Студенты, конечно, поголовно люди трудолюбивые. Ни тебе в кино, ни тебе по пиву. Только учиться, учиться и учиться. Но чтобы вечером, второй раз за день, приехать в университет на спецкурс…

А к нашему герою – едут. Стройными рядами. Во-первых, потому что интересно. Во-вторых, потому что не так уж много преподающих рекламу педагогов одновременно трудятся креативными директорами одного из крупнейших сетевых агентств. Итак, представляем вашему вниманию Алексея Голикова.

Алексей Голиков – ГИТИС им. А. В. Луначарского, творческий директор PA Bates VIAG Saatchi & Saatchi, автор мастер-классов, читает авторский курс «Карьера автора» в Московском гуманитарном университете. Искатель приключений. Лауреат всего.

Ну что, начнем, как в милиции, с установочных данных?

Родился, где и все, в роддоме имени Грауэрмана.

Действительно, характерно для героев «Пьедестала». Там, кстати, детей еще производят?

Нет. Там теперь производят деньги. Банк. Дальше – школа. Потом – ГИТИС.

Почему не МВТУ?

Семья театральная. Мама – специалист по Булгакову. Меня прочили в актеры, но повезло: в 15 лет я попал в труппу Спесивцева и уже через три года знал, что актером не буду.

Почему же – повезло?

Потому что гораздо неприятнее убедиться в отсутствии актерских талантов где-нибудь к концу вуза. А тут все случилось своевременно.

А папа – тоже театровед?

Нет. Отец – геоморфолог, ездил по экспедициям, пока власти под риском расстрела не «выдавили» его из страны. Правда, родители разошлись еще до этого.

Зачем властям было «выдавливать» из страны геолога? Да еще под риском расстрела.

Он был профессиональным диссидентом, редактором самиздатовского журнала «Поиски и размышления». Я осознал эту ситуацию уже в весьма зрелом возрасте.

… В интеллигентских кругах тогда было модно спрашивать: «А вы знали вдову Булгакова?» Так вот, я ее не только знал. Я на нее пи?сал – Елена Сергеевна учила мою матушку меня пеленать…

– А вы по натуре – диссидент?

– Не понимаю, как можно быть диссидентом по натуре.

– Поясню. Есть люди, которым страшно – или просто лень – «переть» против большинства, даже если большинство, на их взгляд, не право. А есть – которым не страшно и не лень.

– Я думаю, что критическое отношение к действительности – это не вопрос желания или нежелания человека. Это заложено генетически. И если заложено – то выбора, делать это или не делать, нет.

– Диссидентство отца как-то сказалось на вас?

– Да, безусловно. Я имею возможность гордиться знакомством с этим человеком.

После ГИТИСа был театр?

Нет. Защита диплома была перенесена на сентябрь, и я был призван в армию.

Кто вы по военной специальности?

Снайпер. Инструктор огневой подготовки.

Сейчас тоже постреливаете?

Обязательно. Но перешел с «Драгуновки» на спортивное оружие: крупнокалиберный револьвер системы Хайдурова.

А в Афганистан не попали? Тогда ж самый разгар был.

Отказали, несмотря на многочисленные рапорты. Единственный кормилец в неполной семье.

Звал интернациональный долг?

Нет, совершенно нет. Все уже было ясно. Но мне было 22. Каждые три месяца наша часть отправляла туда вагоны пушечного мяса. Было неприятно, что 18-летние едут, а я – нет. Я считал, что мой возраст и квалификация дают мне шанс выжить, а у них этого шанса не было.

…До армии успел сдать госы, поэтому мне положено было ходить с «ромбиком». В ГИТИСе он вишневого цвета, да и ходил я с тросточкой – неудачно спрыгнул с БТРа, поломал ноги. И встречные офицеры первыми отдавали мне честь, принимая издали значок за орден. Было неловко…

…Диплом я защитил во время очередной увольнительной из госпиталя…

После армии – театр?

Нет. «Советская Россия». На год.

Да, была такая газета. «Савраска» сокращенно. Довольно смелая для тех времен. Мы туда самые едкие фельетоны сдавали, которые в других местах не проходили цензуру.

Я работал в отделе культуры. По 200 строк в номер. Писал интервью с народными артистами, делал подписи к фото. Судьба миловала, серьезным журналистом не стал.

Почему же – миловала?

Потому что теперь по роду своей деятельности я журналистов продаю и покупаю каждый день.

Так все-таки не понравилось в газете?

Почему? Понравилось. Веселая и бесшабашная жизнь. Ежедневная газета вообще очень помогает – у кого с этим проблемы – стать экстравертом. Приобрел там кучу друзей.

Среди тех, кого вы сегодня покупаете и продаете?

Э-э-э… Ну, да. Хотя я знаю кучу людей, которые получают удовольствие от этой работы. И делают ее хорошо. Потому что они талантливы. Остальное – не их ответственность.

…Год в «СР» потребовался, чтобы оправиться от армии и перестать ходить в ногу с прохожими…

А что потом?

Редактор на ЦТ. Один год. Работа с авторами и драматургами. Очень интересно. Многому научился.

Почему же тогда – один год?

Нельзя ставить задачу научиться чему-то. Можно – научиться чему-то в какой-то срок. Год я учился, после чего освободил ставку в штатном расписании. Работал переводчиком на «вольных хлебах», пока не попал в 13-й трест столовых Первомайского района. Должность – буфетчик. Бар «Сюрприз» в самом начале Первомайской улицы. Стоял за стойкой.

Зачем?

Жутко интересно. Во-первых, это был один из первых частных кабаков в стране. Совсем другая жизнь. Во-вторых, это же мечта любого нормального человека – стоять за стойкой и смешивать коктейли!

Выходит, я ненормальный.

На самом деле мне просто понравилась компания. Очень славные ребята. Это была авантюра и страшная пахота. Мы сами разбирались с бандитами, сами закупали мороженых кур, сами мыли полы и окна. Наш кабак всегда был полон нашими друзьями. По старой памяти приезжали консультироваться драматурги.

Судя по тому, что вы – не бармен, потом – разонравилось?

Нет. Просто постепенно авантюра переродилась в рутину. И я ушел.

…Смешивание вкусного – важная часть нашей культуры. Умение готовить, угощать, угощаться – так же важно, как знание нотной грамоты и иностранных языков…

…Я никогда не мечтал всю жизнь проработать на одном месте. И любую работу рассматривал как проект, ограниченный во времени…

Что было после коктейлей?

Всего понемногу. Был у Гриши Гурвича, моего однокашника, в «Летучей мыши» кем-то вроде завлита. Много переводил всего интересного. А следующий этап жизни начался в 91-м.

В августе случился путч. А я как раз шел мимо Белого дома. Оказался в первом подъезде, в замечательной компании. Только раскланиваться успевал, как на театральной премьере. Тогда и познакомился с руководством «Врачей без границ».

В первом подъезде?

Нет. В «Склифе». Мы туда возили больных и травмированных. После путча я стал добровольцем этой организации.

Но вы же не медик.

Дело в том, что для эффективной работы одного медика нужно 5-7 человек обеспечения. Я занимался разведкой в «горячих точках». Впрочем, тогда вся страна была «горячей точкой» – от Бендер до Таджикистана.

Это была оплачиваемая работа?

Сначала, в Москве, нет, добровольная помощь. Потом мне была предложена работа в «горячих точках», и я с гордостью принял это предложение.

Где пришлось побывать?

Где только ни пришлось…

Карабах, с обеих сторон. Грузия, Северная Осетия, с обеих сторон. «Врачи без границ» если оказывают помощь, то всегда зеркально. Это – принцип нейтралитета. «Гонял» гуманитарные конвои по «дороге жизни» Ош – Хорог, на Памире. 720 км. Средняя высота – более 4000 м над уровнем моря. Вдоль очень неспокойных границ. Возили лекарства, вакцину.

Контрастов была куча. Начало маршрута – в Брюсселе или Париже. Потом – Москва, Бишкек, Ош – далее со всеми остановками. А в Москве с удовольствием работал в программе медицинской помощи бездомным.

И почему же вы сейчас не «врач без границ»?

Ощутил тупиковость ситуации. Чтобы по-настоящему профессионально развиваться, надо было действительно становиться медиком. Но это около 10 лет, которых у меня уже не было.

В Африку, куда рвался, не взяли по чисто бюрократическим причинам. А помогать бездомным перестал, когда забеременела жена. Они с ребенком сильно рисковали: инфекции, насекомые. Я и так раздевался на лестничной площадке, складывал всю одежду в пластиковый мешок и голяком бежал до балкона, где он хранился всю ночь. И я пошел в Saatchi & Saatchi.

… Когда я вырывался с «пятачка» у Белого дома в город, то поражался спокойной обыденности московской жизни в те бурные для меня дни: очереди, авоськи, троллейбусы… Как будто попадал в другой мир…

…Я красивее места, чем Памир, в своей жизни не видел…

… В свободное время подрабатывал линейным продюсером в американской ТВ-компании ABC. В 93-м, во время второго путча, на съемке увидел приятеля, Рорри Пека, оператора-шотландца. Я ему рукой помахал, а он – мне: мол, сейчас занят, подойду, как освобожусь. Мы с моим оператором отошли в сторонку покурить. По фронтовой привычке делали это лежа, чтобы не ловить шальных пуль. Тут и жахнула граната, похоже из РПГ. Нам – ничего, а в теле бедняги Рорри потом насчитали 32 дырки. Он работал – снимал, кадрировал – и не мог пригибаться.

– Театр – это самое интересное, на мой взгляд, творчество, потому что оно – групповое.

– А кино?

– Тоже очень романтично. Но это уже индустрия. Театр – первичнее.

Вот так запросто взял и пошел в Saatchi.

Так и было. Осенью 94-го позвонил приятель, замечательный художник. Сказал, что есть халтура. Раскадровка рекламных роликов. Но сначала нужно написать сценарий на английском. Это оказался Snikers, что мне тогда мало о чем говорило. Когда пришел за гонораром, меня спросили, не нуждаюсь ли в постоянной работе. И хотя совсем недавно я считал, что каждый день работать в офисе буду, если только стану инвалидом, – согласился. Все-таки уже была семья, и деньги нужны были постоянно.

Еще через два месяца мне предложили стать творческим директором. В первый же сезон мы стали «The hottest agency of the year». Что особенно забавно, так как именно в этом году братья Саатчи ушли из агентства, и оно потеряло много клиентуры.

Может, чуть подробнее об уходе братьев из агентства собственного имени?

Это известная история. Морис и Чарльз Саатчи создали агентство с нуля, и за 17 лет эта марка превратилась даже не в бренд – в религию. Но как бизнес агентство несколько лет подряд было убыточным. И американские пенсионные фонды – основные акционеры – просто уволили братьев, запретив по суду открывать им аналогичный бизнес с тем же названием.

Все это бизнесу не помогало. Например, тот же Snikers ушел. Короче, мы в России жили без помощи сети. И при этом… росли! Причем взрывными темпами. Ровно через две недели после потери сетевого Snikers'a мы сами, без участия сети, выиграли тендер «Cadbury»!

А еще мы, как из пулемета, выпускали ролики для «P & G»: памперсы, шампуни от перхоти. Это тогда, когда страна вообще «не парилась» от отсутствия памперсов или присутствия перхоти. Фактически мы в формате «sosial embarrassment» с нуля создавали рынок. Ведь наши памперсы конкурировали тогда не с другими одноразовыми подгузниками, а с обычными пеленками.

…95-й был очень важным годом для меня. Дело не в наградах, а в общении. Я работал с «зубрами» маркетинга из P & G, British Airways, Cadbury, Schwepps. Это был настоящий рекламный университет!..

…Индустрии тогда еще не было. Когда нам понадобилось сделать огромный объем дизайна и верстки для наружной рекламы, мы просто не могли найти достаточно крупного субподрядчика. На наше счастье, за пару месяцев до этого образовалась NFQ, которую мы практически полностью загрузили…

… Мы все были новичками. Даже режиссер ролика Picnic (лучший лонч года), Сергей Соловьев, ни раньше, ни потом не снимал рекламу. Он прилетел на съемку прямо с «Кинотавра», где был чуть ли не председателем жюри. ..А за камерой работал великий Лебешев.

…В общем, это было очень весело…

Куча новичков двинула мощные бизнес-проекты. Ну, и надо ли много лет учиться и читать умные толстые книги?

Только профаны считают, что креатив – это и есть реклама.

А что такое реклама?

Сложный и опасный инструмент маркетинга. А я, хоть и зовусь творческим директором, по сути – зазывала в колбасной лавке. Этому не надо учиться пять лет. Это довольно прикладная штука, ремесло. Узким специалистам образование нужно специальное, конкретное: дизайнеру – художественное, медиапланеру – математическое. Собственно же рекламное образование – это профобразование. Но под ним должна быть база – любое хорошее высшее.

Например, дипломированный стоматолог изучит косметическое пломбирование за пару месяцев. Ну не учить же этому семь лет! Однако сначала он должен быть дипломированным стоматологом.

С базой понятно. А что вы имеете в виду под профобразованием – мастер-классы?

И их тоже. Но скорее – практику.

…Москва – единственный город на земле, где арт-директорами служат выпускники художественных академий, а копирайтерами – профессиональные лингвисты…

…Когда нанимаю на работу, мне принципиально важно высшее образование. И не важно – какое…

Как изменилось ваше агентство за эти восемь лет?

Совершенно изменилось. Начнем с того, что в 97-м оно стало совместным предприятием, в котором 60 % принадлежат рекламной группе «Видео Интернешнл». Правда, в то время я уже не работал в Saatchi – в январе 96-го меня откровенно перекупила Adventa.

Отдельная интересная тема. Расскажите, как перекупают ведущих сотрудников.

Ну, лично меня перекупили после случайного разговора в лифте. Мы переехали в новый офис, где уже проживала Adventa. Вот в лифте и пересеклись с Димой Коробковым, одним из лучших менеджеров, с которыми я когда-либо был знаком. Переговоры велись через headhunter'oв.

Перекупили за сумасшедшие деньги?

Нет. За сумасшедшую идею. На тот момент Adventa/Lintas никого перекупить у Saatchi деньгами не могла. Просто Коробкову стало известно, что в 97-м у Nestle будет совершенно беспрецедентный бюджет на рекламу шоколада. И он желал побороться за этот «кусок».

Пикантность ситуации усугублялась тем, что он, во-первых, не имел тогда соответствующего творческого отдела. И, во-вторых, переманивая меня, не имел права раскрывать имя будущего заказчика и объем предполагаемых работ. Тем не менее ему удалось меня заинтересовать. Масштаб задачи и мощь конкурентов – один MacCann чего стоил – были такими, что я клюнул на еще одно приключение.

А почему он сделал ставку именно на вас?

Тогда и выбора большого не было, а я после Mars и Picnic считался специалистом по шоколаду.

…Когда я вышел на работу, Коробков объявил мне, что у него есть две новости – хорошая и плохая. Хорошая – мы боремся за Nestle. Я очень обрадовался. Плохая: до первой презентации – восемь дней. А в команде проекта тогда кроме меня еще никого не было…

…Слоган «Россия – щедрая душа» я придумал прямо во время чтения брифа. И самое приятное, что все сразу согласились. Никто не просил «подумать еще». А заказчики сказали, что теперь они спокойны за свои инвестиции в Самарскую кондитерскую фабрику…

…Объем тендера был такой, что даже за часть его в России нашлась бы куча желающих взорвать все агентство…

Но «щедрой душой» ваши изыски в Adventa не ограничились?

Конечно нет. Объем работы был замечательно ужасающим. Один батончик «Ш.О.К.» чего стоил! Вначале не было даже названия. Только задача – сделать русский Snikers. Мы предложили рискованную по тем временам стратегию: пообещать аудитории не то, что ей нужно (сладкое лекарство от голода), а то, о чем она мечтает. Провели масштабные исследования в 17 городах России искали ответ на один вопрос: чего хотят люди в 13-17 лет.

У меня был шок, когда выяснилось, что больше 90 % девочек и около 80 % мальчиков-подростков более всего мечтают о… прыжке с парашютом! Я был в ужасе. Назвать шоколадку – «Стропа»?

Но ведь это же неправда. Хотели бы – прыгнули. Возможности есть.

Конечно, неправда. Ведь кто допрашивал малолеток на фокус-группах и на глубинных интервью? Взрослые модераторы! А советские дети никогда не скажут правду на допросе!

Психологи все расставили по местам. Ни одна девочка не признается при взрослых свидетелях, что мечтает об оргазме. Парашют – это иносказательное признание. Тот же мощный выброс адреналина, замечательное приключение, заканчивающееся радостью и удовлетворением.

И мы пошли ва-банк. У этого бренда вообще нет рациональной составляющей. Только обещание шока. За нас рациональным признакам аудиторию уже обучил Mars: индивидуальная упаковка, умещается в кармане, съедается за один раз и т. д. Мы уже не тратили на это денег клиента. Кампания должна была рассказать, за что нужно любить бренд, а не для чего нужно покупать продукт. Название «Шок» придумалось сразу. Но в городах-миллионниках тестировалось семь названий. «Шок» победил с большим отрывом. И тут – удар! Название «Шок» уже было зарегистрировано.

Пришлось выкупать?

Нет. Я сделал из слова аббревиатуру: «Шоколад Особого Качества». Сокращенно – «Ш.О.К.». Даже слово «батончик» было удалено безжалостно. Вместо него появилась «суперконфета». Затем мы перешли на еще более срочный лонч – вывод на рынок плиточного шоколада Nestle Classic, и сейчас успешного. После чего я ушел.

Не понял…

За год такой насыщенной работы я, что называется, перегорел. Я считал, что целиком зарывшись в Nestle, не справился с ролью креативного директора, то есть с менеджментом творческих кадров.

Коробков тоже так считал?

Нет. Все всех устраивало, кроме меня. И я ушел. Расстались друзьями.

…В серьезной работе тестируется все на всех этапах: на этапе концепции, раскадровки, готовых роликов…

…Например, для P & G мы снимали два или даже три ролика сразу, чтобы тестированием отобрать для проката лучший. Иногда, правда, результаты были настолько успешны, что в эфир шли оба…

…Западные клиенты не тратят деньги на рекламу. Они в нее инвестируют. А инвестиции должны быть подкреплены…

И куда ушел?

В никуда. Но работа снова нашлась сразу. Возглавил творческий отдел United Campaigns, одного из 10 лучших агентств в Москве, при этом – никак не связанного с сетями. Я подумал, что с такими ребятами у меня будут замечательные приключения.

И они состоялись. Crush, печенье «Бартенс», Wispa, тот же British Airways и многие другие славные имена. Все это были тендеры, выигранные в Москве, а не полученные от сети! И тут бац – кризис!

Уволили?

Наоборот! Мы были единственным в Москве крупным агентством, которое не уволило ни одного сотрудника. Более того. Многие РА заморозили бизнес, в том числе – сетевое агентство Publicis. Они оповестили клиентов, что больше не смогут их обслуживать. Мы перекупили у них лицензию и стали представлять их интересы в России.

За один день мы сменили название на United Campaigns/Publicis, посетили всю клиентуру (а это – Coca-Cola, Renault, L'Oreal) и сумели им доказать, что новое агентство полностью сможет их удовлетворить. И начали работать, с энтузиазмом и с удовольствием.

… Ушел я от них уже в конце 99-го. Причина та же: приключения закончились. Разведчик вернулся с боевого задания, а ему велели охранять кухню…

Душа успокоилась-таки в Saatchi?

Ну, во-первых, до Saatchi я еще поработал год творческим директором MacCann-Erickson: Nescafe, Nescafe Gold, Sprite, Fanta, Bon Aqua. И еще куча всего вкусного и интересного. Все шло чрезвычайно успешно. Но я почувствовал, что что-то не так.

И что это было?

Я тогда не знал. Но искать работу начал. А тут звонок от Коробкова: «Если хочешь приключений – давай на Украину». Nestle повторяет там российские подвиги.

Я уехал на Украину и там понял, что именно было не так в MacCann'е. Штаб-квартира в Нью-Йорке вела переговоры о продаже московского филиала. Руководство об этом знало, но с сотрудниками делиться не хотело или не могло. В итоге агентство было продано ADV. Я приложил руку к тому, чтобы мои бывшие сотрудники не оказались на улице, а плавно перетекли «под крыло» Саши Алексеева, с которым меня тоже связывала и совместная работа и хорошие отношения.

А разве есть смысл поступать иначе, если покупается успешное агентство?

Иногда есть. Как мы купили Publicis? Клиентов взяли, а штат уволили. В MacCann'е большие увольнения были везде, кроме творческого отдела.

Украина была последней прогулкой перед вторым пришествием в Saatchi?

Да. Контракт был подписан на 1,5 года, но фактически работа была выполнена за 4 месяца. И с 2001-го я работаю в Saatchi.

Нетрадиционно долго. Не скучно?

Нет. Чем старше становишься, тем скука тебя меньше беспокоит. А потом я уже перестал быть автором.

Разве это возможно?

Ну, почти перестал. Зато получаю большое удовольствие от менеджмента творческих кадров, чем, собственно, и обязан заниматься по должности.

А как же с конечностью срока каждого приключения?

Saatchi все время меняется, это традиция агентства. Так что пока приключение продолжается.

…Я абсолютно убежден, что знаю, почему MacCann так успешен. Потому что есть отличный тандем, правильная рабочая дружба между руководителем и творческим директором – Можаевым и Алексеевым. Это даже важнее, чем контакт между творческим директором и его сотрудниками, потому что их в любой момент можно сменить…

…Уже почти нет на рынке уникальных продуктов и уникальных торговых предложений. И все большую роль играет любовь к бренду, а не рациональный выбор товара. «Любим не за что-то, а просто любим…» Иногда – вопреки…

… Мне понравилось быть играющим тренером. Потом я попробовал быть тренером неиграющим, и мне понравилось тоже…

А что радует, кроме рекламы?

У меня двое детей, девятилетний Петр и пятилетняя Анна. Из основных хобби – фотография, стритрейсинг, парапланеризм.

Параплан свой?

Самострок. «Серп». Десять лет уже летаю. Когда выезжаю в Альпы, беру там хороший купол напрокат.

Как высоко на них взмывают?

На чемпионатах – на 2 км. У меня выше 800 м не получалось. Но здесь ведь цель другая – не выше или дальше, а дольше. Мне однажды повезло, и я парил в небе сорок минут.

Ну что ж, спасибо за интервью. И – новых замечательных приключений!