб».

14. В ответ на вопрос Цзы-чжана на— счет правления Философ отвечал: «Управ—ление заключается в том, чтобы неустанно сосредоточиваться на нем и нелицемерно осуществлять его».

15. Философ сказал: «Если бы при обшир—ной учености сдерживать себя церемониями (т. е. правилами), то благодаря этому так—же можно не уклониться от истины».

16. Философ сказал: «Благородный муж содействует людям в осуществлении их до—брых дел, но не злых, а низкий человек посту—пает противно этому (наоборот)».

17. На вопрос Цзи Кан-цзы насчет прав—ления Философ отвечал: «Правление — это есть исправление. Если вы будете подавать другим пример прямоты, то кто же осме—лится быть непрямым?»

18. Цзи Кан-цзы, озабоченный развив—шимся воровством, спросил на этот счет совета у Конфуция. Последний отвечал ему: «Если вы сами не будете алчны (т. е. не бу—дете воровать), то, хотя бы вы давали лю—дям награды, они не станут воровать».

19. Цзи Кан-цзы, спрашивая у Конфуция о правлении, сказал: «Что вы скажете, если мы будем казнить (убивать) беззаконных людей для образования нравственных лю—дей?» Конфуций отвечал: «Вы управляете, зачем же прибегать к убийству? Если Вы пожелаете быть добрым, то и народ будет добр. Добродетели благородного мужа — это ветер, а качества низкого человека — это трава, и ветер, гуляющий по траве, не—пременно пригибает ее».

20. Цзы-чжан спросил: «Каков должен быть ученый, которого можно было бы на—звать истинно славным?» «Кого это ты на—зываешь истинно славным?» — спросил Конфуций. Цзы-чжан отвечал: «Того, кто непременно пользуется известностью как в государстве, так и в семье». «Но это будет известный, а не истинно славный, — возра—зил Конфуций, — истинно славный облада—ет природною прямотою и любит правду, вникает в слова и вглядывается в выраже—ние лица, заботится о том, чтобы поста—вить себя ниже других, — такой, без сомнения, будет истинно славным как в государ—стве, так и в семье. А известный — это тот, кто принимает вид гуманиста, тогда как действия его противоречат этому и он, не подозревая, пребывает в этом заблужде—нии. Такой будет известен как в государст—ве, так и в семье».

21. Фань-чи, сопутствуя Конфуцию, в прогулке под У и Юй, сказал: «Осмелюсь спросить Вас о возвышении добродетели, искоренении зла и различении заблужде—ния». «Прекрасный вопрос, — сказал Фило—соф, — прежде дело, а потом успех, разве это не значит возвышать добродетель? При нападении на свое зло не нападать на чужое зло, разве это не значит искоренять зло? Под влиянием минутной досады забы—вать себя и своих родителей, разве это не заблуждение?»

22. На вопрос Фань-чи о человеколюбии (гуманности) Философ отвечал: «Гуманность — это любовь к людям». На вопрос, что такое знание, Философ отвечал: «Зна—ние — это знание людей». Фань-чи не понял. Философ сказал: «Возвышая людей честных (прямых) и преграждая путь бесчестным (кривым), мы можем сделать бесчестных честными». Фань-чи ушел и, встретив Цзы-ся, сказал: «Недавно я был у Философа и спросил его, в чем состоит знание. Он от—вечал: «Возвышая людей честных и прегра—ждая путь бесчестным, мы можем сде—лать бесчестных людей честными». Что это значит?» Цзы-ся отвечал: «Богатое (капитальное) изречение! Шунь, получив царство, выбирал из всех и возвысил Гао-яо; вследствие этого люди негуманные удали—лись. Тан, получив престол, выбирая из всех, возвысил И-иня, и люди негуманные также удалились».

23. Цзы-гун спросил: «В чем состоит дружба?» Философ ответил: «В искреннем увещании и в добром руководстве; нельзя — прекрати, не срами себя».

24. Цзэн-цзы сказал: «Благородный муж: сходится с друзьями чрез ученость и пользу—ется ими для усовершенствования в гуман—ности (добродетели)».

1. Цзы-лу спросил: «В чем состоит прав—ление?» Философ ответил: «В том, чтобы предупреждать народ своим примером и тру—диться для него». На просьбу о дальнейших объяснениях Философ сказал: «Не ленись».

2. Чжун-гун, сделавшись правителем у фамилии Цзи, спросил об управлении. Фило—соф сказал: «Сначала обращай внимание на подчиненных чиновников, прощай малые ошибки и возвышай достойных и способ—ных». Чжун-гун сказал: «Как узнавать дос—тойных и способных и возвышать их?» Философ ответил: «Возвышай известных тебе, а неизвестных тебе люди не бросят».

3. Цзы-лу сказал: «Вэйский государь Чу-гун-чжэ ожидает Вас, Философ, чтобы с Вами управлять государством. С чего Вы намерены начать?» «Необходимо испра—вить имена», — ответил Конфуций. «Вот как! Вы далеко заходите. К чему это ис—правление?» — спросил Цзы-лу. «Дикарь ты, Ю, — отвечал Философ. — Благородный муж осторожен по отношению к тому, чего не знает. Если имя неправильно (не со—ответствует сущности), то слово проти—воречит делу, а когда слово противоречит делу, то дело не будет исполнено, а если дело не будет исполнено, то церемонии и му—зыка не будут процветать, а если церемо—нии и музыка не будут процветать, то на—казания не будут правильны, а когда наказа—ния будут извращены, то народ не будет знать, как ему вести себя. Поэтому для бла—городного мужа необходимо, чтобы он не—пременно [мог назвать правильные имена вещей с тем, чтобы] сказанное исполнить и чтобы в словах его не было ничего бесче—стного (недобросовестного)».

4. Фань-чи просил научить его земледе—лию. Философ ответил: «Я хуже опытного земледельца». «Ну, прошу научить огород—ничеству», — попросил Фань-чи. Философ ответил: «Я хуже опытного огородника». Когда Фань-чи вышел, Философ сказал:

«Мелкий человек этот Фань-сюй. Если наверху любят церемонии, то народ не ос—мелится быть непочтительным; если на—верху любят правду, то народ не осмелится не покоряться; если наверху любят искрен—ность, то народ не осмелится не выражать привязанности. А при таких условиях народ, неся в пеленках за плечами малых детей, устремится к вам. Зачем же заниматься земледелием?»

5. Конфуций сказал: «Человек прочита—ет весь „Ши-цзин“, а дадут ему какое-нибудь правительственное дело, то он не понимает его; пошлют его в чужое государ—ство, а он не в состоянии один справиться с ним. Хотя он и много знает, но какая от этого польза?»

6. Конфуций сказал: «Если сам прави—тель корректен, то народ без приказаний будет исполнять, что нужно; если же пра—витель сам не корректен, то, хотя бы он приказывал, его не послушают».

7. Философ сказал: «Государства Лу и Вэй по своему правлению сходны между собою».

8. Философ отозвался о взыском княжи—че Цзине, что он умел жить (хозяйничать). «Как только у него появилось кое-что, он го—ворил: „Кое-как накопляется“; когда у него был малый достаток, он говорил: „Кое-как наполняется“; а когда разбогател, то гово—рил: „Однако славно!“

9. Философ отправился в Вэй с Жань-сю в качестве кучера и, обратившись к нему, сказал: «Как много народа!» Жань спросил: «Коль скоро много, то что еще можно было бы прибавить?» «Обогатить его», — отве—чал Философ. «А когда он разбогатеет, то что еще можно бы сделать для него?» «Научить его», — отвечал Философ.

10. Философ сказал: «Если бы кто вос—пользовался мною для службы, то через год правление было бы уже порядочное, а через три года оно было бы уже совершенно уст—роено».

11. Философ сказал: «Если бы добрые люди управляли государством сто лет, то тогда возможно бы было победить жесто—ких и уничтожить казни».

12. Философ сказал: «Если бы появился государь, проникнутый чувством законности, то по истечении века (поколения) воца—рилось бы человеколюбие».

13. Философ сказал: «Если кто исправит себя, то какая трудность для него участво—вать в управлении? Если же кто не в со—стоянии исправить самого себя, то каким образом он будет исправлять других?»

14. Когда Жань-цзы возвратился из дворца, Философ спросил: «Почему так поздно?» Жань-цзы отвечал: «Были госу—дарственные дела». На это Философ возра—зил: «Вероятно, это было частное дело, по—тому что, если бы были государственные дела, то я бы знал о них, несмотря на то, что я не у дел».

15. Дин-гун спросил: «Возможно ли од—ним словом возвысить государство?» Кон—фуций отвечал: «От одного слова нельзя ожидать таких результатов. Людская по—словица говорит: „Быть государем трудно, но нелегко быть и министром“. Если будем понимать, что трудно быть государем, то разве нельзя надеяться одним этим словом поднять государство?» «А бывало ли, что—бы одно слово губило государство?» — спро—сил Дин-гун. Конфуций отвечал: «От одного слова нельзя ожидать этого. Народная по—словица говорит: „Я не радуюсь быть прави—телем, потому что словам его только подда—кивают, и никто не противоречит ему“. Если слова его хороши и им не противоречат, раз—ве это не хорошо? Если же они не хороши и им не противоречат, не близко ли это к тому, что одно слово губит государство?»

16. Шэ-гун спросил о правлении. Фило—соф ответил: «Правление хорошо, когда ок—ружающие (близкие) довольны, а отдален—ные приходят к тебе».

17. Цзы-ся, сделавшись правителем го—рода Цзюй-фу, спросил о том, как управ—лять. Философ ответил: «Не торопись и не гонись за малыми выгодами. Будешь торо—питься — не уразумеешь дела; будешь гонять—ся за малыми выгодами большого дела не сделаешь».

18. Шэ-гун в разговоре с Конфуцием ска—зал: «В нашей деревне был один прямолиней—ный парень; отец его удержал (угнал) чужо—го барана, а сын явился в качестве обвините—ля». Конфуций сказал: «В нашей деревне прямолинейные люди отличаются от этого: у нас отец прикрывает сына, сын прикрыва—ет отца. В этом и есть прямота».

19. На вопрос Фань-чи о гуманизме Фило—соф ответил: «Будь скромен в частной жизни, управляй делами с благоговейным вниманием, будь искренен к людям; хотя бы ты ушел к ди—карям, — и там нельзя бросить этого».

20. Цзы-гун спросил: «Каков должен быть тот, кого можно бы назвать уче—ным?» Философ сказал: «Ученым можно назвать того, кто не зазорен в своем пове—дении и, будучи послан в чужие края, не по—срамит повеления государя». «Смею спро—сить: кто будет следующий за этим?» — поинтересовался Цзы-гун. «Тот, кто непре—менно остается верен своему слову и непре—менно приводит в исполнение то, что дела—ет; таким образом, крепкие и ограниченные люди все-таки могут занимать следующее место (в разряде ученых)». Цзы-гун сказал: «А каковы настоящие соучастники в прав—лении?» «Эх, — ответил Философ, — стоит ли брать в расчет этих мелких людишек?»

21. Философ сказал: «За неимением лю—дей, идущих путем неуклонной середины, с которыми бы я мог иметь дело, я непремен—но обратился бы к людям пылким и сдер—жанным, потому что первые берут натис—ком, а у вторых есть нечто, сдерживающее от противозаконного».

22. Конфуций сказал: «У южан есть по—говорка: „Человек, не обладающий постоян—ством, не может быть ни знахарем, ни док—тором“. Прекрасно! В „И-цзине“ сказано: „Непостоянный в своем призвании иногда может подвергнуться посрамлению“. Это известно и без гадания».

23. Философ сказал: «Благородный муж миролюбив, но не льстив, а низкий льстив, но не миролюбив».

24. Цзы-гун спросил: «Что Вы скажете о человеке, которого все земляки любят». «Не годится», — сказал Философ. «А что Вы скажете о человеке, которого все ненави—дят?» — продолжал спрашивать Цзы-гун. «Тоже не годится, — сказал Философ. — Лучше тот, которого любят хорошие зем—ляки и ненавидят нехорошие».

25. Философ сказал: «Благородному че—ловеку легко служить, но трудно угодить; угождаешь ему не по закону, он не будет доволен. Что касается употребления им лю—дей на службу, то он дает им дело, смотря по их способностям. Подлому человеку трудно служить, но легко угодить, потому что хотя угождаешь ему и не по закону, но он будет доволен. Что же касается упот—ребления им людей на службу, то он ищет таких, которые были бы способны на всё».

26. Философ сказал: «Благородный муж отличается спокойным достоинством, но не тщеславен; а подлый человек, наоборот, тщеславен, но не имеет спокойного досто—инства».

27. Философ сказал: «Человек твердый, решительный, безыскусный и простосер—дечный подходит близко к гуманизму».

28. Цзы-лу спросил: «Каков должен быть человек, чтобы можно было назвать его ученым?» Конфуций отвечал: «Ученым можно назвать того, кто настойчив, убе—дителен и любезен. По отношению к дру—гим — настойчив и убедителен, по отноше—нию к братьям — любезен».

29. «Когда хороший человек будет учить народ в течение семи лет, то с таким наро—дом можно идти на войну», — сказал Кон—фуций.

30. Философ сказал: «Посылать на вой—ну людей необученных — значит бросать их».

1. Сянь спросил: «Что постыдно?» Фи—лософ ответил: «Думать только о жалова—нье, когда в государстве царит порядок, и думать о том же, когда в нем нет поряд—ка, — это постыдно». «Когда тщеславие, самомнение, ропот и алчность подавлены, то можно ли это считать за гуманизм?» — снова спросил Сянь. Философ ответил: «Это можно считать за совершение труд—ного дела, но гуманизм ли это — я не знаю».

2. Философ сказал: «Ученый, думающий о спокойствии и удобствах, не заслуживает этого имени».

3. Философ сказал: «Когда в государст—ве царит порядок, то как речи, так и дейст—вия могут быть возвышенны и смелы; но ко—гда в государстве царит беззаконие, то дей—ствия могут быть возвышенны, но слова — покорны».

4. Философ сказал: «Человек, одаренный добродетелями, без сомнения, обладает да—ром слова, но обладающий даром слова не всегда бывает одарен добродетелями; чело—век гуманный, конечно, обладает храбро—стью, но храбрость не всегда соединяется с гуманностью».

5. Нань-гун-ко спросил Конфуция: «И стре—лял искусно, а Ао двигал лодку посуху, и оба они умерли неестественною смертью. Юй и Цзи лично занимались земледелием и получи—ли Вселенную». Философ не отвечал. Когда Нань-гун-ко вышел, Философ сказал: «Бла—городный муж этот человек, уважающий достоинства!»

6. Философ сказал: «Что благородный муж бывает иногда не гуманен — это случается; но чтобы низкий человек был гуман—ным — этого не бывает».

7. Философ сказал: «Любящий человек разве может не поощрять к труду того, кого он любит? Преданный разве может не вразумлять своего государя?»

8. Философ сказал: «При составлении приказов в уделе Чжэн Би-чэнь писал начер—но, Ши-шу обсуждал, заведующий посоль—ским приказом Цзы-юй исправлял, а дунлиский Цзы-чань отделывал слог».

9. Некто спросил Философа о Цзы-чане. Он отвечал: «Милосердный человек». Спро—сили его о Цзы-си. Он сказал: «А, тот-то, а, тот-то!» Спросили его о Гуань-чжуне. Он сказал: «Это тот человек, для которого у фамилии Бо был отнят город Пянь с тремя сотнями семейств; Бо, питаясь грубой пи—щей, до конца своих дней не произнес ни од—ного слова ропота против Гуань-чжуна».

10. Философ сказал: «Быть бедным и не роптать — трудно. Быть богатым и не гордиться — легко».

11. Философ сказал: «Мэн-гун-чо, сде—лавшись министром двора у Чжао и Вэй, был с избытком годен для этого поста, но не мог бы быть вельможей в Тэн и Сюэ».

12. На вопрос Цзы-лу о совершенном че—ловеке Философ отвечал: «Если взять зна—ние Цзан У-чжуна, бесстрастие Гунь-чо, мужество Чжуан-цзы, искусство Жань-цю и украсить церемониями и музыкой, то та—кого еще можно было бы признать совер—шенным». «Для современных совершенных людей, — прибавил он, — зачем непременно такая роскошь? Если ныне человек при виде корысти — думает о долге, при виде опасно—сти — готов пожертвовать жизнью, от—дает людям давно обещанное и не забывает слов, данных в жизни, то и такого можно назвать совершенным».

13. Философ спросил у Гун-мин-цзя о Гун-шу-вэнь-цзы: «Правда ли, что твой учи—тель не говорит, не смеется и не берет взя—ток?» Гун-мин-цзя отвечал: «Сказавший вам пересолил. Мой учитель говорит вовре—мя, и потому его речь не надоедает людям; смеется, когда весел, и его смех не надоеда—ет людям; берет, когда справедливость до—пускает, и люди не тяготятся тем, что он берет. Так-то!» «Неужели это так?» — спросил Философ.

14. Философ сказал: «Цзан-у-чжун, вла—дея местом Фан, просил луского князя о на—значении ему преемника. Хотя и говорят, что он не вымогал этого у своего государя, я не верю этому!»

15. Философ сказал: «Цзиньский Вэнь-гун лукав и не прям, и циский Хуань-гун прям и не лукав».

16. Цзы-лу сказал: «Когда Хуань-гун умертвил княжича Цзю, то Шао-ху умерт—вил себя, а Гуань-чжун остался жив. Не могу ли я сказать, что он не был гумани—стом?» Философ сказал: «Что Хуань-гун соединил удельных князей не силою ору—жия — это заслуга Гуань-чжуна. Кто был так человеколюбив, как он? Кто был так че—ловеколюбив, как он?»

17. Цзы-гун сказал: «Мне кажется, что Гуань-чжун не гуманист. Когда Хуань-гун умертвил своего брата, княжича Цзю, то он не только не мог умереть вместе с ним, но еще сделался министром у убийцы его». На это Философ заметил: «Гуань-чжун, в качестве министра Хуань-гуна, поставил его во главе удельных князей, объединил и упорядочил всю Вселенную, и народ до сего времени пользуется его благодеяниями. Если бы не Гуань-чжун, мы ходили бы с распу—щенными волосами и запахивали левую полу (т. е. были бы дикарями). Разве можно тре—бовать от него щепетильности простых мужиков и баб, умерщвляющих себя в кана—вах и рвах в полной неизвестности?»

18. Чиновник правителя Гун-шу вместе с самим Вэнь-цзы, министром, управляющим делами правителя, поступили на службу к сюзеренному двору. Услышав об этом, Фи—лософ сказал: «Гун шу можно назвать „Вэнь“ (т. е. образованный)».

19. Философ отзывался о взыском князе Лине, как о человеке беспутном. Кан-цзы на это сказал: «Если он так беспутен, то поче—му он не потерял трона?» Конфуций сказал: «У него Чжун Шу-юй управляет иностран—ными делами, Чжу-то — жертвенными, Ван Сун-цзя — военными. При таких услови—ях, как же он может потерять трон?»

20. Философ сказал: «Кто бесстыдно хвастается, тому трудно исполнить свое слово».

21. Когда Чэнь Чэн-цзы умертвил Цзянь-гуна, тогда Конфуций обмылся и, представившись во дворец, заявил Ай-гуну, своему государю: «Чэнь Хэн убил своего го—сударя, прошу о наказании его». Ай-гун ска—зал ему: «Сообщи трем именитым мужам». Конфуций сказал самому себе: «Так как я принадлежал к вельможам, то не смел не объ—явить об этом государю, а он говорит: „Объ—яви трем именитым мужам!“ Конфуций по—шел к ним, а они объявили ему, что все-таки нельзя требовать наказания. Тогда Кун-цзы и им сказал, что, как состоявший в числе вель—мож, он не смел не заявить им.

22. Цзы-лу спросил: «Как нужно слу—жить государю?» Философ отвечал: «Не обманывай и укоряй его в лицо».

23. Философ сказал: «Благородный муж постепенно поднимается вверх по пути нравственного и умственного совершенст—вования, а подлый человек постепенно опус—кается вниз, погрязает в страстях».

24. Философ сказал: «В древности люди учились для себя, а ныне учатся для других».

25. Цюй-бо-юй послал человека к Конфу—цию. Сидя с ним, Конфуций спросил его: «Чем занимается твой господин?» «Он же—лает уменьшить свои погрешности и не мо—жет», — отвечал посланный. По уходе по—сланного Конфуций сказал: «Вот так послан—ный, вот так посланный!»

26. Конфуций сказал: «Не занимая из—вестного места, не мешайся в дела его (не суйся не в свое дело)». Цзэн-цзы сказал: «Мысли благородного мужа не выходят из пределов его положения».

27. Цзэн-цзы сказал: «Благородный муж скромен в своих словах, но неумерен в своих действиях».

28. Конфуций сказал: «У благородного мужа есть три предмета, которых я не в состоянии достигнуть: человеколюбия без скорби, знания без заблуждения и храбро—сти без страха». Цзы-гун на это сказал: «Это Учитель сказал из скромности».

29. Цзы-гун часто сравнивал (пересужи—вал) людей. Философ сказал на это: «Ты сам, должно быть, добродетельный чело—век, а вот у меня нет досуга для этого».

30. Философ сказал: «Не беспокойся, что люди тебя не знают, а беспокойся о сво—ей неспособности».

31. Философ сказал: «Не предполагать обмана и не подозревать недоверия к себе со стороны, но в то же время наперед прозре—вать их — это ум».

32. Вэй-шэн My, обратившись к Конфу—цию, сказал: «Цю, зачем ты здесь засел? Уж не сделался ли ты льстецом?» «Нет, — от—вечал Конфуций, — я не смею заниматься лестью, но я ненавижу упрямство».

33. Философ сказал: «Отличный конь славится не за силу, а за свои качества».

34. Некто сказал: «Что Вы скажете о воздаянии добром за обиду?» На это Конфу—ций сказал: «А чем же тогда платить за доб—ро? Следует воздавать справедливостью (т. е. должным) за обиду и добром за добро».

35. Философ сказал: «Люди не знают меня». На это Цзы-гун сказал: «Что зна—чит, Вас не знают?» Философ сказал: «Я не ропщу на Небо, не виню людей и, изучая низ—шее, достигаю понимания высшего. Если кто и знает меня, это не Небо ли?»

36. Гун-бо-ляо оклеветал Цзы-лу перед Цзи-сунем. Цзы-фу Цзин-бо донес об этом Конфуцию, говоря: «Мой господин действи—тельно введен в заблуждение Гун-бо-ляо, но у меня еще достаточно силы, чтобы выставить его труп на площади (рынке)». На это Конфуций сказал: «Пойдет ли мое Учение или уничтожится — то зависит от судьбы. Что же может сделать с судьбою Гун-бо-ляо?»

37. Конфуций сказал: «Люди умные и нравственные удаляются от мира, когда во Вселенной царит беззаконие; другие удаля—ются из государства, объятого смутой, в государство, наслаждающееся покоем; дру—гие удаляются от небрежного обращения (при упадке вежливости); а другие удаля—ются из-за слов государя (оскорбительных, конечно)». Конфуций добавил: «Удаливших—ся таким образом было 7 человек».

38. Цзы-лу заночевал в Ши-мыне. При—вратник у городских ворот спросил его: «Ты откуда?» «От Конфуция», — отвечал Цзы-лу. Тогда привратник сказал: «А, это тот, который, сознавая невозможность испра—вить мир, тем не менее действует?»

39. Философ, находясь в царстве Вэй, ударял в било. Человек с плетушкой за пле—чами, проходивший у ворот дома фамилии Кун, сказал: «С душою ударяющий в било!» Потом он прибавил: «Как отвратителен ты со своими назойливыми звуками! Не хо—тят знать тебя, ну и остановись! Где глу—боко, там переправляются в платье, а где мелко, там поднимают его». На это Фило—соф сказал: «Как он решителен в своем от—решении от мира! Но это нетрудно».

40. Цзы-чжан сказал: «В „Шу-цзине“ сказано, что Гао-цзун пребывал в трауре три года и не говорил, — что это значит?» На это Философ сказал: «Зачем непременно Гао-цзун? Так поступали все древние люди. Когда государь умирал, то все чины испол—няли свои обязанности, подчиняясь решению первого министра в течение трех лет».

41. Философ сказал: «Когда правитель любит церемонии, то народом легко повеле—вать».

42. На вопрос Цзы-лу, что значит быть благородным человеком, Философ сказал: «С благоговением относиться к самосовер—шенствованию». «Это все?» — спросил Цзы-лу. Философ сказал: «Исправлять себя для доставления спокойствия народу — о трудности этого скорбели даже Яо и Шунь».

43. Юань-жан сидел по-варварски на корточках, поджидая Конфуция. Философ сказал: «Кто в юности не отличался послу—шанием и братскою любовью, возмужав, не сделал ничего замечательного, состарился и не умирает, — тот разбойник (т. е. человек, вредный для общества»), — и при этом уда—рил его палкою по лодыжке.

44. Когда мальчик из деревни Цюэ докла—дывал, то некто спросил Конфуция: «Преус—певает?» Философ отвечал: «Смотря на то, что он занимает место с нами, идет со старшими рядом, я думаю, что он не стре—мится к преуспеянию, а желает поскорее достигнуть совершенства».

1. На вопрос вэйского князя Лин-гуна о военном деле Конфуций отвечал: «Дело жертвоприношений мне известно, но воен—ного дела я не изучал». На следующий день он пустился в путь.

2. Во время истощения запасов продо—вольствия в царстве Чэнь ученики Конфуция заболели от голода и не могли подняться. То—гда Цзы-лу, в досаде явившись к Конфуцию, сказал: «Видно, и благородный человек быва—ет в стесненном положении!» Философ от—вечал: «Благородный человек строго соблю—дает себя в стесненном положении, а под—лый (низкий) делается распущенным (т. е. способным на беззакония)».

3. Философ сказал: «Цы, ты считаешь меня многоученым и знающим». Тот отве—чал: «Конечно. А разве нет?» «Нет, — ска—зал Философ, — я одним все связываю».

4. Философ сказал: «Ю, знающих добро—детель — мало».

5. Философ сказал: «Управлявший Все—ленной без деятельности — это ведь был Шунь? Что ему было делать, как не сидеть на троне с самоуважением [обратив лицо на юг]?»

6. Цзы-чжан спросил: «Как сделаться известным?» Философ сказал: «При искрен—ности и верности в слове, твердости и бла—гоговении в деятельности и в царстве дика—рей можно преуспевать (сделаться извест—ным). При отсутствии этих качеств, хотя бы даже в близком соседстве, разве можно преуспевать? Когда стоишь, представляй, что они (эти качества) предстоят пред то—бою; когда находишься в экипаже, пред—ставляй, что они опираются на ярмо, и то—гда преуспеешь». Цзы-чжан записал эти слова на поясе.

7. Философ сказал: «Какой прямой чело—век историк Юй! Он был прям, как стрела, как в то время, когда в государстве царил закон, так и во время беззакония. Какой бла—городный человек Цюй-бо-юй! Когда в госу—дарстве царил закон, он служил, а когда в нем царило беззаконие, то он скрывал свои убеждения в своей душе».

8. Философ сказал: «Не говорить с чело—веком, с которым можно говорить, — зна—чит потерять человека; говорить с челове—ком, с которым нельзя говорить, — значит потерять слова. Умный человек не теряет человека и не теряет слов».

9. Философ сказал: «Ученый с твердою волею, направленною к гуманным целям, и гу—манист не стремятся сохранить жизнь во вред гуманизму, а жертвуют собою для со—хранения в целости последнего».

10. На вопрос Цзы-гуна о том, как сде—латься гуманистом, Философ сказал: «Ре—месленник, желая хорошо исполнить свою работу, должен предварительно непремен—но оттачивать свои инструменты. Живя в известном государстве, служи его достой—ным сановникам и дружись с его гуманными учеными».

11. На вопрос Янь-юаня о том, как уст—роить государство, Философ сказал: «Руко—водствоваться счислением времени дина—стии Ся; ездить в колеснице династии Инь; носить шапку династии Чжоу; употреб—лять музыку шао с пантомимами; исклю—чить чжэнский напев и удалить льстецов, потому что первый сладострастен, а вто—рые — опасны».

12. Философ сказал: «Человек, не имею—щий дальних замыслов, без сомнения, под—вергнется близкой скорби».

13. Философ сказал: «Кончено, увы! Я не видал, чтобы люди любили добродетель так, как любят красоту».

14. Философ сказал: «Цзан Вэнь-чжун — ведь он незаслуженно занимал свой пост, по—тому что он знал о достоинствах Лю-Ся-хуэя и не служил с ним при дворе (т. е. не старался рекомендовать его своему госуда—рю)».

15. Философ сказал: «Если будешь тре—бователен к самому себе и снисходителен к другим, то избавишься от ропота».

16. Философ сказал: «Если человек во всяком деле не спрашивает себя „как же быть, как же быть?“, то и я не знаю, как с ним быть (как ему помочь)».

17. Философ сказал: «Трудно тем, кото—рые, проводя целые дни в компании, не об—молвятся словом о делах долга, а только лю—бят пробавляться своим хитроумием».

18. Философ сказал: «Благородный муж, признавая справедливость за основу своей деятельности, проводит ее при помощи правил и церемоний, проявляет ее в уступчи—вости и завершает ее искренностью. Вот это — благородный муж».

19. Философ сказал: «Благородный муж болеет о своей неспособности, а не о том, что люди не знают его».

20. Философ сказал: «Благородный муж скорбит, что по смерти его имя не будет прославлено».

21. Философ сказал: «Благородный муж ищет причины своих неудач в себе самом, а подлый человек ищет их в других».

22. Философ сказал: «Благородный муж важен, но не сварлив, общителен, но не партиозен (ни с кем не идет на сговор)».

23. Философ сказал: «Благородный муж не рекомендует людей из-за их хороших слов и не отвергает хороших слов из-за людей (т. е. потому, что они были сказаны людьми не—хорошими)».

24. Цзы-гун спросил: «Есть ли слово, ко—торым можно было бы руководствоваться всю жизнь?» Философ сказал: «Это — снисходительность; чего сам не желаешь, того не делай другим».

25. Философ сказал: «В моих отношени—ях к людям — кого я поносил и кого превозно—сил? Если кто и был превознесен мною, то не без испытания. Современный народ тот же, что и народ Трех династий, который посему также поступает по присущему ему закону справедливости».

26. Философ сказал: «Я еще застал, как историки оставляли сомнительные места в стороне (для исследования и исправле—ния) и как люди, имевшие лошадей, одалживали их другим для езды, — но теперь этого нет».

27. Философ сказал: «Льстивые речи за—путывают добродетель, а маленькое не—терпение расстраивает великие замыслы».

28. Философ сказал: «Когда все ненави—дят или любят кого-либо, необходимо под—вергать это проверке».

29. Философ сказал: «Человек может расширить истину, но не истина человека».

30. Философ сказал: «Ошибки, которые не исправляются, — вот настоящие ошибки!»

31. Философ сказал: «Я целые дни прово—дил без пищи и целые ночи — без сна, но на—шел, что одни размышления бесполезны и что лучше учиться».

32. Философ сказал: «Благородный муж заботится об истине, а не о насущном хле—бе. Вот земледелие, но и в нем скрывается возможность голода; а вот — Учение, в ко—тором скрывается и жалованье. Благород—ный муж беспокоится о том, что он не достигнет познания истины, а не о том, что он беден».

33. Философ сказал: «Если, достигнув знания, мы не в состоянии будем хранить его при помощи гуманности, но будем управлять без соблюдения внешнего досто—инства, то народ не будет уважать нас. Но если и знание достигнуто, и мы сможем хранить его при помощи гуманности, и бу—дем управлять с достоинством, но не будем вдохновлять народ при помощи обрядовых правил, то это нехорошо».

34. Философ сказал: «Благородный муж иногда может не знать мелочей, но может нести важные обязанности; между тем как мелкий человек не может нести важ—ных обязанностей, но он может проявить свое знание в малых делах».

35. Философ сказал: «Народ нуждается в гуманности более, чем в огне и воде; я ви—дел людей, умиравших от огня и воды, но не видел умиравших от того, что они были гу—манны».

36. Философ сказал: «В гуманности не уступай и Учителю».

37. Философ сказал: «Благородный муж прям и непоколебим, но не упрям».

38. Философ сказал: «Служа Государю, заботься о своем деле, а потом уже о жало—ванье».

39. Философ сказал: «Для Учения нет ка—тегорий».

40. Философ сказал: «Люди, идущие раз—личными путями, не могут работать вме—сте».

41. Философ сказал: «От слов требует—ся только то, чтобы они были понятны».

42. Когда учитель музыки капельмей—стер Мянь, представляясь Конфуцию, при—близился к крыльцу, то Философ сказал: «Здесь крыльцо». Когда музыкант подошел к рогожке, на которой обыкновенно сидел, он сказал ему: «Здесь рогожка». Когда оба сели, Философ объявил ему: «Здесь та—кой-то, а здесь такой-то». Когда слепой му—зыкант ушел, Цзы-чжан спросил: «Следует ли так говорить со слепым музыкантом?» «Да, это непременное правило для того, кто ведет слепого», — отвечал Философ.

1. Когда фамилия Цзи намеревалась сде—лать нападение на феодальное владение Чжуань-юй, Жань-ю и Цзы-лу, явившись к Конфуцию, сказали: «Цзи намерены всту—пить в войну с Чжуань-юй». Тогда Конфу—ций сказал: «Цю, на самом деле, не твоя ли это вина? Ведь Чжуань-юйский владетель сделан был владетелем горы Дун-мэн в ста—рину прежним царем, кроме того, владение его находится в пределах княжества Лу и владетель его есть подданный сюзеренного двора. С какой же стати нападать на него?» На это Жань-ю сказал: «Наш госпо—дин желает этого, а мы оба не желаем». Конфуций сказал: «Цю, Чжоу-жэнь говари—вал: „Покажи силу своего содействия, ос—таваясь на посту; не можешь — удались“. Если вожак не поддерживает в опасном месте и не удерживает от падения, то на что нужен он? Кроме того, твои слова оши—бочны. Когда тигр или носорог выскочат из клетки, или же черепаха и яшма будут изло—маны, находясь в шкафу, то чья это будет вина?» Жань-ю на это сказал: «В настоящее время владение Чжуань-юй сильно и смежно с городом Би; если теперь не взять его, впоследствии оно непременно будет предметом беспокойства для потомства фамилии Цзи». На это Конфуций сказал: «Цю, благородный муж не любит, когда люди умалчивают о своих корыстных побу—ждениях и непременно приискивают отго—ворки. Я слыхал, что правители государст—ва и главы домов не беспокоятся о том, что у них мало людей, а печалятся о неравно—мерном распределении, не опасаются бедно—сти, а опасаются смут; потому что при равномерном распределении богатств нет бедных, при согласии не бывает недостат—ка в людях, а при спокойствии — невозмож—но падение государства. Поэтому, если от—даленные народы не идут с покорностью, то для привлечения их следует заботиться о просвещении и нравственности, а когда придут, следует предоставить им спокойную жизнь, а не принуждать к военной службе. Теперь вы, Ю и Цю, помогаете вашему гос—подину, а отдаленные народы не покоряют—ся, и вы не в состоянии привлечь их; его госу—дарство распадается, народ удаляется и разбредается, и вы не можете сохранить его; а тут задумываете еще поднять войну внутри государства! Я боюсь, что опас—ность для Цзи-суня не в Чжуань-юе, а в сте—нах собственного дворца».

2. Конфуций сказал: «Когда во Вселенной царит закон, то церемонии, музыка и войны исходят от Сына Неба; когда же в ней ца—рит беззаконие, то церемонии, музыка и вой—ны исходят от удельных князей. Когда все это исходит от удельных князей, то редкие из них через десять поколений не теряют власти. Когда все исходит от вельмож, то редкие из них через пять поколений не теря—ют власти; а когда бразды правления госу—дарством находятся в руках чиновников-вассалов, то редкие из них не теряют власти через три поколения. Когда во Вселенной ца—рит закон, то правительственная власть не находится в руках вельмож, и народ не уча—ствует в обсуждении дел».

3. Конфуций сказал: «Прошло уже пять поколений, как княжеский дом лишился до—ходов, и четыре поколения, как правление перешло в руки вельмож. Поэтому-то по—томки трех Хуаней измельчали».

4. Конфуций сказал: «Полезных друзей трое и вредных — трое. Полезные друзья — это друг прямой, друг искренний и друг мно—го слышавший. Вредные друзья — это друг лицемерный, друг льстивый и друг болтли—вый».

5. Конфуций сказал: «Влечений, достав—ляющих человеку пользу, три, и влечений, причиняющих ему вред, три. Полезные вле—чения — это находить удовольствие в уп—ражнении в церемониях и музыке, не пре—ступая должных границ; в рассказах о доб—ре других и во множестве достойных друзей. Вредные влечения — это находить удовольствие в стремлении к роскоши, в раз—гуле и в страсти к пирам».

6. Конфуций сказал: «В присутствии лиц достойных и почтенных возможны три ошибки: говорить, когда не следует гово—рить, — это называется опрометчивостью; не говорить, когда следует говорить, — это называется скрытностью; и не обращать внимание на выражение лица почтенного человека — это называется слепотою».

7. Конфуций сказал: «Благородный муж должен остерегаться трех вещей: в моло—дости, когда жизненные силы не окрепли, — сладострастия; в возмужалом возрасте, когда они только что окрепли, — драки; и в старости, когда они ослабели, — любостя—жания».

8. Конфуций сказал: «Для благородного мужа существуют три предмета, пред ко—торыми он благоговеет: определение Неба, великие люди (по положению, возрасту и добродетели) и слова мудреца. Подлый чело—век не знает велений Неба и не боится их, не—учтиво обращается с великими людьми и презрительно относится к словам мудреца».

9. Конфуций сказал: «Те, которые имеют знание от рождения, суть высшие люди, сле—дующие за ними — это те, которые приобре—тают знания учением; следующие за эти—ми — это те, которые учатся, несмотря на свою непонятливость; непонятливые и не учащиеся составляют самый низший класс».

10. Конфуций сказал: «У благородного мужа — девять дум: взирая на что-либо, ду—мает о том, чтобы видеть ясно; слушая — чтобы слышать отчетливо; по отношению к выражению лица думает о том, чтобы оно было любезное; по отношению к наружному виду думает о том, чтобы он был почтитель—ным; по отношению к речи — чтобы она была искренна; по отношению к делам — чтобы быть внимательным к ним; в случае сомнения думает о том, чтобы кого-нибудь спросить; по его отношению к гневу думает о тех бед—ствиях, которые он влечет за собою; при виде возможности приобрести что-либо думает о справедливости».

11. Конфуций сказал: «Людей, которые при виде добра неудержимо стремятся к нему, как бы опасаясь не достигнуть его; при виде зла — бегут от него, как от кипят—ка, опасаясь обвариться, — я видел и слы—шал об этом. Что люди живут отшель—никами для уяснения своих стремлений и осуществляют справедливость для преус—пеяния своего Учения — об этом я слышал, но не видел таких людей».

12. Конфуций сказал: «У циского князя Цзина была тысяча четверок лошадей, а ко—гда он умер, то народ не нашел в нем ника—ких добродетелей для прославления его; Бо-и и Шу-ци умерли с голоду в горах Шоу-ян, а народ доныне прославляет их. „Истинно прославляют не за богатство — не то ли это значит?“

13. Чэнь-кан спросил у Бо-юя, сына Кон—фуция: «Вы слышали что-нибудь особенное от вашего батюшки?» Тот отвечал: «Нет, а только когда отец один стоял и я пробегал по двору, он спросил меня: „Учишь ли „Кни—гу Стихотворений“? «Нет“, — отвечал я.

«Если не учишь, то мне не о чем говорить с тобою». Я удалился и стал учить «Ши-цзин». В другой раз он опять стоял один, а я пробегал по двору. Он спросил меня: «Изучаешь ли церемонии?» «Нет», — отвечал я. «Без изучения их у тебя не будет успехов», — сказал он. Я удалился и принялся за изучение церемоний. Я слышал от него только об этих двух предметах». Чэнь-кан, удалившись, с удовольствием заметил: «Я спросил об одном, а услышал о трех предме—тах: о „Ши-цзине“, церемониях и о том, что благородный муж удаляется от своего сына».

14. Философ сказал: «Владетельный князь называет княгиню «Фу-жэнь» — суп—руга; а княгиня называет себя «Сяо-тун» — подросток. Подданные величают ее «Цзюнь-фу-жэнь» — супруга князя; по отношению к иностранным государствам она называет себя «Гуа-сяо цзюнь» — не—достойный маленький государь; а ино—странные подданные также величают ее «Цзюнь-фу-жэнь» — супруга князя».

1. Ян-хо хотел видеть Конфуция. Конфу—ций не являлся к нему. Тогда Хо послал ему поросенка. Конфуций, улучив время, когда Хо не было дома, отправился к нему с визи—том и встретился с ним на дороге. Тогда Хо, обратившись к Конфуцию, сказал: «Поди сюда, я с тобой поговорю, — и вслед за тем спросил его: — Можно ли назвать гуманным того, кто скрывает свою драгоценность и тем оставляет в смутном положении госу—дарство?» «Нельзя», — был ответ. «Можно ли назвать умным того, кто, любя действо—вать на пользу человечества, неоднократно упускал время? Дни и месяцы уходят безвоз—вратно, годы не ждут нас», — продолжал Ян-хо. Конфуций сказал: «Верно. Я поступ—лю на службу».

2. Философ сказал: «По натуре люди близ—ки между собою, но по привычкам далеки».

3. Философ сказал: «Только высшее зна—ние и высшая глупость пребывают неизмен—ными».

4. Философ, прибыв в У-чэн и услышав звуки музыки и пения, с улыбкою сказал: «Чтобы зарезать курицу, зачем употреб—лять нож, которым режут быков?» Цзы-ю сказал ему в ответ: «В прежнее время я слыхал от тебя, Учитель, следующее: „Че—ловек, занимающий высокое положение, если он изучил нравственный закон, то любит людей; человек же, занимающий скромное положение, когда он изучал нрав—ственный закон, то высшему легче им рас—поряжаться“». Тогда Философ сказал: «Ученики мои, слова Яня верны, а прежние слова мои были шуткою».

5. Гун-шань Фу-жао взбунтовался в горо—де Би и призывал к себе Философа, который хотел отправиться к нему. Цзы-лу, недоволь—ный этим, сказал: «Не ходите, да и только. Что за надобность идти к Гун-шаню?» Фи—лософ сказал: «Он зовет меня разве попус—ту? Если употребить меня в дело, то и я могу создать Восточное Чжоу».

6. Цзы-чжан спросил относительно гу—манности. Конфуций сказал: «Кто в состоя—нии исполнить пять требований, тот будет гуманным повсюду». «Позволю спросить, что это такое?» — поинтересовался Цзы-чжан. Конфуций сказал: «Почтительность, велико—душие, искренность, сметливость и доброта. Если человек почтителен, то он не подверга—ется пренебрежению; если человек великоду—шен, то он привлекает к себе всех; если он чес—тен, то люди полагаются на него; если он сметлив (умен), то он будет иметь заслуги (успех); если он милостив, то в состоянии бу—дет распоряжаться людьми».

7. Би-си звал Конфуция к себе, и Философ хотел отправиться к нему. Тогда Цзы-лу сказал ему: «Прежде я слышал, как Вы, Учи—тель, говорили, что благородный муж не вступает в сообщество с теми людьми, которые сами лично делают себе зло. Би-си возмутился и держит Чжун-моу. Как же это так, что Вы отправитесь туда?» «Правда, — сказал Философ, — были такие слова, но не говорил ли я, что крепкий пред—мет не стачивается? Не говорил ли я, что белое, погруженное в черную краску, не де—лается черным? Что я — тыква горлянка?! Как можно привязать меня так, чтобы люди не старались воспользоваться мною?»

8. Философ сказал: «Ю, слышал ли ты шесть слов о шести недостатках?» «Нет», — был ответ. «Ну, постой, я объясню тебе: питать любовь к гуманности и не учить—ся — недостатком этого будет глупость (простота); питать любовь к знанию и не любить учиться — недостатком этого бу—дет шаткость (беспочвенность); питать любовь к четкости и не любить учиться — недостатком этого будет нанесение вреда людям; любить прямоту и не любить учиться — недостатком этого будет го—рячность; любить мужество и не любить учиться — недостатком этого будет воз—мущение; любить твердость и не учить—ся — недостатком этого будет сумасброд—ство».

9. Философ сказал: «Дети, почему не изучаете „Книгу стихотворений“? Ведь она может воодушевлять, может слу—жить для того, чтобы видеть свои досто—инства и недостатки, может делать чело—века общительным, может вызывать за—конное негодование; в семье — научить служить отцу, в государстве — правите—лю; из нее вы узнаете множество названий птиц, животных, деревьев и растений!»

10. Философ, обратясь к Бо-юю, сказал: «Усвоил ли ты „Чжоу-нань“ и „Шао-нань“? Если человек не усвоил их, то не по—ходит ли он на того, кто стоит, приткнув—шись прямо лицом к стене?»

11. Философ сказал: «Церемонии, гово—рят, да церемонии! А разве под ними разуме—ются только подарки (яшмы и шелка)? Му—зыка, говорят, да музыка! А разве под нею разумеются только колокола и барабаны?»

12. Философ сказал: «Строгого по на—ружности и слабого в душе можно сравнить с человеком из простого класса; не походит ли он на вора, который проделывает отвер—стие в стене или перелезает через нее?»

13. Философ сказал: «Деревенский сми—ренник — враг добродетели!».

14. Философ сказал: «Уличные слухи и россказни — это поругание добродетели!»

15. Философ сказал: «С низким челове—ком можно ли служить государю? Когда он не достиг желаемого, то заботится о дос—тижении его, а когда достигает, боится, как бы не потерять; а при боязни поте—рять — он готов на всё».

16. Философ сказал: «В древности люди имели три недостатка, которых ныне, по—жалуй, и нет. Древние сумасброды были своевольны в мелочах, а нынешние отлича—ются полною разнузданностью; прежде строгие люди отличались суровостью, а ныне отличаются злобою и гневом; преж—ние простаки отличались прямотою, а ны—нешние — ложью».

17. Философ сказал: «Хитрые речи и притворная наружность редко соединяют—ся с гуманностью».

18. Философ сказал: «Я не люблю фиоле—товый цвет, потому что он затмевает красный; не люблю сладострастный чжэньский напев, потому что он нарушает ис—тинную музыку; не люблю говорунов, ибо они губят государство».

19. Философ сказал: «Я хочу перестать говорить». На это Цзы-гун сказал: «Если Вы не будете говорить, то что же будут передавать Ваши ученики?» Философ отве—чал: «Говорит ли что-нибудь Небо? А меж—ду тем, времена года сменяются и твари ро—ждаются. Говорит ли что-нибудь Небо?»

20. Жу-бэй хотел представиться Кон—фуцию. Конфуций отказался под предлогом болезни; но лишь только посланный вышел из дверей, как он взял арфу и стал петь, что—бы уходивший слышал игру и пение.

21. Цзай-во сказал: «Трехгодичный траур слишком продолжителен. Благородный муж, если в течение трех лет не будет упраж—няться в церемониях, то они непременно при—дут в расстройство. Если в течение трех лет не будет заниматься музыкой, то она непременно падет. Можно бы ограничиться годичным трауром, так как в течение года старый хлеб кончается и новый поступает, и огонь, получаемый от трения, меняется». Философ сказал: «Был ли бы ты спокоен, ку—шая рис и одеваясь в парчу?» «Был бы споко—ен», — последовал ответ. «Ну, если бы ты был спокоен, — продолжал Конфуций, — то и делай так. А вот для благородного мужа во время траура пища не сладка, музыка не доставляет ему удовольствия, и, живя в доме, он не спокоен. Поэтому он не делает этого (т. е. не ограничивается годичным трауром). Теперь, если ты спокоен, ну и де—лай так!» Когда Цзай-во вышел, Философ сказал: «В этом заключается негуманность Юя. Сын только через три года после рож—дения сходит с рук отца и матери. Трехго—дичный траур есть всеобщий траур. А Юй разве не пользовался трехлетнею любовью своих родителей?!»

22. Философ сказал: «Есть досыта це—лый день и ничем не заниматься — разве это не тяжело? Разве нет шахмат и шашек? Играть в них все-таки лучше, чем ничего не делать».

23. Цзы-лу спросил: «Предпочитает ли высокопоставленный человек мужество?» Фило—соф отвечал: «Он ставит долг выше всего, пото—му что человек, занимающий высокое положе—ние, обладая мужеством, но не имея сознания долга, делается мятежником, а человек, зани—мающий низкое положение, обладая мужест—вом, но не имея сознания долга, делается раз—бойником».

24. Цзы-гун спросил: «У благородного мужа есть также и ненависть?» «Есть ненависть, — сказал Философ, — он ненави—дит людей, говорящих дурно о других, нена—видит тех, которые, занимая низкое поло—жение, злословят о высших; ненавидит храбрых, но бесцеремонных, смелых, но не—разумных. А у тебя, Цы, также есть нена—висть?» — спросил Конфуций. «Да, я нена—вижу признающих шпионство — за ум, непокорность — за храбрость и кляузниче—ство — за прямоту», — ответил Цзы-гун.

25. Философ сказал: «С женщинами, да и со слугами, трудно справиться. Прибли—зишь их, они становятся непокорными, а отдалишь — ропщут».

26. Философ сказал: «Если кого ненави—дят в сорок лет, тому уже делать нечего».

1. Вэй-цзы ушел, Цзи-цзы сделан рабом, а Би-гань умер за увещания. Конфуций сказал: «Иньский дом имел трех гуманных людей».

2. Лю Ся-хуэй был судьею, и его трижды отставляли от должности. Некто сказал ему: «Разве вы не можете удалиться?» Лю Ся-хуэй отвечал: «Если я буду служить лю—дям честно, с прямотой, то куда бы я ни по—шел, всюду подвергся бы троекратному из—гнанию со службы; а если служить людям кривдою, то зачем же тогда уходить из родного государства?»

3. Циский князь Цзин по поводу обхожде—ния с Конфуцием сказал: «Я не могу принять его как Цзи-ши (первого сановника); приму его по этикету, среднему между приемом Цзи-ши и Мэн-ши», а вслед за тем сказал: «Я уже стар и не могу воспользоваться его услугами». Конфуций удалился.

4. Цисцы послали лускому князю певиц. Цзи Хуань-цзы (временщик) принял их. В те—чение трех дней не было представлений ко двору. Конфуций удалился.

5. Чуский сумасшедший Цзе-юй, проходя мимо Конфуция с песнями, сказал: «О фе—никс, феникс! Как упали твои добродетели! Прошедшего невозможно остановить увещаниями, а будущее еще поправимо. Ос—тавь, оставь службу! В настоящее время участие в правлении опасно». Конфуций вы—шел из телеги и хотел поговорить с ним, но тот убежал, и им не удалось поговорить.

6. Чан-цзюй и Цзе-ни вместе пахали. Конфуций, проезжая, послал Цзы-лу спро—сить у них, где переправа. Чан-цзюй сказал: «А кто это правит повозкою?» Цзы-лу от—вечал: «Это Кун-цю». «А, это луский Кун-цю?» «Да». «Так он сам знает, где перепра—ва». Цзы-лу обратился с тем же вопросом к Цзе-ни. Последний спросил его: «Вы кто та—кой?» «Я Чжун-ю». «Ученик луского Кун-цю?» «Да». «Волны беспорядков, — сказал Цзе-ни, — разлились по всему миру. Кто-то усмирит их? Кроме того, чем следовать за ученым, удаляющимся от одного к другому, не лучше ли последовать за ученым, удалив—шимся от мира?» Сказав это, он снова при—нялся боронить. Цзы-лу удалился и доложил Конфуцию, который с досадою сказал: «Нельзя быть человеку с животными в од—ном стаде. Если мне не иметь общения с людьми, то с кем же иметь его? Если бы во Вселенной царил порядок, то моего участия в изменении ее было бы не нужно».

7. Сопровождая Конфуция на пути из Чу в Цай, Цзы-лу отстал и, встретившись со старцем, несшим на палке за плечами навоз—ную корзину, обратился к нему со следую—щим вопросом: «Не видели ли вы моего Учи—теля?» Старец сказал: «Ты не трудишься, не в состоянии различить сортов хлеба. Почем я знаю, кто твой учитель?» С этими словами он воткнул палку в землю и стал полоть. Цзы-лу стоял, сложив почтительно руки. Тронутый его почтительностью, старик ос—тавил Цзы-лу ночевать, зарезал курицу, при—готовил просо, накормил его и представил своих двух сыновей. На другой день Цзы-лу отправился в путь и сообщил о случившемся Конфуцию. Философ сказал: «Это отшель—ник», и послал Цзы-лу опять повидаться с ним. Но когда Цзы-лу пришел к прежнему мес—ту, то увидел, что старец уже ушел. Цзы-лу сказал: «Не служить — значит отрицать долг. Если нельзя упразднить нравственную связь между старшими и младшими, то как же можно упразднить долг между государем и подданным? Желая держать себя чистым (т. е. укрыться от житейской грязи и сму—ты), мы нарушаем великие социальные зако—ны. Службою благородный муж исполняет свой долг по отношению к государю. Что Учение не распространяется, это мы знаем».

8. Отшельники — это Бо-и, Шу-ци, Юй-чжун, И-и, Чжу-чжан, Лю Ся-хуэй и Шао-лянь. Философ сказал: «Не поступившиеся своими убеждениями и не посрамившие себя — это были отшельники Бо-и и Шу-ци». Об отшельниках Лю Ся-хуэе и Шао-ляне он отозвался, что те поступились своими убеждениями и посрамили себя; но слова их согласовались с разумом вещей, а действия — с общим мнением (т. е. справед—ливостью); у них было только это. Об от—шельниках Юй-чжуне и И-и он отозвался, что те, живя в уединении, хотя и были раз—нузданы в речах, но сами лично удовлетворя—ли условиям нравственной чистоты, и их удаление от мира соответствовало силе обстоятельств. Философ добавил: «Я от—личаюсь от всех этих — я не предрешаю ни—чего, я ни за, ни против, а руководствуюсь сознанием долга».

9. Главный капельмейстер Чжи отпра—вился в Ци; Гань, распорядитель музыки при завтраке, отправился в Чу; Ляо, распоряди—тель музыки при обеде, ушел в Цай, и Цюэ, распорядитель музыки при ужине, отпра—вился в Цинь; барабанщик Фан-Шу удалился в Хэ-нэй, к северу от Желтой реки; тамбу-рист У удалился в Хань-чжун, а младший ка—пельмейстер Ян с [игравшим на каменном гонге] Сянем удалились на взморье.

10. Чжоу-гун обратился к Лу-гуну с та—кою речью: «Благородный государь не бро—сает своих родственников, не доводит са—новников до ропота из-за того, что их не употребляют на службу; аристократию без важных причин не бросает и не ищет всех совершенств в одном человеке».

11. У Чжоу было восемь знаменитых чи—новников: Бо-да, Бо-го, Чжун-ту, Чжун-ху, Шу-е, Шу-ся, Цзи-суй и Цзи-гуа.

1. Цзы-чжан сказал: «Если ученый при виде опасности жертвует жизнию, при виде корысти думает о справедливости, при жертвоприношении думает о благого—вении и при похоронах — как бы проявить свою скорбь, — то этого довольно».

2. Цзы-чжан сказал: «Безразлично суще—ствование таких людей, которые хранят только приобретенные добродетели, не заботясь о расширении их, верят в Учение, но не отличаются непоколебимостью».

3. Ученики Цзы-ся спросили у Цзы-чжана относительно сношений с людьми. Цзы-чжан сказал: «А как говорил об этом Цзы-ся?» Ученики отвечали, что он говорил так: «С годными людьми водитесь, а негод—ных отталкивайте». Цзы-чжан сказал: «Это отличается от того, что слышал я. Благородный муж уважает людей, выдаю—щихся своими талантами и нравственными достоинствами, и снисходительно отно—сится ко всем остальным; он хвалит доб—рых и сострадает к немощным. Допустим, что я обладаю великими талантами и дос—тоинствами, в таком случае, чего я не снесу от других? А если я недостойный человек, то люди отвергнут меня. Но каким же об—разом отвергать остальных?»

4. Цзы-ся сказал: «Всякое малое знание, конечно, заключает в себе что-нибудь за—служивающее внимания; но едва ли оно бу—дет пригодно для отдаленных государст—венных целей. Поэтому благородный муж и не занимается ими».

5. Цзы-ся сказал: «О том, кто ежеднев—но узнает, чего он не знал, и ежемесячно вспоминает то, чему научился, можно ска—зать, что он любит учиться».

6. Цзы-ся сказал: «В многоучении и не—преклонной воле, неотступном вопрошании и тщательном размышлении есть также и гуманность».

7. Цзы-ся сказал: «Ремесленники, чтобы изучить в совершенстве свое дело, помеща—ются в казенных мастерских; благородный муж учится, чтобы достигнуть высшего понимания своих принципов».

8. Цзы-ся сказал: «Ничтожный (подлый) человек непременно прикрывает свои ошибки».

9. Цзы-ся сказал: «Благородный муж яв—ляется в трех видах: когда посмотришь на него издали, он величествен; приблизишься к нему, он ласков; послушаешь его речи, он строг».

10. Цзы-ся сказал: «Государь может ут—руждать свой народ после того, как приоб—ретет его доверие, а в противном случае народ будет считать служение за тира—нию. Точно так же и государя можно уве—щевать после того, как он стал верить тебе, в противном случае он примет это за злословие».

11. Цзы-ся сказал: «Если великие обязан—ности не нарушаются, то в малых возмож—ны отступления».

12. Цзы-ю сказал: «Ученики Цзы-ся в подметании пола, в ответах и движениях (манерах) годятся, но ведь это — последнее дело! Что же касается существенного, то этого у них нет (т. е. познаний нравствен—но-философских). Как же тут быть?» Ус—лыхав это, Цзы-ся сказал: «Эх, Янь-ю оши—бается! Разве благородный муж в системе обучения признает что-либо за главное и по—тому преподает его, равно как не признает чего-либо за второстепенное и потому ле—нится преподавать его? Подобно растениям он только сортирует своих учеников по сте—пени их развития. В преподавании благород—ный муж разве может прибегать к обману? Ведь только для святого мужа возможно достижение полного высшего Знания».

13. Цзы-ся сказал: «Если от службы ос—тается досуг, то употребляй его на учение, а если от учения остается досуг, то упот—ребляй его на службу».

14. Цзы-ю сказал: «Траур должен огра—ничиваться только доведением скорби до высшей степени».

15. Цзы-ю сказал: «Мой друг Чжан дела—ет вещи трудноисполнимые, но ему недос—тает гуманности».

16. Цзэн-цзы сказал: «Величественный человек Чжан, но с ним трудно вместе уп—ражняться в гуманности».

17. Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учи—теля, что люди, которые не проявили самих себя (т. е. своей истинной природы) во всей полноте непременно проявят себя в случае смерти родителей».

18. Цзэн-цзы сказал: «Я слышал от Учи—теля о сыновней непочтительности Мэн Чжуан-цзы, все другие проявления которой достижимы, но что он не переменил ни слуг отца, ни его образа управления, — вот это трудно достижимо».

19. Мэн-ши сделал Ян-фу уголовным чи—новником, и тот обратился за советом к Цзэн-цзы, который сказал ему следующее: «Правительство утратило истинный путь, народ давно отшатнулся от него. Если ты констатируешь факт преступления, то по—жалей преступника, а не восхищайся своим умом».

20. Цзы-гун сказал: «Беззакония Чжоу не были уж такими ужасными, как о них рассказывают. Поэтому-то благородный муж не желает оказаться в грязи, чтобы ему не приписали все пороки мира.

21. Цзы-гун сказал: «Ошибки благород—ного мужа подобны солнечному и лунному затмениям. Люди видят все его ошибки, а когда он исправит их, они взирают на него с уважением».

22. Вэйский вельможа Гун Сунь-чао спро—сил у Цзы-гуна: «Где и у кого учился Чжун-ни?» Цзы-гун сказал: «Учение Вэнь-вана и У-вана не погибло, а находится между людь—ми. Люди мудрые запомнили из него более важное (главные основания), а люди немуд—рые (не одаренные высокими талантами и нравственными достоинствами) — менее важное (т. е. подробности). Таким образом, учение Вэнь-вана и У-вана царило повсюду. Где же мог учиться Философ? И к чему же было ему иметь постоянного Учителя?»

23. Шу-сунь У-шу, обратившись к вель—можам при дворе, сказал: «Цзы-гун дарови—тее и умнее Чжун-ни». Цзы-фу Цзинь-бо на это сказал: «Возьмем для примера дворцо—вую стену; моя стена доходит до плеч, и че—рез нее можно видеть, что есть хорошего в комнатах (т. е. стена низкая и комнаты плохие); стена же Философа — в несколько саженей, и если не отыскать надлежащих ворот и не войти в них, то не увидишь кра—сот храмов предков и богатства чинов им—перии; но отыскавших эти ворота, кажет—ся, немного. Не таково ли должно бы быть и замечание твоего начальника?»

24. Шу-сунь У-шу стал порицать Чжун-ни. Цзы-гун сказал: «Не стоит делать это—го. Чжун-ни нельзя порицать, ибо таланты и достоинства других людей — это холми—ки, чрез которые можно перешагнуть, а Чжун-ни — это Солнце и Луна недосягаемые (непереходимые), так что, хотя бы кто и захотел отрешиться от них, то ка—кой вред он причинил бы им? Он только весь—ма показал бы (обнаружил) незнание своих сил».

25. Чэнь Цзы-цинь, обратившись к Цзы-гуну, сказал: «Ты только из почтения гово—ришь так. Возможно ли, чтобы Чжун-ни был достойнее тебя?» Цзы-гун сказал: «Благородного мужа за одно слово счита—ют умным и за одно слово считают неве—жей; поэтому в словах нельзя не быть осто—рожным. Философ недосягаем подобно Небу, на которое нельзя подняться по сту—пенькам. Если бы Философ получил в управ—ление княжество, то на нем оправдалось бы следующее изречение: «Кого он поставил бы на ноги, тот стоял бы; кого он повел бы, тот последовал бы за ним; кого приласкал бы, тот покорился бы ему; кого поощрил бы, те жили бы в согласии и мире». При жизни он был бы славен; его смерть была бы оплакиваема. Каким же образом воз—можно сравняться с ним?»

1. Яо сказал: «О Шунь! Небом установ—ленное преемство царственной власти ос—тановилось на тебе. В управлении следует неуклонно держаться середины (т. е. спра—ведливости). Если китайский народ в преде—лах четырех морей обеднеет, то и благопо—лучие государя прекратится навеки». С та—ким же наказом обратился к Юю и сам Шунь, уступая ему престол.

Тан (Чэн-тан), обращаясь к Верховному Владыке, сказал: «Я, недостойный сын твой Ли, осмеливаюсь принести тебе в жертву черного быка и осмеливаюсь заявить тебе, Верховный Владыка, что император Цзе был виноват, и я не смел простить его, а достойные слуги твои мною не сокрыты под спудом. Его (императора) преступления и их (твоих слуг) добродетели зримы тебе, Владыка. В твоем сердце я был избран. Если я лично согрешу, то пусть это не будет вме—нено в вину моим подданным; если же они согрешат, то вина не должна пасть на меня».

Чжоуский У-ван раздал большие награ—ды, добрые люди обогатились. Он говорил:

«У Чжоу-синя хотя и были ближайшие родственники, но они не стоили моих добро—детельных (гуманных) людей. Грехи моего народа лежат на мне одном».

Он (У-ван) обратил тщательное внима—ние на меры и весы, уяснил законы, восста—новил упраздненные чины, и государственное правление пошло! Он восстановил угас—шие государства, возобновил прервавшиеся поколения, вызвал к деятельности отшель—ников, и народ искренне покорился ему. Осо—бенное внимание его было обращено на на—родное пропитание, на траур и на жертво—приношения.

Если государь великодушен, то он приоб—ретет расположение народа; если он разу—мен, то совершит подвиги, и если будет справедлив, то будут довольны им.

2. Цзы-чжан спросил у Конфуция: «Ка—ким бы образом можно было вести дела правления?» Философ отвечал: «Следовать пяти прекрасным качествам и изгонять че—тырех скверных — этим путем можно вес—ти дела правления». «А что такое пять пре—красных качеств?» — спросил Цзы-чжан. Философ отвечал: «Когда правитель благо—детельствует, не расходуясь; налагает ра—боту, не вызывая ропота; желает без алч—ности; доволен, но не горд; внушителен, но не свиреп». Цзы-чжан спросил: «Что зна—чит благодетельствовать, не расходуясь?» Философ отвечал: «Когда он будет достав—лять пользу народу исходя из того, что для него полезно, — разве это не будет благо—деянием без затрат? Когда он будет выби—рать пригодную работу и заставлять лю—дей трудиться над ней, то кто же будет роптать? Когда он будет желать гуманно—сти и приобретет ее, то где же тут место для алчности? Когда для него не будет ни сильных, ни слабых по численности, ни ма—лых, ни великих дел и он будет относиться с одинаковым уважением ко всем и ко всему, то разве это не будет самодовольством без гордости? Когда он оправит свое платье и шапку, его взор будет проникнут достоин—ством, и, глядя на его внушительный вид, люди будут чувствовать уважение — разве это не будет величием без свирепости?»

Цзы-чжан спросил: «А что такое четыре дурных качества?» Философ отвечал: «Каз—нить людей, не наставив их, — это бесчело—вечность; требовать немедленного исполне—ния чего-либо, не предупредив заранее, — это торопливость; медлить с распоряжениями и требовать срочного исполнения их — это пагубность; давая людям что-нибудь, прояв—лять при выдаче скаредность (т. е. нежела—ние расставаться с выдаваемым предме—том), — это будет мелочность, свойствен—ная чиновнику, но не правителю».

3. Философ сказал: «Кто не признает судьбы, тот не может сделаться благород—ным мужем. Кто не признает церемоний, тому неоткуда приобрести прочные устои. Кто не знает силы слова, тому неоткуда бу—дет узнать людей».