Глава 8

Отец не вмешивается в мою жизнь. Единственное его желание — оказывать мне покровительство и защиту, в которых я, по его мнению, нуждаюсь. Видите ли, когда щенки вырастают, то не обретают независимости — им этого просто не полагается, — а Бак до сих пор воспринимает меня как золотистого ретривера-долгожителя. Когда я объясняю это Рите, она прищуривает глаза и для разнообразия ничего не говорит. Может быть, и к лучшему, что она была в отъезде. Вернувшись домой, я увидела, что Бак занят делом, которое не входит в обязанности покровителя. Риты не было, зато мой новый квартирант Дэвид Шейн, которого Бак не только встретил, но и пригласил на обед, сидел за кухонным столом. Я была рада, что Бак, по всей видимости, его одобрил. Чего нельзя сказать про Кевина Деннеги.

Он бросил на Шейна ревнивый взгляд и сразу стал за глаза называть его «Робертом Редфордом с Конкорд-авеню».

Бак стоял у плиты и вещал о пойнтерах и рыболовных удочках. К тому же он еще жарил лук. Почему у каждого мужчины, который когда-либо готовил на моей кухне, лук всегда сгорает? К счастью, кремовый и терракотовый цвета стен и мебели скрывают результаты их стряпни гораздо лучше, чем модный белый, который предпочитает большинство обитателей Кембриджа. Наверное, в Кембридже существует местный указ против небелых кухонь и я еще не попала в поле зрения властей.

Бак готовил тушеную оленину и скармливал кусочки мяса Винди. Несмотря на аппетитный внешний вид и аромат, сама мысль о том, что его собака закусывает мертвым оленем, вызывает у рядового гарвардского профессора тошноту. Однако Шейн не только не покраснел, но и вообще отнесся к этому абсолютно спокойно. Я подумала, знает ли он, что именно ест Винди, но оленина была приготовлена именно так, как ее любят готовить жители штата Мэн, и он не мог принять ее ни за что другое.

— Вот уже два года, как у меня не было такой оленины, — сказал он, проявляя явный интерес.

— Ах, — вырвалось у меня, — вы охотитесь?

— Немного.

— Винди ходит на птицу? Я не знала.

— Она? Нет, она не обучена. Она у меня всего пару месяцев. Я больше рыболов, чем охотник.

— Рыбачите в Мирамиши, — с одобрением в голосе сказал Бак. — Машиас. Деннис.

Во всех этих реках водится лосось. Рыбачить в них — рыболовный эквивалент ослепительно белой кухни, знак принадлежности к элите. Ловить окуня — занятие чисто пролетарское. Ловить форель — занятие респектабельное, оно говорит об общественном статусе, особенно когда выезжают с детьми и сезон лосося еще не наступил; но в высших рыболовных кругах штата Мэн «рыбой» признается только атлантический лосось. Правда, я еще тот рыболов. Более того, шутки, которые часто отпускают по поводу рыбацких рассказов, далеко не шутка для того, кто, подобно мне, растратил миллионы часов своей жизни, до одурения слушая бесконечные разговоры про реки, удочки, лески, крючки и наживки.

— У меня был жуткий день, — сказала я. — Наверное, отец вам говорил.

У Шейна была привычка, улыбаясь, слегка наклонять голову, словно он отвечал «да» на какой-то совершенно особый интимный вопрос, истинного значения которого, кроме него, никто никогда не понимал.

Глядя на его улыбку, было почти невозможно сохранить ясность мыслей, однако мне это хоть с трудом, но удалось.

— Могу я попросить вас отвести Винди наверх, пока Рауди будет обедать? Я не могу его кормить если рядом другая собака. Где Клайд?

Клайд был во дворе. После того как Шейн увел Винди, а я дала Рауди его «Еканубу» — высшее качество, гарантировано тридцать процентов протеина, — мне удалось под благовидным предлогом ускользнуть от профессионального обсуждения преимуществ одних видов удочек перед другими, хоть я и не была уверена, что ко времени моего возвращения из душа оно закончится.

Когда я кончила сушить волосы, кухня была пуста и из холла до меня долетал рокочущий голос Бака и отвечающий ему мальчишеский голос Шейна. В голосе Шейна не было ни малейшей аффектации, звучал он уверенно и приятно. Я надеялась, что Бак не станет рассказывать моему квартиранту про свои недавние беседы с моей матерью. Или с ее собаками.

Мне не следовало беспокоиться. К тому же все рассуждения Бака о законе и правопорядке звучали вполне рассудительно в устах человека, который пережил то, что сегодня пережили все присутствовавшие на выставке собак. Да и тушеная оленина была не так уж плоха, несмотря на сожженный Баком лук и несколько староватого оленя. В целом обед более чем удался, если не считать, что Бак и Шейн слишком много говорили про рыбу и рыбалку, в чем впервые на моей памяти повинен был не только Бак. Как я догадывалась, Шейн был скорее биохимиком, чем ихтиологом, он мог рассказать про лосося больше кого бы то ни было, за исключением моего отца разумеется, если этот последний захотел бы его слушать. Оказалось, что одним из его коллег был Мэт Джерсон, парень, которого я знала по занятиям дрессировкой, а Бак — по той причине, что он является знатоком волков, но, в отличие от моего отца, знатоком с университетским дипломом. Вечер прошел так удачно, что я весьма удивилась вопросу, который задал мне Бак сразу после ухода Шейна:

— Твоя страховка не распространяется на имущество квартирантов?

— Конечно нет.

— Хорошо. Убедись в том, что ты не несешь ответственности.

— За что?

— Ты была там наверху?

— Да. У него красивая мебель, — сказала я. Замечание отца как-то не вязалось с его характером. Мне следовало бы догадаться, что он едва ли отличит кожаный диван от контейнера для перевозки апельсинов.

— Этот парень держит там наверху редкую коллекцию рыболовного снаряжения. Если ты увидишь удочку Пейна, то сумеешь отличить ее от других?

— Мне известно это название, — ответила я. — У него она есть?

— Целая музейная витрина, — сказал Бак. — А книги! Ты видела книги?

— Конечно, я видела книги. Это Кембридж. Он ассистент профессора.

— Завтра же позвони в свою страховую компанию. Я не хочу, чтобы ты несла ответственность.

— Разумеется, — сказала я. — Как тебе Винди?

Спрашивая Бака об ирландском сеттере, вы вправе рассчитывать на незамедлительный ответ, но на сей раз он помедлил.

— Красивая, — наконец проговорил он. — А что случилось с ветеринаром?

Я не религиозна в общепринятом смысле слова, но я верю, что все сущее является частью взаимосвязанной системы. Например, если бы на Масконометской выставке Сиси расположилась в другом груминговом секторе, выставка не была бы отменена, я не чувствовала бы себя такой усталой, а Клайд вел бы себя спокойнее и смог бы провести ночь вместе с Баком в комнате для гостей. Моя усталость, конечно, не извинение. Бак не доверяет Кембриджу, но он почти ничего не знает о том, что опасно и что безопасно в этом городе, что глупо, а что нет. Когда Клайд стал проявлять нервозность и отец решил оставить его на ночь в фургоне, мне следовало бы сказать, что это небезопасно, но я лишь заметила, что это не лучшая идея. Утром мы обнаружили, что Клайд исчез.

— Конечно, я оставил окна открытыми, — кричал на меня Бак. — Ты хотела, чтобы он задохнулся?

Мы стояли на боковой дорожке рядом с его фургоном марки «шевроле». Наклейка на заднем бампере гласила: «Сохраните штат Мэн зеленым. Застрелите разработчика».

— Ты его запер? — спросила я.

— Да, запер.

Бак еще даже не умывался. Волосы его стояли дыбом.

— Но боковое окно оставил открытым? (Это фургон с двумя квадратными окнами. С одного из них была сорвана рама.) Он нервничал, — добавила я. — Мне кажется, что он сорвал его лапой и выскочил.

Отец не купился на такое объяснение, он был абсолютно уверен, что Клайда украли. Теперь я уже жалела, что Рита в отъезде. Мне казалось, что беспокойство за Клайда пробуждает в Баке параноические страхи. Он усматривал в случившемся выпад, направленный лично против него, и настаивал на том, что он так или иначе связан с Сиси Квигли.

— Я говорил тебе, как она его обозвала? — Лицо его покраснело. — «Кровожадным».

— Вчера тебе это показалось забавным, — сказала я. — Во всяком случае, она то же самое говорила про Рауди. К тому же она мертва.

— И, — продолжал он, не обращая внимания на мои слова, — она жила в двух кварталах отсюда. Разве не ты говорила мне об этом?

— Она мертва, — повторила я.

— А ее муж нет.

— Он тебя даже не знает. А ты его?

— Ах, он тоже был там.

Как я узнала впоследствии, согласно всем версиям столкновения, кроме версии Бака, муж, Остин Квигли, изо всех своих слабых сил старался успокоить жену и Бака. В конце кондов ему удалось увести Сиси.

— Ну и в переделку я попал, — сказал Бак. — Да еще Милли на подходе.

На то время Милли занимала второе после Клайда место в сердце Бака. Шестьдесят один день назад ее повязали с Клайдом. У волков и собак беременность длится в среднем шестьдесят три дня, потому-то Бак и намеревался вернуться в Мэн на другой день после выставки.

— Может быть, ты сумеешь уговорить Регину посидеть с ней?

Регина Барнс — волчья нянька Бака.

— Сегодня в четыре уезжает к сестре.

— Эл?

— Занят.

— Кто-нибудь другой?

Бак всех уже перебрал в голове. В Аулз-Хед, штат Мэн, не так много жителей, чтобы там нашлись толпы желающих присматривать за домом и питомцами Бака, а тем паче служить акушерками при суке волчьей собаки, которая собирается принести свой первый помет; к тому же Бак никому этого и не доверил бы.

— Ты не можешь оставить Милли одну, — сказала я. — Послушай, я найду Клайда. Обещаю.

— Черт побери, — сказал Бак.

Это была одна из самых тусклых благодарностей в его лексиконе.