ГЛАВА 24. СУЭЦКИЙ КРИЗИС

Суэцкий канал – узкий водный путь длиной в сто миль, прорытый через египетскую пустыню, чтобы связать Красное море со Средиземным – стал одним из величайших достижений девятнадцатого века. Он был делом рук Фердинанда Лессепса, француза, которого потом называли не иначе как „Великий Инженер“. В действительности, он совсем не был инженером, хотя он был человеком других значительных достоинств – дипломат, предприниматель и учредитель. И его таланты не исчерпывались эти. В возрасте шестидесяти четырех лет он женился на двадцатилетней женщине, от которой у него впоследствии родилось двенадцать детей.

Хотя идея канала обсуждалась давно, его строительство считалось невозможным, пока Лессепс не основал собственное частное предприятие – „Суэц ченел компани“, которая выиграла концессию на строительство канала у Египта и начала его сооружение в 1859 году. Десятилетие спустя, в 1869 году, строительство канала было завершено. Британцы быстро осознали достоинства канала, особенно когда увидели, что он значительно сокращает время путешествия в Индию, бриллиант империи, и пожалели об отсутствии прямого участия в „нашей магистрали в Индию“, как называл этот водный путь принц Уэльский. К счастью, в 1875 году египетские 44 процента акций канала были выставлены на рынке, благодаря неплатежеспособности Хедива, правителя страны. Со скоростью молнии, и благодаря своевременной финансовой поддержке английской ветви Ротшильдов, британский премьер-министр Бенджамин Дизраэли обеспечил приобретение этих акций. „Суэц ченел компани“ стала англо-французским концерном, а Дизраэли завершил свои усилия лаконичной и бессмертной запиской королеве Виктории: „Вы владеете им, Мадам“.

Канал, удивительное удобство для бизнесменов и путешественников, сокращал время путешествия в Индию наполовину. Но главное значение канала было стратегическим, он в действительности был главной магистралью, жизненной артерией Британской империи, соединяя Англию с Индией и Дальним Востоком. „Защита путей сообщения с Индией“ легла в основу британской стратегии безопасности. Британские силы были постоянно расквартированы в зоне канала. Военное значение канала стало абсолютно ясным во время Второй мировой войны, когда англичане заняли позиции в Эль-Аламейне для защиты канала от наступления Роммеля.

Но в 1948 году канал внезапно потерял свое традиционное значение. Именно в этом году Индия стала независимой, и контроль над каналом не мог сохраняться на основании того, что он является решающим для защиты или Индии, или империи, которая ликвидировалась. Однако именно в этот момент канал стал играть новую роль – роль магистрали не империи, а нефти. Суэцкий канал был путем для всевозрастающих объемов нефти из Персидского залива, сокращая путешествие до Саутгемптона вокруг мыса Доброй Надежды 11 тысяч миль до 6,5 тысячи миль. К 1955 году нефть составляла две трети провозимых через канал товаров, и в свою очередь две трети потребляемой Европой нефти проходило через него. Наряду с примыкающими с севера Трансаравийским трубопроводом (ТАТ) и трубопроводами „Иранской нефтяной компании“ (ИНК) канал был решающим звеном в послевоенной структуре нефтяной промышленности. И это был необыкновенно важный водный путь для западных держав, ставших крайне зависимыми от ближневосточной нефти.

Британия сохраняла контроль над Египтом, а следовательно, и над Суэцким каналом на протяжении семидесяти пяти лет; вначале в форме прямого вторжения и военной оккупации, а затем с помощью политического и экономического господства над сменяющимися марионеточными режимами. Но египетский национализм всегда существовал, и в послевоенные годы только окреп. В 1952 году группа армейских офицеров совершила переворот и отправила короля Фарука в ссылку на Ривьеру, где он, не особо печалясь, приобрел известность в новой ипостаси, благодаря многочисленным подружкам и необъятной тучности. К 1954 году полковник Гамаль Абдель Насер сверг генерала Мохам-меда Наджиба, формального лидера переворота 1952 года, и стал бесспорным диктатором Египта.

Сын почтового служащего и прирожденный заговорщик, Насер начал свои первые антибританские интриги десять лет назад во время Второй мировой войны, и с той поры он получал удовольствие от игры в подпольную деятельность. В секретной биографической справке ЦРУ делался вывод: „Он получает мальчишеское удовольствие от конспиративной работы“. Даже будучи главой государства, он говорил своим посетителям и сподвижникам, что продолжает ощущать себя заговорщиком. Он также обладал способностью улавливать и направлять дух национализма в арабском мире. Талантливый ученик Мохаммеда Мосаддыка, он овладел искусством риторики и использования радио для возбуждения и мобилизации масс, заставляя выходить на улицы десятки и сотни тысяч беснующихся демонстрантов. В свою очередь для новых государств третьего мира он стал примером превращения армейского офицера в пламенного национального лидера.

Насер действительно был националистом, посвятившим себя возрождению и независимости Египта. Но он хотел также выйти далеко за границы Египта и охватить арабоязычный мир от западного побережья Северной Африки до Персидского залива. „Голос арабов“ – так называлась его мощная радиостанция, вещающая на весь Ближний Восток, разнося по радиоволнам его страстные речи с призывами отвернуться от Запада и нападками на другие арабские режимы в регионе. Его программа включала панарабизм, создание нового арабского мира, возглавляемого Гамалем Абдель Насером, ликвидацию израильского клина, рассекающего арабский мир, и исправление „величайшего международного преступления“ в истории, как он называл создания Израиля.

Суэцкий канал – судами, которые под жарким солнцем проводили по нему главным образом иностранные лоцманы, в большинстве своем французы и англичане, одетые в безупречно чистые гольфы, шорты, свежие белые рубашки и капитанские фуражки – был слишком явным и раздражающим символом старого колониализма девятнадцатого века нового насеровского Египта. Однако внешние факторы не были основными источниками размышлений. Как и с иранской нефтяной концессией до Моссадыка, большая часть доходов компании канала в виде пошлин шла к европейским держателям акций, включая самого крупного – британское правительство. Если бы Египет смог получить полный контроль над каналом, пошлины стали бы главным источником дохода для крайне бедной страны, чьи новые военные лидеры были опытнее в националистической риторике, чем в экономическом управлении. В любом случае дни концессии были сочтены. По договору она истекала в 1968 году, и британское влияние уже снижалось. Британия все еще сохраняла по условиям англо-египетского договора 1936 года военную базу и большой центр снабжения в зоне канала, но египтяне, которым не терпелось избавиться от них, вели подрывную кампанию, включая террористические акты, убийства и похищения людей. Какой смысл содержать базу для защиты Ближнего Востока, когда она стала объектом нападения со стороны главного государства региона, который она должна была защищать. В 1954 году Энтони Идеи в качестве министра иностранных дел руководил переговорами по соглашению, в соответствии с которым последние британские войска в зоне канала должны быть выведены через двадцать месяцев. В следующем году, за два месяца до того, как он сменит Черчилля на посту премьер-министра, Идеи сделал остановку в Каире, где поразил Насера тем, что приводил арабские пословицы на языке оригинала.

Несомненно, была надежда, что британское правительство сохранит нормальные отношения с Египтом, но эта надежда угасла, когда Насер попытался включить в состав Великого Египта независимую страну – Судан3. К Насеру относились более терпимо в Вашингтоне, где администрация и многие члены Конгресса привыкли смотреть на европейские колониальные державы с позиции морального превосходства, смешанной с желанием увидеть их лишенными империй как можно скорее. Американцы считали, что остатки колониализма являлись громадным препятствием для Запада в его борьбе с коммунизмом и Советским Союзом. „Суэц ченел компани“, несмотря на экономическое и политическое значение водного пути, являлась одной из самых заметных пережитков колониальной эпохи. Председатель компании позже горько заметил, что для американцев „компания имела заплесневелый запах девятнадцатого века, унаследованный от того прискорбного времени“.

Однако обеспокоенность в отношении Насера стала нарастать не только в Лондоне, но и в Вашингтоне осенью 1955 года, когда поступило известие, что египетский диктатор обратился к советскому блоку за оружием. Означало ли это расширение советского влияния? Может ли Суэцкий канал быть закрыт для западной нефти и военного транспорта? В начале февраля 1956 года государственный департамент вместе с нефтяными компаниями поднял вопрос о пересмотре Добровольного соглашения 1950 года, первоначально предназначенного для того, чтобы справиться с потерей поставок иранской нефти, иметь возможность сотрудничать друг с другом и с правительством в случае закрытия канала по любой причине, чтобы обеспечить движение танкеров с нефтью. Для компаний тем не менее предложение администрации о совместных действиях выглядело нежизнеспособным из-за опасности антитрестовских обвинений. Такая угроза не была пустым звуком: министерство юстиции продолжало судебное разбирательство в отношении нефтяных монополий. Однако и сами компании были обеспокоены возможностью разрыва снабжения. В апреле 1956 года „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ провела собственное изучение возможностей доставки нефти на запад от Персидского залива в случае действительного закрытия канала.

Приблизительно в это же самое время британский министр иностранных дел Сельвин Ллойд посетил Насера в Египте. Ллойд разъяснил обеспокоенность Великобритании, потому что канал являлся „неотъемлемой частью ближневосточного нефтяного комплекса, жизненно важного для Британии“. На это Насер ответил, что нефтедобывающие страны получают 50 процентов прибыли от своей нефти, а Египет не получает 50 процентов прибыли от канала. Если Суэцкий канал является неотъемлемой частью нефтяного комплекса, заявил он, то Египет должен иметь такие же условия, как и нефтяные производители, – пятьдесят на пятьдесят. Тем не менее ничего не было сделано, чтобы пересмотреть существующее соглашение.

В конце 1955 года в попытке умиротворить Насера и усилить египетскую экономику американцы и англичане совместно с Всемирным банком начали рассматривать возможность предоставления займа Египту для строительства огромной плотины на Ниле в Асуане. Казалось, проект движется вперед. И Насер был еще более удовлетворен, когда 13 июня 1956 года последние британские войска были выведены из зоны канала в соответствии с соглашением, переговоры по которому вел Идеи двумя годами раньше. Но оружейные сделки Насера с советским блоком по поставкам оружия в Египет уже насторожили и отдалили Вашингтон. Предполагалось, что египтяне используют свои ограниченные средства, чтобы заплатить за советское оружие, вместо того, чтобы вложить их в строительство плотины. Более того, ожидаемые экономические трудности и лишения, вызываемые осуществлением грандиозного проекта, могли привести к антагонизму и обвинениям в отношении тех стран, которые оказывали финансовое содействие, поэтому, вероятно, было лучше позволить Советам влипнуть в долгосрочные расходы. В любом случае в Соединенных Штатах нарастало противодействие. Американские сенаторы с юга относились враждебно к проекту плотины, опасаясь, что его осуществление приведет к росту урожайности египетского хлопка, который будет конкурировать с американским экспортом на мировых рынках. Конгрессмены, дружественно относящиеся к Израилю, были совсем не расположены оказывать помощь правительству, беспощадно враждебному Израилю. Насер признал „Красный Китай“, как его тогда называли; этим он еще больше обеспокоил иадминистрацию, и многих конгрессменов. Но решающий удар был нанесен, когда сенаторы-республиканцы сообщили Даллесу, что иностранная помощь может быть одобрена только для одного из двух „нейтральных“ лидеров: Тито в Югославии или Насера в Египте. Но не обоим. Даллес выбрал Тито. Эйзенхауэр подтвердил решение. Англичане были согласны. 19 июля 1956 года Даллес отменил предложенный заем по Асуанской плотине, застав этим врасплох Насера и Всемирный банк.

Насер был разъярен, унижен и жаждал мести. Пошлины от канала, как он считал, смогут быть использованы для финансирования Асуанской плотины; ненавистный символ колониализма будет выкорчеван. 26 июля он выступил с речью на той же самой площади в Александрии, где он еще мальчиком впервые участвовал в демонстрации против англичан. Теперь как лидер Египта он обрушивался с клеветой на Лессепса, строителя канала. Имя „Лессепс“ стало паролем, с которым египетская армия пришла в движение; к моменту завершения речи армия установила контроль над зоной канала. Суэцкий канал был экспроприирован.

Это был славный и отважный акт. Сразу же резко и драматично возросла напряженность. В Англии Гарольд Макмиллан, министр финансов, сделал в своем дневнике запись, полную дурных предчувствий в духе его любимых викторианских романов: „Сегодня ночью и весь день была самая сильная буря, которую я могу припомнить“. В Каире Насер, решив развеяться, укрылся в кинотеатре „Метро“, чтобы посмотреть на Сида Чарисса в кинофильме „Встретимся в Лас-Вегасе“.

За этим последовали три месяца дипломатического цирка и бесплодных попыток выработать компромисс. В середине сентября английские и французские лоцманы, которые до этого продолжали проводить суда через канал, были отозваны по указанию „Суэц ченнел компани“. Работа лоцмана считалась в торговом флоте очень квалифицированной, и высшие официальные лица в Лондоне и Париже предполагали, что египтяне не смогут сами управлять каналом. Действительно, от лоцмана требовалось значительное мастерство, чтобы провести судно через канал, потому что этот водный путь был очень мелким, что сочеталось с боковыми ветрами с Синая. Но египетское правительство на протяжении нескольких лет требовало, чтобы египтяне также проходили обучение на лоцмана, и ко времени национализации имелось значительное количество египетского персонала, готового взять бразды в свои руки с помощью срочно прикомандированных лоцманов из стран советского блока. Так что при Насере национализированный канал продолжал функционировать более или менее нормально5.

В самом начале и во время всего нарастания кризиса британское и французское правительства ясно заявляли об одном: они не хотят делать ничего такого, что остановит движение, и особенно транспортировку нефти, через канал. Ну а какова же была позиция правительства США? Американская позиция все эти месяцы приводила в замешательство не только англичан и французов, но даже некоторых американских чиновников. В довершение всего личные неприязнь и расхождения служили раздражающим фактором в отношениях между Иденом и Даллесом. После одной из неудавшихся встреч главный личный секретарь Идена писал своему другу: „Фостер говорит так медленно, что хозяин [Идеи] нехочет слышать то, что он намерен сообщить, тогда как наш говорит настолько витиевато и уклончиво, что тот, хотя и юрист, не может понять, о чем речь“. Сам Эйзенхауэр верно указал в своем дневнике то, что, по-видимому, было частью проблемы. Даллес, писал он, „часто неубедителен, а временами, кажется, даже не понимает того, что его слова и манеры могут задеть другого человека“. Со своей стороны Даллес с другими американцами считал, что Идеи столь же заносчив, сколь и апатичен. Но их разногласие заходило дальше стиля общения, имелись также особые обиды. Идеи и Даллес уже имели столкновения по проблеме участия в войне Франции в Индокитае два года назад. Идеи отстаивал дипломатическое решение, а Даллес не был в нем заинтересован. Теперь, в Суэцком вопросе, они поменялись ролями.

Однако в августе 1956 года, через несколько дней после национализации, Даллес заверял британского и французского министров иностранных дел, что „необходимо найти способ заставить Насера вернуть“ канал. В течение следующих двух месяцев это выражение успокаивающе звучало в ушах Идена. Но американцы подготовили ряд дипломатических мер, которые казались нереальными англичанам или, если откровенно, казались направленными на оттягивание более прямых действий со стороны англичан и французов.

Фактически, американская политика определялась не Даллесом, а Эйзенхауэром, и президент с самого начала не сомневался в ней. С его точки зрения, применение силы не могло быть оправдано, и сутью политики было предотвратить военное вторжение англичан и французов. Президент считал, что две европейские страны не смогут привести к власти в Египте сговорчивое жизнеспособное правительство. Между тем такая попытка поднимет не только арабов, но и весь развивающийся мир против Запада и сыграет на руку Советам, позволив им, выражаясь словами Айка, потребовать „мантию мирового лидерства“. Более того, он сказал Идену: „Насер преуспевает в драмах“, поэтому лучше всего дождаться, когда ситуация станет менее драматичной. Своим советникам Эйзенхауэр жаловался, что британское мышление „устарело“, в то время как Насер воплотил чаяния народов региона, „сбив с ног белого человека“. Военное нападение на Египет, несомненно, превратит Насера в героя во всем развивающемся мире и повредит дружественным арабским лидерам, поставив под угрозу ближневосточную нефть. Эйзенхауэр неоднократно и твердо советовал Лондону не применять силу, ему и его советникам американская политика была кристально ясной. Развитие событий, однако, показало, что политика США ни в коей мере не была кристально ясной тем, к кому обращена, – англичанам и французам.

Эйзенхауэру было крайне важно, чтобы Соединенные Штаты не выглядели связанными, даже косвенно, с поддержкой того, что казалось возвратом к эре колониального господства. Напротив, ситуация в Египте могла дать возможность заручиться поддержкой развивающихся стран, даже если это влекло за собой ухудшение отношений с традиционными американскими союзниками – англичанами и французами. Ознакомившись с сообщением об одном из высказываний Эйзенхауэра, Насер в шутку заметил своему советнику: „На чьей же он стороне?“6

Был еще один фактор. Эйзенхауэр собирался вновь участвовать выборах в ноябре 1956 года, в начале своего президентства он закончил войну в Корее, он правил как миротворец, и сейчас ему меньше всего хотелось впутываться в военный кризис, который мог испугать электорат и поставить под угрозу его избирательную кампанию. Грубой ошибкой англичан и французов было то, что они в действительности никогда не принимали в расчет календарь американских президентских выборов. Пока продолжалось публичное дипломатическое шоу, они тайно работали в другом направлении. Они планировали военную интервенцию в зоне канала, хотя никто из них не был хорошо подготовлен к такой операции. Британцы обнаружили, что им надо реквизировать океанские лайнеры в разгар туристического сезона и даже привлечь частную транспортную компанию „Пикфорд ремувэлз“, чтобы обеспечить доставку танковых подразделений.

И Лондон, и Париж склонялись к военной интервенции. Французы видели в Насере угрозу своим позициям в Северной Африке. Египетский лидер не только подстрекал повстанцев в Алжире, которые два года назад начали там войну за независимость; он также обучал их и поставлял оружие. Французы хотели усмирить Насера и потребовать обратно канал, который Лессепс построил на французские деньги. Они уже начали консультации с израильтянами, у которых были свои причины нанести удар по Насеру. Египетский президент наращивал вооружения, явно готовясь к войне против Израиля. Он организовывал партизанские рейды в Израиль и установил блокаду южного израильского порта Эйлат, что в конечном итоге было недружественным актом.

Но почему канал был так важен для англичан? Нефть была ключевой частью ответа. Канал был жизненно важной артерией. Лишь за несколько месяцев до экспроприации канала, в апреле 1956 года, команда путешественников „господина Б“ и „господина X“ – под этими именами на Западе знали двух постсталинских советских лидеров Николая Булганина и Никиту Хрущева – прибыла в Лондон. Перед встречей с ними Идеи тщательно согласовал с Эйзенхауэром, что он будет говорить Советам, и Эйзенхауэр был полностью согласен. „Мы ни в коей мере не должны молчаливо соглашаться, – советовал президент. – Это может привести только к тому, что медведь схватит когтями производство и транспортировку нефти, а эти моменты жизненно важны для защиты экономики Запада“. В ходе дискуссий с советскими лидерами Идеи предостерег их от вмешательства на Ближнем Востоке. „Я должен прямо сказать о нефти, – заявил он, – мы будем драться за нее“. Чтобы его слова были понятными, он добавил: „Мы не можем жить без нефти, и… мы не хотим, чтобы нас придушили“8.

Захват Насером канала делал такую перспективу слишком реальной. Международные финансы Великобритании были ненадежными, баланс платежей хрупким. Она превратилась из самого крупного в мире кредитора в самого крупного мирового должника. Ее золота и долларовых резервов хватило бы для оплаты лишь трехмесячного импорта. Нефтяные владения Великобритании на Ближнем Востоке являлись существенной частью всех ее зарубежных доходов. Их потеря нанесла бы непоправимый удар по экономике. Победа Насера в Египте могла вызвать такой же отклик, как и победа Мосаддыка в Иране. Британский престиж был бы подорван, а престиж для англичан имел большое значение, особенно в тот момент, когда почва уходила у них из под ног. Торжествующий Насер будет опрокидывать и свергать дружественные Великобритании режимы и подорвет британскую и американскую нефтяную позицию на всем Ближнем Востоке. Такой момент может наступить, предупреждал Идеи Эйзенхауэра, когда „Насер сможет отказать Западной Европе в нефти, и мы все будем в его власти“.

Идена беспокоила не только нефть и экономика, но и возможность полномасштабного проникновения советской мощи, способной заполнить ближневосточный вакуум. „Идена очень волновала советская экспансия на Ближнем Востоке, – вспоминал один из чиновников министерства иностранных дел, который готовил для Идена доклады по вопросам нефти. – Американцы не были готовы заменить англичан на Ближнем Востоке, поэтому англичанам самим приходилось сдерживать русских“.

Гарольд Макмиллан, министр финансов, мыслил об угрозе нефтяным поставкам и о возможных опасных последствиях абсолютно так же, как и Идеи. Он также был убежден, что Британия находилась в крайне опасном положении. Однако, в отличие от Идена, внешне он не выражал признаков беспокойства. Действительно, в первые две недели кризиса посреди своих обязанностей он смог прочитать тысячи страниц романов девятнадцатого века и еще тысячи страниц других авторов – „Аббатство Нортэнгер“ и „Убеждение“ Джейн Остин, „Наш общий друг“ Диккенса, „Сцены из клерикальной жизни“, „Миддлмарч“ и „Адам Бид“ Джорджа Элиота, а в последующие недели он прочитал „Ярмарку тщеславия“ Теккерея, „Историю англоязычных народов“ Черчилля, биографии Макиавелли и Савонаролы и новый роман Ч. П. Сноу. Если бы не чтение, говорил позже Макмиллан: „Я бы свихнулся!“ Но он так же твердо, как и другие, поддерживал мрачные прогнозы Идена и необходимость действовать. „Истина состоит в том, что мы застигнуты ужасной дилеммой, – писал он в своем дневнике. – Если мы предпримем крутые меры против Египта, и в результате канал закроется, трубопроводы на Восток будут обрезаны, Персидский залив восстанет, нефтяное производство остановится, тогда Соединенному Королевству и Западной Европе достанется“. Однако „если мы потерпим дипломатическое поражение, если Насер уйдет безнаказанным, последует цепная реакция – ближневосточные страны национализируют нефть… а нам опять-таки достанется. Что же нам тогда делать? Мне кажется ясным, что нам следует использовать наш единственный шанс – принять крутые меры и надеяться, что наши друзья на Ближнем Востоке устоят, наши враги падут, нефть будет спасена, но это будет ужасное решение“.

Во время противостояния кризису Идена, Макмиллана и тех, кто был вокруг них, вместе с французским премьером Ги Молле преследовали призраки истории. Для всех них Насер был воскресшим Муссолини и даже нарождавшимся Гитлером. Ровно через десять лет после поражения стран Оси, считали они, появился еще один заговорщик, превратившийся в демагогического диктатора, чтобы важно расхаживать по мировой сцене и возбуждать массы, сея насилие и войну, добиваясь осуществления далеко идущих замыслов. Главным в опыте западных лидеров были две мировые войны. Для Идена крушение дипломатии вело отсчет с неспособности предотвратить трагедию 1914 года. „Все мы в некоторой мере помечены клеймом своего поколения, мое – убийством в Сараево и всем, что за этим последовало“, – писал он позже. Оглядываясь на дипломатию и политику Антанты в решающие недели 1914 года, он говорил, что „невозможно читать об этих событиях и не чувствовать, что мы несем ответственность за постоянное отставание… Всегда отставание, фатальное отставание“.

Еще сильнее бередила память неспособность правительств вовремя реагировать на события тридцатых годов. В 1956 году исполнилось двадцать лет ремилитаризации Гитлером Рейнской области в нарушение договорных обязательств. Англичане и французы не смогли остановить германского диктатора. Гитлер мог потерять свою движущую силу и престиж, он мог даже быть свергнут, и десятки миллионов людей не погибли бы. Но западные державы ничего не предпринимали. Опять же в 1938 году западные страны не смогли поддержать Чехословакию, а вместо этого умиротворяли Гитлера в Мюнхене. Там тоже можно было остановить Гитлера, тогда бы бойня Второй мировой войны была предотвращена.

Идеи мужественно ушел в отставку с поста министра иностранных дел в 1938 году, протестуя против политики умиротворения Муссолини и Гитлера. Теперь, летом и в начале осени 1956 года, ему казалось, что Насер приступил к выполнению слишком хорошо знакомой программы расширения. Для Идена философия революции Насера была созвучна „Майн Кампф“ Гитлера. Насер тоже хотел создать великую империю, и в своей книге он подчеркивал, что арабский мир должен использовать мощь, пришедшую вместе с контролем над нефтью, „жизненным нервом цивилизации“, в борьбе против „империализма“. Без нефти, заявлял Насер, все машины и станки индустриального мира являются „просто кусками железа – ржавого, неподвижного, безжизненного“. Идеи уже пытался достичь компромисса. В 1954 году он поставил на карту свой престиж, добиваясь урегулирования с Египтом вопроса вывода британских сил из зоны канала, и из-за этого подвергся значительным нападкам со стороны части его партии тори. Теперь у него было чувство, что его предал Насер. Как и у Гитлера, у Насера обещания не стоили и бумаги, на которой они были написаны. Был ли захват канала в нарушение международных соглашений еще одной Рейнской областью? Не станут ли новым Мюнхеном дальнейшие заискивание и попытки умиротворения Насера? Идеи не хотел пройти через это еще один раз. Два его брата умерли во время Первой мировой войны, его старший сын погиб во время Второй мировой войны. Он нес перед ними и перед миллионами погибших личную ответственность, потому что западные страны слишком медлили в 1914 году и не остановили развитие кризиса, они были слишком нерешительными в 1930-е годы и не остановили Гитлера. Если необходимо применить силу против Насера, то лучше всего это сделать сейчас.

Премьер Молле прошел через германский концентрационный лагерь Бухенвальд, и он считал так же, как Идеи. Того же мнения придерживался бельгийский министр иностранных дел, который писал британскому министру иностранных дел во время кризиса: „Я не хочу скрывать от вас, что меня постоянно тревожит память об ошибках, совершенных в начале правления Гитлера, ошибках, которые стоили нам так дорого“10.

Для Вашингтона такие аналогии значили гораздо меньше, чем для Западной Европы. Но не найдя согласия в том, как поступать по отношению к Насеру, западные страны, по крайней мере, разрабатывали планы на случай нефтяного кризиса, который может разразиться в результате противостояния в Суэце. Эйзенхауэр санкционировал создание Чрезвычайного комитета по Ближнему Востоку, который был уполномочен выяснить, как обеспечить поставки в Западную Европу, если канал будет закрыт. Министерство юстиции предоставило ограниченный антитрестовский иммунитет компаниям, участвующим в плане, но не достаточный для того, чтобы совместно работать по распределению поставок и обмениваться информацией о потребности в нефти, танкерах и всеми другими данными по материально-техническому обеспечению, которые были бы достаточны для осуществления операций по совместным поставкам. Тем не менее комитет установил тесную связь с британским консультативным советом по нефтяным поставкам и Организацией европейского экономического сотрудничества, планируя управление во время кризиса.

В общем, нефтяные компании считали, что большая часть потребностей Западной Европы может быть удовлетворена увеличением нефтедобычи в Западном полушарии, что приведет к увеличению нагрузки на производство в Соединенных Штатах и Венесуэле. В последние дни июля исполнительный комитет „Стандард ойл оф Нью-Джерси“ наконец получил доклад об альтернативах Суэцкому каналу, поручение по которому было дано еще в апреле. Вместо строительства больших танкеров исследование рекомендовало строительство трубопровода большого диаметра от месторождений Персидского залива через Ирак и Турцию до Средиземного моря. Расчетная стоимость трубопровода равнялась половине миллиарда долларов. Существовала однако задержка во времени; на строительство требовалось четыре года. Более того, опасность чрезмерного расчета на трубы была продемонстрирована уже через несколько дней, когда Сирия в виде предупреждения перекрыла движение нефти по трансаравийскому трубопроводу на 24 часа.

В сентябре в своем послании Идену Эйзенхауэр утверждал, что существует опасность, что „Насера превратят в более важного человека, чем он есть“. В ответ на это сэр Айвон Киркпатрик, бессменный заместитель министра иностранных дел, дал резкую отповедь: „Я бы хотел, чтобы президент был прав. Но я убежден, что он не прав… Если мы будем сидеть сложа руки, пока Насер укрепляет свое положение и постепенно устанавливает контроль над обладающими нефтью странами, он может, и по нашей информации, намерен погубить нас. Если ближневосточная нефть не будет поступать к нам в течение года или двух лет, наши золотые запасы исчезнут. Если наши золотые запасы исчезнут, зона влияния фунта стерлинга разрушится. Если зона влияния фунта стерлинга разрушится и у нас не будет запасов, мы не сможем поддерживать наше присутствие в Германии или в любом другом месте. Я сомневаюсь, сможем ли мы оплачивать минимум, необходимый для нашей защиты. А страна, которая не может обеспечить свою защиту, погибнет“.

В том же месяце, в связи с Суэцким кризисом, Роберт Андерсон, богатый техасский нефтепромышленник, которым очень восхищался Эйзенхауэр, совершил тайную поездку в Саудовскую Аравию в качестве личного эмиссара президента. Целью поездки было убедить саудовцев оказать давление на Насера, чтобы склонить его к компромиссу. В Эр-Рияде Андерсон предупредил короля Сауда и министра иностранных дел принца Фейсала, что Соединенные Штаты разработали технологии, способные создать источники энергии, которая будет гораздо дешевле и эффективнее нефти, что в будущем приведет к потере значимости саудовской и всей ближневосточной нефти. Соединенные Штаты могут оказаться вынужденными обеспечить европейцам доступ к этой технологии, если канал станет средством шантажа.

Король Сауд спросил, что же может послужить такой заменой. „Ядерная энергия“, – ответил Андерсон.

Ни на короля Сауда, ни на принца Фейсала, который кое-что читал о ядерной энергии, это сообщение, казалось, не произвело впечатления. Они не проявляли никакого беспокойства по поводу возможности конкуренции для саудовской нефти на мировых энергетических рынках. Они не приняли во внимание предупреждение Андерсона.

Тем временем главные политики Великобритании и Франции стали очень скептически относиться к перспективам дипломатического урегулирования кризиса, переговоры по которому сосредоточились в Организации Объединенных Наций. Они пришли к выводу, что только военная сила может повлиять на Насера и остановить его в его „Рейнской области“.

24 октября 1956 года высшие дипломатические и военные представители Великобритании и Франции, включая министров иностранных дел, тайно встретились на вилле в Севре около Парижа с делегацией высшего руководства Израиля, включая Давида Бен-Гуриона, Моше Даяна и Шимона Переса. Три государства пришли к взаимопониманию: Израиль в ответ на угрозы и военное давление Египта нанесет военный удар по практически ненаселенному Синайскому полуострову в направлении Суэцкого канала. Британия и Франция выдвинут ультиматум, требуя защиты канала, а затем, если борьба продолжится, что несомненно должно произойти, вторгнутся в зону канала для защиты международного водного пути. Конечной целью англичан и французов являлось создание базы в зоне канала и, если возможно, свержение Насера в ходе операции.

Между Израилем и Францией было гораздо более близкое взаимопонимание, чем между Израилем и Великобританией, в официальных кругах которой укоренилась неприязнь к Израилю и евреям. По иронии судьбы Идеи, который любил арабов и арабскую культуру и как-то во время Второй мировой войны сказал своему личному секретарю: „Дай я шепну тебе на ухо, что я предпочитаю арабов евреям“, готовился теперь выступать против самозваного лидера арабского мира. В отличие от него министр финансов Гарольд Макмиллан считал, что у евреев „есть характер“. Но в Севре британский министр иностранных дел Сельвин Ллойд и его сотрудники относились к израильтянам почти с презрением. Действительно, еще в предыдущие несколько недель Британия думала об оказании помощи Иордании в случае начала войны между ней и Израилем, и предупреждала об этом израильтян. Одной из причин, по которой французы взяли на себя в Севре ответственность и привлекли к англо-французскому соглашению израильтян, явилось стремление предотвратить столкновение между англичанами и израильтянами на Иордане в разгар конфронтации с Египтом12.

За день до тайного соглашения в Севре Египет и Сирия установили совместное командование над войсками египетским контролем. На следующий день ксовместному военному командованию присоединилась Иордания. Жребий был брошен. Однако в этот момент произошло переплетение политических и личных драм, которое в дальнейшем осложнило течение Суэцкого кризиса. 24 октября, в день встречи в Севре, части Красной Армии вступили в Будапешт для подавления революции, разразившейся в Венгрии против советского влияния.

Затем медицинское состояние Энтони Идена. В 1953 году во время операции на желчном пузыре неосторожный хирург повредил желчный проток, который удалось лишь частично восстановить во время последующих операций, превратив Идена, как он сам однажды выразился, „отчасти искусственным внутри“. Он стал часто болеть и при нагрузках испытывал боль. Некоторые потом говорили, что такое состояния может буквально отравить сознание. Ситуация осложнялась тем, что Идеи после этого был вынужден постоянно принимать нарко-анальгетики, чтобы подавлять боль в животе, и стимуляторы (очевидно, амфетамины), чтобы противостоять эффекту болеутоляющих средств. Взаимодействие и побочные эффекты этих разнообразных лекарств тогда не были хорошо известны. Окружающие находили Идена очень возбужденным. Дозы обоих видов лекарств пришлось значительно увеличить после захвата Насером канала. В начале октября Идеи потерял сознание и его срочно доставили в больницу с температурой 41С. Хотя он вновь приступил к работе, но большую часть октября у него все чаще проявлялись признаки нездоровья, и ему приходилось принимать все увеличивающиеся дозы лекарств. Кое-кто стал замечать изменения в его характере. Один из офицеров британской разведки поведал своему американскому коллеге: „Ребята на Даунинг-стрит говорят мне, что наш старик не в себе и весь на нервах“. Иногда Идеи отходил от напряжения и своего нездоровья, сидя в гостиной своей жены на Даунинг-стрит и глядя на бронзовую „Девушку в ванне“ Дега, которую ему подарил сэр Александр Корда13.

Болел не только Иден. Эйзенхауэр в 1955 году перенес сердечный приступ, а затем в июне 1956 года – воспаление подвздошной кишки (илеит), которое требовало хирургического вмешательства. Таким образом, во время надвигающейся конфронтации два главных действующих лица по обе стороны Атлантики были нездоровы. Вскоре к ним присоединится третий.

После месяцев нерешительности и проволочек события стали быстро развиваться. 29 октября Израиль предпринял атаку в Синае, приведя Севрские договоренности в действие. 30 октября Лондон и Париж выдвинули ультиматум и объявили о намерении оккупировать зону канала. В этот же день русские войска были выведены из Будапешта с заявлением о невмешательстве. На следующий день 31 октября англичане бомбили египетские аэродромы, а египетская армия стала в спешке отступать вглубь Синая.

Вся суэцкая операция застигла врасплох американцев. Эйзенхауэр впервые узнал об израильском вторжении во время предвыборной поездки по Югу. Он был разъярен. Идеи предал его; союзники специально обманули его. Они могут невольно вызвать гораздо более серьезный международный кризис, включая столкновение с Советским Союзом. И они поступают так, когда Америка занята президентскими выборами, до которых осталась всего неделя. Эйзенхауэр был так разгневан, что позвонил на Даунинг-стрит и лично задал Идену „трепку“ по телефону. По крайней мере, он считал, что сделал это. На самом деле в гневе он принял за премьер-министра одного из его помощников, снявшего трубку. Даже не дождавшись, пока тот представится, президент излил поток гнева и обвинений на несчастного помощника и повесил трубку раньше, чем Идена смогли пригласить к телефону.

3 ноября наступила очередь Даллеса лечь на больничную койку, был поставлен диагноз – рак желудка, и значительная часть желудка была удалена. Таким образом, три ведущих игрока были больны. Начиная с 3 ноября, в связи с отсутствием Даллеса, повседневный контроль над американской внешней политикой оставался в руках заместителя государственного секретаря Герберта Гувера-младшего, который слепил иранский консорциум, и в Лондоне считался противником британцев.

По некоторым причинам – проблемы материально-технического снабжения, плохое планирование, нерешительность Идена – произошла задержка на несколько дней, прежде чем британские и французские войска смогли исполнить ультиматум и осуществить вторжение в зону канала. А тем временем Насер быстро действовал там, где мог нанести наиболее ощутимый урон. Он затопил десятки судов, наполненных щебнем, цементом и старыми бутылками из-под пива, действенно заблокировав водный путь, задушив поставки нефти, безопасность которых была непосредственной причиной для атаки. Сирийские инженеры по указанию Насера саботировали станции на нефтепроводе „Иранской нефтяной компании“, еще более сократив поставки.

На протяжении месяцев совместного планирования по вопросу, как избежать нехватки нефти в случае, если Насер закроет канал, англичане всегда подразумевали, что Соединенные Штаты закроют любую брешь американскими поставками. Это предположение оказалось громадной решающей ошибкой, не меньшей, чем их невнимание к дате президентских выборов. Эйзенхауэр отказался позволить привести в действие любое из соглашений по чрезвычайным поставкам. „Я склоняюсь к мнению, – говорил он помощникам, – что те, кто затеял эту операцию, должны быть предоставлены самим себе в деле решения своих нефтяных проблем, так сказать, покипеть в собственной нефти“. Нефть даст возможность Вашингтону наказать своих союзников в Западной Европе и оказать на них давление. Вместо обеспечения поставок американским союзникам Эйзенхауэр установит санкции.

К 5 ноября израильтяне установили контроль над Синаем и сектором Газа и надежно защитили Тиренский пролив. В этот же самый день британские и французские силы начали воздушные атаки на зону канала. „Я помню звонок Идена, -вспоминал британский дипломат в Организации Объединенных Наций, – как я услышал его отрывистые фразы с аристократическим выговором времен Первой мировой войны: парашютисты сброшены. Было так нереально, словно он звонил с Марса“. Днем раньше советские войска вновь вошли в Будапешт и стали жестоко подавлять восстание в Венгрии. Из-за Суэца всякие эффективные совместные действия со стороны Запада в отношении венгерского восстания и советской интервенции стали невозможными. В самом деле, без малейшего стеснения Москва заклеймила англичан, французов и израильтян „агрессорами“. Советы также угрожали военной интервенцией, возможно, даже ядерными атаками на Париж и Лондон. Эйзенхауэр дал ясно понять, такие атаки привели бы к разрушительным контратакам на Советский Союз „так же неизбежно, как день сменяет ночь“.

Несмотря на ответ Айка, недовольство американского правительства Великобританией, Францией и Израилем не проходило. Сообщения из Вашингтона не менялись: он не одобрял военные действия, англичанам и французам следует остановиться. 6 ноября Эйзенхауэр одержал убедительную победу над Эдлаем Стивенсоном. В этот же день англичане и французы согласились на прекращение огня; к тому моменту они захватили только небольшой плацдарм у канала. Для них война продолжалась едва ли один день, а возможность достижения главной цели – полного контроля над каналом – была уже потеряна. Но Вашингтон дал ясно понять, что прекращения огня недостаточно. Им следует вывести войска. То же самое касается Израиля, иначе Вашингтоном будут приняты ответные экономические меры. Эйзенхауэр сказал своим советникам, что их насущной задачей является не „позволить арабам обидеться на всех нас“, потому что они могут установить эмбарго на поставки нефти с Ближнего Востока.

Без помощи американцев Западная Европа вскоре ощутит нехватку нефти. Приближалась зима, запасов было достаточно лишь на несколько недель. Обычный маршрут трех четвертей западноевропейской нефти был теперь разорван прекращением транспортировки как по каналу, так и по ближневосточным трубопроводам. В дополнение к этому Саудовская Аравия объявила эмбарго на поставки нефти в Великобританию и Францию. В Кувейте акты саботажа разрушили его систему поставок. Когда комитету по Египту британского кабинета министров сообщили, что Соединенные Штаты рассматривают вопрос о нефтяных санкциях, направленных против Великобритании и Франции, Гарольд Макмиллан всплеснул руками. „Нефтяные санкции! – воскликнул он. – Это конец“. 7 ноября британское правительство объявило, что потребление должно быть сокращено на 10 процентов. Когда Идеи входил в палату общин, его приветствовали звуки мяуканья, раздававшиеся из стана лейбористской оппозиции, которая очень быстро отказалась от безоговорочной поддержки сильной политики против Насера. Критики в парламенте заявляли, что если будет введено нормирование по карточкам, то на них следует напечатать портрет сэра Энтони Идена.

8 ноября Эйзенхауэр встретился с Советом национальным безопасности, чтобы начать рассмотрение вопроса о помощи европейцам. Он говорил о привлечении нефтяных компаний к сотрудничеству в программе главных поставок. „Несмотря на моего толстокожего министра юстиции, – сказал он с улыбкой, – я дам компаниям разрешение на действия в интересах национальной безопасности, этим защитив их от антитрестовского разбирательства. Но что же будет, если тем не менее руководители нефтяных компаний окажутся в тюрьме за участие в такой программе?“ „Ну, – сказал президент, – он их амнистирует“. Он также дал совершенно ясно понять, что это планируется только на случай непредвиденных обстоятельств. Никакая экстренная программа не будет приведена в действие до тех пор, пока англичане и французы действительно не начнут вывод войск из Египта. Европейцы горько жаловались, что Соединенные Штаты собираются наказать Великобританию и Францию, „поместив их в чистилище“. Международные нефтяные компании, увидев, что начинает ощущаться нехватка топлива, попросили администрацию Эйзенхауэра активизировать деятельность чрезвычайного комитета по Ближнему Востоку. Но, как выразился руководитель одной из нефтяных компаний: „Администрация просто отказала“.

Британская экономика была уязвимой и по другой причине. Ее международные финансы были неустойчивыми, и как только в Суэце развернулись военные действия, началась массовая утечка фунта. Англичане серьезно считали, что изъятие проводилось с молчаливого согласия, а может быть, даже и по подстрекательству администрации Эйзенхауэра. Международный валютный фонд с подачи американцев отказал в просьбе Лондона о срочной финансовой помощи. Советник по вопросам экономики сообщал из британского посольства в Вашингтоне, что он сталкивается с „кирпичной стеной на каждом повороте“ в Вашингтоне, при поисках чрезвычайно необходимой финансовой помощи. Американцы, добавил он, „кажется, намерены обращаться с нами как с капризными мальчишками, которых следует поучить, чтобы они не выходили играть без няни“.

К середине ноября „миротворческие“ силы ООН начали прибывать в Египет. Но администрация Эйзенхауэра давала понять, что чистилище еще не закончилось: Чрезвычайный комитет по Ближнему Востоку не начнет действовать, пока британские и французские войска не будут выведены из Египта. Надвигалась нехватка нефти. Эйзенхауэр писал своему товарищу по оружию, британскому генералу лорду Измею, теперь возглавлявшему НАТО, о „печальном положении, в котором оказался свободный мир“. Ему были „далеко не безразличны топливные и финансовые затруднения Западной Европы“, но он снова и снова выражал свое желание не „противодействовать арабскому миру“. Это последнее соображение, сказал он, является „исключительно деликатным вопросом“, о котором „нельзя открыто говорить“. Измей поблагодарил за послание, но конфиденциально предупредил Эйзенхауэра, что „следующей весной силы НАТО потеряют боеспособность из-за нехватки нефти“. Наконец в конце ноября Лондон и Париж заверили в скором выводе своих войск из Суэца. Только тогда Эйзенхауэр официально разрешил начать действовать Чрезвычайному комитету по Ближнему Востоку. Американцы дождались своего дня. Этим они усилили груз унижения и поражения, нанесенного британцам и французам Насером. Во всем этом грязном деле Насер оказался единственным явным победителем.

Однако в середине ноября, когда британские и французские войска были еще в Египте, министр иностранных дел Сельвин Ллойд посетил Джона Фостера Даллеса в его больничной палате в больнице „Уолтер Рид“. Там произошел весьма удивительный разговор, во всяком случае, как вспоминал его Ллойд.

„Сельвин, почему вы остановились? – спросил Даллес. – Почему вы не прошли через все трудности и не свалили Насера?“ Ллойд был поражен. Ведь это же был тот же самый государственный секретарь, что, кажется, сделал все возможное, чтобы предотвратить англо-французскую акцию, и правительство которого сумело прекратить ее, едва она началась. „Ну, Фостер, – ответил Ллойд, – если бы вы хоть подмигнули нам, мы бы пошли дальше“.

Даллес ответил, что он не мог этого сделать.

В начале декабря, через месяц после закрытия канала, когда планы Великобритании и Франции были расстроены, а вся Западная Европа была на грани энергетического кризиса, начала разворачиваться программа экстренных поставок. „Переброска нефти“, как ее называли, был совместным предприятием правительств и нефтяных компаний как в Европе, так и в Соединенных Штатах.

Добыча нефти на Ближнем Востоке в целом не была прекращена. Проблема была в доставке. Решение состояло в подключении других запасов. Благодаря меньшему расстоянию и времени транспортировки любой танкер мог доставить в Европу в два раза больше нефти из западного полушария, чем из Персидского залива вокруг мыса Доброй Надежды. Главная задача чрезвычайных комиссий состояла в перестройке оптовых танкерных поставок так, чтобы Западное полушарие опять стало основным источником снабжения Западной Европы, как это было до конца сороковых годов. Маршруты танкеров были изменены, их распределили между компаниями, произошел обмен поставками – все с целью транспортировки нефти самым быстрым, самым эффективным способом.

В Европе предпринимались значительные усилия для обеспечения справедливого распределения между различными странами чрезвычайных поставок, которые стали известны под названием „сахарница“. Организация европейского экономического сотрудничества (ЕЭС) создала Чрезвычайный комитет по нефти, который непосредственно занимался распределением по формуле, увязывающей потребление нефти до Суэцкого кризиса, уровни запаса и местное энергетическое потребление. „Переброска нефти“ была дополнена нормированием и другими необходимыми ограничительными мерами. Бельгия запретила вождение личных автомобилей по воскресеньям. Франция ограничила уровень продаж нефтяных компаний до 70 процентов от предкризисного значения. Великобритания установила новые налоги на нефть, что привело к повышению цен на бензин и мазут и увеличению платы за проезд в лондонском такси, известной как „суэцкий грош“. Электростанциям содействовали в переходе с нефти на уголь, к концу декабря Великобритания ввела нормирование бензина.

Хотя перераспределение танкеров было проведено в первую очередь, сами поставки нефти отставали. Считалось, что производство Западного полушария следует значительно увеличить, чтобы обеспечить потребности Европы -большая часть этих дополнительных поставок должна была прийтись на Соединенные Штаты, где было множество законсервированных скважин. Международные компании агрессивно рыскали по сырьевым рынкам Соединенных Штатов, чтобы обеспечить все дополнительные поставки для „переброски нефти“. Но ни компании, ни заинтересованные правительства не приняли во внимание Техасский железнодорожный комитет, который ко всеобщему ужасу практически запретил любое увеличение добычи нефти в критические зимние месяцы 1957 года и в основном держал законсервированную добычу нефти замороженной. Здесь пролегла новая линия фронта старой войны между независимыми производителями и монополиями. Как деликатно излагалось в докладной записке Совета директоров „Джерси“ для внутреннего пользования, железнодорожный комитет отражал позицию независимых производителей Техаса, „чьи интересы обычно в целом местнические“. Комитет боялся, что установка нового оборудования по добыче и переработке нефти в штате, при отсутствии дополнительных заказов из Европы, приведет к снижению цен. И, конечно, они хотели высоких, а не низких цен.

Отказ комитета разрешить значительное увеличение добычи нефти вызвал бурю осуждения. Эрик Дрейк из „Бритиш петролеум“ назвал отказ „просто бедствием для Европы“. Один из европейских представителей „Джерси“ сказал, что это „катастрофично“ и может привести к падению поставок компании в Европу на 50 процентов. И Идеи, и Макмиллан выразили протест политики Техасского железнодорожного комитета, а британская пресса осудила это неизвестное и таинственное агентство в глубинке Техаса. „Дейли Экспресс“ вынесла в заголовок: „'Нет – дополнительной нефти, говорят техасские мудрецы“. Почтенный член Техасского железнодорожного комитета полковник Е. О. Томпсон, не колеблясь, дал на жалобы из Великобритании достойный ответ: „Мы уже отправили туда много баррелей сырой нефти, но нас только критикуют за то, что мы не отдаем все по их велению. Англия, очевидно, смотрит на нас как на провинцию или доминион“.

Настроение техасских производителей значительно улучшилось, когда они получили от монополий все, что хотели, а также место на рынке. Скромно, боясь нехватки поставок, дочерняя компания „Джерси“ в Техасе объявила, что она повышает закупочную цену нефти на месторождениях до 35 центов за баррель. Другие компании привели в соответствие свои цены, дополнительная сырая нефть стала доступной у техасских производителей, и поставки для „Переброски нефти“ значительно увеличились. Но вскоре поднялась новая буря обвинений, теперь направленных против нефтяных компаний, которые обвинялись в тайном сговоре, направленном на рост цен. Перед лицом дефицита высокие цены решали две необходимые задачи: увеличение поставок и снижение спроса; оба этих действия не только приветствовались и были конструктивными в разгар нефтяного Суэцкого кризиса, но были необходимы, чтобы „переброска нефти“ заработала. Однако нефть нефтью, а политика политикой, и рост цен вызвал широкую полемику, что привело к дорогостоящим слушаниям в конгрессе, которые заняли более 2800 страниц, и к новому судебному антитрестовскому расследованию деятельности двадцати девяти нефтяных компаний в министерстве юстиции. Дело было окончательно закрыто в 1960 году, когда федеральный судья постановил, что имелось „экономическое оправдание“ повышению цен и что доводы правительства „всего лишь подозрения“.

„Переброска нефти“ потребовала огромного труда по координации действий и осуществлению материально-технического снабжения. Понадобились опыт и участие специалистов, занятых в системе нефтяных поставок союзников через Атлантику в годы Второй мировой войны. Следовало также преодолеть значительные бюрократические и административные сложности. Большое количество правительств, компаний и комитетов по снабжению должны были выработать общий курс, рассортировать информацию, передать ее и убедиться, что программы исполняются должным образом. Было много оснований для путаницы, но „переброска нефти“ работала так хорошо, что казалось, она не требует применения больших усилий. Но это было не так. Впоследствии руководитель одной из нефтяных компаний пытался объяснить, что неправильно считать, что во время кризиса „нужно лишь нажать кнопку, и все будет в полном порядке“. Это предостережение надо иметь ввиду на случай будущих кризисов.

К весне 1957 года нефтяной кризис подходил к концу главным образом благодаря неожиданной эффективности „переброски нефти“. Почти 90 процентов потерянных поставок компенсировались. Своевременные меры по экономии в Европе, которым содействовала теплая погода, практически компенсировали оставшиеся потерянные поставки, поэтому действительный дефицит был небольшим. В целом, европейская экономика не была так зависима от перебоев в поставках нефти, какой она станет позже. В 1956 году нефть составляла только 20 процентов от общего количества энергоресурсов. Несмотря на преобразования, экономика Европы в целом основывалась на угле. В последующие годы эта ситуация изменится.

В марте 1957 года нефтепроводы „Иракской нефтяной компании“ частично были открыты, а к апрелю Суэцкий канал был успешно очищен, и танкеры возобновили движение. Насер победил; теперь канал безусловно принадлежал Египту и управлялся им. Хотя египетские лоцманы в Суэцком канале не одевались с иголочки, как их британские и французские предшественники, они вполне подходили для задач навигации. Производители Персидского залива энергично налаживали поставки, в Кувейте производство сократилось наполовину из-за невозможности транспортировать нефть. В апреле американское правительство приостановило действие чрезвычайной программы „переброски нефти“. В середине мая британское правительство отменило нормирование бензина, а затем нехотя предприняло последний шаг, рекомендуя „британским судам пользоваться Суэцким каналом“. Вот теперь Суэцкий кризис действительно закончился.

Один из американских участников позже вспоминал, что кризис был „любопытным временем… Это была высокая комедия, низкий заговор и глубокая трагедия – как для отдельных людей, так и для народов“. Кризис представлял громадную личную трагедию для премьер-министра Энтони Идена, которого Насер называл „сэром Иденом“. К этому времени Идеи заслуженно пользовался славой человека, имеющего дар предвидения, обладающего мужеством и дипломатическим мастерством, но эта репутация была позорно потоплена вместе с судами, которые Насер отправил на дно канала. Идеи, который так долго готовился стать премьер-министром на протяжении всего кризиса, находился под грузом постоянного эмоционального давления. В ноябре, когда кризис был в полном разгаре, нездоровье заставило его провести продолжительный отпуск на Ямайке в доме, предложенном ему Яном Флемингом – создателем Джеймса Бонда. После возвращения его врачи сообщили, что здоровье не позволяет ему исполнять обязанности премьер-министра. Дни между Рождеством и Новым годом он тихо провел в Чекерсе, думая о своем будущем. В письме другу того времени он писал, что ощущает себя „таким нераскаянным… Мне кажется странным, что лишь немногие, а если вообще кто-нибудь сравнивали эти события с 1936 годом, – они так похожи“. В январе 1957 года он подал в отставку. Гарольд Макмиллан был одним из первых, кому было сказано об этом; он находился по соседству в доме 11 на Даунинг-стрит, когда Идеи пригласил его в маленькую гостиную в переднее крыло дома 10 на Даунинг-стрит. „Я и сейчас вижу его в тот печальный зимний день, – писал Макмиллан в своем дневнике, – на вид такой молодой, такой веселый, жизнерадостный – представитель всей лучшей молодежи, служившей в войне 1914-1918 годов… Пережившие ту ужасную бойню часто осознавали свой особый долг, как давшие обет люди. С этим настроением и он, и я вошли в политику. Теперь, после этих долгих лет служения, на вершине власти он был поражен непостижимой, но неизбежной судьбой“. Ошеломленный Макмиллан печально вернулся через соединяющий здания переход в дом 11 на Даунинг-стрит, резиденцию министра финансов. На следующее утро он сидел под портретом Гладстона в доме 11 и, чтобы успокоиться, тихо читал „Гордость и предубеждения“. Чтение прервал телефонный звонок, его приглашали во дворец, где его назначат премьер-министром.

Суэц был водоразделом для Британии. Он вызвал глубокий разлом в британской культуре, а также в национальной политике и международном положении страны. Однако Суэц не стал предвестником угасания Британии, а показал очевидность уже свершившегося. Британия больше не принадлежала к высшему эшелону мировых держав. Кровопролитие двух мировых войн и раздоры в стране сильно истощили не только ее казну, но также и ее уверенность и политическую волю. Идеи не сомневался, что правильно поступил в Суэце. Годы спустя лондонская „Тайме“ писала об Энтони Идене: „Он был последним премьер-министром, который верил, что Британия является великой державой, и он первым стал противодействовать кризису, который доказал, что она уже не была таковой“. Это было эпитафией как империи и имперским настроениям, так и человеку.

Суэцкий кризис дал международной нефтяной промышленности большую пищу для размышлений. Несмотря на восстановление движения в канале, нефтяные компании больше не были уверены в том, что могут полагаться на него. Компании и правительства много обсуждали возможности строительства дополнительных трубопроводов. Но перекрытие Сирией нефтепровода „Иракской нефтяной компании“ показало, насколько уязвимыми перед чьим-либо вмешательством были трубопроводы. Ясно, что они не были единственным ответом на первостепенный вопрос безопасности транспортировки. Риск был слишком очевиден.

В 1956 году во время бурных споров о Суэцком канале как о жизненно важной артерии больше всего внимания уделялось следующему вопросу: если канал и ближневосточные трубопроводы настолько уязвимы, то тогда для них существует более безопасная альтернатива – путь вокруг мыса Доброй Надежды. Для того, чтобы этот путь снабжения Западной Европы стал экономичным и практичным, необходимы намного более крупные танкеры, способные перевозить гораздо больше нефти. Тогда в промышленности господствовало мнение, что такие танкеры физически невозможно построить, но японские верфи, воспользовавшись преимуществами новых дизельных двигателей и современными сплавами стали, вскоре доказали обратное. „В 1956 году строители танкеров говорили, что более крупные суда будут слишком дорогими, цена горючего будет слишком высока, – вспоминал Джон Лаудон, главный исполнительный директор „Шелл“. – Меня поразило, как быстро японцы создавали эти танкеры“. Они оказались не только достаточно экономичными, но и обеспечивали необходимую безопасность. Таким образом, супертанкеры оказались одним из последствий Суэцкого кризиса, наряду с падением влияния и престижа Великобритании и возвышением Гамаля Абдель Насера. Как выразился один из британских чиновников: „Танкеры явно подвержены меньшему политическому риску“.

В результате Суэцкого кризиса у англичан и французов сохранялось чувство горечи по отношению к американцам. Как едко заметил британский посол в Вашингтоне в начале 1957 года, Эйзенхауэр „смотрел как американский бойскаут на колониализм, Организацию Объединенных Наций и эффективность фраз как политических действий… Необходимость беречь здоровье, совмещенная с природной склонностью, превратила его в одного из самых праздных, но и самых почтенных президентов в американской истории“.

Во время кризиса Соединенные Штаты сконцентрировались на попытках сохранить свои позиции среди арабских нефтяных производителей. Эйзенхауэр делал упор на „превращение короля Сауда в главную фигуру ближневосточного региона“ в качестве альтернативы Насеру, а также на разъяснение арабским производителям нефти, что Соединенные Штаты намерены работать в направлении „восстановления ближневосточных нефтяных рынков в Западной Европе“. Подоплекой этого соображения было также стремление поддержать стабильные прозападные правительства в качестве оплота против советского экспансионизма. И Великобритания, и Франция, конечно, разделяли эти стратегические цели. Различие было в средствах, а не в целях.

Однако на обоих берегах Атлантики признавалась необходимость преодоления Суэцкого раскола. Процессу сильно помог тот факт, что новым премьер-министром был Гарольд Макмиллан, который стал известен своей „невозмутимостью“, хотя, как он позже заметил, внутренне часто „страдал от дурных предчувствий“. Он и Эйзенхауэр трудились вместе в годы Второй мировой войны, между ними установилась дружба, и они прониклись глубоким уважением друг к другу. Когда Макмиллана упомянули как возможного преемника Идена, Эйзенхауэр отозвался о нем как о „прямом, прекрасном человеке“. Как-то не имело значения, что мать Макмиллана была родом из маленького городка в Индиане. Макмиллан тоже был реалистом. После тяжелого урока Суэца он сказал, что „наша судьба в большой степени зависит от правителей в Вашингтоне“. Это был просто факт. На добрые пожелания Эйзенхауэра Мак-Миллан ответил: „У меня нет иллюзий по поводу головных болей, уготованных мне, но тридцать три года парламентской жизни сделали меня достаточно твердым и, как я надеюсь, без атрофии моего чувства юмора“.

Ближний Восток и нефть были, конечно, среди его самых сильных головныхболей наряду с расколом союза с американцами. Формальный процесс примирения между Эйзенхауэром и Макмилланом произошел на Бермудской конференции, которая проводилась в Средиокеанском гольф-клубе в марте 1957 года. Во время подготовки к конференции Макмиллана главным образом занимала нефть. Он запросил карту, показывающую положение различных нефтяных компаний на Ближнем Востоке, а также „фамильное древо“ самих компаний. Взаимопереплетающиеся вопросы нефти и ближневосточной безопасности составили одну из самых главных тем самой встречи. Как позже сказал Эйзенхауэр, „речь просто шла“ о нефти, включая возможность содействия строительству супертанкеров. Суэц показал всем западным державам непостоянство Ближнего Востока; а теперь на Бермудах британцы подчеркнули важность обеспечения независимости Кувейта, а также других государств на берегу Персидского залива, правители которых выглядели очень уязвимыми перед лицом государственных переворотов, готовившихся сторонниками Насера. Обе стороны согласились в необходимости того, чтобы Британия сделала все возможное для обеспечения безопасности залива. Назвав ближневосточную нефть „самой крупной добычей в мире“, Макмиллан призвал к сотрудничеству между двумя правительствами для достижения прочного мира и процветания в регионе – к своего рода „общему подходу“, который существовал во время войны.

Бермудская конференция действительно помогла покончить с расколом между Британией и Америкой. Эйзенхауэр и Макмиллан обещали переписываться раз в неделю. В конце концов две страны действительно имели общие цели на Ближнем Востоке. Но, как это драматически показал Суэц, в последующие годы будет преобладать мощь Америки, а не Великобритании.

В 1970 году, через четырнадцать лет после Суэцкого кризиса, консерваторы победили на всеобщих выборах в Великобритании, и премьер-министром стал Эдвард Хит. Он устроил на Даунинг-стрит, 10 ужин для лорда Эйвона (теперешний титул Энтони Идена), у которого Хит был в 1956 году во время Суэцкого кризиса главным парламентским партийным организатором. Для Идена его возвращение в дом 10 в качестве почетного гостя было удивительно сентиментальным событием. Хит произнес очаровательную и остроумную речь, а Идеи встал и ответил экспромтом. Он предложил особенную молитву за британцев, чтобы они смогли найти „озеро нефти“ под Северным морем. Именно это и произошло в 1970 году, но Хит не успел воспользоваться плодами открытия, и его правительство пало в результате очередного энергетического кризиса. Насколько по-другому могли бы развиваться события в 1956 году, если бы англичане знали или просто подозревали о существовании такого озера.