Глава 31

РЫБОЛОВ {1}

Прогуливаясь по роще Черный полог {2}, Конфуций сел отдохнуть на возвышение [среди] абрикосов. Ученики заучивали предания, Конфуций пел, играя на цине. Не допел [песню] еще и до половины, как [некий] Рыболов, выйдя из лодки, (к ним] приблизился. Брови и борода — седые, волосы — распущенные, рукава свисали вниз. Поднявшись с берега на ровное место, [он] остановился, левой рукой оперся о колено, правой подпер щеку и стал слушать. [Когда же] песня закончилась, [он] подозвал Цзыгуна и Цзылу. Оба они подошли.

Указав на Конфуция, гость спросил:

— [Вот] тот, что за человек?

— Благородный муж из царства Лу, — ответил Цзылу.

— Из какого рода?

— Из рода Кунов.

— Чем занимается [человек] из рода Кунов? Цзылу промолчал, а Цзыгун ответил:

— [Человек] из рода Кунов подчиняет свой характер преданности и доверию, вершит милосердие и справедливость, украшает обряды и музыку, отбирает правила отношений человека к человеку, чтобы были преданы властителю, высшему, чтобы улучшались отношения во всем народе, у низших. Все это принесет пользу Поднебесной. Вот чем занимается [человек] из рода Кунов.

— Владеет ли благородный муж землей? — спросил снова [гость].

— Нет, — ответил Цзыгун.

— Помогает правителю или царю?

— Нет.

Гость рассмеялся, повернулся и пошел, говоря:

— Милосерден-то милосерден, но, пожалуй, самого себя не освободит. Утруждает сердце, изнуряет тело, подвергает опасности истинное в самом себе. Увы! Как далеко отошел он от учения!

Цзыгун вернулся и доложил [обо всем] Конфуцию. Тот оттолкнул цинь, поднялся и сказал:

— Не мудрец ли то был? — пошел вниз его искать и догнал на берегу озера. [Рыболов] как раз взялся за шест и выводил лодку, [когда], обернувшись, заметил Конфуция, возвратился к селению и остановился.

Конфуций с благоговением отступил, двукратно поклонился и подошел [поближе].

— Чего ты ищешь? — спросил Рыболов.

— Только что [Вы], Преждерожденный, не договорили и ушли, — сказал Конфуций. — [Я], Цю, [человек] негодный, еще не узнал, что [Вы] хотели сказать. [Я], ничтожный, ожидал [возможности Вам] покориться. К счастью, услышал, как [Вы] кашляли. Помогите [мне], Цю, поскорее!

— Ах! — воскликнул Рыболов. — Как сильна у тебя любовь к учению!

Конфуций двукратно поклонился и, поднимаясь, сказал:

— [Я], Цю, учусь с детства и поныне, до шестидесяти девяти лет. Но слышать об истинном учении [мне] не доводилось. Разве осмелюсь не очистить [для этого] сердца?

— Подобные по роду следуют друг за другом, подобные по голосу откликаются друг другу, — сказал Рыболов. — Таков естественный закон. Разреши мне объяснить, чем обладаю я, и чем занимаешься ты. То, чем ты занимаешься, дела людские: Сына Неба, царей, великих мужей, простолюдинов. Если каждый, [принадлежащий к] этим четырем [званиям], на своем месте, то правление прекрасное; но нет смуты больше той, [когда] они не отвечают [своим] постам. [Если] должностные лица исполняют свои обязанности, а люди заботятся о своих делах, то нет никаких беспорядков. Поэтому заросшие травой поля, дом без кровли, недостаток пищи и одежды, не внесенные в срок налоги, раздоры между женой и наложницей, несогласие между старыми и малыми, — таковы заботы простолюдина; небрежность и лень народа и подчиненных, опасение не справиться с обязанностями, не выполнить порученных дел, оказаться небезупречным в поступках, утратить заслуги и доброе имя, потерять ранг и жалованье, — таковы заботы великого мужа; мятежи влиятельных родов, отсутствие при дворе верных слуг, искусных ремесленников, недостаток красоты в дарах [Сыну Неба, боязнь оказаться] ниже других весной и осенью, непокорным Сыну Неба, — таковы заботы царя; отсутствие гармонии между [силами] жара и холода, несвоевременное [наступление] тепла и мороза, вред, причиняемый ими всем вещам; смуты царей, споры из-за заслуг в походах, самоуправные захваты друг у друга, [когда] калечат людей, истощение богатств, непорядок в обрядах и музыке, ухудшение отношений между людьми, распутство и беспорядки в народе, — таковы заботы Сына Неба и [его] советников. Ныне же ты, не облеченный властью ни царя, ни сановника, не обладающий рангом великого слуги или его должностного лица, по собственному произволу украшаешь обряды и музыку, отбираешь правила отношений между людьми, чтобы улучшить [отношения] во всем народе. Не слишком ли много на себя берешь? Да притом людям присущи восемь пороков, а [тем, кто] служит, — четыре зла, которые нельзя не изучить. Делать то, что не поручено, называется превышением власти; выдвигать то, что не удостаивают вниманием — болтливостью; говорить, [лишь] с оглядкой на [чужое] мнение — угодливостью; хвалить, не разбирая где правда, где ложь — лестью; со страстью судить о чужих недостатках — поношением; отделиться от родных, отколоться от друзей — бунтом, восхвалять лживого, чтобы нанести удар по ненавистному, — злонамеренностью; хладнокровно допускать и доброе и злое без разбора, чтобы воровски овладеть желаемым, — коварством. Из-за этих восьми пороков поднимают смуту вовне, среди других, губят самого себя внутри, благородные мужи лишаются друзей, мудрые цари — слуг. Четыре зла [следующие]: питать пристрастие к важным делам, к переменам и изменениям обычного, долговременного, чтобы присвоить себе заслуги и славу, называется злоупотреблением; вершить дела лишь по собственному произволу, захватывать людей для собственных нужд — алчностью; не исправлять замеченных ошибок, усугублять их вопреки советам — высокомерием; не разбирая кто хорош, а кто плох, одобрять с тобой согласных, [не одобрять] с тобой несогласных, — самодурством. Таковы четыре зла. Сумел бы [ты] уничтожить эти восемь пороков, искоренить эти четыре зла, тогда и мог бы начать [свое] воспитание.

Конфуций опечалился, вздохнул, двукратно поклонился и, поднимаясь, сказал:

— [Меня], Цю, дважды изгоняли из Лу, [на меня] свалили дерево в Сун, [я] заметал следы [при бегстве] из Вэй, был осажден [между] Чэнь и Цай. Как же мог [я], Цю, четыре раза избежать позора, [если] не понимал, в чем [мои] ошибки?

Рыболов, огорченный, изменился в лице и сказал:

— Трудно, очень трудно тебя вразумить! [Вот] Боявшийся [своей] тени, [своих] следов от них уходил. Но как бы [он] ни спешил, тень от него не отставала, чем быстрее передвигал ноги, тем больше оставалось следов. Думая, что медлит, бежал без передышки [пока не] лишился сил и [не] умер. [Он] был также очень глуп: не ведал, что, останься [он] в темноте, и тень исчезнет, стой [он] на месте — и следов не будет. Ты почти не избежал того же во время своих размышлений о милосердии и справедливости, тождестве и различии, наблюдений за изменениями в движении и покое, за правилами вручения и получения, за упорядочением любви и ненависти, гармонией радости и гнева. [Начни] внимательно совершенствовать самого себя, тщательно хранить в себе истинное, возвращать другим все вещи, и не станет [у тебя] никаких тягот. Ныне же [ты] не достиг совершенства сам, а ищешь его у других. Разве это также не внешнее?

Опечаленный Конфуций спросил:

— Разрешите задать вопрос: что [Вы] называете истинным?

— Истинное — высшая искренность, высшее чистосердечие. Без искренности, без чистосердечия нельзя взволновать других. Поэтому плач по принуждению не вызывает печали даже в скорби; гнев по принуждению не внушает страха даже перед великим; любовь по принуждению {3} не выражает согласия даже в улыбке. При истинной скорби не голосят, а печалятся; при истинном гневе не кричат, а внушают страх; при истинной любви и без улыбок царит согласие. При истинном внутри волнение проявляется и во внешнем — вот чем ценно истинное. Применяя истинное в отношениях между людьми, служении родным, становятся почтительными детьми и милостивыми родителями; в служении государю становятся преданными и прямыми; когда пьют вино, становятся радостными и веселыми; на похоронах — скорбными и печальными. Главное в преданности и прямоте — подвиг, главное на пиру — веселье, главное на похоронах — печаль, главное в служении родителям — своевременность. В красоте подвигов нет единообразия, в служении родителям нужна своевременность, а в чем — неважно. Вино пьют в радости, не выбирая чарок. В похоронах участвуют со скорбью, не распрашивая об обряде. Обряды созданы обычаями века, истинное же воспринято от природы, естественное нельзя изменить. Вначале мудрые уподоблялись природе, ценили истинное, не связывали себя обычаями. Глупые же, напротив, не способны уподобиться природе. [Они] печалились о людях, не умели ценить истинное, в [своих] хлопотах дошли до пошлости, поэтому-то [о них] и не стоит [говорить]. Как жаль, что ты давно уже погрузился в человеческое лицемерие и слишком поздно услышал о великом учении!

Конфуций снова дважды поклонился и, вставая, сказал:

— Ныне [я], Цю, удостоился встречи — счастья, подобного Небу! Не устыдитесь ли [Вы], Преждерожденный, [если] приближусь к Вам в одежде слуги, чтобы [Вы] лично обучали меня? Осмелюсь ли спросить, где [Ваше] жилище? Разрешите поскорее воспользоваться [Вашими] наставлениями и поскорее воспринять великое учение?

— Можно идти вместе с тем, с кем достигнешь тончайшей [сущности] пути, но нельзя идти вместе с тем, кому этот путь неведом, — ответил Рыболов. — Я об этом слышал и остерегусь, чтоб не совершить ошибки. Ты старайся сам. Я же ухожу, я ухожу. — И [он] заработал шестом, удаляясь, а в тростниках [за лодкой] длинной лентой протянулся [след].

Янь Юань вернулся к повозке, Цзылу отдал [ему] возжи, но Конфуций не обернулся. Он осмелился взойти [на повозку] лишь после того, как стихли удары шеста и улеглись волны. [Стоя] рядом с повозкой, Цзылу спросил:

— Чем заслужил такое Рыболов? [Я], Ю, давно уже служу [Вам], но никогда еще не видел, чтобы [Вы], учитель, отнеслись к человеку с таким благоговением. Властители тысячи колесниц, тьмы колесниц в своих дворцах всегда принимали [Вас], учитель, как равного, [Вы] же, учитель, сохраняли на церемониях свой гордый вид. Ныне [Вам] противостоял Рыболов с шестом, а [Вы], учитель, сгорбленный, словно цинь, гнули перед ним спину, с поклонами отвечая на каждое слово. Не чересчур ли это? Все [мы], ученики, удивляемся [Вам], учитель!

Конфуций упал на перекладину повозки и, вздохнув, ответил:

— Ах, трудно! Как трудно просветить [тебя], Ю! Давно уже [ты] погрузился в [изучение] обрядов и долга, а доныне не избавился от грубых мыслей. Подойди, я с тобой поговорю. Не уважить старшего при встрече, [значит допустить] ошибку в обряде; не почтить добродетельного при встрече, [значит] не проявить милосердия. [Даже если] это — не настоящий человек, его нельзя презирать. Презирающий людей не искренен и не обретает свое истинное, а поэтому постоянно губит самого себя. Как жаль! Не быть милосердным — нет беды большей, а она в тебе, Ю. Ведь путь — источник [всей] тьмы вещей. Теряя его, все умирает, обретая его, все живет. Тот, кто в делах ему противодействует — терпит поражение; тот, кто в делах с ним согласуется — добивается успеха. Поэтому мудрый почитает все, в чем присутствует путь. Нынешний же Рыболов, можно сказать, обладает путем. Посмел ли я его не почтить?!

Примечания:

ГЛАВА 31

1. <Рыболов — см. Предисловие, прим. 96.> Рыболов — безымянный старец, встречающийся в «Чжуанцзы» с Конфуцием (ум. в 479 г.), отождествляется с сановником Вэнь Чжуном (скитавшимся после 473 г.), а также с Рыболовом, с которым беседовал Цюй Юань (ок. 340-278). Сопоставление этих дат уже доказывает «точность» подобных домыслов о фольклорном старце, устами которого глаголет народная мудрость у Чжуанцзы и Цюй Юаня (см. «Отец-рыбак» в кн. В.М. Алексеев, Китайская классическая проза). Даты здесь и ниже приводятся по Юн Мэнъюань, Хронология истории Китая, Пекин, 1956.

2. Черный полог (Цзывэй) — роща вблизи столицы царства Лу, в которой, по преданию, Конфуций занимался со своими учениками.

3. Выступление против конфуцианской регламентации похоронных, брачных и других обрядов.

ГЛАВА 32

1. Педант (Хуань) — персонаж аллегорический.

2. Род Одетых в Меха (Цюши) — по комментарию, меховая одежда была принята у конфуцианцев.

3. Могильные деревья, по представлениям древних китайцев, могли свидетельствовать о правоте похороненного под ними человека.

4. Чжу Легкомысленный (Пинмань), Урод Полезный (Чжили И) — персонажи аллегорические. Перевод «чжили» как прозвища ранее основан на комментарии: «человек [, у которого] тело не целое» (см. стр. 155); но здесь тот же Сыма пишет: «Чжу Пинмань и Чжили И — имена и фамилии людей».

5. Об атеистическом значении фрагмента говорит комментатор Сюань: «Драконов не было...».

6. Цао Торгаш (Шан) — персонаж аллегорический.

7. Данный фрагмент — одно из ярких выступлений Чжуанизы против власть имущих и тех, кто им служит.

8. Под металлом подразумевались такие орудия пытки, как нож, пила, топор, секира; под деревом — палки и батоги, колодки ножные и ручные.

9. Покойный Отец Правильный (Чжэн Каофу) — по комментарию, предок Конфуция в десятом колене. Хвала в его честь, хотя и похожая на пародию, оказалась в данном памятнике, конечно, случайно.

10. Яркое атеистическое выступление Чжуанцзы против бессмертия души, которое утверждалось культом предков с его пышной похоронной обрядностью и магическим значением могилы.

ГЛАВА 33

1. «Мужи в Цзоу и Лу»: Цзоу (родина Мэнцзы, находилась на территории современной провинции Шаньдуи) и Лу (родина Конфуция) — царства, в которых господствовало конфуцианство.

2. Перечисленные выше названия (Сяньчи, Да Чжан, Да Шао, Да Ся, Да Ху, Би Юн) в основном соответствуют названиям танцев, которым «обучал юношей» Ведающий музыкой при Весеннем начальнике (см. «Обряды Чжоу», цз. 6, стр. 145-147). Сами произведения, за исключением «Воителя», не вошли в свод «Книга песен» и не сохранились, поэтому перевод названий — без знакомства с содержанием, лишь приблизительный. Они были синкретичными, как все древнее искусство, поэтому придавать им этическое содержание, как это делают комментарии и толковые словари, нет оснований. С помощью древнейших пластов в значении слов в этих названиях можно раскрыть заклинания (солнца, лета, воды), фиксацию раннего обычного права и одного из событий — победы чжоусцев над иньцами.

3. Вариант «реках» — более вероятен по контексту, а также по совпадению с памятником «Весна и осень Люя», цз. 13, VI, 126.

4. «Стерлись волоски на икрах и пушок на голенях» — это высказывание — пример полемики: характеристика героя мифа о покорении потопа Молодого Дракона становится для даосов традиционной насмешкой над «царскими помощниками», а для конфуцианцев — инвективой по адресу «еретиков». <О полемическом значении данной характеристики см. Предисловие, стр. 23-24, прим. 92.>

5. О последователях Мо-цзы не сложилось единого мнения: Гу Ху и Цзи Чи упоминаются лишь здесь; Дэнлин именуется также Сянлин; в «Ханьфэйцзы» (цз. 19, V, 351) называются три школы: Сянли, Сянфу (или Бофу) и Дэнлина. Подробнее см. Ян Хин-шун, Теория познания моистов, — «Вопросы философии», 1956, № 1, стр. 130.

6. «Основу» (цзин) здесь нельзя перевести как «книгу» или «канон», ибо он тогда еще не был записан, в известный же ныне памятник «Моцзы» вошли и высказывания его последователей.

7. В этой формуле моистов выражались свойства вещей.

8. Основные категории логики, разрабатывавшиеся монетами.

9. Так, по-видимому, выражалось соотношение единичного и всеобщего, видового и родового в логике моистов.

10. Сун Цзянь и Инь Вэнь считаются сторонниками школы логиков-софистов (минцзя). Их деятельность соединяется с академией в царстве Ци — Цзися.

11. По комментариям, — ровная, плоская шапка, как священная Хуа-гора.

12. Пэн Мэн, Тянь Пянь, Шэнь Дао, по комментарию Чэн Сюаньина — отшельники из Ци, деятельность которых связана с академией Цзися.

13. О данном атеистическом тезисе см. также «Лецзы», гл. 1, прим. 25.

14. В характеристиках Шэнь Дао и Лецзы, возможно, есть нечто общее (см. Предисловие, стр. 33-34, «Лецзы», гл. 2, прим. 8).

15. В данной речи цитируются отдельные положения из «Дао дэ цзина» (§28, 22 и др.).

16. Записи речей Хойцзы не сохранились.

17. Речь идет, видимо, о мельчайших семенах. «Небо... низкое, горы... ровные» — взятые в сумме с «землей», с «болотами»; «Солнце в зените... в закате» — в зависимости от места, занимаемого наблюдателем; «Рождение вещи... ее смерть» — каждая новая форма материи является рождением и смертью ее предшествующей формы; «Направился сегодня... а пришел... вчера» — мысль предшествовала действию; «Соединенные кольца можно разнять» — мысленно; «Я знаю, [где] центр Поднебесной...» — за центр можно принять любой пункт: и к северу от северного царства Янь, и к югу от южного царства Юэ; «[Тот, кто] любовью охватывает [всю] тьму вещей, [составляет] единое целое с природой» — для такого небо с землей не слишком велики, собственное «я» не слишком мало.

18. «Такими изречениями...» — из цитат в «Чжуанцзы» видно, что Творящий Благо, в общем, разделял материалистическое понимание природы и сближался с даосской школой в своем интересе к объективному миру, к диалектике. Однако уже диалог «радость рыбы» (стр. 221) показывал, что Творящий Благо приходил к релятивистским выводам, доводил диалектику до абсурда.

19. «Подобных [софизмов]» — в «Чжуанцзы» критиковался Творящий Благо, а особенно его последователи софисты за игру в понятия, за субъективное их толкование. К этим софизмам комментаторы дают следующие пояснения: «В яйце есть перья — иначе их не было бы и у птицы; Третья нога у курицы — способность или желание ходить; Город Ин — столица Чу, здесь намек на самовозвеличение чуского царя; Названия «пес» и «баран» даны людьми, поэтому могли бы поменяться местами; Яйцом у лошади можно назвать утробу, в которой вынашивается жеребенок; Хвост у лягушки (т.е. головастика) пропадает с первым ударом грома и сразу появляются лапки; «Огонь не горячий», ибо люди едят приготовленную на огне пищу; Рот у горы — ущелье, передающее эхо; Если бы колесо давило на землю, то не могло бы вращаться; «Глаза не видят», иначе они видели бы самих себя; «Вещи неисчерпаемы» — вариант см. «Лецзы», 82; коментаторы видят здесь описку; «Черепаха длиннее змеи» — здесь обыгрывается относительность пространства; «Наугольник...» — по Сюаню; существуют квадраты и без наугольника, круги и без циркуля; по Сыма: сам наугольник не квадратный, сам циркуль не круглый; «Паз не окружает...», по Сюаню: «Клин сам входит в паз»; «Тень летящей птицы не движется» — она изменяется; Движение и покой стрелы зависят от человека; «Кобель не пес» — здесь обыгрываются сущность и название: если название различно, значит и сущность различна; «Гнедой конь», «вороной бык» — отличий в цветах два, третье отличие — в телесной форме; «Белый пес черен» — цвета белый и черный обозначены человеком, поэтому белое могло стать черным; «У жеребенка-сироты никогда не было матери» — понятие «сирота» снимает понятие «мать»; «Если ежедневно делить пополам палку...» — если предмет поддается делению, то деление его на два возможно до бесконечности.

20. Хуань Туань относится к логикам-софистам.

21. Высшим благом сам Творящий Благо считал объяснение народу естественных законов, отмечает комментатор Чэн Сюаньин после ответа философа, на вопрос о причинах возникновения ветра, дождя, грома и других явлений природы. В этом Творящий Благо, видимо, был близок к древним софистам. Греции — учителям «мудрости», которые стояли на стороне рабовладельческой демократии и ставили своей задачей широкое распространение знаний и обучение красноречию.

22. «Чудак... Хуан Связанный» (Ляо) — персонаж аллегорический.

ГЛАВА 31

1. <Рыболов — см. Предисловие, прим. 96.> Рыболов — безымянный старец, встречающийся в «Чжуанцзы» с Конфуцием (ум. в 479 г.), отождествляется с сановником Вэнь Чжуном (скитавшимся после 473 г.), а также с Рыболовом, с которым беседовал Цюй Юань (ок. 340-278). Сопоставление этих дат уже доказывает «точность» подобных домыслов о фольклорном старце, устами которого глаголет народная мудрость у Чжуанцзы и Цюй Юаня (см. «Отец-рыбак» в кн. В.М. Алексеев, Китайская классическая проза). Даты здесь и ниже приводятся по Юн Мэнъюань, Хронология истории Китая, Пекин, 1956.

2. Черный полог (Цзывэй) — роща вблизи столицы царства Лу, в которой, по преданию, Конфуций занимался со своими учениками.

3. Выступление против конфуцианской регламентации похоронных, брачных и других обрядов.